, остальные девушки либо уже были там, либо пришли вскоре после нас.
   - Вы можете мне точно рассказать все, что вы делали до момента убийства?
   - Конечно, могу, - подхватил ректор. - Я  убедился,  что  один  экземпляр
пьесы и велосипедный звонок, которым я должен был воспользоваться, лежат  на
своих местах, затем я сел в кресло на  сцене,  чтобы  не  мешать  подготовке
остальных и следить, чтобы никто из зрителей не заходил за кулисы. Я был там
до тех пор, пока Дина не позвала меня поговорить с мисс Прентайс.
   - Вы ожидали, что мисс Прентайс не сможет играть?
   - Честно говоря, нет. Наоборот, она сказала мне, что палец  ее  почти  не
болит. Это было вскоре после ее прихода.
   - Вам было сложно убедить ее отказаться от игры на рояле?
   - Да, на самом деле сложно. Она была настроена решительнейшим образом, но
ее палец оказался в очень плохом состоянии. Играть больной рукой невозможно,
и я сказал ей, что буду очень недоволен, если она станет упорствовать.
   - И, исключая это время, вы ни разу не покидали сцены?
   - О! О да, я до этого подходил к телефону, когда мы пытались  дозвониться
до миссис Росс. Это было в половине восьмого. Телефон в  ратуше  соединен  с
нашим, а горничная Мэри глуховата и подолгу не берет трубку.
   - Мы все были как ненормальные, - раздался голос Дины. - Эсквайр,  Генри,
папа и я - мы все стояли вокруг телефона и слушали указания мисс  Кампанула.
Хотя она не говорила, а рычала. На эсквайре не было брюк,  только  шерстяные
розовые кальсоны. Мисс Прентайс подошла к нам, но  когда  увидела  эсквайра,
закудахтала, как курица, и убежала. Больше никто не обратил внимания на  вид
эсквайра, даже мисс Кампанула. Мы все так волновались из-за опоздания других
актеров. Папа уже собирался идти домой, чтобы  позвонить  оттуда,  когда  мы
наконец дозвонились до Мэри.
   - Затем я вернулся на сцену, - добавил ректор.
   - Я не могу сказать вам точно, что я делала, - сказала  Дина.  -  Я  была
везде.
   Она внимательно вглядывалась в окно.
   - Вот идет Генри.
   - Почему бы вам не встретить его? - предложил Аллен.  -  Расскажете  ему,
как я вас тут третирую.
   - Нет, вы не третируете, но я пойду, - сказала Дина. Она открыла  окно  и
перелезла через низкий подоконник прямо в сад.
   - Прошу прощения, - произнес Аллен, когда окно захлопнулось.
   - Она хорошая дочь, - грустно прошептал ректор.
   - Вне всякого сомнения. Господин Коупленд, вы понимаете, в каком странном
положении мы находимся? Если предполагаемой жертвой была мисс Прентайс,  нам
необходимо проследить за каждым ее  движением,  ее  разговорами..,  да  если
возможно, то даже за ее мыслями в течение этих последних дней. Мы  находимся
в необычном  положении,  имея,  несомненно,  живую  жертву  при  совершенном
убийстве. Существует даже возможность, что убийца может  предпринять  вторую
попытку.
   - Нет! Нет! Это было бы слишком ужасно.
   - Я уверен, что, как сказала ваша дочь, вы многое  знаете  об  этих  двух
женщинах,  то   есть   о   фактической   и,   насколько   мы   понимаем,   о
подразумевавшейся жертве. Не могли бы  вы  рассказать  мне  что-нибудь,  что
могло бы пролить свет на эту темную путаницу чувств?
   Ректор сжал кулаки и устремил взгляд на огонь.
   - Я очень сильно обеспокоен, - сказал он. - Но не вижу, чем  мог  бы  вам
помочь.
   - Вы хотите сказать, что пользовались  их  доверием  и  что  при  обычных
обстоятельствах никогда бы не рассказали того, что знаете?
   - Разрешите мне самому объяснить.  Как  вам,  конечно,  уже  известно,  я
слышал исповеди многих прихожан. Ни при каких обстоятельствах  я  не  нарушу
тайны исповеди. Это само собой разумеется. Более того, если бы  даже  я  это
сделал, то это ничего бы не дало. Я говорю вам это, чтобы вы не думали,  что
я имею ключ к тайне.
   - Я признаю вашу точку зрения, - сказал Аллен, - и уважаю ее.
   - Я очень рад. Я знаю,  что  многие  рассматривают  таинство  исповеди  в
англо-католической церкви как любительскую подмену римского ритуала. Это  не
совсем так. Римская церковь говорит: "Ты должен"; протестанты-нонконформисты
говорят: "Ты не должен";  англокатолическая   церковь говорит:  "Ты
можешь!"
