, мне  за  прекрасные  глаза  там  платят?  -  невесело
вздохнула Елена. - И по двенадцать часов подряд сижу,  и  улыбаюсь,  как
робот, и сумасшедших ублажаю. Один вот заказал самолет в Париж.  Он  там
решил  аппендикс   вырезать,   а   заодно   свою   любовницу   развлечь.
Десятидневное турне такое. И самолетом же обратно. И никого  у  нас  это
уже не удивляет.
   - Интересная у тебя там работа, - опять  не  выдержала  я.  -  Жалко,
платят не проценты по сделкам, а фиксированные  деньги.  А  то  была  бы
миллионершей.
   В Белых Столбах со вчерашнего дня ничего не изменилось. То  же  яркое
солнце освещало начинающие желтеть деревья и крыши домов. Та же  тишина,
прерываемая  время  от  времени  шумом  проходящих  вдали   поездов.   И
по-прежнему запертый дом тети Тани, крыльцо которого уже слегка  занесло
опавшей листвой.
   - Может, все-таки в Москву уехала? - нерешительно спросила я.
   Елена покачала головой:
   - Тогда были бы задернуты все шторы, и внизу, и наверху.  А  окна  не
занавешены. Боюсь, что мама там...
   Галка вмешалась, как всегда, решительно:
   - Не гони волну. Смотрели же Павел с Андреем вчера -  никого  в  доме
нет.
   Давай откроем и посмотрим. Запасные ключи у тебя с собой?
   - Да, - тихо ответила Елена и полезла в сумочку.
   Замок тихо щелкнул, и дверь отворилась.  Несколько  лет  назад  Галка
сделала проект реконструкции этого старого  дома.  Оставив  две  большие
комнаты в старой бревенчатой части, она снесла рассыпающуюся, с  текущей
крышей, классическую дачную  веранду  и  на  этом  месте  спроектировала
капитальную зимнюю пристройку. Самым потрясающим, естественно, было  то,
что этот проект удалось осуществить: виллу на  гектарном  участке  можно
возвести, кажется, по щучьему велению  и  по  чьему-то  хотению,  а  вот
получить разрешение на замену сарая на сарай - задачка по-прежнему не из
легких.  В  данном  случае  Татьяне  Георгиевне  явно  кто-то   ворожил:
разрешение было получено чуть ли  не  через  неделю  после  подачи  всех
необходимых документов.
   Тарасов привез откуда-то бригаду молодцов-украинцев, и они  всего  за
месяц под бдительным Галкиным взором и за очень смешные  деньги  возвели
это чудо. А когда в дом подвели воду  и  установили  газовое  отопление,
Татьяна Георгиевна смогла реализовать свою давнюю мечту:  жить  на  даче
чуть ли не круглый год. Благо завершение строительства совпало с  уходом
на заслуженный отдых.
   Зная прямо-таки болезненную привязанность своей тетки к старому дому,
Галка  сумела  сохранить  дух  и  стиль  бывшей  профессорской  дачи   и
совместить его со вполне городскими удобствами в виде туалета, ванной  и
стиральной машины, объединенных в едином  небольшом  помещении,  которое
было остроумно организовано в новой пристройке. Сходство  же  со  старой
верандой создавалось благодаря  множеству  окон,  выходивших  в  сад,  и
крыльцу, с которого попадали в комнату - гибрид  гостиной  со  столовой,
где множество безделушек, скатерок и салфеток,  а  также  старая  мебель
создавали ни на что не похожую атмосферу дома, где прошло детство  Елены
и Галки; я восхищалась домом  каждый  раз,  когда  приезжала  к  Татьяне
Георгиевне.
   Мы столпились на пороге, боясь войти и увидеть самое страшное.  Но  в
комнате было пусто и, как всегда, чисто. Первое, что бросалось  в  глаза
прямо от двери, -  это  спинка  большого  старинного  кресла,  стоявшего
напротив телевизора рядом с журнальным столиком.
   - Не толпитесь в дверях, - буркнул Павел. -Андрей, Алена, пойдемте  в
дом. А вы, девочки, погуляйте, погода хорошая.
   Галка послушно, точно робот, повернулась и пошла в  сад,  увлекая  за
собой Милочку. А я дернула Андрея за рукав и прошипела:
   - Если ты меня сейчас выгонишь, никогда этого не прощу.
   Андрей беспомощно посмотрел на Павла,  тот  пожал  плечами  и  махнул
рукой:
   - Только ничего не трогай и не путайся под ногами.
