ероятно, когда-нибудь законность моего рождения будет важна для
него. После того, что я узнал о нем в тот день, я посчитал, что все возмож-
но. Но  фактически  я, как и всегда, не сомневался, что его брак с моей ма-
терью был делом естественной, свойственной ему честности. И я верил, что он
никогда не  увиливает от ответственности за свои поступки.  Я знал, что мое
рождение было ошибкой. И,  как я всегда говорил, не мне критиковать  то ка-
чество жизни, которое он давал мне потом.
      И, правда, уже перевалило за полночь, когда большая часть собравшихся
отправилась по домам. Давно уехали мистер и миссис Боссы с шофером и в соп-
ровождении телохранителя.  Полли  зевала  от честно заработанной усталости.
Оринда и мистер А. Л. Уайверн  скрылись из вида. Миссис Леонард Китченс та-
щила мужа домой, не жалея резких слов из своего энергичного словаря.
      Я ждал отца до конца. И не только потому, что у меня не было ключа от
спальни над штаб-квартирой избирательной кампании. Но и потому, что ему бу-
дет нужен слушатель, чтобы развеяться, когда все приветственные крики оста-
нутся позади.  Хотя мне еще не исполнилось восемнадцати,  я знал, что после
триумфов  нужна  человеческая  компания.  После  трех  (нечастых)  побед  в
стипль-чезе я возвращался в  пустую комнату в доме миссис Уэллс, и  не было
никого, кто бы прыгал от радости  вместе со мной. Никого, кто бы обнял меня
и криком выражал свой восторг. Не было никого, кто бы разделил мое счастье.
В ту  ночь отец нуждался во мне. Жена была бы лучше. Но он определенно нуж-
дался в ком-то. И я остался. Он обнял меня за плечи.
      - Боже, - пробормотал он.
      - Ты  будешь премьер-министром, - сказал  я. - Мистер  Босс боится
этого.
      - Почему он или кто-то другой должны этого бояться? - Отец удивлен-
но посмотрел на меня, глаза его сияли.
      - Они всегда убивают Цезаря. Это твои слова.
      - Что?
      - Ты блестяще провел встречу.
      - Я могу обойтись без твоего сарказма, Бен.
      - Нет, отец, серьезно...
      - Папа.
      - Папа...  - У  меня язык не поворачивался. .Я  не мог называть его
"папа". Папы - это люди, которые возят тебя в школу,  и  бросают снежки, и
устраивают выволочку, если поздно приходишь  домой.  Папы  не посылают тебе
путевку в лыжную школу вместе с рождественской открыткой.  Папы не посылают
в отель  анонимный факс со словами  "хорошо сделано", когда  сын выигрывает
скоростной спуск на лыжах среди подростков. Папы сидят там и  болеют. Отцов
там не бывает.
      Еще остававшиеся после встречи люди с сияющими лицами  подошли к нам,
чтобы присоединить и свои поздравления. Отец  снял руку с моего плеча и по-
жал им руки  дружески  и доброжелательно. А у  меня  перед глазами возникла
картина, как  в следующие четыре недели до выборов  эти люди встречаются на
улице и  говорят: "Джулиард очень хороший парень. Как  раз такой, какой нам
нужен...  Голосуйте  за Джулиарда. Ничего лучшего вы  сделать  не  можете".
Рябь, поднятая этой ночью,  докатится  до окрестностей Хупуэстерна и вихрем
пронесется по его дорогам.
      Отец спустился с подиума, решив, что для одного дня сделано достаточ-
но. Мы вышли из зала, миновали  отель и под музыку пожеланий "спокойной но-
чи" нырнули в теплую августовскую темноту.
      За спиной у  нас  остались огни  отеля.  По периметру площади  стояли
уличные фонари. Но узорно выложенные камни мостовой под ногами были темными
и неровными. Как я узнал позже, здесь на скользком зимнем льду пожилые люди
падали и ломали кости. А в ту эйфорическую ночь отец зацепился за выступав-
ший камень  и упал  вперед на одно колено, стараясь  не растянуться во весь
рост. Но это ему не удалось.
      Точно в этот самый  момент  раздался громкий хлопок, резкий свистящий
звук и звон разбитого стекла.
      Я нагнулся к отцу и в свете фонарей увидел, что у него тревожно выта-
ращены глаза и от боли сурово сжат рот.
      - Беги, - приказал он. - Беги в укрытие. Проклятие, беги.
      Я остался там, где стоял.
      - Бен, - настаивал он, - ради бога. Это же ружейный выстрел.
