Америке, без сомнения, обладают  гораздо  более  обостренным
социальным сознанием, чем богачи в любой другой стране мира. Особенно  это
касается людей чрезвычайно богатых, тех, кто владеет и управляет огромными
корпорациями, реализует свою экономическую мощь в политике,  в  пропаганде
всех форм культуры, таких как члены Сократова клуба.
     Сократов сельский клуб любителей гольфа и  тенниса  Южной  Калифорнии
был создан около семидесяти лет назад, еще до того, как там стали отдыхать
владельцы земель, хозяева средств массовой информации  и  кино.  Это  было
уникальное место отдыха, только очень богатые люди могли вступить в  клуб.
Формально вы могли быть черным или белым, евреем или  католиком,  мужчиной
или женщиной, художником или магнатом.  В  действительности,  в  нем  было
очень мало негров и ни одной женщины.
     Наступил момент, когда Сократов сельский клуб превратился в клуб  для
самых просвещенных, самых  достойных  богачей.  Осторожности  ради  бывший
заместитель директора оперативного  отдела  ЦРУ  был  здесь  руководителем
системы охраны, а снабженные электроникой ограды являлись самыми  высокими
в Америке.
     Четыре раза в году клуб использовался как убежище для пятидесяти  или
ста человек, которые  в  действительности  владели  всем  в  Америке.  Они
приезжали сюда на неделю, и на это время обслуживающий персонал сокращался
до минимума. Приезжие сами убирали за собой постели, готовили  выпивку,  а
кое-кто по вечерам даже сам готовил на свежем  воздухе  шашлыки.  Конечно,
оставались несколько официантов,  поваров  и  горничных,  ну  и,  конечно,
важных гостей сопровождали неизбежные помощники  -  в  конце  концов,  мир
американского  бизнеса  и  политики  не  мог  останавливаться,  пока   они
перезаряжают свои умственные батареи.
     В течение этой недели гости собирались небольшими группами  и  что-то
обсуждали. Работали семинары, руководимые известными профессорами из самых
знаменитых  университетов,  занимавшихся  проблемами   этики,   философии,
вопросами ответственности избранной  элиты  по  отношению  к  своим  менее
удачливым согражданам. Собравшиеся  слушали  лекции  знаменитых  ученых  о
преимуществах и опасности ядерного оружия, об  электронных  вычислительных
машинах, исследовании космоса, экономике.
     Кроме того, они играли в теннис,  плавали  в  бассейне,  развлекались
игрой в трик-трак и в бридж  и  допоздна  разговаривали  о  добродетели  и
подлости, о женщинах и любви, о женитьбах и приключениях. Это  были  самые
ответственные люди в американском обществе.  Они  пытались  разрешить  две
задачи: стать лучше, возрождая  собственную  юность,  и  объединиться  для
создания лучшего общества, как они его представляли.
     После совместно проведенной недели они возвращались к обычной  жизни,
окрыленные новыми надеждами, охваченные желанием помочь человечеству  и  в
то же время отчетливо представляя себе, что вся  эта  деятельность  должна
быть связана с сохранением общества,  а  также  с  укреплением  их  личных
отношений, которые могут помочь делать бизнес.
     На этот раз такая неделя началась в  понедельник,  после  Пасхального
воскресенья. Из-за кризиса, вызванного убийством Папы и угоном самолета, в
котором  находилась  дочь  президента  и  ее  убийства,  съехалось  только
двадцать человек.
     Самым старым среди них был Джордж Гринвелл. В свои восемьдесят лет он
еще мог играть в парный теннис, но из вежливости  не  навязывался  молодым
людям, которые в таком случае вынуждены были бы играть в "щадящий" теннис.
Однако в трик-трак он играл по-прежнему, как тигр.
     Гринвелл считал, что национальный кризис его  не  касается,  пока  он
какой-то стороной не затронет пшеницы. Ведь его  компания  непосредственно
владела и контролировала большую часть пшеницы в Америке. Его звездный час
пробил тридцать лет назад, когда США наложили эмбарго на вывоз  пшеницы  в
Россию, что являлось политическим трюком с целью ослабить  Россию  в  ходе
холодной войны.
