ктор.  Занавес  поднялся  неравномерными
толчками, и все увидели эсквайра, который, вместо того чтобы стоять рядом  с
телефоном, отчаянно жестикулировал, повернувшись к кому-то за  кулисами.  Он
сделал шаг вперед, посмотрел в зал и, наконец, занял свое место.
   - А почему не звонит телефон? - спросила Дина.
   - Сейчас, дорогая, - мрачно отозвался ректор. Было слышно, как он возится
в своей суфлерской будке, и  через  некоторое  время  раздался  велосипедный
звонок, имитирующий телефонный. Но Джоуслин уже поднял трубку и, несмотря на
то, что звонок, который должен был вызвать его на сцену, все  еще  продолжал
звонить, решительно начал свою первую реплику:
   - Алло! Алло! Кто говорит?
   Генеральная репетиция началась.
   Актеры говорят, что  хорошая  генеральная  репетиция  является  признаком
плохого спектакля. Дина отчаянно  надеялась,  что  обратное  так  же  верно.
Казалось, все идет плохо. Она подозревала, какие страшные споры  происходили
в уборных для актеров, но так как ей самой не нужно было переодеваться,  она
оставалась в зале даже когда не принимала участия в очередной  сцене.  Перед
появлением обеих леди во втором акте к ней подошел Генри.
   - Ужасно, да? - спросил он.
   - Все кончено, - сказала Дина.
   - Моя дорогая,  сегодня  определенно  неудачный  день.  Может,  перенесем
репетицию на завтра?
   - Я не знаю, как... Доктор Темплетт! - взревела Дина. - Что  вы  делаете?
Вы  должны  сейчас  находиться  около  камина.  Вернитесь  на  свое   место,
пожалуйста.
   Неожиданно мисс Прентайс прошла по сцене мимо  Джоуслина,  Селии  Росс  и
доктора Темплетта и вышла в противоположную дверь.
   - Мисс Прентайс!
   Но она уже скрылась. Через мгновение  все  услышали  ее  сердитый  голос,
обращенный к Джорджи Биггинсу, мальчику, приглашавшему актеров на  сцену.  К
их голосам примешивался раздраженный бас мисс Кампанула.
   - Ты очень непослушный маленький мальчик, - говорила мисс Прентайс, - и я
попрошу ректора запретить тебе приходить на представление.
   - Ты заслуживаешь хорошей порки, - говорила мисс Кампанула, - и  была  бы
моя воля...
   Эсквайр и доктор Темплетт резко прервали  свой  диалог  и  посмотрели  за
кулисы.
   - В чем дело? - спросила Дина.
   Джорджи Биггинс был выведен на сцену. Он выкрасил свой нос в ярко-красный
цвет и нацепил шляпку мисс Прентайс, в которой она должна  была  красоваться
во время третьего акта. В руках у  него  был  водяной  пистолет.  Девушки  в
первом ряду восторженно вскрикнули.
   - Джорджи, - сказала Дина почти со слезами в голосе, - сними эту шляпу  и
уходи домой.
   - Я ни за что... - начал Джорджи.
   - Делай что я тебе говорю.
   - Ладно, мисс.
   В двери промелькнула рука  мисс  Прентайс.  Шляпа  была  снята  с  головы
мальчика. Доктор Темплетт взял его за подтяжки брюк и спустил вниз со сцены.
   - 0-го-го! - выкрикнул Джорджи и понесся в глубь зала.
   - Продолжаем. Прошу вас, - проговорила измученная Дина.
   Так или иначе,  они  добрались  до  конца.  Дина  заставила  их  еще  раз
прорепетировать явно неудачные сцены. Это всем показалось  очень  скучным  и
утомительным, но Дина была непреклонна.
   - Во время  спектакля  все  будет  отлично,  -  радостно  говорил  доктор
Темплетт.
   - Спектакль уже в субботу, - ответила Дина, - и у меня, к сожалению,  нет
вашей уверенности.
   Около полуночи она села на скамью в третьем ряду и сказала, что на  этом,
пожалуй, пора остановиться. Все собрались в одной из комнат воскресной школы
и расположились около камина.  Миссис  Росс  принялась  угощать  всех  очень
вкусным ужином. Она сама настояла на этом и приготовила пиво, виски, кофе  и
бутерброды. Обе мисс мечтали выступить в этой роли и теперь были в ярости от
того, что миссис Росс их опередила.
   Дина изумилась, поняв из разговоров, что они очень  довольны  репетицией.
Эсквайр был в восторге от самого себя. Доктор Темплетт так вошел в роль, что
и сейчас продолжал изображать из  себя  француза.  А  Селия  Росс  неустанно
повторяла, что, по ее мнению, они оба  были  великолепны.  Две  старые  девы
разговаривали только с господином Коуплендом, и каждая ждала момента,  когда
сможет поговорить с ректором наедине. Дина видела, что ее  отец  был  чем-то
встревожен.
   "О, Господи! - подумала она. - Что еще затевается?"
   Она хотела бы, чтобы у ее отца был более сильный характер, чтобы  он  мог
запугать этих двух злобных женщин и заставить их придержать  свои  языки.  И
неожиданно ее пронзило холодом от мысли: "А что, если он потеряет  голову  и
женится на одной из них?"
   Генри принес ей чашку черного кофе.
   - Я добавил в него немного виски, - сказал он. - Ты  бледна,  как  звезды
утром, и у тебя очень испуганный вид. Что случилось?
   - Ничего. Просто я устала.
   Генри наклонился к ней и прошептал:
   - Дина?
   - Да.
   - Я поговорю  с  отцом  в  субботу,  когда  он  будет  воодушевлен  своим
сомнительным триумфом. Ты получила мое письмо?
   Дина молча прижала руку к груди.
   - Моя дорогая, - прошептал Генри. - И я твое - тоже. Мы не  можем  больше
ждать. Значит, послезавтра?
   - Послезавтра, - прошептала Дина.

