все-таки думала.
   Несколько дней все шушукались по углам и  курилкам,  передавали  друг
другу какие-то немыслимые слухи, а девчонки-ассистентки даже  бегали  на
третий этаж, где был  кабинет  начальника,  чтобы  посмотреть,  как  "он
переживает". Алина, узнав об этом, их разогнала и велела  администратору
получше смотреть  за  персоналом.  В  результате  все  оскорбились  -  и
девчонки, и администратор, - но бегать перестали.
   Бахрушин решительно и бесповоротно ни с кем и ничего не обсуждал.
   Несколько дней все маялись  неизвестностью  и  сочувствием,  Зданович
сунулся было с вопросами, но Бахрушин его выгнал. В компании булькали  и
пузырились  какие-то  слухи,  всплывали  на  поверхность   разнообразные
версии, одна страшней другой.
   Вчера... Вчера "МИД России сделал официальное заявление".
   Оно пришло по ленте, и в редакции о нем узнали раньше всех.
   Заявление как бы окончательно  определило  положение.  Ольга  и  трое
других журналистов стали называться "пропавшими без вести", и  все,  что
нужно, и все, что бывает всегда в подобного рода бумагах,  в  этой  тоже
присутствовало  -  решительный  протест,  силы  реакции,  информационная
война, мировой терроризм, и призыв сплотиться, и обещание  сделать  "все
возможное".
   Бедный Алеша Бахрушин.
   Что ему до "официального заявления" и призыва сплотиться!..
   - Давай я к нему съезжу, - предложила Алине мама, когда услышала  обо
всем по телевизору. - Ну, как он там один! Ну, хоть.., уберусь у него!
   И вытерла глаза. Мама всегда сочувствовала попавшим в беду  изо  всех
сил.
   Алина Храброва была убеждена, что самое правильное в этой ситуации  -
это сделать вид, что ничего не происходит.
   Он не примет сочувствия и вряд ли будет рад,  если  кто-то  поедет  к
нему убираться, как за покойником! Он  не  станет  ничего  и  ни  с  кем
обсуждать - по крайней мере, с подчиненными,  -  а  если  те  полезут  с
соболезнованиями, в лучшем случае разгонит их.
   Костя Зданович совершенно растерялся, и  программы  в  последние  дни
выходили плохие, просто из рук вон.
   Алина была убеждена, что даже этот великий Беляев с  собачьим  именем
Ники, мастер красивых картинок, ничего не изменит.
   В середине  сегодняшнего  дня,  после  нескольких  дней  молчания,  в
редакцию позвонил Бахрушин и равнодушным голосом сказал,  что  назначает
на вечер летучку.
   Ни голос, ни обещанное собрание, ни даже то, что позвонил он  сам,  а
не секретарша, ничего хорошего не сулили.
   Алина перевернула следующую страницу. Ей казалось, что от страницы  к
странице программа становится все скучнее.
   Вернулась Даша с чашкой. Из чашки поднимался пар,  и  в  мутно-желтой
жидкости плавал пакетик.
   - Только ромашковый, Алин. Зеленого нету.
   Алина отхлебнула ромашкового, сразу напомнившего  детство,  простуду,
распухшие железки  и  строгий  голос  врачихи  -  "полоскать,  полоскать
ромашкой!".
   Она подержала за щекой и с отвращением проглотила.
   В  "артистическую"  заглянул  режиссер.  За  спиной  у  него  маячила
редакторша Рая, бледная и нервная.
   Она всегда ближе к эфиру становилась  бледной  и  нервной.  Алина  ей
улыбнулась.
   - Алин, у нас полчаса, - сказал режиссер.
   - Да, знаю.
   Даша с костюмом на вытянутых руках протиснулась мимо ее кресла.
   - Чуть юбку подглажу, и все, можно надевать.
   Алина  кивнула,  отложила  верстку  и  нацепила  "эфирные"  туфли  на
высоченных каблуках. Ей нужно  было  еще  раз,  последний,  заглянуть  в
компьютер, и с некоторых пор она боялась в него заглядывать. Впервые  за
много лет телевизионной работы.
   Тебя никто сюда не звал. Убирайся обратно. Здесь не любят  прохиндеек
и проституток. Здесь не станут с тобой шутить.  Убирайся,  или  ни  один
любовник не опознает твой разукрашенный труп.
   Черные буквы на белом экране.
   Алина зашла в свою каморку, осторожно  села,  чтобы  не  дай  бог  не
порвать "эфирные" колготки о неудобную  канцелярскую  мебель,  подвигала
"мышью" по коврику и зашла в программу. Компьютер мигнул, загружаясь.
