хости в горле он даже говорить не мог. - Да я, да
уж что тут, в самом деле, я все путем, все в аккурате сделаю, все  будет
тип-топ. - Он смотрел на мужика собачьими преданными глазами и,  будь  у
него хвост, вилял бы им, на сколько сил хватило.
   Такая собачья готовность и преданность мужику понравилась.  Лицо  его
смягчилось. Он достал из кармана купюру и протянул ее Коляну:
   - Вот тебе на поправку, но сначала дело сделай,  а  потом  за  водкой
иди. В шесть вечера жду тебя на платформе.
   Зажав в кулаке деньги, Колян бросился к остановке.  Автобус  как  раз
собирался отъезжать.
   - Стой, стой, зараза! - В последний момент он запрыгнул  в  машину  и
плюхнулся на сиденье. Сердце колотилось от такой нагрузки, в голове была
муть, а горло пересохло.
   - Билет брать будешь или как?
   Над ним возвышалась грудастая молодая кондукторша, из тех,  с  кем  и
спорить-то бесполезно, запросто может из автобуса  сразу  выбросить.  Он
разжал кулак - там было пятьдесят рублей, взял  билет,  сдачу  аккуратно
спрятал и стал думать. Деньги на выпивку  есть,  почему  нельзя  сначала
купить бутылку, а уж  потом  идти  на  дело?  В  таком  состоянии  он  и
делать-то ничего не может, этому городскому хлыщу этого не  понять,  ишь
сколько денег отвалил за ерунду сущую. Да и как он эту  улицу  искать-то
будет? Уж лучше сразу к магазину пройти, купить бутылку,  сделать  один,
только один, маленький глоток для поправки и  тогда  уже  искать  нужную
улицу. План ему очень даже понравился.
   Утром все ночные страхи и  трагические  воспоминания  показались  мне
просто неприятным сном. Солнышко исправно светило - благословенное бабье
лето! - на подоконнике ворковали голуби, чахлая  московская  травка  все
еще  зеленела  и  даже  доллар  -  кстати  о  зелени!  -  замедлил  свой
головокружительный взлет, намекая на возможность будущей стабильности.
   Мы договорились, что Павел с Людмилой приедут к  десяти  часам.  Зная
эту парочку, можно было  не  сомневаться,  что  появятся  они  именно  в
условленное время, секунда в секунду,  так  что  пришлось  собираться  в
темпе. Сначала мне это удавалось,  но  потом  ожил  телефонный  аппарат,
подчиняясь непреложному закону всеобщего  свинства,  и  скорость  сборов
упала примерно вдвое, что в общем-то нервировало. Правда,  только  меня:
Андрей, как всегда, хранил олимпийское спокойствие и на  ерунду  нервные
клетки не растрачивал.
   Позвонили, кажется, все: соседка, чтобы  проконсультироваться  насчет
программы  телепередач,  бывшая  коллега  по  работе,  которой   позарез
понадобилась монография о политико-экономических  процессах  в  какой-то
слаборазвитой стране - это в субботнее  утро!  -  незнакомая  истеричная
тетка, утверждавшая,  что  звонит  по  газетному  объявлению  о  покупке
спального гарнитура, и  не  желавшая  слушать  никаких  моих  объяснений
относительно возможной опечатки в газете. Словом, до  назначенного  часа
оставалось от силы пятнадцать минут, я носилась по квартире, как  ведьма
на помеле, заставляя Андрея  вздрагивать  и  чуть  ли  не  шарахаться  в
сторону. Так что, когда телефон в очередной раз зазвонил,  я  прямо-таки
рявкнула в трубку:
   - Ну?!!
   На том конце провода царило молчание и  слышались  лишь  механические
потрескивания и  какие-то  слабые  голоса  -  по-видимому,  эхо  чьих-то
разговоров.
   - Слушаю вас, - повторила я чуть мягче.
   - Натуля! Это я, твой любимый Алешенька. Доброе утро.
   Кому  доброе...  Масик  все-таки  осуществил  свою  вчерашнюю  угрозу
позвонить, проигнорировав мои попытки втолковать ему,  что  поезд  ушел,
рельсы не только разобрали, но даже успели сдать в металлолом.  Уж  если
он что решил, так выполнит обязательно. Но - как правильно подметил  наш
великий, безвременно ушедший бард, - к  этим  шуткам  отношусь  я  очень
отрицательно.
   - Здравствуй, - прохладно отозвалась я. -  Ты  застал  нас  буквально
чудом, мы уже собрались выходить.