     Джордж Гринвелл был патриотом, но не дураком. Он знал, что Россия  не
может поддаться  такому  давлению,  что  придуманное  Вашингтоном  эмбарго
разорит  американских  фермеров.  Поэтому  он   наплевал   на   президента
Соединенных  Штатов   и   начал   вывозить   запрещенную   пшеницу   через
посредничество иностранных фирм, которые переправляли ее в Россию. Этим он
вызвал гнев американских правительственных кругов. В конгресс были внесены
законопроекты, ставившие целью уменьшить власть  компании,  находящейся  в
руках одной  семьи,  превратить  ее  в  открытую  акционерную  компанию  и
поставить под контроль. Однако, деньги Гринвелла, розданные  конгрессменам
и сенаторам, прекратили эту глупую затею.
     Гринвелл любил  Сократов  сельский  клуб  за  его  роскошь,  которая,
однако, не была настолько  чрезмерной,  чтобы  вызывать  зависть  у  менее
удачливых. И за то, что  средства  массовой  информации  не  знали  о  его
существовании, потому что члены клуба владели  большинством  телевизионных
компаний, газет и журналов. Кроме того, здесь он чувствовал себя  молодым,
способным участвовать в общественной жизни молодых людей,  равных  ему  по
степени власти.
     Во время того эмбарго он  получил  сверхприбыль,  покупая  пшеницу  и
кукурузу  у  американских  фермеров  и  продавая  их  значительно   дороже
отчаявшейся России. Однако, он дал понять, что эти сверхприбыли  употребит
во благо народу Соединенных Штатов. То, что он  проделал,  было  для  него
делом принципа, который заключался в том, что он  умнее  правительственных
чиновников. Сверхприбыли, исчислявшиеся сотнями миллионов  долларов,  были
вложены  в  музеи,  образовательные   фонды,   культурные   программы   по
телевидению, особенно музыкальные, - музыка была страстью Гринвелла.
     Гринвелл гордился своей образованностью, базирующейся на том, что  он
учился в лучших школах, где говорили, как должен  вести  себя  в  обществе
воспитанный богатый человек и как он должен привлекать к себе сердца своих
сограждан. Прямота в бизнесе была для него проявлением искусства, цифры  в
миллионы тонн пшеницы звучали в его уме так  же  чисто  и  прекрасно,  как
камерная музыка.
     Одним из проявлений его постыдных вспышек ярости стал  случай,  когда
молодой профессор музыки университетской кафедры, учрежденной его  фондом,
опубликовал статью, в которой ставил  джаз  и  рок-н-ролл  выше  Брамса  и
Шуберта и  провозглашал  похороны  классической  музыки.  Джордж  Гринвелл
поклялся,  что  профессор  будет  убран  с  кафедры,  но  его   врожденная
вежливость возобладала. А молодой профессор вслед за тем напечатал  другую
статью, в которой была такая фраза: "Кому нужен этот дерьмовый Бетховен?",
что переполнило чашу терпения. Молодой профессор так никогда и  не  узнал,
что же случилось, но спустя  год  он  давал  частные  уроки  фортепиано  в
Сан-Франциско.
     Сократов  сельский  клуб  обладал  тщательно  разработанной  системой
связи. В то утро,  когда  президент  Фрэнсис  Ксавье  Кеннеди  объявил  на
секретной  встрече  со  своими  советниками  об  ультиматуме,  который  он
предъявит султану Шерабена, все двадцать человек, съехавшихся  в  Сократов
сельский клуб, уже через час знали об этом. Но только Гринвелл был уверен,
что информацию передал Оливер Оллифант, Оракул.
     В основу принципа клуба было  заложено,  что  эти  ежегодные  встречи
великих  бизнесменов  ни  в  коей  мере  не  должны   использоваться   для
составления планов или заговоров, их цель заключалась в обсуждении  общего
характера задач, обмене информацией,  устранении  неясностей  относительно
обычных процессов в этом сложном обществе. Руководствуясь этим  принципом,
Джордж Гринвелл во вторник пригласил трех великих мужей на ленч в один  из
павильонов неподалеку от теннисного корта.