   Тут уж я зашлась в приступе праведного гнева:
   - Будто я сама не знаю,  как  себя  надо  вести!  Столько  детективов
перевела, уже сама их пишу, а вы хотите лишить меня возможности  увидеть
все на месте... Конечно, женские занятия...
   - Кончай детский сад! - жестко сказал Павел. - Ты забываешь, где и  с
кем находишься. Никто не  умаляет  твоих  профессиональных  качеств,  но
сейчас  не  до  них,  право  же.  Алена,  давай  потихоньку   двигаться.
Рассказывай все по порядку.
   Значит, твоя мама обычно сидела в этом кресле спиной к  двери.  Тогда
почему она дверь не запирала - ведь не видно, кто входит в дом.  Неужели
нельзя  было  хотя  бы  переставить  кресло,  если  живешь   с   дверьми
нараспашку?
   - Она очень любила это кресло.  Его-то  можно  было  переставить,  но
только не телевизор. Тут же везде окна,  свет  падает  на  экран,  плохо
видно, а еще мама говорит, что кинескоп от этого  портится.  Ну  и...  -
Елена замолчала и беспомощно развела руками.
   - Хорошо, допустим. Смотри дальше: что-нибудь в комнате изменилось?
   Пропали какие-то вещи или, наоборот, появились?
   Елену била дрожь. Было видно, что она никак не  может  взять  себя  в
руки и сосредоточиться. Впервые я видела ее в таком состоянии.
   - Алена! - чуть повысил голос Павел. - Я все понимаю,  но  помоги  же
нам.
   Тебе глаз ничего не режет?
   - Вязанье не на месте, - обрела наконец голос Елена. -  Оно  валяется
на полу возле кресла. Мама, когда смотрит телевизор, всегда вяжет.
   На мой взгляд, ничего чрезвычайного в положении вязанья  не  было,  и
мне показалось, что и Павел не счел это странным.
   - Около  кресла  журнальный  столик,  -  пояснила  Елена,  видя  наше
недоумение. - На нем корзинка для вязанья. Если мама ест,  а  не  вяжет,
вязанье лежит в корзинке. Она безумно педантична  в  мелочах,  мы  из-за
этого иногда даже ссоримся.
   - А просто так телевизор она  никогда  не  смотрит?  Прости  за  этот
допрос, но я не помню привычек Татьяны Георгиевны.
   - Нет. Либо  ест,  либо  вяжет.  А  светлое  время  дня  предпочитает
проводить на участке. Копается там с утра до вечера, если,  конечно,  не
проливной дождь.
   - Вязанье валяется так, будто бы его уронили, не выдержала я.  -  Вон
даже клубки разлетелись в разные стороны.
   Андрей строго глянул на меня, и я прикусила язык. Обещала же!
   Елена обогнула кресло и подошла к телевизору.
   - Странно. Он выключен не с пульта, а прямо кнопкой. Мама этого  даже
не умела. У нее с техникой отношения натянутые: показали, как с  пультом
управляться, больше она ничего и знать не хочет. И пульт  всегда  у  нее
под рукой, на журнальном столике... был.
   Мы посмотрели на столик - ничего похожего на пульт не оказалось.
   Андрей присел на корточки и стал осматривать пол.  Минуту  спустя  он
вытащил злополучный пульт из-под комодика, на котором стоял телевизор.
   - Похоже, ее кто-то напугал, она вскочила на ноги, а все, что  лежало
у нее на коленях или было в руках, посыпалось на пол, - предположил он.
   - Похоже, - согласился Павел. - Остался пустяк: узнать, кто  или  что
ее напугало. Ладно, пойдем смотреть дальше.
   - Занавески не задернуты,  -  тихо  сказала  Елена.  -  Значит,  было
светло.
   Мама терпеть не может черных окон и, как только темнеет, занавешивает
их. А в буфете все цело и в абсолютном порядке - я посмотрела. Ни  одной
рюмки или чашки с места не сдвинуто.
   Она прошла вдоль комнаты к старинному дивану с  подушками  по  углам.
Возле дивана стояла тумбочка, на ней - ваза с осенними цветами.
   - Вот здесь что-то не так... Постойте. Дверца  не  закрыта:  ее  надо
прижать плотнее,  до  щелчка,  иначе  она  останется  приоткрытой.  Свои
знают...
   - А что там хранится? - поинтересовался Андрей.
   - Лекарства.
   Павел присел перед открытой тумбочкой, в которой, на мой взгляд, тоже
был идеальный порядок. Но Елена так, по-видимому, не считала.
   - Странно, - произнесла она, присаживаясь на корточки рядом с Павлом.