      - Да, я знаю.
      Мы были на середине площади.  Легкие  неподвижные  мишени. Он пытался
встать на ноги и продолжал требовать, чтобы я бежал. И первый раз в жизни я
сам принял решение и не подчинился отцу.
      Он не мог удержать свой вес  на левой ноге. Приподнялся и снова упал,
умоляя меня бежать.
      - Не вставай, - сказал я.
      - Ты не понимаешь... - В голосе слышалось страдание.
      - У тебя идет кровь?
      - Что? Не думаю. Я подвернул лодыжку.
      Из отеля бежали люди, встревоженные громким хлопком, который, отража-
ясь от  окружавших площадь зданий,  несколько раз эхом прогремел в воздухе.
Они подбежали к  нам  и встали,  образовав  круг. Любопытные и  огорченные,
сморщив от непонимания лбы.
      Все были  смущены и без конца  повторяли: "Что случилось?  Что случи-
лось?" - и протягивали руки, чтобы помочь отцу. Они старались смягчить по-
ложение благожелательной заботой и добротой.
      Когда нас окружили люди, он,  наконец,  взял мою руку и, опираясь  на
других людей, встал на ноги. Или, вернее, на правую ногу. Потому что, когда
он оперся на левую, у него вырвался крик от резкой боли. Теперь отец скорее
чувствовал неловкость,  чем  страх.  Он сказал столпившимся доброжелателям,
что не смотрел под ноги и по-дурацки упал. Он извинился за причиненное бес-
покойство. Он объявил, что с ним все в порядке, и снова улыбнулся в доказа-
тельство этого. Он тихо выругался, вызвав одобрение толпы.
      - Но звук, - вспомнила женщина.
      - Он звучал, как... - закивали головами мужчины.
      - Но не здесь, в Хупуэстерне...
      - Это был... выстрел?
      - Ружейный выстрел, - нетерпеливо подтвердил  мужчина важного вида.
- Я узнаю его везде. Какой-то сумасшедший...
      - Но откуда? Здесь нет никого с ружьем.
      Все начали оглядываться. Но слишком поздно, чтобы найти ружье. Теперь
можно думать, что это был случайный неприцельный выстрел.  Отец опять обнял
меня за  плечи. Но в  этот раз,  надеясь на поддержку  другого рода,  более
практическую. Он принял бодрый вид, показывая собравшимся, что у нас  все в
порядке и что наконец мы перейдем площадь.
      Мужчина важного вида буквально оттер меня и занял  мое место подпорки
или костыля, приговаривая громким властным тоном:
      - Позвольте мне.  Я  сильнее, чем этот парень.  Я  в момент доставлю
вас, мистер Джулиард, в ваш офис. Вы только обопритесь на меня.
      Отец оглянулся назад, где я остался  стоять. И мне было видно, что он
собирался протестовать, защищая  меня. Но такая перемена вполне меня устра-
ивала, и я просто помахал рукой, чтобы он спокойно шел к штаб-квартире. Все
оставшееся расстояние мужчина важного вида почти нес подпрыгивавшего на од-
ной ноге отца.  Их окружала группа наблюдателей, что-то сочувственно бормо-
тавших и предлагавших помощь.
      Я шел  за отцом. Это получилось  вполне естественно. До  меня донесся
высокий голос, кричавший что-то нам вслед. Я оглянулся и увидел  Полли, бе-
жавшую по площади. Ее сандалии на ремешках цеплялись за неровные камни, она
спотыкалась, и в голосе звучало отчаяние.
      - Бен... Бен... Джорджа застрелили?
      - Нет, Полли, нет, - попытался я успокоить ее.
      - Кто-то сказал, что Джорджа застрелили. - Она запыхалась, и ее пе-
реполняло недоверие.
      - Смотрите, вон он. - Я взял ее руку и показал. - Там. Подпрыгива-
ет. Он подпрыгивает и злится на  себя за то, что подвернул лодыжку и теперь
нуждается в помощи, чтобы дойти до офиса.
      Рука Полли дрожала от внутреннего потрясения, которое уже начало мед-
ленно проходить,  когда она  увидела, что Джордж и правда  живой и в полную
силу проклинает себя.
      - Но... выстрел...
      - Похоже, что кто-то  выстрелил как раз в тот момент, когда  он упал
на камни, -  пояснил я. - Но даю вам слово, что пуля его не задела. Крови
не было.
      - Но, Бен, вы такой молодой. - Ее сомнения еще не прошли.