   Она никому об этом не говорила, не могла.  Даже  Бахрушину  тогда  не
сказала.
   Она до смерти перепугалась.
   И даже не идиотских угроз или оскорблений, а того, что это  оказалось
так близко к ней. В ее собственном компьютере. В ее собственной верстке.
В том, что было, или казалось, самым главным.
   Тот человек, похоже, отлично знал, как  лишить  ее  самообладания,  и
сделал это безукоризненно. Пока что у нее получалось скрывать  от  всех,
что она боится компьютерной верстки, но надолго ли ее хватит?! И что она
станет делать, когда не хватит?!
   Лет пять назад приключилась с ней неприятная история.
   Какие-то придурки повадились краской из баллончика малевать на  двери
ее машины гадкое слово. Всем во дворе было  известно,  кому  принадлежит
эта машина, и все относились к  ней  уважительно,  даже  место  для  нее
всегда оставляли, да и двор на Ленинских горах был спокойный, солидный и
хорошо устроенный.
   Потом завелись  эти  самые  придурки.  Скорее  всего,  они  откуда-то
набегали именно затем, что испоганить ее машину, вряд ли этим  занимался
кто-то из своих.
   Алина  перекрасила  дверь.  Потом  перекрасила  еще  раз.  Потом  это
превратилось в своего рода соревнование -  она  перекрашивала,  а  слово
возникало на нем вновь, как по мановению  некой  ведьминской  палочки  -
ведь наверняка такая существует, раз уж есть волшебная!
   Потом приехал отец и долго бушевал и  доказывал  дочери,  что  "нужно
немедленно обратиться в компетентные органы".
   Дочь решительно не желала ни в какие органы обращаться.
   Придурков поймал сосед, о котором Алина не знала ничего, кроме  имени
- Иван - и того, что каждое утро он выходил бегать со  своей  громадной,
черной, страшной собачищей.
   Собственно, собачища их и поймала.
   Как-то утром машина под окнами закричала страшным голосом.  Муж,  как
обычно, спал - Алинины проблемы никогда его особенно не интересовали,  -
и она выскочила на балкон в ночной рубашке  и  валенках.  Холодно  было.
Зима.
   Возле своей машины, под желтым светом фонаря, она разглядела  собаку,
равнодушно сидящую на заднице, соседа и еще кого-то.
   - Спуститесь, - негромко попросил  Иван.  -  Сигнализация  сработала,
выключить бы.
   - Я сейчас! - крикнула Алина.
   - Да не торопитесь,  -  так  же  негромко  сказал  сосед.  -  Мы  вас
подождем.
   Алина нацепила горнолыжный комбинезон, привезенный вчера из химчистки
и оставленный в пакете под дверью, сунула ноги в унты, которые на  заказ
шили для нее в Красноярске, натянула куртку, схватила ключи и  выскочила
на лестницу.
   Когда она вывалилась из подъезда, сосед все так же приплясывал  возле
ее машины - в джинсах и глупой спортивной курточке. Собачища  равнодушно
сидела.
   - Здрасти, - весело поздоровался Иван.
   - Здравствуйте, - пробормотала  Алина  и,  вытянув  руку,  остановила
наконец заунывные вопли своей машины. Короткий писк, и  все  смолкло.  -
Господи, что случилось?
   - Да ничего, - сказал сосед, продолжая приплясывать, - все отлично. Я
на полчаса раньше  вышел,  специально.  Хотел  поглядеть,  кто  это  вам
пакостничает.
   И увидел. А вы хотите?
   Алина перевела взгляд вниз  и  налево,  куда  он  кивнул.  В  грязном
сугробе  сидели  двое,  таращились  из  него,  как  перепуганные   совы.
Собачища, оказывается, не просто так сидела на заднице, а со  смыслом  -
перекрывала пути к отступлению.
   - Ну чего, братва? - весело спросил сосед.  -  Что  теперь  делать-то
будем?
   Братва жалась друг к другу и испуганно молчала.
   Они оказались юнцами лет по восемнадцать, а  Алина  думала,  что  это
какие-то дети безумствуют.
   - Ну, объясните тете, какого хрена вы ей всю машину  испоганили?  Что
ни день, она на покраску едет, как на работу! А?!
   Братва молчала и, видимо, намеревалась промолчать весь допрос, но тут
собачища повернула к ним башку, разинула пасть  и  гавкнула,  как  будто
пушка стрельнула.
   Эхо прокатилось по заснеженному сталинскому двору и  умерло  вдалеке,
за "ракушкой" пенсионера Федотушкина.