Глава 7

ВИНЬЕТКИ

   - Я согрешила, - говорила мисс Прентайс, - мыслью,  словом  и  делом,  по
своей вине, по своей собственной вине, по своей самой большой вине. С особой
силой я обвиняю себя в том, что с последней  исповеди,  которая  была  месяц
назад, я согрешила против своего ближнего. Я затаила злые подозрения на тех,
с кем я вынуждена общаться, в душе обвиняя их в прелюбодеянии, неверности  и
непослушании своим родителям. Я осуждала в душе  мою  сестру  -  женщину.  Я
слышала много раз дурные слухи о женщине, и так  как  я  поистине  не  могла
сказать, что я не верила им.,.
   - Не стремитесь оправдывать  свои  помыслы  и  дела  вместо  того,  чтобы
осудить себя, - проговорил ректор из-за занавески исповедальни,  которой  он
пользовался с разрешения  епископа.  -  Осуждайте  только  свое  собственное
заблуждающееся  сердце.  Вы   содействовали   и   потворствовали   скандалу.
Продолжайте.
   Установилась короткая тишина.
   - Я обвиняю себя в том, что совершила грех упущения,  не  выполнив  того,
что я считала своим христианским долгом, не предупредив того, кто, по  моему
мнению, находится в опасности и может стать очень несчастным.
   Ректор услышал, как мисс Прентайс перевернула страничку в  блокноте,  где
она записывала свои исповеди. "Я знаю, к чему  она  ведет",  -  с  отчаянием
подумал он. Но так как он был искренним и смиренным человеком, он помолился:
"Господи, дай мне силы выдержать это. Аминь".
   Мисс Прентайс тихонько откашлялась и продолжила:
   - Я общалась с женщиной,  которую  считаю  воплощением  зла,  зная,  что,
поступая таким образом, я потворствую греху.
   - Господь общался с грешниками и с безгрешными. Не судите, да  не  судимы
будете.  Чужой  грех  должен  вызывать  лишь  сочувствие  в  вашем   сердце.
Продолжайте.
   - Я имела гневные и горькие мысли о двух молодых людях,  которые  обидели
того, кто...
   - Стоп! - сказал ректор. - Не обвиняйте других.  Обвиняйте  только  себя.
Спросите вашу совесть. Убедитесь, что вы пришли сюда с покаянием и смирением
в сердце. Если в нем есть еще немилосердные мысли, раскайтесь и  признайтесь
в них.  Не  пытайтесь  оправдать  свой  гнев  поиском  его  причин.  Господь
рассудит, как велико было ваше искушение.
   Он замолчал. С другой стороны исповедальни не доносилось  ни  звука.  Вся
церковь, казалось, ждала вместе с ним, прислушиваясь к малейшему шороху.
   - Я жду, дочь моя, - проговорил ректор. В ответ он услышал ужаснувшее его
резкое, злое рыдание.