   -  Да,  погода   чудная,   -   с   энтузиазмом   откликнулся   Масик,
проигнорировав употребленное мною во множественном числе местоимение.  -
Может быть, пойдем погулять? Ты не против?
   Ну что тут будешь делать? То ли убить его, то ли  в  приют  отдать...
Нет, попробуем еще разок донести до его сознания полезную информацию.
   - Солнце мое, я у-ез-жаю! На весь день. За город. С мужем.
   В трубке послышался нетерпеливый вздох.
   -  Про  твоего  мифического  мужа  я  уже  слышал.  Хорошо,  поезжай,
развлекись.
   Только возвращайся не слишком  поздно,  я  буду  беспокоиться.  И  не
забудь, что ты моя невеста, веди себя прилично. А куда ты едешь?
   - В Белые Столбы! - машинально ответила я,  пытаясь  свободной  рукой
хоть как-то докрасить ресницы.
   Шут с .ним, пусть как хочет, так и называет. От меня не убудет.
   - Да? Знаешь, я как раз там... Хотя нет, я все  перепутал.  Я  был  в
Черноголовке, делал снимки...
   - Извини, - невежливо прервала я, - мне некогда. Пока.
   О себе, любимом,  Масик  может  рассказывать  долго,  причем  реакция
собеседника для него как бы и  необязательна,  так  что  мое  далеко  не
светское поведение было почти оправданным в данной конкретной ситуации.
   Надо отдать должное Андрею,  он  эту  ситуацию  воспринял  адекватно.
Только поинтересовался, чего на сей  раз  добивается  мой  эксцентричный
поклонник. Ответ о  том,  что,  как  и  раньше,  заключения  счастливого
семейного союза, его вполне удовлетворил.
   - Правильно ты когда-то говорила: где  бы  какого  психа  ни  носило,
обязательно на тебя выведет, - сделал он единственный комментарий.
   Звонок в дверь лишил  меня  возможности  достойно  ответить  на  этот
выпад.
   Хотя ничего, кроме банального "сам дурак",  все  равно  в  голову  не
пришло.
   Пятнадцать минут спустя наш кортеж из  двух  машин  весело  катил  по
шоссе мимо подмосковных лесов, полей и расплодившихся там в  невероятных
количествах краснокирпичных особняков новых русских. Некоторые постройки
были недурны, другие почти радовали  глаз,  но  подавляющее  большинство
удручало вопиющим дурным  вкусом  и  отсутствием  фантазии.  Стандартные
четырехугольные коробки с непременной башенкой, присобаченной  там,  где
для нее нашлось место. Встречались и такие творения  местных  зодчих,  в
которых просматривались признаки мании  величия:  например,  пятиэтажный
дом с готическим шпилем. Умереть, уснуть и проснуться рыдая.
   Тем не менее на  фоне  этого  новодела  обычный  подмосковный  дачный
поселок выглядел, если честно, довольно  убого.  Когда-то  Белые  Столбы
делила на две части железная дорога: справа обычный  поселок  городского
типа, где одноэтажные избы-развалюхи чередовались  с  двухэтажными,  еще
пленными немцами строенными бараками, а  слева  -  чуть  ли  не  элитный
дачный поселок с гектарными участками  и  шикарными  -  по  послевоенным
меркам - дачами. Но за полвека многое изменилось:  жилая  часть  поселка
переползла в дачную и изрядно потеснила летние жилища  горожан,  а  там,
где дачи все-таки сохранились,  участки  давным-давно  были  поделены  и
переделены на несколько частей, дома разгорожены пополам, а то и на  три
части, и вместо вековых сосен за серым  штакетником  маячили  огороды  с
самопальными  парниками.  В  общем,  "Вишневый  сад"   в   постсоветском
исполнении.
   Дача тети Тани - половина когда-то  роскошной  профессорской  дачи  -
выгодно отличалась от соседних построек. Во-первых,  крыша  сверкала  на
солнце новеньким оцинкованным железом, а не мозолила глаза ржавчиной или
просевшей черепицей. Во-вторых, недавно возведенный второй этаж  радовал
взор медовым цветом натурального дерева и большими, чуть ли  не  во  всю
стену, окнами.
   А в-третьих, если на участке и были так называемые  парники,  то  они
удачно прятались за стеной дома. И яблок действительно уродилось  много:
ветви деревьев буквально  гнулись  под  их  тяжестью,  а  за  желтыми  и
красными плодами практически не было видно листвы.
