Уайверна. Он был  лучшим другом Денниса  Нэгла, но Оринда  оставила  своего
Денниса прошлому. Даже до меня это дошло лишь в конце вечера.
      К моему удивлению,  драгоценная Полли тоже хмуро восприняла новый по-
ворот событий. Хотя сама приложила руку к перемене настроения Оринды.
      - Я  не рассчитывала на  такой радикальный шаг, - жаловалась Полли.
- В  глазах избирателей она восстановила  свою постоянную роль  жены! Слов
нет, она хороша в этой  роли. Но  она не жена Джорджа. И она не может наде-
яться, что  будет по-прежнему открывать все праздники и  тому подобное. А я
держу пари, что именно это у нее на уме. Что вы сказали ей на скачках?
      - По-моему, вы хотели, чтобы она перешла на сторону отца.
      - Да, конечно. Но я не хотела, чтобы она ходила и повсюду повторяла,
что это она, кого мы должны были бы выбрать.
      - Полли, подсадите его в парламент. Поставьте его на эскалатор, и он
справится с Ориндой и со всеми остальными, - успокоил я ее.
      - Сколько вам лет, чтобы говорить такое?
      - В конце следующей недели будет восемнадцать. И это вы, драгоценная
Полли, велели мне читать мысли людей.
      - Мои вы тоже читаете? - с тревогой спросила она.
      - В некотором смысле.
      Она натянуто засмеялась, но я не прочел ничего, кроме доброты.
      Противником можно бы назвать и Леонарда Китченса. Я пришел к заключе-
нию, что колебания его выдающихся усов похожи на  флюгер. Они сигнализируют
о направлении его чувств. В тот вечер, вздыбленные и колючие,  они говорили
о смешении воинственности и самомнения. А это означало готовность к борьбе.
Обширная миссис Китченс (в больших пунцовых цветах на темно-синем) весь ве-
чер с тревогой следила за нарастанием  боевого духа мужа и время от времени
подходила ко мне.
      - Сделайте  что-нибудь, - шипела она мне в  ухо. - Скажите Оринде,
чтобы она оставила в покое моего Леонарда.
      Усы Леонарда  вибрировали возле шеи Оринды.  И мне казалось,  что тут
действовать надо по-другому.  Но  под настойчивые и повторявшиеся понукания
миссис Китченс я подошел к  ним  и услышал взволнованный и жалобный  скулеж
Леонарда.
      - Я бы сделал для вас, Оринда, все. Вы же знаете, все. Но вы перешли
на сторону врага. И мне невыносимо  видеть, как он пускает возле вас слюни,
это отвратительно...
      - Проснитесь, Леонард,  - беззаботно бросила Оринда, не замечая бу-
шующей лавы под довольно нелепой внешностью, - это новый мир.
      Подводные течения могли бурлить и завихряться,  но Оринда определенно
объединила партию вокруг Джулиарда. В ту ночь в нашей комнате отец букваль-
но не хотел слышать и слова, сказанного о ней. Он решительно приложил палец
к губам и вытащил меня в коридор, плотно закрыв нашу дверь.
      - Что случилось? - заинтригованный, спросил я.
      - Сегодня вечером редактор "Газеты Хулуэстерна" спросил, думаю ли я,
что люди, голосующие за меня, глупые?
      - Но это же чушь. Это... - Я замолчал.
      - Да.  Помнишь, когда мы шутили  насчет глупых избирателей,  мы были
здесь в спальне одни. Ты никому не повторял наши слова?
      - Конечно, нет.
      - Тогда откуда "Газета" знает?
      - Ушер Рудд, - медленно проговорил я, вытаращив глаза. Отец кивнул.
      - Ты  рассказывал мне,  что механик - Терри, его  так зовут? - был
уволен, потому что Ушер Рудд подслушал его разговор в постели с помощью од-
ного из устройств, которые улавливают  голоса  по  слабой вибрации оконного
стекла?
      - Ушер .Рудд, - в ярости  воскликнул я, - хочет доказать, что я не
твой сын.
      - Это неважно, он проиграет.
      - Он Оринду тоже преследует, не говоря уже о Бетьюнах.
      - Он думает, что если забросает грязью, то  что-нибудь да останется.
Не давай ему никакого повода.
      Дни проходили, и каждый мог убедиться, что сальто-мортале Оринды име-
ло влияние только в  Хупуэстерне. В Куиндле уже меньше, и совсем  немного в
деревнях, точками разбросанных по карте, где был один церковный шпиль, пара
пабов и одна телефонная будка. Приветствия и аплодисменты встречали ее воз-
ле дома. А где-нибудь, скажем, в  МиддлЛэмпфилд  (население  637  человек),
когда она приезжала убеждать избирателей, они ограничивались вежливым "О-о?