- Нет бутылки из-под какой-то  импортной  выпивки.  Ее  сохранили  из-за
хорошей пробки. Мама в ней водку  держала  -  для  компрессов  там,  для
растираний. Чтобы была, одним словом.  Красивая  бутылочка,  граммов  на
триста.
   - Этикетка какая-нибудь была?
   - Нет. Все и так знали, что там водка.
   - Понятно. Пошли дальше.
   Павел посмотрел на лестницу, которая была напротив  входной  двери  и
вела на второй этаж дачи. Лестницу эту, какую-то очень уютную, с дивными
резными балясинками, мы все очень любили. Приезжая сюда раньше с  Галкой
- Господи, как  же  давно  это  было!  -  мы  вечером  рассаживались  на
ступеньках, как воробьи на проводах, и трепались допоздна.
   - Что наверху? - спросил Павел.
   - Моя комната,  -  ответила  Елена.  Мы  поднялись  на  второй  этаж.
Комната, в которую вошли, называлась "верхняя веранда" из-за  того,  что
на передней стене было два окна практически без простенка между ними,  а
на боковых стенках - еще по окну. Так что получался  такой  "фонарик"  -
крохотный, но очень уютный. Вдоль одной стены стоял маленький  диванчик,
обитый золотистой тканью, перед ним - столик  со  скатертью  из  той  же
материи, а на столике - ваза с яркими георгинами, совершенно свежими. По
стенкам - фотографии Елены, Максима, кого-то еще, мне лично незнакомого.
Открытая  дверь  в  спальню,  где  кровать  была  покрыта  темно-розовым
покрывалом без единой морщинки. Розовый тюль на окне, туалетный  столик,
вазочка с ноготками. Чистота фантастическая, у  меня  такой  даже  перед
большими праздниками не бывает. Елена села на пороге и зарыдала:
   - Это моя комната. Я раньше здесь очень часто бывала. Обязательно все
выходные проводила, да и в будни после работы  приезжала.  Нам  с  мамой
было здесь так хорошо! Я перестала ездить, когда за Санечку замуж вышла.
Маме он не очень нравится, а Санечка это  чувствует,  он  такой  тонкий,
эмоциональный, ему не хочется навязываться... А я не могу его  одного  в
Москве  оставлять,  у  него   так   много   работы,   он   так   устает,
ненормированный    день,    вечные    командировки.    Санечка     такой
неприспособленный, что даже ужин разогреть  не  может,  ему  все  подать
надо... А мама просто ревнует меня к нему. Раньше мы все вместе были,  а
теперь Максим вырос, у него своя жизнь, и я с Санечкой...  Она  считает,
что если она сама почти всю жизнь одна прожила, то и я так должна  жить.
А мы с Санечкой очень любим друг друга, просто он много работает, а мама
считает, что он уделяет мне мало внимания и вообще сидит у меня на  шее.
Я все понимаю: ей одиноко и она ревнует. Но что я  могу  поделать,  если
Санечка вообще не хочет с ней жить...
   Елена размазывала слезы по лицу, сотрясаясь от рыданий. Я села  рядом
с ней, обняла за плечи, вытащила платок,  стала  вытирать  ей  слезы,  с
тоской думая о том, что у Галки или даже у Милочки это все получилось бы
куда лучше, я в общем-то эмоционально глуховатый человек и утешать  умею
плохо. Что выросло, то выросло...
   - Алена, надо идти дальше, успокойся, - тихо сказал Павел.
   Андрей молчал. Он, как и я, был не  слишком  склонен  к  сантиметрам.
Елена взяла себя в руки, встала, открыла стенной шкаф.
   - Здесь все как было. Все на месте.
   - Тогда пошли вниз.
   Мы снова спустились на веранду и вошли в старую  часть  дома.  Первая
комната там была как бы гостевая, и здесь же спал Максим, когда  изредка
навещал бабушку. Судя по всему, последний раз это было достаточно давно.
В комнате стоял массивный  письменный  стол,  на  котором  в  коробочках
из-под конфет сушились какие-то семена.  Две  кровати  вдоль  стен,  два
кресла, небольшая этажерка с типично дачным чтивом - старыми  журналами,
детективами,  справочниками  садовода  и  кулинарными  книгами.  Комната
производила  впечатление  нежилой,  хотя  была  так  же   безукоризненно
прибрана, как и весь дом.
   Вторая комната тете Тане служила спальней. Широкая кровать  аккуратно
застлана вязаным покрывалом ручной работы, на столике у окна - флакончик
духов, несколько баночек с кремами, зеркало, щетка для волос, фарфоровая
шкатулочка с ручкой на  крышке  в  виде  розочки.  Елена  открыла  ее  и
показала Павлу:
   - Все на месте. Это украшения,  которые  мама  берет  с  собой  сюда,
остальное хранит в Москве.
