х ублюдочных отцов, повел себя в  десять  раз  хуже,
да? Ты сбегал из дома намеренно, заранее продумав план.
   - Я думал, это укрепит наш брак.
   Мои оправдания умирали, как только срывались с языка.
   - Что ж, получилось у тебя здорово.
   Катерина встала и объявила, что возвращается к маме. И тогда - то  ли  от
безнадежности, то ли от отчаяния - я сказал:
   - Тебе повезло, что у тебя есть мама.
   Она с презрением оглянулась на меня. Я ненавидел себя за эти слова  почти
так же сильно, как ненавидела меня за них Катерина. Но когда  она  с  детьми
скрылись из виду, я подумал: "Ну что ж, если  мы  оба  считаем  меня  жалким
червяком, значит, у нас есть что-то общее. Быть может, на этом фундаменте  и
удастся что-то построить".
   После их ухода я еще какое-то время сидел на  детской  площадке.  Подошла
молодая мамаша с двумя детьми и посмотрела на меня так, будто я - растлитель
малолетних, скрывающийся от правосудия. Услышав, как она шепотом велит детям
не подходить ко мне, я встал и поплелся домой.
   На крыльце валялся хорошо знакомый конверт. Не вскрывая, я  сунул  его  к
остальным. Конверты стопкой  громоздились  на  столике  в  прихожей,  словно
накапливая улики против меня. Я и так знал, что банк требует денег,  но  мне
казалось, я никогда не смогу их  заработать,  если  прочту  все  те  угрозы,
которые, по моим опасениям, таились внутри конвертов. Я  мог  разобраться  с
долгами, лишь веря в себя, а потому все глубже и глубже зарывался в  музыку.
Одно из писем было заказным -  напрасная  трата  денег.  Я  с  удовольствием
расписался в его получении. Роспись вовсе не означала, что я тут  же  вскрою
письмо и прочту. Иногда мне  пытались  звонить,  но  как  только  на  экране
определителя номера загорался номер банка, я  быстро  включал  автоответчик,
после чего быстро проматывал сообщение. Разъяренный голос не  столь  пугающ,
если прослушать его на  большой  скорости.  Словно  балабонит  Дональд  Дак,
нанюхавшийся клея.
   В иные дни я сидел за клавишами и компьютером по  тринадцать-четырнадцать
часов кряду, но зачастую результат оказывался  хуже,  чем  прежде,  когда  я
трудился от  силы  часа  два.  В  былые  времена  я  мог  запросто  утонуть,
заблудиться в музыке, но все изменилось, как только я задался  такой  целью.
Оставалось месяца два, чтобы подготовить "Рекламную классику",  и  потому  у
меня появилась возможность создавать собственные новаторские творения,  коим
сегодня стала тринадцатисекундная мелодия, на которую должна  была  ложиться
строчка: ""Маслость"! О, "Маслость"! По вкусу масло, без жира - классно!"
   Хм-м, думал я, наверное, им требуется тема масла. Жаль, что по  закону  в
нижней части экрана должен крупными буквами гореть титр: "ЭТО НЕ МАСЛО",  но
это уже не моя проблема. Женщина  в  агентстве  сказала,  что  им  требуется
что-то в духе песни Кена Додда "Счастье", но при  этом  нужно  обойтись  без
нарушения авторских прав. Так что  либо  придется  испортить  мелодию,  либо
музыка окажется незаконной. Композицию следовало закончить к шести часам.  Я
включил клавиши.
   Масло. Что вызывает мысли о нем?
   Я попробовал на своем синтезаторе различные инструменты. Гобой, клавесин,
фагот; ничто даже отдаленно не напоминало о масле.  Впрочем,  я  сомневался,
что эта "Маслость" тоже о нем напоминает. Я послушал  Кена  Додда.  По  всей
видимости, песенку будут исполнять придурки, изображающие коров: по  два  на
каждую  корову,  один  в   роли   головы,   другой   -   задницы.   Пришлось
сосредоточиться на образе коровы. Я никогда не притворялся, будто моя работа
имеет эпохальное  значения  для  судеб  человечества,  но  когда  сидишь  на
вращающемся стуле, стараешься не думать  о  крушении  собственного  брака  и
отчаянно пытаешься сосредоточиться на уродливой корове, орущей "Маслость!  О
маслость!", твоя самооценка и вовсе стремится к абсолютному нулю. И  уровень
адреналина в крови при этом отнюдь не повышается,  что  должно  происходить,
если занят действительно важным делом. Возьмем, к примеру, акушерку, которая
примет нашего третьего ребенка. У нее нет иного выбора - только выбросить из
головы все свои проблемы и сосредоточиться на  том,  чтобы  ребенок  родился
целым и невредимым. Черт! Вот так всегда - секунды не прошло, а я уже  думаю
о нашем следующем ребенке, а не творю музыку, посвященною  новому  маргарину
пониженной жирности.