   Но Аллен пришел сюда не для того, чтобы  спорить  о  различных  церковных
доктринах. Да и ни при каких обстоятельствах не стал бы этого делать.
   Он сказал:
   - Я понимаю, что священник, который слушает исповеди, независимо  оттого,
к какой конфессии он принадлежит, должен рассматривать этот ритуал как нечто
неприкосновенное. Я веду речь не об этом. Может быть, вас терзают  сомнения,
не рассказать ли мне о чем-то, что вы слышали от одного  из  ваших  кающихся
грешников вне исповеди?
   Ректор в изумлении посмотрел на него, еще крепче сжал кулаки и сказал:
   - Я  не  думаю,  что  это  в  чем-то  вам  поможет.  Просто  я  обременен
воспоминаниями и ужасными сомнениями. Вы говорите, что  убийца  может  опять
нанести удар.
   Я не думаю, что это возможно, и даже уверен, что этого не произойдет.
   - Почему? - удивился Аллен.
   - Потому что я думаю, что убийца уже мертв, - ответил ректор.

***

   Аллен развернулся на своем стуле и  несколько  секунд  молча  смотрел  на
господина Коупленда. Затем он спросил:
   - Вы думаете, что она сама это сделала?
   - Я в этом уверен.
   - Вы мне скажете почему?
   - Полагаю, что я должен это сделать. Господин Аллен, я, к  сожалению,  не
обладаю твердым характером и всю свою жизнь стараюсь избегать трудностей.  Я
знаю, что это очень нехорошо, и пытаюсь победить  в  себе  эту  слабость.  Я
колебался, когда должен был настаивать, тянул время, когда  были  необходимы
решительные действия. Из-за этих самых настоящих грехов упущения  я  считаю,
что несу моральную ответственность, во  всяком  случае,  частичную,  за  это
ужасное происшествие.
   Он замолчал, все еще продолжая смотреть на огонь.
   Аллен ждал.
   - В пятницу вечером, - вновь  заговорил  господин  Коупленд,  -  в  нашей
гостиной собрался кружок книголюбов. Обычно книголюбы собираются  в  ратуше,
но  на  этот  раз  из-за   подготовки   к   спектаклю   они   пришли   сюда.
Председательствовала мисс Кампанула. Я заходил к ним на короткое время. Дина
читала им вслух сцену из "Двенадцатой ночи", а затем они  продолжили  чтение
другой книги. Честертон, "Шар и крест". Мисс Кампанула одолжила у  меня  мой
экземпляр. Когда они закончили, она вошла ко мне в  кабинет,  чтобы  вернуть
его. Я был один. Это было приблизительно в четверть одиннадцатого.
   - Так.
   - Господин Аллен, мне очень трудно и неприятно рассказывать вам  об  этом
инциденте. Действительно, я.., я  не  знаю,  как  начать.  Возможно,  вы  не
знакомы с делами прихода, но, я думаю, многие духовные лица  могут  сказать,
что  есть,  к  сожалению,  такой  тип  прихожан,  который  доставляет  много
беспокойства приходским священникам. Я не знаю, поймете ли вы меня,  если  я
скажу, что часто это.., леди.., которые не очень  молоды  и  у  которых  нет
других интересов.
   Теперь ректор покраснел по-настоящему.
   - Думаю, что я вас понимаю, - сказал Аллен.
   - Правда? Что ж, к сожалению, несчастная мисс Кампанула была  активной..,
представительницей такого типа. Бедная душа, она  была  одинока  и  обладала
кипучим темпераментом,  который,  я  уверен,  она  изо  всех  сил  старалась
усмирить, но я не мог иногда не думать, что на помощь ей надо звать доктора,
а не священника. Я даже говорил ей об этом.
   - Очень мудрый совет, сэр.
   - Но она не прислушалась к  нему,  -  тоскливо  произнес  ректор.  -  Она
рассчитывала в этом на меня, сэр, и боюсь, что я подвел ее.
   - Так что же было в пятницу вечером? - деликатно напомнил Аллен.
   - Да, да, я знаю. Я уже подвожу свой рассказ  к  этому.  Но  мне,  право,
очень трудно. Произошла ужасная сцена. Она.., она вбила себе в  голову,  что
если Дина выйдет замуж или опять уедет... Дина - актриса, вы знаете.., то  я
буду так же одинок, как и она. Она  говорила  очень  много.  Я  был  слишком
поражен и встревожен и терялся в сомнениях, что ей ответить. Я думаю, она не
правильно поняла мое молчание. Я  не  могу  точно  припомнить  весь  порядок
событий. Это было похоже  на  плохой  сон,  который  до  сих  пор  никак  не
закончится. Она очень сильно дрожала и смотрела на меня с таким отчаянием  в
глазах, что я.., я.., я...