      - Даже ребенок мог бы заметить,  была кровь или нет, - поддразнил я
ее. Мое спокойствие, я видел, наконец  убедило ее. Она пошла рядом за мной,
как флейтист в пестром  костюме  [герой одноименной поэмы английского поэта
Роберта Браунинга, уведший за собой  весь  город.],  возглавляя  процессию,
направлявшуюся к дверям штаб-квартиры. Там отец достал ключ, и все  вошли в
помещение.
      Отец пропрыгал по комнате и сел в свое вертящееся кресло  за письмен-
ным столом. Посмотрев в список телефонов, он позвонил в местную полицию.
      - Полиция уже получила несколько жалоб, - сообщил он, положив труб-
ку. - Они едут сюда. Огнестрельное оружие запрещено... нельзя нарушать по-
кой... и тому подобное.
      - Но  вам больше нужен доктор, -  раздался чей-то  голос. И тут  же
кто-то еще отправился за врачом.
      - Такая забота. Вы чертовски добры, - сказал отец.
      Оставив позади гул и гвалт, я  вышел в открытую дверь и посмотрел че-
рез площадь  на отель "Спящий дракон". Вопреки названию  там никто не спал.
Облокотившись на подоконники, одни  с  верхних этажей смотрели вниз, другие
стояли внизу в ярко освещенных дверях.
      Я вспомнил свист пролетавшей пули и  подумал о рикошете. Отец и я шли
по прямой линии от отеля к штаб-квартире. Если пуля была нацелена в него, и
если он споткнулся в тот самый момент, когда был нажат курок, и если траек-
тория пули начиналась где-то на  верхних  этажах  "Спящего дракона" (потому
что внизу собралось слишком много народа), и если пуля разбила стекло, звон
которого я слышал, то почему не  повреждено ни одно стекло в окнах фасада с
эркерами, в штаб-квартире?
      Потому, ответил я,  что все дело  было чистым совпадением.  Вовсе  не
предполагалось, что  пуля  остановит политическую карьеру Джорджа Джулиарда
раньше, чем она началась. Конечно, не предполагалось. Драматизировать поло-
жение - ребячество.
      Я повернулся,  чтобы войти в офис,  и увидел, как  мгновенная вспышка
света упала на разбитое стекло, валявшееся на земле.
      Разбитым оказалось окно в благотворительной лавке, вход в которую был
через соседнюю дверь.
      Свист. Рикошет.  Удар. Удар пули  об изгиб камня мостовой мог вызвать
отклонение прямой траектории. Ружейная пуля,  летевшая  прямо,  и это очень
похоже на правду, могла  пробить в стекле дырку и двигаться дальше.  Но ос-
лабленная пуля (летевшая рикошетом  от  камня) могла вызвать вибрацию, раз-
бившую  стекло.  Со стороны стоянки машин, противоположной фасаду,  прибыла
полиция. И доктор. Говорили все одновременно.
      Доктор наложил повязку и сказал, что это растяжение, а не перелом. Он
прописал приподнять ногу вверх и прикладывать лед. Полиция выслушала мнение
мужчины важного вида о ружейном выстреле.
      Я стоял в стороне  и заметил, что отец сквозь толпу смотрит  на меня.
Взгляд у него  удивленный  и вопрошающий. Я чуть  улыбнулся  ему, и просвет
снова закрылся, когда люди начали выходить. Я сообщал молодому на вид поли-
цейскому в  форме, что в благотворительной лавке разбито  окно в эркере. Он
вышел на улицу, чтобы посмотреть. Но  когда я на пробу упомянул о рикошете,
он насмешливо посмотрел на меня и спросил, сколько мне лет. Я немного зани-
мался стрельбой из ружья в школе,  ответил я. Он равнодушно кивнул и сделал
пометку в блокноте.  Полицейский вернулся в  офис и присоединился  к  своим
коллегам. Я последовал за ним.
      Драгоценная  Полли  стояла возле отца и озабоченно всех  выслушивала.
Фотограф сделал несколько снимков со вспышкой. Хотя никто в действительнос-
ти не был застрелен, суета вокруг выстрела продолжалась очень долго. И было
уже  два  часа  ночи, когда я наконец закрыл парадную дверь и черный ход на
засовы и выключил в пустых комнатах свет.
      Отец, сидевший внизу, решил подняться наверх. Он принял от меня мини-
мальную помощь и, морщась от боли, сам вошел и вышел из ванной и лег на не-
широкую кровать в  спальне. Предполагалось, что  я буду спать  в  маленькой
гостиной на раскладной софе. Но я подумал и лег на  вторую  кровать рядом с
отцом. Спать мне не хотелось, и я остался полуодетым.
