уга А есть
лошадь с фатальным недостатком, скажем, с болезнью почек.  Так? Вместо того
чтобы обратиться к ветеринару, друг А решает лошадь продать. Друг Б покупа-
ет ее на аукционе  и страхует свое приобретение от "падения молотка"  с мо-
мента продажи. Страхование от  "падения  молотка" было введено, чтобы вклю-
чить в перечень  страховых  услуг непредсказуемые несчастные случаи. Допус-
тим, жеребенок, стоивший миллион фунтов, уходя с торгового круга, споткнул-
ся и сломал ногу.  Страхование от "падения молотка" вступает в силу  до ос-
мотра ветеринара, понимаете? Итак, друг Б подкупает и страхует негодную ло-
шадь от "падения молотка". Друг  А  полная невинность: "...Я бы никогда  не
продал такую лошадь, если бы знал..." Друг Б по гуманным соображениям умер-
твляет больную лошадь и получает  страховку,  которую делит с другом А.  -
Эван засмеялся.  - У  вас, Бен, нюх на мошенников.  Вы будете хорошо рабо-
тать.
      В течение этих трех месяцев отец стал главной фигурой в разразившейся
"рыбной войне". Речь шла об обсуждении на самом высоком международном уров-
не вопроса о том,  сколько, каких видов и какого размера рыбу  можно ловить
не в своей зоне Мирового океана.  Отец сам ходил в море на морозильных тра-
улерах и на просоленных, опутанных сетями, тошнотворных морских рыбных фаб-
риках. С  мудростью и пониманием он изучал жалобы  и законные доводы людей,
живших в постоянной близости к морскому дьяволу и к его всегда готовой усы-
пальнице для жертв.
      На отца обратила внимание пресса. На первых страницах появились "шап-
ки": "ДЖУЛИАРД  УЦЕПИЛСЯ ЗА СОГЛАШЕНИЕ".  "ДЖУЛИАРД В ЯПОНИИ". У меня люди,
занятые страхованием, стали спрашивать: "Этот знаменитый Джулиард, конечно,
не ваш родственник?"
      - Отец, - отвечал я.
      - Вроде бы он делает работу в пользу рыбы и чипсов, в мою пользу.
      Рыба и чипсы - то есть картофель в сельском хозяйстве - вывели отца
на передовые позиции.
      Телевизионные компании посылали  вместе с ним в море операторов. Хотя
они большую часть времени страдали от морской болезни, им удавалось заснять
футы пугавших и запоминавшихся кадров: отец в штормовке полувисит за бортом
над бьющими в корабль волнами и улыбается.
      Дети моментально узнавали фотографию "рыбного министра". Его коллегам
по кабинету это, естественно, не нравилось.
      Одна из  популярных  иллюстрированных газет раскопала пятилетней дав-
ности ошеломляющую фотографию отца в середине прыжка из  горящего дома. Ог-
ромного размера снимок поместили в центре первой полосы, подчеркивая в под-
писи жизненную силу и самообладание, проявленные и в нынешней политике, ко-
торая традиционно защищает право Британии на глубины синего моря.
      Это не  понравилось  даже  премьер-министру. Джордж Джулиард, относи-
тельно новичок, с нормальным и спокойным министерством в  своем ведении, -
прекрасно. Джордж Джулиард на ступенях, которые быстро возносят его на вер-
шину общественного признания, - угроза.
      - Нельзя устраивать культ какого-то  министра,  -  сказал премьер в
телевизионном интервью. Но другие говорили о "качествах лидера" и об умении
"делать то, что надо". Полли посоветовала  "драгоценному Джорджу" затаиться
и на время стушеваться, чтобы его успех не вызывал враждебности коллег.
      Отец между тем  отдал  щедрую дань заслугам государственных служащих,
стоявших за  победами  в рыбной войне". "Без их помощи..." и т. д. и т.д. И
приобрел в кабинете министров много подхалимов.
      В конце долгих зимних морозов газеты, писавшие о скачках, были  в от-
чаянии от необходимости  чем-то заполнять страницы в период полного застоя.
Поэтому они  уделили много места новости о  том, что  сэр Вивиан Дэрридж  в
семьдесят четыре года решил отказаться от тренерских обязанностей  и ушел в
отставку.
