партии в
Вестминстере послал его сюда бороться на  дополнительных  выборах  и,  если
сможет, победить. Он не собирался вытеснять лично вас.
      - Откуда вы знаете? - фыркнула она.
      - Он говорил мне.  С последней среды, когда он привез меня  сюда как
витрину, отец прочитал мне краткий курс политграмоты. Он  с уважением отно-
сится к  вашим  чувствам. И, конечно, если бы вы были на его стороне и если
бы благодаря  этому  он был избран, то, может быть, вы сумели бы быть в его
команде такой же значительной фигурой, какой вы были с мистером Нэглом.
      - Вы ребенок, - вздохнула она.
      - Да... простите. Но здесь все говорят, как вы потрясающе умеете ра-
ботать с избирателями.
      Она ничего не сказала.  Просто  начала, облокотившись на изгородь па-
радного круга, снова изучать программу.
      - Ваш отец хочет власти, -минуту спустя проговорила она.
      - Да. - Я помолчал. - А вы хотите?
      - Конечно.
      Власть проходила перед нами в виде мускулистых крупов взрослых живот-
ных, выращенных специально для стипль-чеза. Способных на дистанции четыре с
половиной мили развивать скорость до тридцати миль в час и даже больше. Это
расстояние и скорость открывают  дорогу  на Большие национальные скачки. Ни
одно животное на земле не может  быть лучше скаковой лошади в смысле вынос-
ливости и скорости. Такая власть...  такая  власть - это для меня.  Власть
быть в гармонии с лошадью,  вести  ее, преодолевать с ней препятствия.  Ох,
милостивый боже, дай мне эту власть.
      - Ушер Рудд, - начала Оринда, - вы знаете, о ком я говорю?
      - Да
      - Ушер  Рудд сказал моему  другу, Алдерни Уайверну... м-м-м, вы зна-
ете, кто Алдерни Уайверн?
      - Да.
      - Ушер  Рудд говорит, что Джордж  Джулиард не только  лжет, заявляя,
что вы его законный сын, но он держит вас как своего кэтэмайта.
      - Кого? - Если вопрос прозвучал недоуменно, то потому, что я ничего
не понял. - Что такое кэт и майт?
      - Вы не знаете, что это значит?
      - Нет.
      - Кэтэмайт - это мальчик... мальчик-проститутка,  мальчик - любов-
ник мужчины.
      Я не так возмутился, как удивился. И даже расхохотался.
      - Ушер Рудд, - предупреждающе продолжала Оринда, - неутомимый гря-
зекопатель. Не относитесь к нему беспечно.
      - Но, по-моему, цель его шантажа - Пол Бетьюн.
      - Цель  его шантажа - каждый, - отчеканила  Оринда. - Он сочиняет
лживые обвинения.  Ему нравится топтать  людей. Если удается, он делает это
за деньги. Если денег не дадут,  он сделает это ради удовольствия. Он отры-
вает крылья у бабочек. А вы законный сын Джорджа Джулиарда?
      - Я похож на него, немного.
      Она кивнула.
      - И он женился на моей матери... на глазах множества  свидетелей (не
одобрявших их брак, но это не имеет значения).
      Новость вроде бы ей не понравилась.
      - Наверно, вы бы предпочли, чтобы  Ушер Рудд был прав? - заметил я.
- Тогда бы вы сумели избавиться от моего отца?
      - Алдерни Уайверн говорит, что для этого нужно  большее, чем выдумки
Ушера Рудда. Надо найти сильный противовес.
      В голосе Оринды слышалась горечь. Хотя Полли рассчитывала на мою спо-
собность понимать несчастных и утешать их, сейчас я совсем заблудился в ла-
биринте непримиримой обиды Оринды на моего отца.
      - Кто-то стрелял в него, - заметил я.
      - Еще одна ложь, - покачала она головой.
      - Я был там, - запротестовал я.
      - Алдерни тоже был, -  возразила  она. - Он видел, что  случилось.
Джордж Джулиард  споткнулся о камень, а кто-то из  энтузиазма один раз выс-
трелил в воздух.  А  Джулиард заявил, будто кто-то  стрелял  в него! Полная
чушь. Ради популярности он идет на все.
      Оринда никогда бы не полезла под машину и не отвинтила бы пробку кар-
тера, подумал  я. Как бы осторожно ни действовал  диверсант, масло могло бы
вытечь прежде, чем он вставил в отверстие свечу. Даже если она знала, где и
как отвинтить пробку, в моей голове никак не укладывалось машинное  масло и
платье Оринды.  Такое трудно вообразить и после месяца  хождения от двери к
двери, убеждая избирателей отдать голос Джулиарду.