      Двадцать часов  назад я, напевая, ехал  на велосипеде от  дома миссис
Уэллс в конюшню, а потом легким галопом скакал по залитой солнцем траве Да-
унса.  Моя  жизнь  оказалась разорванной на части, и я вошел в новый мир. Я
долго размышлял, а что было  бы, если  бы я получил пулю в спину. Как я мог
спать?
      Я выключил свет сбоку от кровати.
      - Бен, почему ты не убежал? - спросил в темноте отец.
      - А почему ты велел мне бежать? - после паузы ответил я.
      - Я не хотел, чтобы тебя подстрелили.
      - М-м. Ну, поэтому я не убежал. Я не хотел, чтобы тебя подстрелили.
      - Но ты же стоял на пути?..
      - Это интереснее, чем гладить малышей.
      - Бен!
      - Я бы сказал, что это винтовка 22-го калибра, - немного спустя на-
чал я.-Я бы сказал, что это  специальная пуля. Я хорошо знаю ее звук. Если
пуля "22" ударит в тело, то очень похоже, что она не убьет жертву. Если она
попадет в голову или в шею;  то исход, вероятно, будет летальный. А я всего
лишь прикрывал твою голову. На второй кровати долго молчали.
      - Я забыл, что ты умеешь стрелять, - наконец проговорил отец.
      - Я был в школьной команде.  Нас учил один из лучших в стране стрел-
ков. - Я улыбнулся в темноте. - Знаешь, ты платил за это.


      ГЛАВА 3

      На следующее утро еще не было  девяти, когда я спустился вниз и в от-
вет на пронзительный звонок отодвинул засов. На пороге стоял мужчина и дер-
жал палец на кнопке. Невысокий, черноволосый, полный и мягкий, как подушка,
он держал в руке связку ключей и выглядел очень раздраженным.
      - Кто  вы? -  требовательно спросил он. - Что  вы здесь делаете? И
почему дверь закрыта на засов?
      - Бенедикт... - начал я.
      - Что?
      - Джулиард.
      Он с  минуту смотрел на меня, потом взял  щетку и недовольно принялся
наводить  порядок  после разгрома, оставленного событиями вчерашней ночи  в
обоих кабинетах. И в том, что с окном в  эркере, и  в том,  что выходил  на
стоянку машин.
      - Полагаю, вы его сын, - проворчал он,  собирая рассыпанные конвер-
ты. - Джордж потратил вчера весь день, чтобы привезти вас сюда. Ну, раз вы
уже здесь,  займитесь чем-нибудь полезным.  - Он показал на беспорядок. -
Кстати, где Джордж? Радио раскалено от новостей. Что здесь вчера произошло?
      - Наверху. Он растянул лодыжку. И... м-м-м... кто вы?
      - Мервин Тэк, конечно. - Он нетерпеливо посмотрел на мое изумленное
лицо. - Я агент. Вы ничего не знаете?
      - Не много.
      - Я  руковожу его избирательной кампанией.  Я здесь для  того, чтобы
втащить Джорджа  в парламент. По радио сообщили, что  в него ктото стрелял.
Это правда? - Мервина Тэка это  вроде бы не взволновало, он продолжал рас-
кладывать бумаги.
      - Возможно.
      - Хорошо.
      - М-м-м? - удивленно промычал я.
      - Бесплатная известность.  Мы не можем себе позволить покупать эфир-
ное время.
      - Ох.
      - Это избавит нас от Титмесса и Уистла.
      - А  это кто? - спросил я.  - Независимые  кандидаты. Нам не  надо
беспокоиться из-за них.
      - Доброе  утро, Мервин. Вижу, вы уже познакомились  с моим сыном, -
раздался голос отца, ковылявшего вниз по лестнице.
      Мервин без энтузиазма стрельнул в меня взглядом.
      - Повезло, что он здесь. Он будет возить меня по округе.
      По дороге из Брайтона я рассказал отцу, что нанимался посыльным, что-
бы заработать деньги  на уроки вождения, и получил водительское удостовере-
ние недель пять назад.
      - Хорошо, - согласился Мервин.
      - Но после экзаменов я не садился за руль.
      - Все в свое время. - Ласковое выражение отца запрещало мне раскры-
вать свою неопытность. Я понял: между кандидатом и его агентом  была терпи-
мость, но не теплота.