      Статья, полная звучных  штампов,  вроде "долгая и достойная карьера",
подробно описывала его  лошадей-победителей в Дерби (четыре) и других боль-
ших скачках ("слишком многочисленных, чтобы все упоминать"). Затем перечис-
лялись владельцы тех лошадей, которых он тренировал ("начиная с королевских
особ"), и главные жокеи ("все чемпионы").
      Почти в самом конце  спряталась  захватывающая информация о том, что,
"как свидетельствуют документы,  Бенедикт Джулиард в течение двух лет рабо-
тал с лошадьми Дэрриджа как любитель".
      "Бенедикт Джулиард, как знают все в мире скачек, сын Джорджа Джулиар-
да, харизматического министра сельского хозяйства, рыболовства и продоволь-
ствия. Бен  Джулиард выиграл три  скачки на лошадях, которых тренировал сэр
Вивиан, и потом ушел".
      Конец Вивиана Дэрриджа. Счастливого отдыха, сэр Вивиан.
      Низкая температура и морозы вроде бы затормозили даже супружеские из-
мены. Ушер Рудд, продолжавший охоту с телефотообъективами и злыми намерени-
ями на несчастного  "переднескамеечника" от оппозиции, видимо, попал в бес-
плодную полосу. Жертва или временно прекратила связь с прежней любовницей и
не завела новой  (для разнообразия мальчика), или научилась скрывать личную
жизнь.
      Ушер  Рудд,  уволенный из "Газеты Хупуэстерна" как сочинитель  лживой
сенсации, стал  персоной нон-грата и  для большинства других изданий. Но он
объявил себя  "свободным" репортером и  находил рынок для своей продукции в
еженедельных секс-журналах. Его снимки всегда были на грани извращения.
      Он продолжал жить по принципу "Грязь хорошо продается".
      А там,  где грязи не было,  он ее придумывал.  "Переднескамеечник" от
оппозиции покончил с собой.
      Шок поразил весь парламент. У многих проснулась совесть.
      Самоубийца был министром финансов в "теневом"  правительстве. Он сос-
тавил бюджет страны на случай, если  бы его партия пришла к власти. Сколько
Рудд ни копал, он не нашел ни пенса, положенного не на свое место.
      Ведущие журналисты в  полунасмешливом  ужасе замахали руками. Они ут-
верждали, что хотя супружеская измена (как и самоубийство)  может быть гре-
хом, но по британским законам это не преступление. Охота на человека, дово-
дящая жертву до отчаяния, - это грех? Или преступление?
      Ушер Рудд с самодовольной ухмылкой, ни капли не  раскаиваясь, снова и
снова повторял: если люди, которые на  виду у общества, в частной жизни ве-
дут себя отвратительно, общество имеет право об этом знать.
      А если не ведут? И что значит отвратительно? А судьи кто? В различных
ток-шоу без конца обсасывали эти вопросы.
      И кто такой Ушер Рудд? "Ищейка народа"? Или опасный извращенец?
      Отец, гуляя со мной  в лесу возле дома Полли, полагал, что  Ушер Рудд
теперь будет искать другой объект.
      - До сих пор он безопасно паразитировал на  другом несчастном подон-
ке, -  говорил отец. - Но не забывай, как он подслушал нас в "Спящем дра-
коне",  и  будь  очень осторожен. Тогда он напал на нас, и мы добились, что
его уволили.
      - Правильно, - согласился я.  -  Но уверен, что ты соблюдаешь  то,
что написал в тот день в пакте. А раз ты "не сделаешь ничего постыдного или
незаконного и не станешь причиной скандала",  то и .Ушер Рудд не может тебя
запачкать.
      - Те пакты! - Отец улыбнулся. - Да, я выполнил свои обязательства.
Но даже самая невинная мелочь не пройдет мимо рыжего проходимца. А тебе по-
казалось трудным соблюдать обещания?
      - Я соблюдаю их, - покачал я головой. Это было несомненной правдой.
Хотя в пакте, который я написал для себя, формулировалось и запрещалось то,
что можно бы назвать моей сексуальной жизнью. А если более точно, то отсут-
ствием сексуальной жизни. Я пережил две короткие и  довольно приятные увер-
тюры, одну в университете и одну на скачках, но оба раза отступил, опасаясь
более глубокого увлечения. Что касается половой распущенности, то Ушер Рудд
оказался большей угрозой, чем СПИД.
      Наконец ярко засияло солнце и согрело дом в окрестностях Уэллингборо,
построенный для ушедшей любимой бабушки. Я  жил  в  "бабушкиной  квартире".