      Оринда не могла без очков прочесть программу скачек.  Мне трудно было
представить, как она целится и стреляет в выбранную мишень.
      Наверно, Оринда в некоторые моменты желала смерти моему отцу, но сама
не могла бы убить его. Поэтому  и не верила, что кто-то другой совершил та-
кую попытку.
      Оринда, подумал я, не просила и никому не платила за то, чтобы ее из-
бавили насильственно от моего отца. Ее ненависть имела пределы.
      Я повел ее через скаковой круг, чтобы мы могли смотреть  второй заезд
вблизи одного  из препятствий. Мне хотелось, чтобы она  по крайней мере по-
чувствовала, какая скорость бывает на  скачках.  Ее  острые высокие каблуки
утопали в  торфяном грунте. При  каждом шаге ей приходилось вытаскивать их.
Прогулка получилась тяжелой и Оринде явно не понравилась. Сегодня я  не до-
бился большого успеха, подавленно сознавал я.
      Правда, на  нее произвели впечатление  шум и энергия, с какими лошади
весом в полтонны взмывали над барьером или сбивали  верхние бревна большого
потемневшего березового забора. Она, наверно, слышала, как жокеи кричали на
животных и что-то друг другу. Видела, как вытягивались ноги в белых бриджах
и как  сверкало августовское солнце на ярком шелке  спортивной формы. И не-
важно, хотела она меня знать или нет. Все равно Оринда совершенно неожидан-
но поняла, почему этот вид спорта очаровывает герцога и всех, кто собирает-
ся с силами и приезжает смотреть на скаковых лошадей.
      Когда лошади  еще раз, взлетая  и опускаясь, пронеслись мимо нас, ус-
тремляясь к прямой, ведущей к финишу,  и когда воздух еще дрожал от их мощ-
ного движения, я сказал:
      - Я понимаю ваше состояние после того, как избирательный комитет ос-
тавил вас в стороне.
      - Вряд ли. Вы еще очень молоды. - В голосе ни капли доброты.
      - Вы потеряли то, чего больше  всего хотели, - почти в отчаянии на-
чал я. - И это невыносимо. Вы предвидели жизнь, когда каждый день приносит
радость. Радость,  которая будет наполнять  вас и даст внутреннюю силу сде-
лать реальными самые дорогие мечты. И  у вас все отняли. Вам этого не пола-
гается иметь, объяснили  вам.  Боль жжет,  не  переставая. Поверьте мне,  я
знаю.
      Оринда вытаращила на меня зеленые глаза.
      - И возраст тут не имеет  значения, - продолжал я. - Такое чувство
может быть  и  в шесть лет. Вы страстно хотите иметь пони, а его негде дер-
жать. И  вам говорят, мол,  нет смысла  тратить время на  такие пустяки.  А
я...-Я сглотнул и решил замолчать, но в этот раз обнаружил, что слова выс-
какивают и сквозь стиснутые зубы. - А я хотел этого.  -  Я протянул руку,
показывая на забор из  березовых бревен и на все пространство скачек.  - Я
хотел всего,  что  здесь.  Я хотел быть жокеем с тех пор, как себя помню. Я
рос, веря, что это будет моей  жизнью. Я рос с горячей уверенностью в своем
будущем. И... ну... на этой неделе у меня его отняли. Мне сказали, что я не
могу  жить  так,  как хочу. Мне сказали, что я не очень хороший наездник. У
меня нет искры, чтобы быть таким жокеем, каким я мечтал быть. Отец говорит,
что он заплатит за мое обучение в университете. Он говорит, что ездить вер-
хом -  пустая трата времени, если я  не буду  блестящим жокеем. И  правда,
ведь  это  не  конец света... И пока сегодня не приехал сюда, я не понимал,
как абсолютно ужасно жить  без всего этого... Но мне не нравится  стонать и
кататься по земле. И если вы  думаете, что надо быть в определенном возрас-
те, чтобы понять ваше состояние, то вы ошибаетесь.


      ГЛАВА 6

      В конце дня я мрачно вел  "рейнджровер" к дому Полли в лесу. Меня му-
чило чувство, что я не оправдал ее надежды. И не только не извлек пользы из
неповторимой возможности, но ухудшил положение еще в большей степени.