   Ах да, "Маслость". Так, сосредоточься,  Майкл,  сосредоточься.  Масло.  Я
несколько раз пропел вслух песню, которая должна  была  служить  прототипом.
Неужели агентство специально подстроило, чтобы заставить меня раз  за  разом
выводить слово "Счастье", когда я чувствую себя самым несчастным на свете? Я
попробовал спародировать мелодию, но не смог выкинуть  из  головы  оригинал.
Сосредоточься. Майкл. Сосредоточься.  Иногда,  если  голова  забита  разными
глупыми мыслями, если игла в моем мозгу засорилась, я едва различаю мелодии.
Сегодня игла засорилась настолько, что только шипела, скользя по винилу.
   Трудно забыть о детях, когда  они  улыбаются  с  фотографий  на  каминной
полке, поэтому я встал и повернул снимки лицом вниз. Отошел от камина,  сел,
посмотрел на полку и решил, что так фотографии выглядят кошмарно -  точно  я
отверг своих детей. Поэтому я встал и снова развернул фото.
   Хм-м. Масло? Я задумался. Масло. Да и вообще, имеет ли Катерина  законное
право узурпировать наших детей? Ведь я их отец. Понравилось бы ей, если б  я
увез детей, а потом заявил, что мне осточертел наш брак и потому я  оставляю
ее? Какое-то время я обдумывал это, потом взглянул на часы и обнаружил,  что
уже четверть первого. На несколько часов я выпал  из  работы,  забыв  и  про
масло, и про маслость. И даже если я внезапно наткнусь на  похожую  мелодию,
все равно нужно ее записать и обработать, а  потому  успеть  к  шести  часам
невозможно.  Ну  так   вперед!   Масло,   масло.   "Маслость".   "Маслость"!
"Маслость"!!! "По вкусу масло, без жира -  классно!"  Я  три  раза  произнес
вслух эти дебильные слова. Я попытался  снова  и  снова,  делая  ударения  в
разных местах. А потом встал и отправился заваривать чай.
   Теперь, когда шум поднимал только я, дом казался совсем другим. Я  словно
увидел его в ином ракурсе. Правда, немало времени я проводил, лежа на  спине
в прихожей или сидя на полу  под  кухонным  столом.  Когда  ты  один,  можно
вытворять и не такое. Я бродил из комнаты в комнату с чайником  в  руках,  и
наконец решил выпить чай, сидя на верхней ступени лестницы.
   Кошка соблаговолила оставить свое  любимое  место  среди  мягких  игрушек
Альфи и устроилась рядом на коврике. Когда у нас  в  доме  появилась  кошка,
выбирать  имя  мы  поручили  Милли.  Затем  потратили  полдня,  чтобы  Милли
отказалась от своего выбора, который она сделала без раздумий  и  колебаний.
Но Милли осталась непреклонна, поэтому пришлось смириться. За то время,  что
я жил один,  у  нас  с  кошкой  по  имени  Кошка  сложились  весьма  близкие
отношения. Я покупал ей в магазине вкусности, открывал  дверь  и  с  крыльца
кричал: "Кошка! Кошка!", а прохожие  отводили  взгляд  и  ускоряли  шаг.  По
вечерам она сидела  у  меня  на  коленях,  я  чесал  ее  подбородок,  а  она
возмутительно громко мурлыкала. Я привязал к мячику веревочку и играл с ней.
А когда кошка по имени Кошка отказывалась от пищи, я покупал ей свежую  рыбу
- ее она ела всегда. Все это меня успокаивало - до дня Красного ошейника.  У
кошки по имени Кошка не было ошейника - до дня Красного ошейника. Но  как-то
раз, после долгой прогулки,  она  вошла  через  кошачью  дверцу,  и  на  ней
красовался  новый  ярко-красный  ошейник.  Кошка  понюхала  миску  с   едой,
отвернулась и снова ушла. Я был сражен. Я-то думал, что все  это  время  она
отгоняла кошек от нашего сада или  пыталась  поймать  случайного  воробышка,
чтобы гордо показать его хозяину, а на самом деле она  лежала,  свернувшись,
перед чужим электрокамином, ела чужую свежую рыбу, лежала на чужих  коленях.