Ах!" и возвращались к своему  сидру  домашнего  производства. В большинстве
деревень сидр, вылитый  в  глотки избирателей, действовал гораздо эффектив-
нее, чем .целование младенцев. И крепкая голова отца, приспособленная к пе-
нистому яблочному продукту,  заработала ему одобрение. Каждый день во время
ленча мы  ездили от паба к пабу (я за рулем), и я привык выслушивать приго-
вор избирателей.
      - Хороший парень твой отец, он понимает, что нам в деревне надо. Ду-
маю, я буду голосовать за него. Этот Бетьюн, говорят, городской  адвокат. А
ты знаешь,  как мы о них обо всех думаем. - И мой собеседник опускал боль-
шой палец вниз.
      Отец заставлял их смеяться. Он знал, сколько стоит сено. Они бы пошли
за ним на Южный полюс. Оринда полагала, что деревни - напрасная трата вре-
мени. Так же считал и Мервин.
      - Они проголосуют за парня, с которым играли в дротики,  - улыбался
отец, будто не замечая  двойного нажима. - Хотя я платил за  свою выпивку,
они платили за свою. И никто никому не обязан.
      Оринде не нравился сидр, и она не любила пабы. Лаванда, к моему удив-
лению, любила и то,  и другое. Поэтому отец, Лаванда и я  провели несколько
дней, разъезжая  в серебристо-золотом "рейнджровере" по отдаленным деревням
и таская за собой "мыльный ящик". Мы проверяли, чтобы ни один избиратель не
остался (как говорил отец) неперевернутым. А  на  следующей  неделе  пришла
очередь Оринды: она чуть не погибла.


      ГЛАВА 7

      Во вторник последней недели хождения от двери к двери от миссис Уэллс
наконец прибыл с посыльным ящик с моим имуществом и велосипед.
      Наверху в нашей  комнате отец с интересом и любопытством рассматривал
скудные свидетельства  моей жизни. Два  приза за победы в стипль-чезе среди
любителей, несколько фотографий: я на лошади или на лыжах, групповые школь-
ные снимки, застывшая команда, я сижу в первом ряду, а капитан обнимает ку-
бок (за стрельбу в цель), книги по математике и по истории скачек с биогра-
фиями жокеев. Одежда, не слишком  много,  потому что, к своему отчаянию,  я
продолжал расти.
      Отец взял мой паспорт, свидетельство о рождении и  фотографию в рамке
его свадьбы с моей  матерью. Он вытащил снимок из рамки и  несколько долгих
минут разглядывал его. Потом провел пальцем по ее лицу и глубоко вздохнул.
      - Ты ее помнишь? - неосторожно спросил я. - Если бы она вошла сей-
час в комнату, ты бы узнал ее?
      Он так мрачно взглянул  на меня, что я сообразил: мой вопрос  - неп-
ростительное вторжение.
      - Разве ты когда-нибудь забудешь свою первую, - только и  сказал он
после паузы. Я сглотнул.
      - У тебя уже была первая? - спросил он.
      Я онемел, от неловкости разучившись говорить. Но в конце концов выда-
вил правдивый ответ:
      -Нет.
      Он кивнул. Это  был момент почти невыносимой интимности, первый между
нами. Но отец остался абсолютно спокойным и фактически дал мне время прийти
в себя.
      Он рассортировал бумаги, которые привез в кейсе из недавней поездки в
Лондон, положил  туда мои документы, звучно  щелкнул замком и  объявил, что
сейчас мы наведаемся в "Газету Хупуэстерна". Но фактически мы поехали к ре-
дактору, который был  одновременно  издателем и владельцем единственной го-
родской ежедневной газеты. Когда мы вошли, он встал из-за стола.  В рубашке
с длинными  рукавами, усталый,  средних лет и, судя по  тону его колонки на
первой полосе, въедливый.
      - Мистер Сэмсон Фрэзер, - начал отец, называя его полным именем, -
когда мы прошлым вечером  встретились с вами, вы спросили, думаю ли  я, что
люди, которые голосуют за меня, глупые?
      Сэмсон Фрэзер при всей его важности в Хупуэстерне  по весовой катего-
рии не соответствовал моему родителю, заинтересованный, подумал я.
      - М-м-м... - промычал редактор.