   Он зажмурился и добавил очень торопливо:
   - Я взял ее руку в свою.
   - Это был абсолютно естественный жест, так ведь?
   - Вы не говорили бы так, если бы видели его результат.
   - Правда?
   - Правда. В следующий момент она оказалась,  откровенно  говоря,  в  моих
объятиях. Это было, без всякого  сомнения,  самое  ужасное,  что  когда-либо
случалось со мной. Она рыдала и смеялась одновременно. Я был как в бреду.  Я
не мог высвободиться. Мы никогда не задергиваем штор в  этой  комнате,  и  я
оказался в таком дурацком  и  даже  смешном  положении.  Я  был  вынужден..,
поддерживать ее. И мне к тому же было жаль ее. Как мучительно сознавать, что
ты совершила ужасную ошибку! Она  пребывала  в  истерическом  восторге.  Мне
стыдно повторять вам все это, и потом, это звучит довольно грубо.
   - Понимаю, - сказал Аллен. -  Но  я  уверен,  что  вам  следует  мне  все
рассказать.
   - Я бы предпочел, прежде чем делать это, попросить совета у кого-либо  из
моих собратьев-духовников, но нет ни одного, кто... Однако это не  относится
к делу. Вы очень терпеливы.
   - Как все это закончилось?
   - Очень плохо, - сказал ректор, широко  открыв  глаза.  -  Хуже  быть  не
могло. Когда она  немного  успокоилась..,  а  на  это  ушло  довольно  много
времени.., я поспешил высвободиться и первое, что я сделал, -  это  задернул
шторы. Видите ли, некоторые члены  кружка  книголюбов  могли  еще  не  уйти.
Многих из них встречают молодые люди. Еще хуже было то,  что  мисс  Прентайс
позвонила утром и сказала, что вечером хочет поговорить со  мной.  Но  в  то
время, когда мисс Кампанула еще была у меня, она позвонила и  сообщила,  что
не придет. Это было примерно в десять пятнадцать. С ней разговаривала Дина и
потом сказала мне, что у мисс Прентайс был очень  расстроенный  голос.  Я..,
боюсь, что был вынужден проявить к ней  строгость...  Я  хочу  сказать..,  в
качестве священника.., в тот день. Я дал ей некоторые  предписания,  которые
должны были удерживать ее дома, и, возможно, ее палец разболелся еще больше.
Но в тот момент я еще ждал ее прихода, и если бы она видела, это было  бы..,
ну, правда... Ректор глубоко вздохнул и быстро добавил:
   - Но это к делу не относится. Я задернул шторы и  в  суматошном  волнении
сказал что-то о том, что мисс Прентайс должна прийти. Оказалось,  что  я  не
мог сказать ничего более ужасного, потому что, когда я  попытался  объяснить
этой несчастной душе, что она ошиблась,  она  связала  это  с  визитом  мисс
Прентайс.
   - О, Боже! - воскликнул Аллен.
   - Что вы сказали? Да, да, действительно. Она просто взбесилась и выдала в
адрес мисс Прентайс поток такой брани, что я никогда не  осмелюсь  повторить
ее. Одним словом, она предположила, что мисс Прентайс оттеснила ее на задний
план не только в делах прихода, но и  в  том,  что  касается  моего  личного
отношения. Я рассердился, справедливо рассердился, как мне тогда показалось.
Как ее священник я приказал  ей  замолчать.  Я  упрекнул  ее  и  напомнил  о
смертном грехе зависти. Я сказал, что она молитвой и постом должна вытравить
эту злобу из своего сердца. Она притихла, но, уходя, произнесла одну  фразу,
которую я теперь никогда не забуду.  Она  повернулась  ко  мне  в  дверях  и
сказала: "Если бы я убила себя, она страдала бы за это,  но  если  бы,  стоя
здесь, в этой комнате, я могла  бы  нанести  Элеоноре  Прентайс  смертельный
удар, я бы тоже сделала это!" И прежде чем я успел  что-либо  ответить,  она
вышла, хлопнув дверью.

***

   - Дорогая, - говорил Генри, - я думаю, что лучше рассказать ему.
   - Но почему?
   - Потому что мне кажется,  что  если  я  этого  не  сделаю,  это  сделает
Элеонора.
   - Разве она сможет? Ей будет очень стыдно.  Ей  придется  рассказывать  о
том, как она себя вела.