   Братва вздрогнула. Алина вздрогнула тоже  и  уронила  в  снег  ключи.
Собака больше не гавкала, и это почему-то еще  больше  удручило  братву,
которая тут же стала сбивчиво объяснять, что она шутила. Братва то есть.
   - Вот и хорошо, - похвалил Иван, не  переставая  прыгать.  -  Вы  так
больше не шутите, ребята.
   Те поклялись, что больше так  шутить  не  будут,  и  сосед  опять  их
похвалил.
   А потом он заставил их надпись с двери оттереть.
   Это было невозможно - замерзшая краска не оттиралась ни в  какую,  уж
Алина за последнее время про это узнала все! А он заставил.
   - Рукавом, - равнодушно сказал он, когда юнцы стали вопрошать,  каким
образом они будут оттирать. - Не хотите, можете языками слизать, мне без
разницы.
   И приступайте, приступайте, это дело небыстрое!
   И они начали оттирать.
   Они слюнявили пальцы,  скребли  ногтями,  скулили,  косились,  стояли
коленями в снегу, плевали на дверь и терли обшлагами курток, и сосед  не
ушел, пока они не оттерли все.
   - Придется еще раз покрасить, - сказал он Алине, оценивая  работу,  -
былая красота не достигнута. Зато проблем у вас  больше  не  будет,  это
точно.
   - Спасибо.
   - Сволочей учить надо, - напоследок сказал сосед. - Никакого  другого
способа борьбы нет. Если учить не получается, значит, травить надо,  как
колорадских жуков. А вы за ними подчищаете!  Им  только  того  и  нужно,
развлечение какое у них шикарное! Из-за  них,  поганцев,  звезда  машину
каждый день красит!
   Алина обиделась.
   - Я же не могла их тут ловить, как вы!..
   - А надо было, - сказал он назидательно и убежал со своей  собачищей,
и все и вправду прекратилось.
   Она подумала об этом именно сейчас,  потому  что  история  с  машиной
потом вспоминалась как одна из самых смешных и милых  в  ее  жизни.  Она
даже всем знакомым ее рассказала, и все веселились и хохотали,  особенно
когда она в лицах описывала, как братва канючила, сосед прыгал  в  своей
глупой куртчонке, а собачища равнодушно косилась.
   Она не смогла бы этого  объяснить,  но  ее  собственная  машина  была
гораздо менее личным и драгоценным для нее, чем.., верстка программы.
   В этой верстке как будто было сосредоточенно все, чем она жила  -  ее
профессионализм, верность работе, ее успешность и  многолетний  опыт,  и
радость, с которой она каждое утро проходила в рамку с надписью "Эфирная
зона. Вход строго по пропускам".
   Невозможно было придумать ничего более подходящего,  чтобы  сокрушить
ее, сбить с ног, заставить страдать и бояться.
   Алеша Бахрушин этого не знал. Для него это был просто форс-мажор,  ЯП
на работе. Как он сказал?
   Должностное преступление?
   Несколько  секунд,  пока  программа  загружалась,   Алина   Храброва,
блестящая ведущая, знаменитость и  символ  державы,  сидела  на  краешке
кресла с незажженной сигаретой в зубах и истово, изо всех сил боялась.
   Даже лоб вспотел немного, и  она  строго  сказала  себе,  что  теперь
придется заново пудриться. Не забыть бы попросить Дашу.
   Экран осветился. "Введите пароль", появилась надпись  в  окошечке,  и
она ввела. У нее был чудный пароль, которого никто не знал.
   Снусмумрик, вот какой у нее был пароль.
   Программа  приняла  Снусмумрика,  верстка  вывалилась   на   монитор.
Приветствие,  подводка  к  первому  сюжету,  первые  и  последние  слова
корреспондента, хронометраж, отводка от первого,  подводка  ко  второму,
информационный блок - тот приехал, этот уехал, третий повстречался, Дума
проголосовала.
   Вот после Думы все и случилось.
   "Ты сука, - было написано вместо подводки к следующему сюжету.  -  Ты
ничтожество. Ты никто, и я от тебя избавлюсь".
   Алина вскрикнула и отшвырнула  "мышь",  словно  вместо  нее  схватила
змею. От резкого движения  кособокий  стул  поехал,  ударился  о  стену,
спружинил и катнулся ей под ноги. Колени подкосились. Цепляя  колготками
за выдвижные ящики неудобного стола, она почти плашмя упала между ним  и
стулом и ударилась так сильно, что глаза вылезли из орбит.
   Лицо. Чем угодно, но только не лицом,  ей  через  несколько  минут  в
эфир!