На ошейнике имелся ярлычок с именем "Клео". Эту кличку она  носила  в  своем
другом, тайном доме. Кошка  вела  двойную  жизнь.  Я  был  обманут,  брошен,
отвергнут. Хуже того, эта чертова кошка меня пародировала.
   Спустя сорок минут я все еще валялся на лестнице. Я  лежал  на  спине,  а
ноги свисали со ступенек. Кошка по имени Кошка давно ушла, но я  разглядывал
трещины на потолке -  достаточно  занимательное  дело,  чтобы  отвлечься  на
полчаса. Из транса меня вывел  стук  почтового  ящика,  и  я  заставил  себя
подняться. Этот звук украсил мой день: он возродил надежду, что  во  внешнем
мире меня не совсем забыли. Разумеется, письмо из банка я бы читать не стал,
но это могла оказаться реклама такси  или  пиццы.  Всегда  приятно  получить
известие от людей, которые взяли на себя труд с тобой связаться. На  коврике
лежала брошюра риэлторского  агентства  -  мне  предлагали  дома  стоимостью
больше миллиона фунтов. Просматривая глянцевые фотографии красивых и дорогих
жилищ, я пришел к убеждению, что брошюру бросила в мой ящик кошка  по  имени
Кошка,  отправившись  наслаждаться  своим  триумфом.  Но  этого  мелкого   и
единственного за день события оказалось достаточно,  чтобы  вернуть  меня  к
работе, и я вновь сел за компьютер. Однако, прежде чем  приняться  за  дело,
следовало разобраться с жизненно  важными  вопросами.  Сначала  я  попытался
определить,  сколько  перхоти  можно  стрясти  с  волос   на   стол.   Потом
почувствовал, как на спине зреет прыщ, и десять минут корчил из  себя  йога,
пытаясь дотянуться до  прыща  обеими  руками.  Далее  я  соскоблил  какую-то
клейкую серятину, налипшую  на  клавиши  синтезатора.  Я  понюхал  серятину,
попробовал на язык. И тут вспомнил о "Маслости".
   - Давай же, Майкл! - сказал я вслух. - "Маслость"! "Маслость"!  По  вкусу
масло, без жира - классно!
   Я подумывал позвонить в  агентство  и  спросить,  обязательно  ли,  чтобы
музыка  навевала  мысль  именно  о  масле.  Каким-то  непостижимым   образом
пролетела большая часть дня. Я забыл пообедать и теперь  просто  изнывал  от
зверского голода; требовалось немедленно съесть хоть что-то, но  в  доме  не
было ничего, кроме хлеба двухдневной давности  и  бесплатного  образца  этой
чертовой "Маслости". Стряхивая в  ладонь  крошки,  я  мужественно  посмотрел
правде в лицо и сказал себе, что сегодня я непременно подведу  агентство,  и
впервые в своей профессиональной карьере не успею выполнить работу к  сроку.
И тогда я набрал номер продюсерши, чтобы попросить отсрочку  на  один  день.
Сначала я долго слушал музыку, а потом мне, наконец, ответили. Автоответчик.
   - Здравствуйте, это Сью Пакстон, телефон 74960003.  Сейчас  меня  нет  на
рабочем месте, хотя, возможно, вы сумеете найти меня по  телефону  79460007.
Если дело не терпит отлагательства, можно позвонить  на  мобильный  -  номер
07700 900004, или на пейджер - номер 08081 570980  абонент  894.  Вы  можете
отправить мне факс по номеру 7946 0005 или послать сообщение по  электронной
почте по адресу s точка paxton на Junction5 точка co точка uk.  Если  хотите
попробовать найти меня дома, мои домашние  телефоны  01632  756545  и  01632
758864, можно также послать факс по  номеру  01632  756533  или  электронное
сообщение по адресу s точка paxton на compuserve точка com.  Или  же  просто
оставьте сообщение.
   К концу этих перечислений я забыл, зачем звонил, а потому повесил трубку.
Через несколько минут, вооружившись ручкой и бумагой, я  снова  позвонил  по
тому же номеру. Затем попытался связаться с продюсершей всеми перечисленными
способами, но по каждому номеру очередной автоответчик лишь  советовал,  как
еще можно добиться ответа. К тому времени, когда я перепробовал все,  прошел
еще час. И потому я решительно взялся  за  дело  и  в  конце  концов,  сумел
выбросить из головы оригинальную мелодию и переиначить аккорды.  И  вдруг  в
голове зазвучал мотив. Я быстро его записал, пока  он  опять  не  пропал,  а
потом зазвонил телефон. Катерина отменила завтрашнюю встречу в Гайд-парке, а
я разговаривал с ней гневно и растерянно, грубо и жалобно. Я повесил  трубку
и заметался по дому, в бессильной ярости пиная мебель.