   - Ничего себе! - присвистнул Андрей, остановив машину  у  калитки.  -
Сюда надо было на самосвале приезжать. Эта твоя тетя Таня, случайно,  не
родственница Мичурина?
   Вопрос ответа явно не требовал, посему я молча вылезла  из  машины  и
пошла открывать калитку. Хозяйки видно не было, но я помнила, что  собак
в доме нет, а калитка днем запирается на палочку. Так оно и оказалось: я
беспрепятственно вошла в сад и, обогнув дом, оказалась  перед  невысоким
крыльцом - тоже недавно сооруженным. И тут меня  ждал  сюрприз:  входная
дверь оказалась запертой. Н-да...
   Это, кажется, называется примерно так: "Приходите, приходите, нас все
равно не будет дома".
   - Ты уверена, что нас приглашали именно  сегодня?  -  раздался  сзади
голос Андрея.
   От неожиданности я слегка вздрогнула:  никак  не  могу  привыкнуть  к
тому, что мой друг ходит почти бесшумно. Когда-нибудь по его  милости  у
меня случится родимчик.
   - Нас приглашали не "именно сегодня", а в любой день. Тетя Таня живет
здесь постоянно до морозов. То есть до середины ноября, как  минимум,  а
сейчас только начало сентября, если я не ошибаюсь.
   - Не ошибаешься, но хозяйки, как видишь, нет. Что будем делать?
   - Собирать яблоки, - решительно ответила я. - В конце концов, нас  за
этим и звали - спасать фрукты. Пока будем работать, глядишь, и тетя Таня
вернется. Может, она просто вышла куда-то, не сидеть же ей безвылазно на
участке.
   - А если она уехала в Москву?
   - Наберем столько яблок, сколько успеем до сумерек, и поедем домой.
   Пикник организуем у меня, вот и вся разница с предыдущей  программой.
А если все-таки замерзнем,  то  ключ  должен  лежать  под  половицей  на
крыльце: зайдем в дом, погреемся.  В  общем,  там  видно  будет.  Скорее
всего, тетя Таня пошла в магазин или в гости  к  соседям  и  вернется  с
минуты на минуту...
   - Смотри! Твоя подруга, твоя инициатива. Мы тут присутствуем только в
качестве рабочей силы, - пожал плечами Андрей  и  пошел  звать  Павла  и
Людмилу, которые так и не вышли пока из своей машины: то ли  целовались,
то ли обсуждали подробности недалекой свадьбы.
   Около четырех часов мы добросовестно собирали яблоки,  и  чем  больше
проходило времени, тем  сильнее  становилось  во  мне  чувство  смутного
беспокойства.  Что  могло  случиться   с   тетей   Таней?   Плохо   себя
почувствовала и срочно уехала в Москву? Возможно.  В  любом  случае  это
было единственной мало-мальски подходящей  версией  событий.  Настойчиво
приглашать к себе в любой день и  при  любой  погоде  -  и  исчезнуть  в
неизвестном направлении в субботу, да  еще  тогда,  когда  осень  решила
напоследок побаловать теплом и солнечным светом?
   Странно как-то...
   По-видимому, не одну меня мучили сомнения. Павел оторвался наконец от
своей  Милочки,  которая,  если  верить  моим  наблюдениям,  не  столько
работала, сколько мечтала о своем, потаенном, и подошел ко мне. Я не без
удовольствия прекратила битву за урожай и сладко потянулась:
   - Перерыв на перекур?
   Павел кивнул и протянул мне зажигалку. Эталон  настоящего  мужчины  -
сильный и молчаливый. Рядом с ним я всегда чувствовала  себя  трещоткой,
поэтому старалась говорить меньше, чем обычно. Но ведь  как-то  общаться
надо! Понимать с полувзгляда можно только очень близкого человека,  а  я
даже с Андреем еще не дошла до такой стадии. Тем более, что от  Павла  и
полувзгляда-то не всегда можно добиться. Больше всего он мне  напоминает
остро отточенный нож: сплошные вертикали и  серо-стальные  тона  глаз  и
волос. Делайте со мной что хотите, но работа в компетентных  органах  не
проходит для человека бесследно.
   - Куда все-таки подевалась хозяйка? - нарушил наконец молчание Павел.
- Может, позвонить твоей подруге?
   Дельное предложение, только откуда прикажете  звонить?  Идти  полчаса
пешком до станции, где телефон-автомат хоть и есть, но не  факт,  что  в
действующем состоянии? Или ходить по домам и  спрашивать,  нет  ли  там,
случайно, телефонного аппарата?