   Господи, что у нее с лицом?!
   Следом за ней что-то съехало со столешницы,  и  обрушилось  рядом,  и
сильно загрохотало.
   - Эй, что тут такое?! Землетрясение? Бомбежка?!
   Вспыхнул  верхний  свет.  Оказывается,  она  его  не  зажгла,   когда
пробиралась через каморку к своему компьютеру.
   - Але, гараж! Вы где?! Все живы или уже умерли?
   - Я здесь, - почти прошипела она и задом полезла из-под стола.
   Чертов стул заклинило так, что она не могла его отодвинуть, и вылезти
не получалось.
   - А, черт возьми!
   - Да где вы?!
   - Да тут я! Вытащите стул.
   Секундная пауза, потом стул дернуло вверх, он застрял, конечно. Потом
его как будто подбросило, и он куда-то пропал. Затем незнакомая  мужская
рука сунулась под стол.
   - Выбирайтесь.
   Ей неудобно было вылезать задом,  да  еще  контролировать  эту  самую
руку, которая шарила вокруг нее, поэтому она просто ее оттолкнула, сдала
еще чуть-чуть назад, стукнулась макушкой, охнула, сморщилась,  стала  на
четвереньки и выползла на свет божий.
   Вернее, электрический.
   Ничего божеского не было в этом безжалостном ярком свете.
   Кто-то длинно и непочтительно присвистнул поблизости.
   - Да, да, - раздраженно сказала она  и  глупо  постучала  ладонями  -
одной о другую. - Я Алина Храброва.
   Я свалилась со стула. Ну и что?
   - Ничего, - сказал тип.
   - Вот именно.
   Она двинулась на него, мельком успев заметить только,  что  он  очень
большой - тип посторонился, - подошла к распахнутой двери  в  коридор  и
захлопнула ее.
   - Вы хотите остаться со мной наедине? - осведомился негодник.
   - Я хочу посмотреться в зеркало! А оно на двери!
   Слава богу, с  лицом  все  в  порядке.  Прическу,  конечно,  придется
поправлять, но на лице не было ни синяков, ни царапин.
   Господи, спасибо тебе!..
   - А как вы там оказались? Под столом, в смысле?
   Кольцо закатилось?
   Тут Алина наконец на него посмотрела.
   Он был здоровый и неожиданно молодой, а по голосу ей показалось,  что
старше. Очень коротко стриженные белые волосы и странное лицо  -  то  ли
такой загар, то ли проблемы с кожей, то ли умывается он, как Незнайка  в
мультфильме, только нос и то, что рядышком.
   - Спасибо, что помогли, - сказала Алина, сделав голос  потеплее,  это
она умела. - Как бы я выбиралась?
   - Пришлось бы звонить в МЧС.
   - Это точно.
   Все, светский раут окончен.
   Он  ее  спас,  она  его  поблагодарила.  Теперь  ему  следует   уйти.
Попрощаться, повернуться и уйти, а он стоит, словно не понимая этого.
   Алина посмотрела ему в глаза и вежливо и холодно улыбнулась. Это  она
тоже умела.
   Глаза оказались очень темными.
   Странно - белые волосы и темные глаза.
   " Ей трудно было  оторваться  от  его  глаз,  очень  мудрых  и  очень
мрачных, как будто нарисованных художником для компьютерного злодея. Ему
они совсем не подходили, усложняя, в общем, довольно простецкий вид.
   Она сделала над собой усилие и перевела взгляд на его ухо.
   Ухо тоже было ничего себе, хотя гораздо менее злодейское.
   - А я вас сегодня снимаю, - сказал он, помолчав. - Меня зовут  Никита
Беляев, я главный оператор "Новостей".
   - Очень приятно, Никита.
   - Зовите меня Ники. Мне не нравится имя Никита.
   - По-моему, отличное имя.
   - Спасибо, но мне не нравится.
   - Я постараюсь запомнить.
   - Так что вы делали под столом?..
   Тут она вспомнила, что  она  делала,  и  метнулась  к  компьютеру,  и
оттолкнула растреклятый стул, и нашарила "мышь", болтавшуюся  на  шнуре,
как на хвосте, и уставилась в монитор, и даже застонала,  когда  поняла,
что там ничего нет.
   То есть верстка была на месте. И Дума тоже - куда ж ей  деться!  -  и
подводки, и отводки, и хронометраж! Не было только послания:  "Ты  сука.
Ты ничтожество. Ты никто, и я от тебя избавлюсь".