     Самому молодому из них, Лоуренсу  Салентайну,  принадлежали  основная
телевизионная сеть, несколько компаний кабельного  телевидения,  газеты  в
трех главных городах, пять журналов и одна из крупнейших киностудий. Через
дочерние фирмы он владел самым крупным книжным издательством, кроме  того,
ему  принадлежали  двенадцать  местных  телевизионных  станций  в  главных
городах. И это только в США. Он был мощно представлен в средствах массовой
информации и других стран. Салентайн  был  стройным  красивым  мужчиной  с
пышной  серебряной  шевелюрой  -  короной   завитков   в   стиле   римских
императоров, теперь ставшей модой среди интеллектуалов, людей искусства  и
в Голливуде. Он производил сильное впечатление своей внешностью и  умом  и
был  одним  из  самых  влиятельных  людей  в  американской  политике.   Не
существовало  такого  конгрессмена,  сенатора  или  члена   правительства,
который не откликнулся бы на его звонок. Однако ему не удалось  установить
дружеские отношения с президентом Кеннеди,  который,  похоже,  воспринимал
как личную обиду враждебное отношение средств массовой информации к  новым
социальным программам, разработанным его администрацией.
     Вторым человеком за этим ленчем был Луис Инч,  которому  принадлежало
больше  недвижимой  собственности  в  крупнейших  городах   Америки,   чем
какой-либо другой компании или частному лицу. Будучи очень молодым  -  ему
исполнилось только сорок - он понял выгодность высотных зданий. Покупая  в
большом  количестве  дома,  он  затем  строил  на  их  месте   грандиозные
небоскребы, что в десять раз  увеличивало  стоимость  зданий.  Он  изменил
освещение городов, создав бесконечные темные  ущелья  между  коммерческими
зданиями, оказавшимися настолько необходимыми, как никто и не предполагал.
Он так взвинтил арендную плату за квартиры и дома в  Нью-Йорке,  Чикаго  и
Лос-Анджелесе для семей со средним достатком, что только богатые или очень
хорошо зарабатывающие люди могли жить с  удобствами  в  этих  городах.  Он
задабривал  и  подкупал  муниципальных  чиновников,  чтобы   они   снизили
взимаемый с него налог и ослабили контроль за  арендной  платой  до  такой
степени, что он поверил в близость того дня, когда получаемая им  арендная
плата за квадратный фут земли сравняется с ценами в Токио.
     Политическое влияние Инча, несмотря на амбиции, было  слабее,  чем  у
остальных, собравшихся в павильоне. Его личное  состояние  превышало  пять
миллиардов долларов, но это богатство оставалось инертным, как сама земля.
Его подлинная сила имела более зловещий характер. Он  ставил  перед  собой
цель накапливать богатство и власть, не принимая  никакой  ответственности
перед  обществом,  в  котором  живет.  Он  широко  подкупал  муниципальных
советников и лидеров профсоюзов строительных рабочих, завладел  отелями  и
казино в Атлантик-Сити и Лас Вегасе, заблокировав местных уголовных владык
в этих городах. Но  при  этом,  в  силу  странных  ходов  демократического
процесса, Инч получал поддержку второстепенных лиц преступных империй. Все
службы его многочисленных отелей имели  контракты  с  фирмами,  продающими
столовую посуду, владеющими прачечными, поставляющими обслугу,  напитки  и
продукты. Через своих сотрудников  он  имел  контакты  с  этим  преступным
миром. Но он был не так глуп, чтобы рассматривать эти контакты  как  нечто
большее, чем микроскопические ниточки. Имя Луиса  Инча  никогда  не  имело
ничего общего даже с намеком на скандал, что было связано не только с  его
осторожностью, но и полным отсутствием у него обаяния.
     В силу этих причин почти все члены Сократов клуба в личном общении не
ставили его ни в грош. Но его терпели,  потому  что  таинственным  образом
одна из принадлежащих ему компаний владела землей вокруг клуба,  и  всегда
существовало подспудное опасение, что он может дешево продать участки  для
строительства домов пятидесяти тысячам семей и наводнить окрестности клуба
латиноамериканцами и неграми.
     Третий человек в этой компании, Мартин Матфорд, одевался  небрежно  -
белая рубашка с  открытым  воротом,  яркая  спортивная  куртка.  Ему  было
шестьдесят, и среди этих четверых он представлял,  пожалуй,  самую  мощную
фигуру во многих областях экономики. В молодости он был одним  из  протеже
Оракула и хорошо усвоил его уроки. Он мог бы рассказать  немало  пикантных
историй про Оракула к удовольствию членов Сократова клуба.