***

   Несмотря на простуду,  мисс  Кампанула  была  счастлива.  Она  собиралась
исповедоваться и ощущала гармонию  со  всем  миром,  чувствуя  себя  юной  и
восторженной. Состояние мрачного уныния, в котором  она  проснулась  сегодня
утром, полностью исчезло. Она даже ощутила прилив хорошего настроения, когда
подумала о том, как Элеонора  будет  играть  свою  "Венецианскую  сюиту"  на
завтрашнем спектакле. С этим ужасным нарывом на  пальце  Элеонора  наверняка
все испортит, и тогда все подумают: как жаль, что не предложили это  сделать
Идрис Кампанула. Эта мысль наполняла ее  счастьем.  В  последнее  время  она
никогда не знала, какое настроение будет у нее через  минуту.  Оно  менялось
самым   странным   образом   от   состояния   восторженности   до   страшной
раздражительности, которая находила на  нее  так  стремительно  и  по  таким
пустяковым поводам, что это пугало ее. Словно  -  как  у  персонажей  Нового
Завета - внутри нее сидел дьявол, зверь, который мог навлечь на  нее  черные
мысли и заставить дрожать от гнева. Она призналась в этих  приступах  ярости
отцу Коупленду (они с Элеонорой так его называли  между  собой),  и  он  был
очень добр с ней и помолился за нее. Также,  к  ее  немалому  удивлению,  он
посоветовал ей обратиться к врачу. Но она рассудила, что со здоровьем у  нее
все в порядке, не считая прострела и  естественных  процессов,  связанных  с
тем, что она становилась,  как,  впрочем,  все  живущие  на  земле,  немного
старше. Мисс Кампанула быстро прогнала эту мысль, так как от  нее  был  один
шаг до депрессии и тогда дьявол возьмет над ней верх.
   Шофер подвез  ее  к  церкви.  Они  приехали  на  несколько  минут  раньше
назначенного срока, и она решила заглянуть в ратушу, чтобы посмотреть, начал
ли комитет общества подготовку к завтрашнему вечеру. Конечно, все  декорации
будут делаться завтра утром под ее наблюдением. Но до  этого  надо  подмести
полы, вынести столы и сдвинуть скамейки. Может,  там  сейчас  Элеонора,  или
даже сам отец Коупленд заглянул туда по пути в церковь. В который раз за это
утро ее вновь охватил  восторг.  Она  знала,  почему  чувствует  себя  такой
счастливой. Возможно, он будет в Пен Куко во время этого  смешного  "прогона
ролей"  в  пять   часов.   Но   самое   главное   -   сегодня   ее   очередь
председательствовать  на  заседании  вечернего  кружка  любителей  книги   в
гостиной у ректора. Когда все закончится, она заглянет к нему в кабинет, где
отец Коупленд будет совсем один, и они немного побеседуют.
   Приказав шоферу подождать,  она  пошла  по  усыпанной  гравием  тропинке,
ведущей к ратуше.
   Дверь  была  заперта.  Она  почувствовала,  как  начинает   раздражаться.
Наверное, эта деревенская молодежь решила, что сделано достаточно много  для
одного дня. Этого следовало ожидать. Они удрали, оставив половину работы  на
завтра. Она уже собиралась возвращаться, когда услышала доносившееся изнутри
неясное бренчание. Кто-то очень  плохо  играл  на  рояле,  нажав  на  правую
педаль. Внезапно мисс Кампанула овладело непреодолимое желание выяснить, кто
это делает. Она принялась стучать в дверь. Шум внутри сразу же прекратился.
   - Кто там? - крикнула мисс Кампанула гнусавым от простуды голосом и опять
забарабанила в дверь.
   Ответа не последовало.
   "Задняя дверь! - подумала она. - Может, она открыта".
   Она обошла вокруг здания. Задняя дверь также была закрыта, и, несмотря на
то, что мисс Кампанула громко и долго  стучала,  испортив  при  этом  черные
лайковые перчатки, ей никто  не  открыл.  С  покрасневшим  от  напряжения  и
подступающей ярости лицом  она  еще  раз  обошла  вокруг  здания.  Белые  от
изморози окна были расположены выше уровня ее глаз.  Но  на  одном  из  них,
последнем, рама была приподнята. Мисс Кампанула вернулась обратно и увидела,
что ее шофер следовал за ней от церкви на машине.
   - Гибсон! - крикнула она. - Гибсон, иди сюда! Шофер  вышел  из  машины  и
подошел к ней. У него были грубые черты лица, но  хорошее  телосложение.  Он
прекрасно смотрелся в модной темно-коричневой ливрее и блестящих гамашах. Он
прошел вслед за своей хозяйкой мимо входной двери и обогнул здание.
   - Я хочу, чтобы ты заглянул в это окно, - сказала мисс Кампанула.  -  Там
внутри кто-то есть и при этом ведет себя очень подозрительно.
   - Хорошо, мисс, - ответил Гибсон.
   Он схватился за подоконник. Мускулы под тонкой тканью  напряглись,  когда
он пытался подтянуться, чтобы глаза оказались на уровне окна.
   Мисс Кампанула громко чихнула, высморкалась в  огромный  носовой  платок,
пропитанный эвкалиптом, и прогнусавила:
   - Ты видишь что-нибудь?
   - Нет, мисс, там никого нет.
   - Но там должен кто-то быть, - настаивала она.
   - Я никого  не  вижу,  мисс.  Все  кругом  убрано,  как  для  завтрашнего
мероприятия.
   - Где рояль?
   - На полу, мисс, перед сценой. Гибсон спустился вниз.
   - Должно быть, они ушли в одну из  задних  комнат,  -  пробормотала  мисс
Кампанула.
   - Мог ли этот человек выйти через переднюю дверь, пока мы с вами  огибали
здание?
   - Ты видел кого-нибудь?
   - Не могу сказать, мисс. Я разворачивал машину. Но те,  кто  был  внутри,
могли свернуть с тропинки в сторону прежде, чем я их заметил.
   - Мне кажется это все более странным и подозрительным.
   - Да, мисс. Смотрите, мисс Прентайс выходит из церкви.
   - Да?
   Мисс Кампанула принялась близоруко  вглядываться  в  дорогу,  ведущую  от
церкви. Она разглядела южные ворота церкви и фигуру в дверном проеме.
   "Я не должна была опаздывать, - подумала она.  -  Элеонора,  как  всегда,
опередила меня".
   Она приказала Гибсону ждать ее около церкви, пересекла дорогу  и  широким
шагом направилась к калитке.  Элеонора  все  еще  стояла  на  крыльце.  Мисс
Кампанула кивнула своей подруге и с удивлением заметила,  что  та  выглядела
ужасно.
   "С ней что-то случилось", - подумала мисс Кампанула, и где-то  в  глубине
ее души, на границе сознательного  и  бессознательного,  зародилась  горячая
надежда, что ректор был недоволен Элеонорой на исповеди.
   С радостью в сердце мисс Кампанула вошла в церковь.