   Елена открыла  платяной  шкаф.  Несколько  летних  ситцевых  платьев,
сшитых еще Бог знает когда, несколько хороших  шелковых  блузок,  легкий
летний трикотажный костюм и костюм из  ткани  поплотнее,  наверное,  для
поездок в город, хорошая кожаная куртка, явно дорогой плащ...
   - Все на месте, - повторила Елена. На  месте  не  было  только  самой
Татьяны Георгиевны.
   - Ну, первая версия отпадает, - предположила я. - В  смысле,  инсульт
или инфаркт в запертом доме. Уже легче.
   - Кому? - с некоторой иронией спросил  Андрей.  -  Сейчас  все  самое
интересное как раз и начинается. В том числе и самое трудное.
   - Что именно? - с испугом спросила Елена.
   - Поход в местное отделение милиции, - хмыкнул Андрей. - Наши коллеги
страсть как любят заниматься делами о пропавших старушках. Боюсь, что по
всем больницам придется звонить с сотового  телефона.  И  отсюда,  чтобы
была хоть какая-то ясность.
   - Вы звоните, - подхватила я инициативу, - а мы с  Галкой  пойдем  по
соседним участкам. Может быть, кто-то еще не уехал в Москву или  приехал
на выходные. А Ленка...
   - Алена нужна нам здесь, - отрезал Павел. - Если вы  все  разбежитесь
по соседям, мы с Андреем  не  справимся.  Мне,  например,  даже  приметы
неизвестны...
   Нынешние, конечно.
   Елена встрепенулась, вышла в соседнюю комнату и  вернулась  оттуда  с
фотографией в руках.
   - Вот, - протянула она ее Андрею, - это мама  с  Максимом...  с  моим
сыном год назад, когда он вернулся из армии. За это время она  почти  не
изменилась.
   На цветном снимке среднего формата смеющийся Максим обнимал за  плечи
изящную седую женщину в черном спортивном  костюме.  Снимались  на  фоне
качелей в саду в такой же ясный и солнечный день,  как  сегодня.  Только
листва на деревьях была еще абсолютно зеленой. Я давно  не  видела  тетю
Таню, но сразу же ее узнала: за последние двадцать лет изменился  только
цвет волос да еще лицо потеряло свои прежние чеканные очертания.
   Павел буквально выхватил фотографию из рук  Андрея  и  впился  в  нее
глазами. На его обычно бесстрастном лице появилась целая  гамма  эмоций:
изумление, недоверие,  гордость.  Но  он  быстро  взял  себя  в  руки  и
оторвался от изображения новообретенного сына.
   - Уже хорошо, - скупо похвалил он Елену. - А теперь посмотри,  в  чем
она могла выйти из дому. Наташа, тебя я не задерживаю, занимайтесь своей
частью работы.
   Андрей не сдержался и фыркнул. Павел посмотрел на него с  удивлением,
но, сообразив, в чем дело, улыбнулся:
   - Привык командовать, извините.
   - Понятно, - великодушно  отозвалась  я,  -  вырабатывается  условный
рефлекс. Мы не в претензии.
   - Ты хоть сейчас можешь быть серьезной? - с тихой  яростью  в  голосе
осведомился он. - Что за дурацкая манера из всего устраивать балаган?
   Я только вздохнула. Хорошо,  я  могу  принять  скорбный  вид  и  быть
убийственно серьезной. Ну и  что  дальше?  Кому-нибудь  от  этого  будет
легче? И вообще, что делать, если я даже из собственных похорон способна
устроить ирландские поминки. То  есть  такие  поминки,  на  которых  все
присутствующие безудержно веселятся, полагая,  что  тем  самым  помогают
усопшему без особой скорби оборвать все связи с бренным  миром.  А  что,
тоже разумно придумано.
   Впрочем, пока мы  с  Галкой  ходили  по  соседним  участкам  (Милочка
осталась в саду, хотела, наверное, присмотреть за Павлом, все-таки Елена
ему жена, хоть и бывшая), мне пришлось стать  серьезной.  Поселок  будто
вымер, почти все уже  перебрались  в  город,  а  там,  где  хозяева  еще
оставались, ничего утешительного нам сказать не могли. Тетю  Таню  знали
практически все, и меня это не удивляло: чуть ли не все женщины  поселка
были ее пациентками. Хороший гинеколог  всегда  в  цене.  Тем  не  менее
единственное, что нам удалось выяснить: в четверг тетя Таня была жива  и
здорова,  потому  что  хозяйка  одной  из  дач  видела  ее  -  не  дачу,
разумеется, а тетю Таню - в местном магазине, куда каждый день привозили
свежий  творог.  Очереди  почти  не  было,  так  что  долго  женщины  не
разговаривали, так, обменялись приветствиями и кое-какими новостями.