      К тому времени, когда Оринда  и  я снова пересекли скаковой круг  (ее
каблуки еще  сильнее увязали в земле)  и добрались до  ложи распорядителей,
герцог снова куда-то исчез. Оринда наблюдала за третьим  заездом с балкона,
на который вела дверь  из комнаты для ленча. Спиной ко мне.  Знак, запреща-
ющий начать разговор.
      Лошадь, которая несла семь фунтов пенальти, выиграла заезд. Оринда на
нее не ставила.
      Вернулся герцог и, увидев ее, весь превратился в  улыбку. Оринда оча-
ровательно поблагодарила его за гостеприимство и уехала. Ни отцу, ни Полли,
ни мне она не сказала ни слова, полностью игнорируя наше существование. А я
пережил еще три заезда. Как мне хотелось быть меньше ростом, быть богатым и
в последнюю очередь гениальным.  Без  этих очевидных преимуществ мне ничего
не светит. И я впал в мрачность, будто от утраты волшебной сказки.
      Когда Полли пригласила нас зайти в дом, отец тут же согласился.
      - Бодрее, - скомандовал он,  заметив  мое  упорное нерасположение к
разговору. -  Никто каждый раз  не побеждает. Скажи что-нибудь. Ты молчишь
уже несколько часов.
      - Ладно... Оринда сказала, что Ушер Рудд хочет узнать, может быть, я
твой кэтэмайт.
      Отец захлебнулся джином, который ему налила Полли.
      - Что такое кэтэмайт? - спросила Полли. Но отец знал.
      - Ушер Рудд старается доказать, что  я не твой сын. Если у тебя есть
свидетельство о браке, положи его в банковский сейф.
      - И твое свидетельство о рождении. Где оно?
      - С моими вещами у миссис Уэллс.
      Отец нахмурился. Мои вещи  еще так и не прибыли. Он попросил  у Полли
разрешения воспользоваться телефоном и позвонил моей  бывшей хозяйке комна-
ты.
      - Она все упаковала, -  сообщим  он, - но транспортная контора,  в
которой я заказал доставку, еще  не  забрала вещи. В понедельник я  займусь
этим.
      - Мой велосипед в конюшне.
      До него вроде бы дошло, какой погром он устроил в моих надеждах. Но я
ясно видел,  он по-прежнему ждет, что,  столкнувшись с реальностью,  я пов-
зрослею.
      - Забудь о нем.
      - Да.
      - Джордж, мальчик изо всех сил старается для вас, -  вмешалась Пол-
ли, посмотрев сначала на меня, потом на отца.
      Оставив Полли дома,  я повел "рейнджровер" в Хупуэстерн. Постепенно я
начал осваивать эту тяжелую большую машину. Потом высадил родителя у церкви
(следуя указаниям Мервина), где ему предстояло  встретиться и поблагодарить
маленькую армию активистов, работавших ради партии на него  по всем разбро-
санным населенным  пунктам  избирательного  округа.  Активисты привели свои
семьи и  соседей, принесли чай, пиво, вино и  печенье. Угощение должно было
поддержать их энтузиазм и хорошее настроение отца, наполнявшего собравшихся
энергией на следующие три недели.
      -Мой сын... Это мой сын, - снова и снова представлял  он  меня. А я
пожимал руки и улыбался, улыбался, улыбался. Потом поболтал с пожилыми леди
и поговорил с их мужьями о футболе, поражая своими знаниями.
      Мервин переходил от группы к группе с планами и списками.  Эта ячейка
будет ходить по домам завтра, эта - в понедельник. Листовки,  плакаты, ви-
зиты... Нельзя оставить без внимания ни одного из  семидесяти тысяч избира-
телей. Каждый  должен помнить о ДЖУЛИАРДЕ. Еще три  недели такого... Даже с
пряной приправой вероятных новых нападений... Боже, какой кошмар...
      Но я  сказал, что буду ему помогать...  и я  буду. Я съел  шоколадный
кекс. Все еще не пиццу.  Когда  они распрощались, я забрал "рейнджровер"  с
обочины дороги, где я его припарковал  и мог быть почти уверен, что сегодня
вечером никто не топтался возле него.
      - Всегда носите с собой коробку с порошком для мытья посуды, у кото-
рой на крышке дырочки, - наставлял меня по телефону Фостер Фордэм. - Пос-
тавив машину,  насыпьте порошок тонкой линией на землю  от передних колес к
задним вдоль одной стороны. Если в ваше отсутствие кто-нибудь будет двигать
транспортное средство  или залезать под  него, порошок сообщит вам об этом.
Понятно?
      - Да. Спасибо.