     Карьера  Мартина  Матфорда  основывалась  на  банковских  вкладах,  и
благодаря влиянию Оракула - во всяком случае, так утверждал Матфорд  -  он
избежал неуверенного старта. В молодости он, как  сам  говорил,  отличался
сексуальной мощью. К его удивлению, мужья некоторых соблазненных им женщин
являлись к нему не для того, чтобы отомстить, а чтобы получить  банковский
кредит. Они слегка улыбались и  отпускали  шуточки.  Инстинкт  подсказывал
ему, что надо давать им в долг деньги, которые как он был уверен,  никогда
не вернутся. В те времена он не знал, что банковские служащие, оформлявшие
займы, получали подарки и взятки за предоставление  необеспеченных  займов
малому бизнесу. Работу клерка получить было  нетрудно,  люди,  управлявшие
банками, охотно предоставляли займы;  в  этом  заключался  их  бизнес,  от
которого они получали прибыль,  поэтому  инструкции  сознательно  писались
так, чтобы облегчить работу служащим, выдававшим  ссуды.  Конечно,  должны
были  оформляться  канцелярские  документы,  памятные  записи  о   деловых
встречах  и  тому  подобное.  Однако,  Мартин  Матфорд  обошелся  банку  в
несколько сот тысяч долларов, прежде чем его перевели в  отделение  банка,
расположенное в другом городе. Он полагал, что это счастливая случайность,
и только позже понял что  это  был  результат  снисходительного  пожимания
плечами его начальников.
     Вот так, имея за спиной ошибки  молодости,  получив  прощение,  когда
проступки были забыты, а ценные уроки усвоены, Матфорд стал подниматься  в
банковском мире.
     Тридцать лет спустя он сидел в павильоне Сократова сельского клуба  и
представлял собой самую мощную финансовую фигуру в Соединенных Штатах.  Он
был главой большого банка, владел значительным пакетом акций телевизионных
компаний,  вместе  с   друзьями   контролировал   огромную   автомобильную
промышленность,  связан  был  и  с  бизнесом   воздушных   сообщений.   Он
использовал финансы  как  паутину,  чтобы  получить  значительную  долю  в
электронной промышленности. Даже в  тех  деловых  сферах,  которые  он  не
контролировал, существовали тонкие нити, свидетельствующие о том, что он и
там побывал. Кроме того, под его контролем находились инвестиционные фирмы
Уолл-стрит, объединяющие усилия, чтобы выкупать концерны и присоединять их
к еще более  крупным  концернам.  Когда  подобные  битвы  бывали  в  самом
разгаре, Мартин Матфорд мог пустить в ход мощный  денежный  вал,  решавший
все споры. Как  и  остальные  трое  собравшихся  за  ленчем,  он  "владел"
некоторыми конгрессменами и сенаторами.
     Все четверо сидели за круглым  столом  в  павильоне  около  теннисных
кортов. Их окружали цветы  из  Калифорнии  и  зелень,  напоминающая  Новую
Англию.
     - Что вы, друзья, думаете о  решении  президента?  -  спросил  Джордж
Гринвелл.
     - Это позор, что они  сделали  с  его  дочерью,  -  отозвался  Мартин
Матфорд. - Но уничтожить имущество на пятьдесят миллиардов долларов  -  уж
слишком.
     Официант, латиноамериканец в белых брюках, белой шелковой  рубашке  с
короткими рукавами и с эмблемой клуба, принял у них заказ  на  алкогольные
напитки.
     - Американский народ, - задумчиво заметил Лоуренс Салентайн, -  будет
считать Кеннеди настоящим героем, и если он выполнит задуманное, его вновь
изберут президентом.
     - Но мы все знаем, что это  слишком  жесткая  реакция,  -  высказался
Джордж Гринвелл. - Отношения с иностранными государствами будут  испорчены
на многие годы.
     - Страна сейчас на  редкость  хорошо  управляется,  -  сказал  Мартин
Матфорд. - Законодательная власть, в конце  концов,  взяла  исполнительную
под некоторый контроль. Выиграет ли страна, если баланс власти нарушится?