   - Ничего особенного я не заметила, - несколько раз повторила хозяйка.
- Как всегда,  вежливая,  обходительная,  про  здоровье  интересовалась.
Потом купила творог и пошла. А что случилось-то?
   - В том-то и дело, что мы  не  знаем,  -  терпеливо  втолковывала  ей
Галка. - Дома нет, в Москве нет, дача стоит запертая.
   - Вообще-то у нас тут тихо, -  задумчиво  сказала  хозяйка.  -  Дачи,
конечно, грабят, не без того, но только тогда, когда все уезжают.  Да  и
то местные балуются: закуску к бутылке ищут. А про серьезное  ничего  не
слышала. Да и посторонних тут нету. Хотя...
   - Что - хотя? - быстро спросила я.
   - Видела тут одного, - без  особой  уверенности  сказала  женщина.  -
Высокий,  одет  хорошо,  по-городскому,  и  рожа  -  как  у  кота.  Хотя
симпатичный...
   - И что этот, симпатичный? - гнула свое я.
   - А ничего.  Ходил  тут  с  фотоаппаратом.  Наших  алкашей,  что  ли,
фотографировал? Не знаю, врать не буду. Тоже у  магазина  его  видела  и
вроде незадолго до четверга. В начале недели как будто... С ним вроде бы
девушка была. Яркая такая, на киноактрису похожа. Вот ее я в поселке  не
первый раз примечаю. А фотографа этого - нет, раньше  точно  не  видела.
Молодой. Культурный.
   Себя соблюдает...
   Загадочность последнего определения меня просто умилила.
   В общем, поход наш положительных результатов не дал. От  отчаяния  мы
наведались еще в здание правления, но сидевшая там  тетка  заявила,  что
Татьяну Георгиевну последний  раз  видела  в  начале  месяца,  когда  та
приходила платить налог на землю. Даже звонить в Москву не стала,  сразу
ушла.
   - А почему она должна  была  Звонить  в  Москву?  -  поинтересовалась
Галка.
   - А как же без этого? - удивилась тетка. - Телефон-то  один  на  весь
поселок, дачники как к нам попадают, так надо не надо - звонят. А я что,
мне без разницы. И Татьяна Георгиевна всегда прежде дочери звонила. А  в
тот раз не стала. Вы-то ей кто будете?
   - Я ее племянница, - мрачно сказала Галка. -  Ну  ладно,  мы  пойдем,
спасибо вам.
   Тетка даже огорчилась. Ей было тоскливо сидеть в одиночестве в пустом
доме.
   - А что  случилось-то?  Беда  какая?  Я  конспективно  изложила  суть
событий.
   Тетка подумала немного и решительно покачала головой:
   - Нет, в больницу ее отсюда не забирали. Днем то есть. Иначе от  меня
бы "скорую" вызывали, больше неоткуда. Да и бабы знали бы, у нас новости
быстро расходятся.
   - Особенно плохие, - все так же мрачно подтвердила Галка.  -  Сколько
помню,  здесь  всегда  так  было.  Пошли,  Наташа,  доложим   гражданину
начальнику о выполнении задания.
   - Кто теперь острит? - поинтересовалась я.
   - Так ведь с кем поведешься, от того и  лечишься,  -  не  осталась  в
долгу моя ближайшая подруга.
   Я решила уступить ей  последнее  слово.  Надо  же  когда-то  и  Галке
почувствовать себя остроумной.
   Мы шли по улице, на которой стояла дача  тети  Тани,  вдоль  ветхого,
когда-то глухого забора. Калитку украшал пудовый  проржавевший  амбарный
замок, хотя пройти на участок,  по-моему,  можно  было  в  любом  месте.
Запущенный участок зримо контрастировал с  соседними,  более  или  менее
ухоженными. Что-то резануло мне глаз, но я  не  поняла,  что  именно,  и
момент ушел. Хотя тень сомнения осталась где-то в подсознании.
   Мы вернулись на дачу и  доложили  о  почти  полной  безрезультатности
своего похода. Впрочем, никто особенно и не рассчитывал на успех.  Елена
осмотрела вещи тети Тани и твердо заявила, что на месте  абсолютно  все,
кроме того черного спортивного костюма, в котором ее мать об