      - Всегда тщательно включайте сигнализацию, на какое бы короткое вре-
мя вы ни уходили.  Отключать ее начинайте, подходя к машине, но  на рассто-
янии.
      Я точно  следовал его простым  инструкциям, но наш фокусник с пробкой
картера других  трюков пока не придумал. И я  благополучно доставил отца из
церковного холла в штаб-квартиру с эркером,  где он тут же вступил с Мерви-
ном в  бесконечное обсуждение тактики. А я поставил  автомобиль под замок и
побежал в местную лавку, отпускавшую еду на дом. Наконец-то я  получил пиц-
цу.
      Мервин и отец  рассеянно съели половину. Мервин стопками разложил де-
сятки плакатиков и листовок, готовых к распространению. Когда я спросил, он
ответил, да, конечно,  ход  дополнительных выборов безумно волнующее время,
пик всей деловой жизни агента. И впереди еще финальный аккорд. На следующей
неделе предстоит организовать фестиваль для  сбора  средств  в фонд партии.
Как жаль, что в этот раз в нем не будет участвовать Оринда...
      Я зевнул и затопал по узкой лестнице в спальню. Двери должны были за-
переть они. Ночью я проснулся от сильного запаха дыма. Дым. Я сел на крова-
ти.
      Только инстинктивно я выпутал ноги из простыни и с силой потряс ниче-
го не сознающий сверток на соседней постели.
      - Горим! - закричал я  и  прыгнул к полуоткрытой двери в  маленькую
гостиную, чтобы проверить, правда ли то, что я сказал. Это была правда.
      Лестницу внизу с яростным ревом пожирали прыгающие языки желтого пла-
мени. Дым поднимался вверх, нарастая волнами. Гостиную заливало желтым све-
том из  горевшего кабинета на первом  этаже, выходившего окнами  на стоянку
машин.
      Наглотавшись дыма, я, задыхаясь,  быстро  повернулся и прыгнул в ван-
ную. Если  отвернуть все краны, подпал я,  в ванне  и умывальнике, то  вода
польется вниз  и поможет затушить огонь. Я заткнул  все отверстия для стока
воды и  до максимума открутил краны. Потом в  бачке туалета намочил большое
банное полотенце и вытащил его, полное воды. Протащив  капающее полотенце в
спальню, я  закрыл дверь и мокрым полотенцем щель под ней. И все это я про-
делал со скоростью, близкой к безумию.
      - Окно! - закричал я. - Проклятое окно не открывается.
      Окно было наглухо задраено, щели  закрывали  слои  старой краски. Все
прошедшие дни это вызывало у отца  досаду. Мы были в одних трусах, а воздух
становился все жарче.
      - По лестнице мы не можем спуститься.
      Он что,  не понимает, подумал я. А отец  ловко схватил единственный в
спальне стул и бросил его в окно. Стекло разбилось, но филенки маленькие, а
деревянные рамы лишь чуть треснули. Мы находились над окнами в  эркере, вы-
ходившем на площадь. Второй удар стулом прорвался через  засохшие слои ста-
рой краски, и распахнулись обе половинки окна. Но внизу огонь уже съел кры-
шу эркера над окном и поднимался вверх по стене.
      Окно соседней  благотворительной  лавки,  тоже  в эркере, выбрасывало
огонь с маниакальной энергией. Видно, там огонь начался раньше, он был жар-
че и уже добрался до крыши,  стреляя в небо над нашими головами золотистыми
и багровыми искрами.
      Я кинулся к двери, решив, что в конце концов лестница - единственный
выход. Но если  мокрое полотенце еще  задерживало какую-то часть  дыма,  то
против пламени оно бесполезно. Ручка двери так раскалилась, что я не мог до
нее дотронуться. И снаружи дверь уже тлела.
      - Мы горим! - дико закричал я. - Дверь в огне!
      Отец быстро взглянул на меня из другого конца комнаты.
      - Надо использовать все шансы и прыгнуть. Ты первый.
      Он подставил к окну полусломанный стул и жестом показал, чтобы я влез
на него и прыгнул как сумею дальше.
      - Прыгай, - сказал я.
      Теперь на площади уже собрались  люди,  слышались  крики, и доносился
пронзительный вой сирены подъезжавшей пожарной машины.
      - Быстрей, - скомандовал отец. - Черт возьми, не спорь. Прыгай.
      Я встал на стул и схватился за раму, краска обожгла ладони.
      - Прыгай!
      Я не верил своим глазам -  он натягивал рубашку и брюки и застегивал
"молнию" на ширинке.