Весной выяснилось,  что трубы на чердаке лопнули, и  во время дождя потолок
сначала начал протекать, а потом полностью рухнул. Стало  очевидно, что не-
обходима полная замена потолка. В  очередной  раз уложив свои вещи в  ящики
кочевника, я отвез их в офис, поставив у себя под столом там, где место для
ног.
      Эван очищал офис от беспорядка своего пятилетнего пребывания. Исчезли
фотографии красоток (долго  длившееся  вожделение). В легко сохраняемом по-
рядке он разместил тысячи  досье и составил для меня каталог. И  он завещал
мне три всклокоченных растения, страдающих от нехватки солнечного света.
      - Я не справлюсь без вас, - пожаловался я.
      - Вы всегда можете позвонить  мне.  - Его похожая на птичью  голова
осматривала пустой конец комнаты. - Но вы не захотите. Вы будете принимать
собственные решения. Если бы кто-то в  этом сомневался, вы бы не заняли мое
место.
      Он устроил прощание с пивом и в суматохе ушел. А  я  провел все лето,
сначала на цыпочках, а потом широкими шагами входя в свои  новые обязаннос-
ти. И через шесть пролетевших месяцев исчезли последние  следы новичка. По-
явилась уверенность и,  наверно, способность вести дело. Постепенно я прев-
ращался в того человека, каким буду всю оставшуюся жизнь.
      Когда я рассказал о своих ощущениях Полли, она согласилась, что пере-
мена очевидна. А потом добавила, что мне повезло. Некоторые люди  не знают,
какими они будут, и перевалив далеко за тридцать.
      Отец, который знал, каким он будет, в девятнадцать,  в течение первых
месяцев лета укрепился в кабинете министров.  Добросовестная работа превра-
тила зависть его коллег в признание, если не в восхищение.  Джордж Джулиард
состоялся как политический факт. Я спросил его об Алдерни Уайверне.
      - Я нигде с Рождества  не  видел  его,  - нахмурился отец. - Но он
где-то рядом. Премьер-министр по-прежнему  не  хочет слышать и слова против
него. Я  бы сказал, что и Хэдсон Херст, и Джилл Виничек пляшут под его дуд-
ку. Сегодня они оба заявляют, что еще не выработали мнения  по обсуждаемому
вопросу, а через несколько дней  у  них  уже  не мнение, а убеждение, и они
всегда согласны друг с другом... И по-моему, это мнение Уайверна, хотя я не
могу доказать.
      - И это хорошие мнения?
      - Иногда очень хорошие, но иногда не имеют смысла.
      Парламент ушел  на летние каникулы.  Полли и отец, депутат от Хупуэс-
терна, первую  половину отпуска провели  среди избирателей. Они жили в доме
Полли и работали вместе с Мервином и Ориндой, создав энергичную и гармонич-
ную команду, к большой выгоде избирателей. И "плавающих" и "неплавающих".
      Потом отец повез  Полли вокруг света, останавливаясь в столицах, изу-
чая проблемы голода и плодородия и фокусы климата. Они вернулись, обогатив-
шись пониманием, как на голубой планете миллионы людей кормят себя.
      Я жил в своем маленьком  мире  в Уэллингборо, считая на компьютере  и
взвешивая риски. И как только новый потолок высох, опять переехал  в бабуш-
кину квартиру.
      Ушер Рудд начал подкрадываться к епископу. Все, кроме его преподобия,
вздохнули с  облегчением. В августе и в сентябре  я работал с победителями.
Под поверхностью,  хотя никто  из нас об этом не  знал, росли и соединялись
маленькие водовороты, будто собирались дождевые облака. Отец как-то сказал,
что депутаты всегда убивают Цезаря. И когда парламент снова соберется, ножи
уже будут наточены и готовы воткнуться в тогу.
      Отец озабоченно рассказал Полли и  мне,  что  Хэдсон Херст собирается
бросить вызов премьер-министру в борьбе за лидерство в партии. Хэдсон Херст
обхаживал каждого члена кабинета министров, уговаривая  оказать ему поддер-
жку. Со своими новыми отшлифованными манерами он искусно  убеждал, что пар-
тия нуждается в более сильном и молодом лидере, который воодушевит  нацию и
подготовит ее к созданию крепкой поддержки партии на  следующих общих выбо-
рах через три года.
      - Алдерни Уайверн, - заметил я, - написал эту роль.
      - Невозможно, - возразила потрясенная Полли.