      - К этому мы через минуту вернемся, - продолжал отец. - Но сначала
я хочу, чтобы вы кое-что просмотрели.
      Он расстегнул замки кейса и открыл его.
      - Я  принес следующие документы,  - он вынимал бумаги и раскладывал
их перед редактором. - Свидетельство о моем браке.  Свидетельство о рожде-
нии сына.  Паспорта мой  и сына. Фотография моей жены  и меня, сделанная на
нашей свадьбе. На оборотной стороне, - он перевернул фотографию, - вы ви-
дите имя профессионального фотографа, его копирайт и дату. Здесь также сви-
детельство о смерти моей жены. Она умерла от осложнения после  рождения на-
шего сына. Этот сын, Бенедикт, мой единственный ребенок, был рядом  со мной
во время избирательной кампании.
      Редактор вскользь поглядел на меня, будто до сих пор не замечал моего
существования.
      - Вы пользуетесь услугами человека по имени Ушер  Рудд. Помоему, вам
следует быть осторожным, - продолжал отец. - Кажется, он пытается бросить
тень на роль моего  сына и законность его рождения. Мне передали,  что Ушер
Рудд высказывал непристойные инсинуации.
      Он спросил редактора,  каким образом тот услышал о "глупых" избирате-
лях, если отец использовал это слово только однажды - в шутке - в частном
разговоре в собственной комнате?
      Сэмсон Фрэзер оцепенел, как зачарованный удавом кролик.
      - Если понадобится, - между  тем  говорил отец, - я пошлю  образцы
волос на экспертизу на ДНК. Свои  волосы, сына и жены, которые она дала мне
для медальона. Надеюсь, вы внимательно обдумаете то, что я сказал и показал
вам. - Он принялся методически  укладывать  в кейс бумаги. - Потому  что,
уверяю вас, - почти ласково проговорил отец, - если "Газета Хупуэстерна"
будет настолько  немудрой, что бросит тень  на происхождение моего  сына, я
подам в суд  на газету и на вас лично. И очень похоже, что вы будете кусать
локти, зачем вы это  сделали. - Он защелкнул замки с таким  резким звуком,
что и он прозвучал как угроза. - Вы поняли? - спросил отец. Редактор явно
понял.
      - Хорошо, - закончил отец. - Если вы поймаете меня на разврате, ну
что ж, это будет справедливо.  Но  если вы сфабрикуете обвинение, я  повешу
вас ногами вверх.
      Сэмсон Фрэзер не нашел, что ответить.
      - Всего доброго, сэр, - откланялся  отец. По дороге в отель он пре-
бывал в прекрасном  настроении и, поднимаясь по лестнице, мурлыкал какую-то
мелодию.
      - Что ты скажешь,  - предложил он, - если мы заключим  между собой
пакт?
      - Какого рода пакт?
      Он поставил на стол кейс и вынул два листа чистой бумаги.
      - Я подумал  о том, - начал он, - что надо дать тебе обещание. И я
хочу, чтобы  ты в ответ тоже дал мне обещание. Мы оба знаем, как уязвим че-
ловек перед такими типами, как Ушер Рудд.
      - И  вполне возможно, - перебил я его, - что в этот момент он под-
слушивает нас. В особенности, если он знает, где мы были.
      Отец с минуту выглядел опешившим, но потом усмехнулся.
      - Рыжий навозный жук может слушать все, что  ему нравится. Обещание,
которое я  дам тебе, не  обогатит ни  его, ни ему  подобных материалом  для
скандальней известности. Я буду смертельно скучным. В моих  словах не будет
ни тусовок с чуваками, ни  незаконных  выплат за любезность, ни болтовни  о
налогах, ни смакования грязного времяпрепровождения, вроде наркотиков и из-
вращений в сексе...
      Мне стало весело, и я чуть улыбнулся.
      - Да,  - продолжал он, - но я хочу, чтобы ты дал такое же обещание
мне. Я  хочу, чтобы ты пообещал мне, что, если я буду избран, ты никогда на
всем протяжении моей политической карьеры не сделаешь ничего, что может ме-
ня дискредитировать, отстранить от места или опозорить в любом смысле.
      - Но я и так не буду этого делать, - запротестовал я.
      - Легко так говорить, пока ты молодой. Но со временем ты обнаружишь,
что жизнь полна соблазнов.
      - Обещаю, - согласился я.
      - Этого мало, - покачал он головой. - Я хочу, чтобы мы оба написа-
ли. Я хочу, чтобы потом ты мог посмотреть и вспомнить,  что  ты обещал. Ко-
нечно, это ни в коей мере не законный документ и речь не идет о претензиях.