      Появилась молодая женщина, угловато-костлявая,  со  строго уложенными
волосами, в деловом сером костюме с яркой розеткой "Джулиард", приколотой к
плечу. Она представилась как Кристэл Харлей, секретарь Мервина  Тэка. В те-
чение утра я узнал, что только она и Мервин Тэк  получают  деньги за работу
для партии на  дополнительных выборах. Все остальные - активисты, выполня-
ющие поручения на общественных началах.
      Одна за другой  приехали  три вчерашние ведьмы-общественницы и начали
утешать отца, заботливо воркуя и  пичкая  его бесконечным кофе. Я забыл  их
имена.
      - Фейт, Мардж и Лаванда, - с ласковым упреком напомнила Фейт.
      - Простите.
      - Хороший политик  запоминает  имена, - строго проговорила Лаванда.
- От вас не много будет  пользы отцу, если вы забываете людей, которые его
окружают. - Худая леди с нежно  пахнущим именем принадлежала к тем, кто не
одобрял Оринду Нэгл. Лаванде трудно понравиться, подумал я.
      Мервин Тэк и отец обсуждали,  на  каких  улицах расклеивать листовки.
Кристэл Харлей  вводила бесконечные детали  в компьютер. Фейт, как мать се-
мейства, ходила и  вытирала  пыль. Мардж включила фотокопировальную машину,
издававшую тихое гудение.
      Я сидел на вчерашней табуретке, просто слушал и  узнавал много удиви-
тельных (для меня) фактов об избирательной кампании. И главный среди них -
крохотная сумма, которую разрешается потратить. Никто не мог бы купить себе
место в парламенте.  Каждый кандидат опирается на армию бесплатных помощни-
ков, которые  ходят от двери к двери  и убеждают  проголосовать за него,  и
прибивают плакаты "Голосуйте за меня" на каждое подходящее дерево.
      Все  правила  определены в актах парламента, решительно пояснила  мне
Кристэл, не отрывая пальцев от  клавиатуры,  а глаз от экрана. Акты  строго
ограничивают сумму, которую может потратить кандидат.
      - В этом округе  примерно  семьдесят тысяч голосующих, - продолжала
она. - На те деньги, что нам разрешено потратить, нельзя купить семидесяти
тысяч кружек пива. Подкупить британских  избирателей  невозможно.  Их  надо
только убедить. Это работа вашего отца.
      - Понимаете, дорогой, нельзя накупить марок и послать всем избирате-
лям письма. Надо сесть на  велосипед  и вручить письма лично, -  улыбаясь,
добавила Фейт.
      - Вы имеете в виду, что у вас нет денег, чтобы купить марки?
      - Мы отчитываемся за каждый потраченный пенс, - кивнула Кристэл. -
Когда выборы  кончатся, мы должны  по пунктам перечислить все расходы, куда
ушли деньги. И можно держать пари на собственную драгоценную жизнь, что лю-
ди Пола Бетьюна будут от радости прыгать до потолка, если обнаружат, что мы
превысили лимит. Точно так же, как и мы будем в  лупу  разглядывать его от-
чет, выискивая погрешность в два пенни.
      - Но вчерашний обед... - начал я.
      - За  вчерашний обед платили  люди, которые его ели. Местной ассоци-
ации избирателей он ничего не стоил,  - просветила меня Кристэл. Она с ми-
нуту помолчала, а потом продолжила мое образование. - Мервин и  я работаем
в местной  ассоциации избирателей этой  партии. Мы не от Вестминстера. Мес-
тная ассоциация оплачивает офис, и все, кто есть в ней, надеются на подарки
и на добровольные пожертвования.
      Кристэл с одобрением относилась к тому, как все устроено. А  я только
смутно удивлялся, почему в палате общин, если все так тщательно отрегулиро-
вано для безукоризненного хода выборов, так много идиотов.
      Относительный покой  в офисе, где  толклись только семь пар ног, про-
должался лишь до того момента, пока в обе двери не ворвалась толпа, взбудо-
раженная событиями прошлой  ночи.  Начались бесконечные вопросы, на которые
вроде бы не было ответов.
      Мервин Тэк любил такую суету.  Полиция,  репортеры,  просто  любопыт-
ные... Он с  жаром приветствовал каждого.  Его кандидат не  только  остался
жив, но и совершенно очаровал всех, задававших вопросы. Оператор ТВ направ-
лял в лицо отцу яркий прожектор и записывал на пленку искренность его улыб-
ки. К  местным  газетчикам прибавились корреспонденты н