   Выходит, кто-то удалил его, пока Алина ползала  под  столом,  и  этот
самый Беляев со злодейскими глазами вытаскивал  стул,  чтобы  она  могла
выбраться. Выходит, опять ничего нет - ни кода,  ни  времени  ввода,  ни
пароля, ничего!
   - Алина? - спросил Ники очень  близко.  -  Что  случилось?  Что-то  в
программе?
   Она подняла голову  и  стукнула  его  своей  макушкой  в  подбородок.
Оказывается, он тоже подошел к столу и теперь смотрел в монитор вместе с
ней.
   - Все в порядке в программе, -  сквозь  зубы  сказала  она  и  повела
головой. Его запах - сигарет и какого-то сложного одеколона -  раздражал
ее. - Все в порядке!
   Черт, черт, черт!..
   Ники удивился.
   Он и сам любил поминать черта, и именно  таким  образом  -  три  раза
подряд. Звезда вела себя странно - что-то здесь было явно не правильное,
нелогичное, и Ники хотелось бы знать,  что  именно,  особенно  если  это
касалось программы.
   Впрочем, разве поймешь этих женщин?!
   Может, переживает из-за того, что помада под шкаф  закатилась,  а  ей
непременно надо было накраситься именно этой помадой? Или запятую кто-то
забыл поставить, а она такая тонкая натура, что  ее  это  раздражает  до
крайности? Или депутатский закон  о  многоженстве  горских  народов  так
поразил ее воображение?
   - Может, вам помочь?
   - Не надо мне помогать!
   Она схватилась  за  телефон,  нажала  подряд  несколько  кнопок  -  и
передумала.
   Звонить Бахрушину нельзя. Ему сейчас не до нее и не до этих идиотских
записок. Она не может и не должна загружать его еще и своими проблемами.
   Что делать?! Что?
   В дверь тихонько и деликатно стукнули, и заглянула редакторша Рая.
   - Алиночка, тебе пора.
   - Рая! - вскрикнула Алина так, что Ники вздрогнул, как большой пес от
резкого звука. - Рая, зайди ко мне на секунду.
   Редакторша вдвинулась в каморку и неловко кивнула Ники.
   - Здрасти, - пробормотал он в ответ, шагнул назад и уперся  спиной  в
стену.
   - Что, Алиночка?
   - Ты не знаешь, в "Нью-Старе" сейчас кто-нибудь работал?!
   Редакторша пожала плечами и опять покосилась на Ники, как  будто  это
он ее спрашивал.
   - Не знаю, а что? Бахрушин, наверное, работает.
   Зданович. А в чем дело?
   - А корреспонденты?!
   - Алиночка, я не видела! Но что там  сейчас  корреспондентам  делать,
сюжеты давно сдали, все уже в программе стоит, зачем?! Господи, тебе  же
еще волосы поправлять! Я сейчас сбегаю за Дашей...
   - Подожди!
   Рая покорно замерла у самой двери. Ники вздохнул  от  неловкости.  За
ремнем джинсов у него вдруг ожиларация и осведомилась скрипучим голосом,
где он.
   Ники рацию вытащил и сказал в нее негромко:
   - Сейчас приду.
   - А редакторы? - продолжала приставать Храброва. - Ты не видела?
   Рае стало не по себе - такое отчаяние было у Алины в голосе.
   - Да не видела я! - чуть не плача, воскликнула она.
   Ей хотелось быть полезной, а никак не получалось. - Я же на  выпуске,
а там некогда смотреть!..
   - Да, - опомнившись, сказала Алина и улыбнулась нежно. Ники отчего-то
опечалился немного, увидев эту улыбку. -  Конечно.  Просто  я  сообщение
одно потеряла и не знаю теперь, как мне его найти.
   - Информационное?! - вскрикнула редакторша.
   Потеря информационного сообщения перед  эфиром  -  беда,  катастрофа,
конец света и гибель Помпеи.
   - Нет, нет, - успокоила ее Алина. - Мое личное.
   Ничего особенного. Ты.., беги. Я сейчас  в  гримерку  приду,  и  Дашу
попроси...
   - Да, я поняла. Только ты не задерживайся, ладненько?
   Алина кивнула - отвечать у нее не было сил.
   Дверь Рая не закрыла, зато Ники решительно захлопнул ее,  как  только
та выскочила, оторвал от стены широченную спину, сделал шаг  и  оказался
прямо перед Алининым столом.
   Алина взялась за лоб.
   - Быстро расскажите мне, что  случилось.  Что  с  программой?  Что  с
версткой? Кому вы хотели звонить?
   Алина посмотрела на него. Прямо в  его  странные  темные  глаза,  как
будто предназ