   К счастью, я не успела озвучить эти вопросы, потому что Павел  достал
из нагрудного кармана мобильный телефон. И об этой детали его экипировки
я ухитрилась забыть, хотя всего полгода назад  провела  рядом  с  Павлом
несколько часов подряд и все это время он с мобильником  практически  не
расставался.
   Действительно,  все   гениальное   просто,   особенно   в   наш   век
стремительного технического прогресса.
   Просто-то просто, но... Номер телефона Елены наизусть я  не  помнила,
он остался в записной книжке, а книжка, естественно, дома. Звонить Галке
- бессмысленно, ее нет в Москве. Нет, ничего не выйдет.
   - Приедем в Москву, позвоним, - как можно непринужденнее сказала я. -
Ты же знаешь, у меня отвратительная память на цифры.
   - Может быть, ты хотя бы фамилию Елены помнишь? - спросил Павел.
   Интонация не оставляла сомнения в том, насколько глубоко  он  в  этом
сомневается.
   - Не помню.  Имена,  фамилии  -  это  для  меня  беда.  Знакомлюсь  с
человеком и через две минуты  забываю,  как  его  звать-величать.  Помню
только, что у Елены  очень  простая  фамилия:  то  ли  Муратова,  то  ли
Мурашова, то ли Муравьева. Нет, бесполезно. А знаешь, можно войти в  дом
и поискать там - вдруг телефон записан...
   - На стене? Наташа, эта идея никуда не годится. И как ты  собираешься
войти в дом, интересно?
   - А здесь ключ обычно лежит под половицей. Раньше, во всяком  случае,
его туда клали, если отлучались ненадолго.
   Павел не успел оценить по  достоинству  еще  одну  мою  идею,  как  я
поднялась на крыльцо и быстро нашла незакрепленную  половицу.  Но  ключа
под ней не оказалось. Я бы еще долго бессмысленно таращилась на  пустоту
под доской, если бы меня не оторвали от этого увлекательного занятия.
   - Так, - услышала я над собой голос  Андрея,  интонация  которого  не
предвещала ничего хорошего. - Мне все это перестало  нравиться.  Хозяйки
нет, хотя она должна быть дома, ключа тоже нет, хотя он должен лежать на
условленном месте. Насколько я  знаю  Галку,  она  женщина  серьезная  и
информацию  выдает  только  проверенную.  Остается   предположить,   что
случилось нечто непредвиденное.
   Например, хозяйке стало плохо и соседи отправили ее в  больницу.  Или
что-то случилось в Москве, пришлось срочно туда ехать. Вариантов  много,
а веселого мало.
   - А может быть, она дома? Заперлась на ночь изнутри, а потом ей стало
плохо...
   Павел молча оглядел участок, притащил от сарая чурбак,  поставил  его
на попа и с этой импровизированной табуретки заглянул  в  незанавешенные
окна веранды.
   - Все в абсолютном порядке, - спрыгнув, сообщил он.
   Потом он проделал ту же процедуру возле окна комнаты. В доме, похоже,
никого не было, так что вариант с дверью, запертой  изнутри,  сам  собой
отпал.
   Андрей обменялся с Павлом взглядом и вынес вердикт:
   - Сворачиваем сельхозработы, тем более что яблок уже набрали  на  три
года вперед. По коням - и в Москву, звонить твоей приятельнице Елене.  К
тому же скоро начнет смеркаться, становится прохладно. Я прав, Павел?
   Павел ограничился кивком и поспешил сообщить новости Милочке, которая
давно уже сидела на голубом диванчике-качелях, установленном на полянке,
и, похоже, одиночеством не тяготилась. Когда -Павел подошел к  ней,  она
не сразу это заметила, но внимательно выслушала то, что  он  ей  сказал.
Они обменялись поцелуями. Идиллия, блин! Павел пошел к машине, и  тут  я
увидела, как Милочка проводила его странным взглядом, в котором было что
угодно - тоска, непонимание, загнанность какая-то, наконец, - только  не
нежность.
   Интересно получается! Так  можно  смотреть  на  человека,  с  которым
собираешься расстаться, но не представляешь себе, как это сделать, чтобы
не было мучительно. Женщина, которая так смотрит вслед  своему  мужчине,
не только любит, но и страдает. Этот взгляд невозможен там,  где  любовь
безмятежная и взаимная. Тогда зачем она морочит Павлу голову, изображает
из себя горлицу, воркующую со своим голубком? Разумеется, всегда  кто-то
любит, а кто-то лишь подставляет щеку, но подставляет же, черт побери, а
не считает чувства партнера  карой  небесной.  Нет,  мне  решительно  не
понять эту женщину.