   - Нет, об этом она даже не заикнется. Поступит по-другому. Поведает,  что
она застала нас в компрометирующей ситуации, что ты покраснела от стыда, а я
взбесился и пригрозил свернуть ей шею.
   - Но, Генри, это будет умышленная попытка навести на тебя подозрение.
   - Я не стал бы отрицать, что она на это способна.
   - А я стала бы. Попытайся ты ее убить, тебе это великолепно бы удалось, и
теперь у нее не имелось бы причин для беспокойства.
   - Что ж, в этом что-то  есть.  Пожалуй,  я  тоже  могу  чувствовать  себя
спокойно.
   - Я бы даже сказала, что это самое лучшее.
   - Дина, - сказал Генри. - Как ты думаешь, кто?
   - Я не могу об этом думать. Кажется невероятным, что кто-то из нас сделал
это. Это просто невозможно. Папа считает,  что  она  сама  это  сделала.  Но
почему, он не скажет.
   - Как? Подстроила ловушку Элеоноре, а в последнюю минуту  решила  сама  в
нее попасть?
   - Я думаю, у них с папой был какой-то разговор.
   - Что ты думаешь об Аллене? - отрывисто спросил Генри.
   - Он мне нравится, ей-богу. Я была с ним груба, - сказала Дина, подбросив
полено в камин.
   - Это правда, дорогая?
   - Я намекнула, что считаю его недостаточно благородным.
   - Ну, это была ложь, - весело произнес Генри.
   - Да, я знаю. И он вел себя очень мило. Но как я  могла!  Папа  побледнел
как полотно. , - Естественно. Но это было честно, Дина!
   - Я знаю.
   - Я люблю. Моя любовь будет такой же долгой, как путь от Земли до Большой
Медведицы, вокруг Южного Креста и обратно до Земли.
   - Генри, давай никогда не будем  завидовать  и  ревновать,  -  неожиданно
произнесла Дина.
   - Хорошо. Но почему?
   - Я постоянно думаю об этих двух  женщинах.  Если  бы  они  не  были  так
завистливы, ничего бы не случилось.
   - Боже милосердный, Дина, уж не думаешь ли ты, что Элеонора...
   - Нет. Но я чувствую, что  все  пропитано  их  завистью.  Именно  зависть
заставила их так относиться друг к другу и  к  этому  изворотливому  зверьку
миссис Росс.
   - Почему ты называешь ее изворотливым зверьком?
   - Потому что я чувствую, что она именно такая, - ответила Дина.
   - Я хотел бы, чтобы мой отец укротил свой средневековый пыл при  встречах
с ней. Все эти его ужимки чертовски глупы.
   - Она завоевала папино расположение своим интересом к церкви.
   - Ради контраста с кривлянием моего отца. Остается только пожелать, чтобы
она не начала отвечать ему тем же. За исключением этого, я ничего против нее
не имею.
   - Потому что ты мужчина.
   - О, чепуха, - сказал Генри, хорошо понимая скрытый смысл слов Дины.
   - Я не стала бы ей доверять, - продолжала Дина. - Она женщина для мужчин.
   - Это какая-то глупая фраза, - сказал Генри.
   - Это означает, - проговорила Дина, - что она мила со всеми  мужчинами  и
любую женщину подведет в мгновение ока.
   - Я бы подумал, что это просто означает, что она слишком  привлекательна,
чтобы быть популярной среди представительниц своего пола.
   - Дорогой, это просто избитая фраза, - сказала Дина.
   - Я так не думаю.
   - Существует много привлекательных женщин, которые  при  этом  необычайно
популярны среди представительниц своего пола.
   Генри улыбнулся.
   - Ты считаешь ее привлекательной? - небрежно спросила Дина.
   - Да, очень. Осмелюсь сказать, что она маленькая сучка,  но  очень  мила.
Прежде всего одевается она со вкусом.
   - Да, это так, - мрачно сказала Дина. -  Должно  быть,  ее  тряпки  стоят
целое состояние. Генри поцеловал ее.
   - Какая же я свинья, -  пробормотал  он.  -  Как  я,  должно  быть,  тебе
наскучил. Моя дорогая, я не достоин твоей  любви,  но  я  очень-очень  люблю
тебя.
   - Мы никогда не должны ревновать, - прошептала Дина.
   - Дина! - позвал ректор из холла снизу.
   - Да, папа?
   - Вы где?
   - В классной комнате.
   - Могу я подняться, как вы считаете? - спросил другой мужской голос.
   - Это Аллен, - сказал Генри.
   - Поднимайтесь сюда, господин Аллен, - позвала Дина.