Это только подтверждение  намерения. - Он помолчал, щелкнул шариковой руч-
кой, немного подумал и написал быстро  и просто, на одном листе бумаги. По-
том подписал и подвинул свое обещание мне.
      Я прочел: "Я никогда не стану причиной скандала и не  совершу постыд-
ный или нарушающий закон поступок".
      "Вау", - подумал  я. Мне бы  не хотелось воспринимать  эту  историю,
скажем, слишком серьезно.
      - Довольно исчерпывающее обещание, не находишь?
      - Иначе не стоило и  затевать.  Но ты можешь написать и  собственный
вариант. Напиши то, что считаешь нужным.
      Я не видел смысла в  том,  чтобы обрекать себя на бесповоротную  свя-
тость.
      Поэтому написал так: "Я не сделаю ничего, что могло бы  осложнить по-
литическую карьеру  моего отца  или бросить на его имя  тень. Я сделаю все,
что смогу, чтобы уберечь его от всякого рода нападений".
      С легким сердцем подписав страницу, я протянул ее отцу.
      - Так годится?
      - Вполне. - Он прочел и  улыбнулся. Потом он сложил оба листа вмес-
те, взял свадебную  фотографию  и положил лицом вниз  на  стекло рамки. Обе
подписанные страницы пакта он поместил на фотографию в  тыльной части рамки
и застегнул ее на кнопки.
      - Вот  так, -  проговорил отец, поворачивая рамку лицом  к нам. -
Каждый раз, когда ты будешь смотреть на мать и на меня, ты вспомнишь обеща-
ние, которое лежит за фотографией. Ничего нет проще.
      Он поставил снимок на  стол и без лишних слов протянул мне  паспорт и
свидетельство о рождении.
      - Держи их в безопасном месте.
      - Хорошо.
      - Ладно. Тогда займемся выборами.
      Мы задержались еще на минуту, чтобы положить в  конверт мои документы
и отдать их управляющему отелем, чтобы  тот держал их в сейфе. Потом отпра-
вились в  новую штаб-квартиру, чтобы  забрать Мервина, листовки, Фейт и Ла-
ванду и начать утренний круг хождения от двери к двери в трех районах Хупу-
эстерна, где, как сказали две ведьмыактивистки, живут рабочие электролампо-
вого завода. Мервин очень гордился, что нашел замену  мегафона. Принтер его
друга продолжал  выпускать потоки "ДЖУЛИАРДОВ". И  Мервин хоть раз  в жизни
казался довольным всем миром. Но его день засиял еще ярче,  когда появилась
Оринда, объявив, что она готова приступить к работе. С Фейт и Лавандой, хо-
лодными,  и  Мервином, разгоряченным, мы вшестером втиснулись в  "рейнджро-
вер", оставив в  штаб-квартире Кристэл (постоянно озабоченную) и Мардж (вы-
тирать пыль и подметать).
      Через восемь  дней все будет кончено,  размышлял я. Интересно,  что я
тогда стану делать? Оставалось три  или  четыре недели до начала занятий  в
Эксетере. Я мысленно пожал плечами. Мне будет восемнадцать. У меня есть ве-
лосипед... можно поехать во Францию...
      Я механически вел машину, останавливаясь там, где командовал Мервин.
      Оринда надела скромные  брюки и жакет оранжево-алого цвета. Как обыч-
но, золотые цепочки. Нежный, безукоризненный макияж. Младенцы получили свои
поцелуи. Отец подходил  к группкам гуляющих  с детьми мужей,  свободных  от
смены рабочих, и узнавал о структуре  ламповой нити. Я болтал с пьющими ут-
ренний кофе  старыми леди, которые  не успокаивались, пока отец не пожимают
им всем руку. (Любезные улыбки. Оживленные голоса.) Оринда встречала старых
друзей. Мервин подготавливал улицы к нашему  появлению, устраивая музыкаль-
ные увертюры, вроде торговца, продающего с фургона рыбу и чипсы. Фейт и Ла-
ванда не оставили ни одной двери без своего звонка.
      Когда мы, закончив обход, уезжали по улице последнего района, то уви-
дели на окнах всего одного или двух "ТИТМЕССОВ", ни одного "УИСТЛА", не го-
воря уже о "БЕТЬЮНАХ". Но во многих окнах теперь заявляли  о приверженности
"ДЖУЛИАРДУ". Что в таком случае можно испытывать, кроме надежды.