      - Цель Уайверна - управлять из-за кулис, - поддержал меня отец.
      - Тогда останови его! - воскликнула Полли. Хэдсон Херст ушел  в от-
ставку из кабинета министров и заявил, что большинство членов партии власти
не удовлетворено решениями, которые руководство принимает от его имени. А у
него, Хэдсона Херста, есть лучшие решения.
      - Останови его, - повторила Полли. - Встань к нему в оппозицию.
      Мы втроем сидели вокруг стола на кухне у Полли и  молчали, придавлен-
ные неожиданностью и размером задачи.  Конечно,  отец  имел целью когда-ни-
будь, если представится  возможность, стать премьерминистром. Но он думал о
мирном наследовании поста  после отставки предыдущего премьера. И ему вовсе
не хотелось быть соперником нынешнего премьер-министра в мартовских идах [В
мартовские иды,  15 марта, был  убит Цезарь.]. Отец, считая лояльность пер-
востепенной добродетелью, пошел  на  Даунинг-стрит и объявил себя человеком
премьерминистра. Между тем премьер-министр, понимая, что партия хочет пере-
мен, решил,  что наступило время как  можно скорее назначить  выборы нового
партийного лидера.  Таким образом для  отца расчистился путь. Он должен был
заявить о  себе как о кандидате на  работу, которая  была его целью.  Битва
разгоралась.
      В октябре, в один вроде бы не предвещавший беды вторник, я, как обыч-
но, пришел  в "Уэдербис". Почему-то  никто не смотрел на меня. Озадаченный,
но не встревоженный, я направился к  себе в офис и обнаружил, что кто-то по
доброте или по злобе оставил у  меня на столе номер журнала "КРИК!". Откры-
тый на двух страницах посередине.
      "КРИК!" -  еженедельное  издание, регулярно печатавшее самые злобные
выпады Ушера Рудда.
      Фотография изображала не отца, а меня в жокейской форме.
      "НАРКОМАН!" - огромными буквами оповещало название статьи.
      Под заголовком  сообщалось: "Жокей, сын министра сельского хозяйства,
рыболовства и продовольствия Джорджа Джулиарда, рвущегося к власти, по сло-
вам тренера, был уволен за то, что нюхал кокаин".
      Не веря своим глазам, я прочитал следующий абзац.
      "Мне пришлось избавиться от него, - говорит сэр Вивиан Дэрридж. - Я
не мог держать у себя нюхающего наркотики, зависимого от них человека. Гни-
лое яблоко испортило бы  хорошую  репутацию моей конюшни. Нехороший парень.
Мне жаль его отца".
      А "его отец", как подчеркивал журнал, вышел на ринг, чтобы с отколов-
шейся частью партии бороться за власть. Как мог  Джордж Джулиард выставлять
себя образцом всех добродетелей (включая и семейные ценности),  если он по-
терпел фиаско как отец? Его единственный ребенок стал наркоманом.
      Я почувствовал себя так же, как в то утро пять  лет  назад в кабинете
Вивиана Дэрриджа. Ноги  стали  ватными. Я тогда не  нюхал  клей, кокаин или
что-то похожее, и  обвинение Дэрриджа было неправдой. Неправдой оно остава-
лось и сейчас. Но я уже не был настолько глуп,  чтобы  думать, будто кто-то
мне поверит.
      Я взял журнал и, намеренно опустив глаза и следя за каждым шагом, по-
шел в офис председателя, босса "Уэдербис".  Он сидел за столом, я стоял пе-
ред ним.
      Журнал мне не понадобился, у него на столе уже лежал экземпляр.
      - Это неправда, - ровным голосом сказал я.
      - Если это неправда, - возразил председатель, - то зачем бы Вивиан
Дэрридж стал такое говорить?  Вивиан  Дэрридж один из самых высокоуважаемых
людей в мире скачек.
      - Если вы дадите мне один свободный день, я поеду и спрошу его.
      Он задумчиво разглядывал меня.
      -  По-моему,  -  начал я, - это больше атака на моего отца, чем на
меня. Статья написана журналистом Ушером Руддом, который раньше уже пытался
дискредитировать моего  отца. Это было пять  лет назад, когда  отец впервые
баллотировался в парламент на дополнительных выборах.  Отец пожаловался ре-
дактору газеты, и Ушера Рудда  уволили.  Статья похожа на месть. Видите,  в
ней говорится, что отец  участвует в борьбе за власть внутри партии.  И это
действительно так. Тот, кто победит в этой борьбе,  станет следующим премь-
ер-министром.