     - А что Кеннеди сможет сделать, даже в случае своего переризбрания? -
спросил Луис Инч. - Конгресс его контролирует и прислушивается  к  нам.  В
палате представителей не наберется и  пятидесяти  человек,  избранных  без
помощи наших  денег.  Да  и  в  сенате  нет  ни  одного,  кто  не  был  бы
миллионером. Нам нечего беспокоиться насчет президента.
     Джордж Гринвелл смотрел  поверх  теннисных  кортов  на  Тихий  океан,
спокойный и все равно величественный. Этот океан нес в настоящий момент на
своих волнах миллиарды долларов в виде пароходов, развозивших его  пшеницу
по всему миру. Эта мысль рождала у него легкое чувство вины  от  сознания,
что он может обречь мир на голод или, наоборот, накормить его.
     Он начал говорить, но в этот момент появился  официант  с  напитками.
Гринвелл в своем возрасте вел себя осторожно и заказал  минеральную  воду.
После ухода  официанта  он  сделал  глоток  и  продолжал  разговор  хорошо
поставленным  голосом.  Он  всегда  держался  исключительно  вежливо,  что
свойственно человеку, который,  к  своему  сожалению,  вынужден  принимать
жесткие решения.
     Мы никогда не должны забывать, что пост президента Соединенных Штатов
может представлять очень большую опасность для демократического процесса.
     - Чепуха, - отозвался Салентайн. - Другие  люди  в  правительстве  не
позволят ему принимать единоличные решения. Военные -  народ  бывалый,  вы
это знаете, Джордж, и они не допустят таких решений,  если  они  не  будут
обоснованы.
     - Конечно, так он и есть, - сказал Джордж Гринвелл,  -  в  нормальной
обстановке. Однако, вспомните Линкольна, он  во  время  гражданской  войны
фактически  отменил  неприкосновенность  личности  и  гражданские   права.
Вспомните Франклина Рузвельта, который втянул нас во вторую мировую войну.
Подумайте о личной  власти  президента.  Он  обладает  правом  помилования
любого преступника, а это королевская прерогатива. Вы представляете  себе,
что он может сделать, имея  такую  власть?  Какую  создать  зависимость  у
людей?  Он  пользовался  бы  почти  неограниченной  властью,  если  бы  не
существовал сильный конгресс, ограничивающий  его.  К  счастью,  мы  имеем
такой конгресс. Но мы должны заглядывать в будущее, мы должны быть уверены
в том, что исполнительная власть будет подчинена избранным  представителям
народа.
     - При наличии телевидения и других  средств  массовой  информации,  -
заметил  Салентайн,  -  Кеннеди  не  продержится  и  дня,  если  попробует
диктаторствовать. Он просто лишен такой  возможности.  Сегодня  в  Америке
больше всего верят в личную свободу.
     Он помолчал, потом продолжил:
     - Вы это  хорошо  знаете,  Джордж.  Вы  отказались  подчиниться  тому
злополучному эмбарго.
     - Не уклоняйтесь в сторону, - сказал Гринвелл.  -  Сильный  президент
может преодолеть эти препятствия. А Кеннеди в этом кризисе очень силен.
     - О чем мы спорим? - нетерпеливо спросил Луис Инч. - О  том,  что  мы
должны образовать единый фронт против ультиматума Кеннеди Шерабену?  Лично
я считаю  правильным,  что  он  действует  с  позиций  силы.  Давление  на
правительство срабатывает так же, как и на народ.
     В начале своей карьеры  Луис  Инч  прибегал  к  тактике  давления  на
арендаторов, когда хотел очистить от них здания.  Он  отключал  отопление,
воду, запрещал ремонт, делал жизнь тысяч людей  невыносимой.  Он  "очищал"
некоторые пригороды, наводняя их неграми, чтобы  заставить  белых  жителей
убраться оттуда, он подкупал правительства городов и штабов,  он  обогащал
федеральных инспекторов.  Он  знал,  о  чем  говорил:  успех  зиждется  на
давлении.
     - Вы опять уходите в сторону, - подчеркнул Джордж Гринвелл.  -  Через
час у нас состоится совещание по видеосвязи с Бертом Оудиком. Вы  уж  меня
извините, что я согласился, не посоветовавшись с вами, но я  полагал,  что
это слишком срочно, чтобы  откладывать,  события  развиваются  чрезвычайно
быстро.  Ведь