      - Давай, прыгай!
      Я поставил ступни на раму,  оттолкнулся  и, собрав всю до капли  силу
мышц, прыгнул... Сильные ноги и отчаяние  несли меня. И я проплыл мимо пла-
мени из  окна в эркере, миновал в  ужасающей близости  его горящий навес  и
рухнул головой  вперед на темные  камни мостовой, от удара потеряв ориента-
цию. Я слышал вопли людей и  ощущал руки, которые схватили меня и поволокли
подальше от огня. Я задыхался от дыма. В голове все вертелось и перекатыва-
лось от столкновения с беспощадными камнями. И еще я боролся,  чтобы высво-
бодиться из обхвативших меня рук и смягчить падение отца, когда  он прыгнет
вслед за мной. Но у меня не осталось сил. Я сидел  на  земле. И не мог даже
говорить.
      Невероятно, но то и дело  сверкали  фотовспышки.  Люди собираются еще
раз  рассматривать  страшную опасность, близость к смерти, которые  грозили
нам. Бессильная злость охватила меня. Ярость. Почти рыдания. И я бы сказал,
никакой логики.
      Одни кричали отцу, чтобы он прыгал. Другие кричали, чтобы он  не пры-
гал, а подождал с ревом подъезжавшую пожарную машину. Сейчас она  уже пере-
секала площадь, разрезая толпу зрителей и высаживая людей в желтых касках.
      - Подождите,  подождите!  -  вопили  люди,  когда пожарные поднесли
складную лестницу и растягивали ее, чтобы приблизить к отцу. А  он силуэтом
виднелся в окне с красным заревом позади. Он стоял на стуле, а дверь за его
спиной горела.
      И раньше, чем лестница протянулась к нему, в комнате будто взорвалось
яркое, как  солнце, пламя. Он встал на оконную раму и так же, как я, выбро-
сился из  окна. Он  пролетел в темноту мимо рвущегося  из окна эркера огня.
Зная, что может  сломать  шею и вдребезги разнести  череп.  Зная, что внизу
земля, но не имея возможности определить, далеко ли она. Земля была близко.
Достаточно близко, чтобы переломать все кости. Еще одна фотовспышка.
      Двое мужчин в  желтых, словно лунных, костюмах кинулись бежать, вытя-
нув вперед  руки в тяжелых  перчатках, точно собираясь ловить соскочивших с
батута прыгунов. У  них  нет времени занять позицию.  Они  просто бежали, а
отец врезался в них. Все фигуры  распростерлись на земле, руки и ноги мель-
кали в воздухе. Вокруг столпились люди,  чтобы помочь им, и закрыли от меня
путаницу тел. Но ноги отца двигались  как живые, и на нем были туфли, кото-
рых при мне наверху он не надевал.
      Я сидел покрытый сажей и кровью. Мелкие камни расцарапали лицо  и ос-
тавили ссадины. Слезы катились по щекам, хотя я не сознавал, что плачу. И у
меня все еще кружилась голова, я кашлял, на пальцах и на ступнях наливались
волдыри от ожогов. Но  это все не имело значения. Шум и  смятение наполняли
мою голову. Я поставил себе целью уберечь отца от опасности и даже не поду-
мал о пожарной сигнализации на дым.
      - Бен? - произнес его голос. Будто одурманенный,  я поглядел вверх.
Он стоял надо мной. И улыбался. Как он мог?
      Мужчины в желтых  костюмах раскатывали шланги и выливали галлоны воды
из цистерны, чтобы погасить огонь в эркере. В воздухе стоял дым и пар и ме-
талось неподдающееся пламя. Люди накинули мне на плечи красное одеяло и го-
ворили, чтобы я не беспокоился. Я не понимал, откуда они  взялись.  И о чем
мне не надо беспокоиться. По правде говоря, я ничего не понимал.
      - Бен, - повторил отец мне в ухо, - ты контужен.
      - М-м?
      - Говорят, что ты ударился головой о землю. Ты меня слышишь?
      - Не было сигнализации на дым. Это моя вина...
      - Бен! - Он  встряхнул меня. Люди закричали, чтобы он этого  не де-
лал.
      - Я добьюсь, чтобы тебя избрали.
      - Боже.
      Знакомые лица неясно вырисовывались перед глазами и снова исчезали. Я
подумал, как потрясающе, что они ходят по площади среди ночи полностью оде-
тые. Но в какой-то  момент я вдруг понял, что сейчас только  двадцать минут
двенад