      Ушер Рудд убежден, что им не должен быть Джордж Джулиард.
      Председатель по-прежнему молчал.
      - Когда  я подавал  сюда заявление о работе, -  продолжал я, - сэр
Вивиан прислал вам мою характеристику  -и  ох!..-  с ослепляющей вспышкой
радости я вспомнил, - он прислал мне письмо. Я сейчас покажу его вам... -
Я пошел к двери. - Оно как раз здесь в здании, в отделе страхования.
      Я не стал ждать его ответа  и помчался в длинную комнату отдела стра-
хования. Я  вытащил из-под стола  картонную коробку, полную моего скарба. Я
так еще и не удосужился отвезти ее в отремонтированную квартиру и хоть нем-
ного разобраться  в вещах. В  этой коробке должны быть свадебные фотографии
отца с первой женой и второй. В рамке за снимком отца и Полли лежало письмо
Вивиана Дэрриджа, такое же чистое и свежее, как в тот день, когда я его по-
лучил.
      Из предосторожности  я сделал несколько копий  письма и положил  их в
одно из сотен досье, а оригинал понес председателю.
      Он, справедливый человек,  уже нашел среди документов "Тому, кого это
может интересовать",  характеристику, которую по собственному желанию прис-
лал сэр Вивиан. Она лежала на столе поверх журнала.
      Я передал ему письмо, которое он перечитал дважды.
      - Садитесь.  - Председатель показал на  кресло напротив стола.  -
Расскажите, что случилось в тот день, когда сэр Вивиан Дэрридж  обвинил вас
в приеме наркотиков.
      - Пять лет назад, -  будто  целая  жизнь  прошла тех пор, - как об
этом сказано в письме, мой отец  хотел, чтобы я посмотрел в лицо реальности
- мне никогда не быть жокеем высшего класса.
      Я рассказал председателю о машине и  шофере и об отеле на берегу моря
в Брайтоне. Я рассказал, что отец просил меня создать ему  семейное окруже-
ние, способное помочь на дополнительных выборах.
      - Кто, кроме вас и вашего отца, знал, что Вивиан Дэрридж обвинил вас
в употреблении наркотиков? - молча выслушав меня, спросил председатель.
      - В этом весь вопрос, - медленно протянул я. - Безусловно, я нико-
му  не  говорил.  И не думаю, чтобы отец распространялся на эту тему. Вы не
позволите мне поехать и узнать?
      Он снова посмотрел на письмо, на характеристику, на статью в журнале,
пропитанную злобой и ложью, и принял решение.
      - Я дам вам неделю, - сказал он. - Десять дней. Сколько понадобит-
ся. До вашего прихода Эван в  команде отдела был вторым. А первый - специ-
алист по страхованию - сейчас в нашем совете директоров. Пока вы не верне-
тесь, он будет выполнять вашу работу.
      От щедрости босса я потерял дар речи. Благодарность переполняла меня.
А он просто отпустил меня, жестом  показав на дверь, и смотрел мне вслед. Я
видел, как он сложил журнал, характеристику и письмо и запер в ящике стола.
У меня в офисе надрывался телефон.
      - Какого черта, что происходит? - донесся из трубки голос  отца. -
Вивиан Дэрридж думает, что он делает? По его телефону никто не отвечает.
      Три часа спустя я узнал причину, почему отец не мог дозвониться Виви-
ану Дэрриджу. Он больше не жил в своем доме.
      Гравий  на  подъездной дорожке тщательно разровнен. Портик на  фасаде
почти помещичьего  дома, как всегда, говорил  о не требующем  усилий богат-
стве. Но на звонок в дверь никто не ответил.
      На конном дворе перед конюшнями не  было  лошадей.  Только  бесцельно
бродил главный конюх, который жил в примыкающем к конюшням коттедже. Он без
колебаний узнал меня, хотя прошло пять лет с тех пор, как я уехал.
      - А, Бен, - проговорил он, почесывая голову, - :я понятия не имел,
что ты принимаешь наркотики.
      Старый, маленький, кривоногий, он любил и был влюбим мощными животны-
ми, о которых заботился. Жизнь, которую он посвятил  служению им, безжалос-
тно ушла, оставив его без якоря, без цели, подарив ему  только расплывающи-
еся воспоминания бы