   Снова  зазвонил  телефон,  но  это  была  не  раскаявшаяся  Катерина,   а
банковский клерк, и я заорал на этого назойливого мудака:
   - Пошел вон, мудак!
   И повесил трубку, но через полчаса  гаденыш  опять  позвонил  и  голосом,
сочившимся самодовольством закоренелого нациста, сообщил, что мне  отправили
письмо, где указано,  что  банковские  поверенные  уполномочены  изъять  мою
собственность. Итак, скоро я лишусь и  дома.  Я  уговаривал  и  объяснял,  я
твердил, что дом - это единственный шанс вернуть  семью,  что  у  меня  двое
маленьких детей и скоро будет третий и что их мать оставила меня и живет  со
своими родителями, но она не может оставаться у них постоянно, только  не  с
ее мамашей, которая вечно твердит, что ее внуки до сих пор  некрещеные,  так
что в конечном  итоге  моей  жене  придется  вернуться  домой,  и  тогда  мы
помиримся, и она увидит, что я изменился, и мы снова будем  вместе.  Но  все
это возможно,  только  если  у  меня  останется  дом,  если  ей  будет  куда
вернуться, а потому именно сейчас нельзя отбирать  у  меня  дом.  Банковский
клерк слушал молча и терпеливо. После чего сообщил, что банк начал процедуру
отчуждения моей собственности.

Глава десятая
На этом месте мог быть ты

   - У вас не найдется немного мелочи? Простите,  вы  не  найдете  для  меня
немного мелочи?
   Изо дня в день я невозмутимо проходил мимо бездомного, чей голос подпевал
музыке  лондонских  улиц.  Но  лишь  сегодня  меня  поразила  мысль,  что  я
равнодушно прошел мимо такого же, как я, бедолаги. Вернулся и  положил  пять
фунтов в импровизированную  картонную  копилку.  Пять  монет!  А  ведь  этот
бездельник даже не удосужился обзавестись собачонкой с печальными глазами.
   Я слегка разозлился  оттого,  что  получатель  платежа  не  рассыпался  в
благодарностях от  моей  чрезмерной  щедрости  и  даже  не  выказал  никакой
радости. За пятерку ждешь как  минимум  угодливого  "спасибо",  но  лучше  -
письма с отчетом о том, как, куда и зачем  были  потрачены  твои  деньги  (в
конце письма я не  прочь  увидеть  постскриптум  с  просьбой  оформить  свои
подношения в виде соответствующего обязательства, скрепленного печатью).  Но
нищеброд, похоже, решил, что я  ничем  не  отличаюсь  от  прочих  богатых  и
чистеньких счастливчиков, шныряющих мимо него. Наверняка подумал, что у меня
имеется прекрасный  дом,  довольная  жена  и  все  остальное,  чему  он  так
завидует.
   Я только что отнес в банк ключи от своего дома. Явился в местный  филиал,
выстоял очередь к окошечку и протянул ключи девушке.
   - Подождите, я лучше приглашу управляющего, - сказала она.
   - Нет, все нормально, бумаги уже у него. Я не могу задерживаться. Мне еще
надо найти место для ночлега.
   - О... Вы не хотите ничего сообщить?
   - Хочу. У вас внизу барахлит унитаз. Нужно один раз спускать воду плавно,
а потом еще раз, но резко.
   Девушка непонимающе смотрела  на  меня,  но  когда  я  собрался  уходить,
вспомнила сценарий:
   - Спасибо, что  воспользовались  нашими  услугами,  мистер  Адамс.  Желаю
приятно провести день.
   - Спасибо. Вы очень добры! - крикнул я через плечо.
   Я вышел на улицы Лондона, не зная, куда  идти  теперь.  И  пустился  куда
глаза  глядят,  все  глубже  и   глубже   погружаясь   в   сюрреалистические
переживания.   Обычно   ходьба    по    тротуарам    означает    бесполезное
времяпрепровождение - пауза между  эпизодами  жизни,  -  но  теперь  у  меня
остался один тротуар. Я потерял смысл. Мусорный бак имеет смысл -  он  нужен
для того, чтобы в него бросали дрянь. И ограждения вдоль улиц имеют смысл  -
они нужны для того, чтобы не люди не кидались под машины. Но какой смысл  во
мне? Я - ничто, которое плетется в никуда. Кому и для чего я нужен?