      Мервин и отец решили проехать еще по одной длинной улице. На этот раз
с отличающимися  друг от  друга и более процветающими домами.  В тот день я
так наелся  хождением от  двери к двери, что этого  мне хватит на несколько
жизней. Но у других вроде бы был неутолимый аппетит. Глаза отца по-прежнему
сияли энтузиазмом. Люди, не соглашавшиеся с его политическими взглядами, не
только не обескураживали его, а еще больше возбуждали. Мне казалось, что он
никогда не уставал обращать в свою веру язычников.
      Особенно не надеясь, я спросил  Фейт  и Лаванду, не полагают ли  они,
что уже  сделано достаточно? И как насчет ленча?  "Нет, нет, - лихорадочно
запротестовали ведьмы, - каждый голос на счету".
      Только Оринда выглядела  озабоченной и погруженной в себя. Ее обычное
положительное и экстравагантное "я" куда-то исчезло. И под  конец, когда мы
вдвоем, стоя на тротуаре возле "рейнджровера", ждали, пока остальные закон-
чат оживлять стариков в доме для престарелых, я спросил, что случилось.
      - Ничего, - ответила она, и я не стал давить на нее.
      - Видите  там белый "БМВ" на обочине дороги?  - сама заговорила она
минуту или две спустя.
      -Да.-Я нахмурился. - Я видел его и раньше в одном из районов с му-
ниципальными домами.
      - Он преследует нас.
      - Кто преследует нас? Ушер Рудд?
      - Ох, нет! - Она  нашла  мое предположение невероятным, что в  свою
очередь удивило меня. - Нет, не Ушер Рудд. Алдерни Уайверн.
      - С чего бы вдруг он стал преследовать нас?- Теперь недоумевал я, и
в моем вопросе слышалось 1 изумление.
      - Он все еще в ярости, что я поддерживаю вашего отца, - мрачно бро-
сила Оринда.
      - Да... Я заметил. Но почему?
      - Вы слишком молоды, чтобы понять.
      - Я могу попытаться.
      - Деннис обычно делал  все, что говорил Алдерни. Я имею в  виду, что
продвижение Денниса  фактически обеспечивал Алдерни. Алдерни всегда говорил
ему, что надо сказать. Он очень умный в политическом смысле.
      - Почему же он не добиваются места в парламенте для себя?
      - Он  утверждает, что не хочет.  - Оринда помолчала.  - Откровенно
говоря, его трудно понять. Но  я  знаю,  он  надеялся, что я буду избрана и
займу вместо  Денниса как его вдова. И он  обрабатывал людей, вроде жуткого
Леонарда Китченса с его  подрагивающими  усами, чтобы добиться моего избра-
ния. И потом, вопреки ожиданиям, центр партии в Вестминстере решил,  что им
в парламенте нужен Джордж Джулиард. Он приехал и своим блеском  ослепил из-
бирателей, которые фактически всегда  прислушиваются  к мнению Полли. А она
стоит за  вашего отца, как  тонна кирпичей... Кстати, Алдерни нечего делать
при вашем отце. Я иногда думаю, что он мечтает о такой власти, чтобы стоять
за сценой и дергать за веревочки марионеток.
      В тот момент это мнение  мне  показалось  довольно сомнительным. (Мне
еще многому предстояло учиться.)
      - И  вот с тех пор, как я перешла на сторону вашего отца, - продол-
жала Оринда, - я уже не так прислушиваюсь к Алдерни.  А  раньше я привыкла
делать все, что он предлагал. Мы всегда так делали. Деннис и я. Алдерни го-
ворил нам: на политической сцене произойдет то-то и тото. И почти всегда он
оказывался прав. А сейчас я много времени провожу с вами и с вашим отцом...
Вам покажется смешным, но я почти уверена, что он ревнует!
      Мне это не показалось смешным. Я  видел,  какое  сильное  впечатление
производил отец на каждую женщину в Хупуэстерне. Начиная  от злоязычной Ла-
ванды и кончая сотнями других. Меня  бы не удивило, если бы ревность, будто
хвост кометы, летела за ним по всему избирательному округу. Правда, ему бы-
ли нужны мужские голоса так же, как и женские. И я наблюдал, как он держал-
ся на тактичном расстоянии от жен.
      Алдерни Уайверн вышел из машины, стоявшей у обочины,  и в агрессивной
позе стоял на тротуаре, уперев руки в боки и глядя на Оринду.
      - Пожалуй, я подойду к нему и поговорю, - решила она.
      -