***

   В тот самый момент, когда мисс Прентайс и мисс  Кампанула  встретились  у
южных ворот церкви, Генри,  который  находился  в  это  время  в  Пен  Куко,
осознал, что не может больше оставаться дома. Он был  полон  беспокойства  и
нетерпения. Они с Диной выполнили договор и после того утра на холме  больше
не встречались наедине. Генри сразу же объявил об их  намерении  отцу  -  за
завтраком, в присутствии Элеоноры.
   - Это идея Дины, - сказал он. - Она называет это перемирием. Так как наши
с ней отношения развиваются на глазах  у  всех  и  так  как  ее  отец  очень
расстроен разговором, который был у  тебя  с  ним,  кузина  Элеонора,  вчера
вечером, Дина считает, что будет хорошо, если мы пообещаем ему, что  отложим
то, что ты назвала подпольными встречами, на три недели.
   Он посмотрел Элеоноре прямо в глаза и добавил:
   - Я  был  бы  тебе  очень  благодарен,  если  бы  в  этот  период  ты  не
разговаривала с ним на эту тему.  В  конце  концов,  это  в  первую  очередь
касается только нас с Диной.
   - Я буду делать то, что посчитаю своим  долгом.  Генри,  -  сказала  мисс
Прентайс.
   - Боюсь, что да, - ответил тот и вышел из комнаты.
   Они с Диной писали друг другу. Генри увидел,  как  однажды  за  завтраком
мисс Прентайс внимательно вглядывалась в первое письмо Дины, лежавшее  рядом
с его тарелкой. Он переложил письмо в нагрудный карман  своего  пиджака,  но
при этом был шокирован выражением лица кузины. После этого  случая  он  стал
спускаться на завтрак пораньше.
   В течение этой трехнедельной передышки Джоуслин ни разу не заводил с  ним
разговор о Дине, но Генри очень хорошо знал, что  мисс  Прентайс  продолжала
изводить эсквайра при любом удобном случае. Несколько раз, входя  в  кабинет
отца, Генри заставал их вдвоем  с  Элеонорой.  Молчание,  которым  неизменно
сопровождалось его появление, неловкие попытки отца скрыть  это  и  неловкая
улыбка сразу же куда-то ускользавшей мисс  Прентайс  не  оставляли  у  Генри
никаких сомнений о предмете их беседы.
   Сегодня утром Джоуслин был на охоте. Мисс Прентайс  должна  вернуться  из
церкви часам к трем, и перспектива оказаться за чаем один на один с  кузиной
казалась ему просто невозможной. Она  отказалась  взять  машину  и  вернется
уставшая и измученная. Хотя сам Джоуслин  учил  ее  водить,  она  оставалась
верна своей привычке обходиться без машины, - привычке, приводившей в ярость
обоих мужчин из Пен Куко. Она ходила вечерами в  церковь  пешком,  даже  под
проливным дождем, и после этого простужалась и страдала от сводивших  с  ума
мигреней.  Однако  сегодня  погода  была  хорошая,  время  от  времени  даже
выглядывало солнце. Генри взял трость и вышел из дому.
   Он пошел по обсаженной деревьями дороге, пролегавшей мимо церкви.  Может,
понадобится какая-нибудь помощь в ратуше. Если Дина  там,  то  она  окружена
помощниками, поэтому все будет нормально.
   Но примерно на полпути к клубу, на изгибе  дороги,  он  неожиданно  прямо
перед собой увидел Дину.
   В первый момент они застыли на месте, с удивлением глядя друг  на  друга.
Затем Генри произнес:
   - Я подумал, что смогу чем-нибудь помочь в ратуше.
   - Сегодня мы все закончили в два часа.
   - Куда ты идешь?
   - Просто прогуляться. Я не знала, что ты... Я думала, что ты...
   - Я тоже не знал. Это непременно должно было случиться рано или поздно.
   - Да, наверное.
   - Ты бледная, - сказал Генри дрогнувшим голосом. - У тебя все в порядке?
   - Да. Это просто усталость. Ты тоже бледнее обычного.
   - Дина!
   - Нет, нет. Не раньше чем завтра. Мы договорились.
   И  как  под  воздействием  какой-то  неведомой  силы,  они  автоматически
оказались в объятиях друг друга.
   Когда мисс Прентайс, с высохшими слезами, но с неутихающей бурей  внутри,
вышла из-за поворота, она наткнулась на счастливую целующуюся пару.