   Я  стоял  на  улице,  разглядывая  клубки  старых  магнитофонных  пленок,
запутавшихся  в  оградах  -  узкие  блестящие  ленточки  коричневого  цвета,
сплетенные ветром. Наверное, на этих  пленках  записана  музыка,  ее  кто-то
сочинил, оркестровал, аранжировал, а  теперь  музыка  развеяна  по  ветру  и
никому не нужна. Шла запись, шла, а потом оборвалась. Отныне у  меня  прорва
свободного времени, вот только  свобода  катастрофически  упала  в  цене.  Я
больше не крал свой  досуг  сладкими  аппетитными  кусочками,  нет  -  досуг
придавил меня пожизненным сроком. В руке я держал дорожную сумку  -  немного
шмотья, зубная щетка, бритва  и  путеводитель  по  Лондону  "Тайм-аут".  Все
остальные мои вещи,  как  и  прочее  содержимое  нашего  дома,  хранились  в
соседском гараже.
   -  О-ох,  как  вам  повезло,  что  у  вас  холодильник  с  таким  большим
морозильником, - похваливала престарелая  миссис  Конрой,  пытаясь  заразить
меня оптимизмом, когда я вез холодильник к ее дому.
   Мягкие игрушки отправились в пластиковые  пакеты  для  мусора,  телевизор
завернули в одеяло и положили в кроватку Альфи.  Перевозка  остальных  вещей
заняла у меня два  дня.  К  тому  времени,  когда  я  покончил  с  барахлом,
соседский гараж походил на  наш  дом,  только  раздавленный  землетрясением.
Миссис Конрой любезно сказала, что я могу держать вещи сколько  понадобится.
Клаус с Гансом съехали - вернулись к себе в Германию, - поэтому гараж никому
не требовался. Миссис  Конрой  выделила  мне  коробки  для  личного  скарба,
угостила чаем с сандвичами и вручила ключ от гаража - чтобы я в любой момент
мог забрать вещи. Она не спрашивала, как вышло, что я просрочил  выплаты  по
кредиту. Лишь однажды намекнула на случившееся  -  когда  я  запер  гараж  и
поблагодарил  ее.  Миссис  Конрой  грустно  посмотрела  на  меня,  ободряюще
улыбнулась и сказала:
   - О-ох, вам не поздоровилось.
   И вот я брел по Верхней Кэмден-стрит, сжимая в руках  те  жалкие  остатки
вещей, что не поместились в гараже миссис Конрой. И  вдруг  поймал  себя  на
том, что с  повышенным  интересом  разглядываю  пластмассовые  безделушки  в
витринах благотворительных лавок. Я  миновал  галереи  игровых  автоматов  -
название "Куча удовольствия", судя по постным серым рожам внутри,  выглядело
некоторым  преувеличением.  Агентства  недвижимости  рекламировали  семейные
гнездышки со всеми удобствами, строительные общества предлагали в  полплевка
получить заем на жилье.
   О невыплаченном кредите Катерина знала из моего письма к отцу, но  я  все
равно поднял эту  тему  в  те  томительные  и  беспросветные  часы,  что  мы
проводили у качелей  на  промозглом  ветру.  Когда  я  говорил  о  пустяках,
Катерина отвечала односложно, и  чтобы  растопить  лед,  я  завел  беседу  о
грядущей потере дома.
   - По-моему, банк собирается изъять наш дом, - объявил я.
   Разумеется, я не рассчитывал, что Катерина упадет ко мне  в  объятия,  но
ничего лучше для дружеской беседы я не нашел. Катерина посмотрела на меня  и
отвернулась.
   - После развода все равно бы пришлось его продать, - равнодушно  заметила
она, словно мы обо всем уже договорились.
   Она впервые упомянула о разводе, но  поскольку  цели  своей  я  достиг  -
завязал-таки разговор, - то преисполнился оптимизма.
   - Я все равно не смогу туда вернуться, - продолжала Катерина. -  Там  мне
будет слишком одиноко.
   Она вполне расчетливо ковырнула  ножом  в  моей  разверстой  ране.  Пусть
теперь ей не хотелось быть со мной, но несчастной сделал ее я, потому что не
был с ней прежде. Но меня утешила реакция Катерины -  похоже,  ее  вовсе  не
ужаснула перспектива лишиться дома. Я не  мог  отделаться  от  чувства,  что
потеря жилища не повысила наших шансов  воссоединиться.  Но,  наверное,  все
дело в том, что эти шансы и так болтались в районе нулевой отметки.
   Пока я бесцельно бродил по главной улице  нашего  района,  меня  посетила
счастливая мысль. Ведь отсутствие крыши над  головой  -  превосходный