   Я  обнаружила,  что  давным-давно  курю  не  сигарету,  а  фильтр,  и
прекратила это занятие. Пора было собираться в обратный  путь,  Павел  и
Андрей уже пошли к своим машинам. А Милочка, похоже, опять  замечталась,
и я решительно двинулась в сторону качелей. Что-то  явно  происходило  с
любимой женщиной Павла: до сегодняшнего дня я не замечала у нее  тяги  к
уединению и грезам. Обычно она  старалась  держаться  поближе  к  своему
жениху, словно черпая силы в его поддержке.  Впрочем,  чужая  душа,  как
известно, потемки.
   - Что-нибудь случилось? - спросила меня  Мила.  Можно  подумать,  что
просто так я  к  ней  подойти  не  могу.  Обязательно  должно  произойти
светопреставление. А я еще считала, что неплохо разбираюсь в женщинах!
   - Нам пора ехать, - со всей доступной  мне  мягкостью  сказала  я.  -
Мужчины ждут, пойдем.
   - Уже? А я думала, мы тут побудем еще. Так хорошо!
   Вокруг действительно было хорошо. Несколько сосен,  сохранившихся  на
краю участка, наполняли воздух терпким хвойным ароматом, от которого мы,
городские жители,  давным-давно  отвыкли.  Ярко-голубое  небо  чуть-чуть
поблекло, готовясь к закату, но солнце еще освещало  верхушки  елей,  на
одной из которых блестели целые гроздья шишек - абсолютно неестественных
в своей красоте. Где-то далеко прошумела электричка. Сейчас сидеть бы на
террасе за самоваром, где горят шишки, уже отжившие  свое  на  соснах  и
елках, вдыхать изысканно-горьковатый дымок, любоваться на сад в  осенних
красках и вести неспешную беседу о смысле жизни. Или -  просто  молчать,
вбирая в себя прелесть и  покой  природы,  заряжаясь  от  нее  жизненной
энергией. В Москве такое времяпрепровождение никому из нас не грозило по
определению.  Нет,  уехать  от  такой  красоты  можно  было   только   в
форс-мажорных обстоятельствах.
   Что, в  самом  деле,  могло  приключиться  с  тетей  Таней?  Инфаркт?
Инсульт?
   Перелом ноги  или  руки?  Сильная  простуда,  при  которой  необходим
строгий постельный режим? Загадка. Как бы то ни было, а чувство тревоги,
доселе смутное, стало почти  осязаемым.  Я  уже  забыла  все  "прелести"
подобных ощущений за полгода нормальной, можно даже сказать безмятежной,
жизни.
   Людмила наконец вышла на улицу, и я тщательно закрыла за нами калитку
все на ту же палочку, которая тут обозначала  засов.  Странно  все-таки:
калитка настежь, а дверь на замке. Нестыковочка получается. Да,  кстати,
сарайчик с инструментами тоже открыт. И часть  инвентаря  разбросана  по
участку, хотя в наше время любая  лопата  -  материальная  ценность,  не
говоря о почти новой тачке, которая притулилась недалеко от  калитки.  А
качели эти новомодные - по нынешним ценам просто сокровище, как минимум,
пять среднестатистических  пенсий.  И  тетя  Таня  бросила  все  это  на
произвол судьбы? Н-да...
   Павел стоял возле своей машины и не спускал глаз  с  калитки.  Увидев
Людмилу, двинулся ей навстречу. Андрей,  наоборот,  с  рассеянным  видом
любовался окрестностями и на  меня  практически  не  отреагировал.  Меня
кольнуло легкое чувство зависти:  бывают  же,  в  самом  деле,  женщины,
которых любят, прямо-таки до самозабвения. А  мой  ненаглядный  ухом  не
ведет при появлении как бы любимой женщины. Вот именно: как бы. О  любви
у нас разговора до сих пор не заходило:
   Андрей помалкивал, а я  не  хотела  рисковать,  боялась  оказаться  в
идиотском положении.
   Но вообще женщины и любовь - это что-то с чем-то. Женщина без любви -
это абсурд. Возможно, дело в том, что женщина слишком  духовна,  и  если
она не поделится ею с кем-нибудь, а еще лучше - не отдаст  без  остатка,
то может умереть  от  удушья.  Чистым  кислородом  можно  дышать  только
считанные минуты, потом желательно перейти на обычный воздух.  Вот  и  с
эмоциями  так  ж