Глава 18

ЗАГАДОЧНАЯ ЛЕДИ

   - Садитесь, господин Аллен, - пригласила Дина. - Хотя,  боюсь,  стулья  в
этой комнате не слишком устойчивы. Вы ведь знаете Генри?
   - Да, немного, - сказал Аллен. - Я сяду вот сюда, если можно.
   Он сел на низенькую скамеечку для ног прямо у огня.
   - Я рассказала Генри, какой грубой я была, - сообщила Дина.
   - Я был в ужасе, - отозвался Генри.  -  Она  еще  очень  юная  неразумная
девочка.
   - А вы не могли бы расположиться тут поудобнее и рассказать  нам  кое-что
об этом преступлении? - предложила Дина.
   -  Боюсь,  что  нет.  Это  было  бы  восхитительно  -  расположиться  тут
поудобнее, но, видите  ли,  нам  в  Скотленд-Ярде  не  разрешается  заводить
дружеские отношения  при  исполнении  служебных  обязанностей.  Это  кажется
нелепым, но мне надо до вечера успеть переделать огромную кучу дел.
   - Вы просто собираете улики, - спросил Генри, - и надеетесь, что  сможете
понять их смысл?
   - Более или менее. Мы собираем всевозможный мусор, затем раскладываем его
и пытаемся увидеть рисунок.
   - Полагаю, у вас пока нет рисунка?
   - Он должен быть. Главное - суметь отбросить все ненужное.
   - И до сих пор никаких признаков? - спросила Дина.
   - Есть признаки, но не так много.
   - Вы подозреваете кого-либо из нас?
   - Не слишком.
   - Ну, мы этого не делали, - сказала Дина.
   - Вот и хорошо.
   -  Убийства,  -  сказал  Генри,  -  должны  отличаться  от  любых  других
преступлений. Особенно те, что происходят в  сельской  местности.  Здесь  вы
имеете дело не с обычными преступными классами.
   - Достаточно верно сказано, - заметил Аллен. -  Я  имею  дело  с  людьми,
которые, подобно вам, очень откровенны  до  определенного  момента,  гораздо
более откровенны, чем  завзятые  преступники.  Те  лгут  полиции  просто  по
привычке. Но люди, подобные вам, вероятно, многое привнесут в  savoir  faire
 утаивания главного. Например, я  очень  хорошо  знаю,
что есть нечто большее в этой встрече вас двоих с мисс Прентайс  в  пятницу.
Но говорить с вами бесполезно, как если бы я стал убеждать грабителя: "Давай
показания. Я не за тобой  охочусь.  Скажи  мне  то,  что  я  хочу  знать  об
остальных бандах, и может быть я забуду все об этом грабеже". К сожалению, у
меня ничего нет против вас.
   - Это именно то, что я имею в виду, - сказал Генри. -  Однако  вы  можете
наброситься на мою кузину Элеонору.
   - Да. Именно это мне придется сделать, - согласился Аллен.
   - Надеюсь, вы верите не всему, что она вам рассказывает, - сказала  Дина,
- а то запутаетесь. В том, что касается нас, она такая же кислая, как айва.
   - И вообще, она практически невменяема, - добавил Генри. - Вопрос  был  в
том, кто более рехнулся:
   Элеонора или мисс Кампанула.
   - Прискорбно, - туманно выразился Аллен. - Господин Джернигэм, вы ставили
ящик снаружи под одним из окон ратуши после половины третьего в пятницу?
   - Нет.
   - Что же все-таки это за ящик? - спросила Дина.
   - Неважно. Теперь о рояле. Когда появились эти горшки с геранями?
   - Во всяком случае, в субботу утром они уже там были, - сказала Дина. - Я
собиралась попросить кого-нибудь убрать их. Мне кажется, они закрывали сцену
от зрителей. Думаю, что девушки поставили их  туда  в  пятницу  после  моего
ухода.
   - В этом случае Джорджи пришлось убрать их, чтобы вставить свой пистолет.
   - А убийца, - подчеркнул Генри, - должен был убрать их опять.
   - Да.
   - Интересно когда? - сказал Генри.
   - Мне тоже интересно. Мисс Коупленд, вы видели мисс Кампанула  в  пятницу
вечером?
   - В пятницу вечером? О, я видела  ее  на  собрании  кружка  книголюбов  в
гостиной.
   - Не после этого?
   - Нет. Как только я ушла из гостиной,  я  поднялась  сюда.  Она  пошла  в
кабинет к папе. Я слышала ее сварливый, как обычно, голос. Бедняжка.
   - Кабинет как раз под этой комнатой, не так ли?