***

   - Я не понимаю, - говорила Селия Росс, - какое  значение  имеет  то,  что
говорит пара скандальных, мерзких, старых церковных мышей.
   - Очень большое, - отвечал доктор Темплетт, подбрасывая полено в камин. -
Моя работа является одной из немногих, в  которой  личная  жизнь  влияет  на
профессиональную репутацию. Почему это так - одному Богу известно.  А  я  не
могу позволить себе  потерять  здесь  практику,  Селия.  Мой  брат  сохранил
большую часть того, что осталось после смерти  отца.  Я  не  хочу  продавать
Чиппингвуд, но я трачу все свои  деньги,  чтобы  содержать  его  в  порядке.
Отвратительная ситуация, я знаю.  При  прочих  равных  условиях  я  не  могу
просить Фриду о разводе. Ведь она уже целый год лежит без движения.  Паралич
- штука неприятная, и.., она все еще привязана ко мне.
   - Мой дорогой, - нежно произнесла  миссис  Росс.  Темплетт  сидел  к  ней
спиной. Она задумчиво смотрела на него. Возможно, она решала, подойти к нему
или нет. Если так, то она приняла решение этого не делать и осталась  сидеть
в своем кресле с высокой спинкой.
   - Только что, - пробормотал  Темплетт,  -  старый  господин  Каин  сказал
что-то о моей машине, которую он видел возле твоего  дома.  Я  взял  это  на
заметку. Обо мне пошли разговоры, будь они прокляты! А  с  появлением  этого
нового парня в Пенмуре я не могу позволить себе идти на риск.  И  все  из-за
этих двух женщин. Никто ничего бы не подумал, если бы  они  не  вцепились  в
меня своими когтями. В тот день, когда я перевязывал палец старой  Прентайс,
она спросила меня про Фриду и почти без передышки принялась говорить о тебе.
О, Господи, хоть бы она подхватила гангрену! А теперь еще это!
   - Мне не надо было говорить тебе.
   - Нет, ты правильно сделала, что сказала. Дай мне посмотреть.
   Миссис Росс подошла к письменному столу и открыла  один  из  ящиков.  Она
достала из него листок бумаги и протянула  доктору.  Он  внимательно  изучил
несколько строк, написанных черными заглавными буквами:

   "ВЫ ДОЛЖНЫ УЕХАТЬ ОТСЮДА. ПРЕДУПРЕЖДАЮ, ЧТО ЕСЛИ ВЫ  ЭТОГО  НЕ  СДЕЛАЕТЕ,
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ВЫ ЛЮБИТЕ, ПОСТРАДАЕТ".

   - Когда это пришло?
   - Сегодня утром. На конверте был почтовый штемпель Чиппинга.
   - Почему ты думаешь, что это ее рук дело?
   - А ты понюхай.
   - О, Господи! Эвкалипт!