но отказался.
   - А я себе сварю.
   Бахрушин тяжело поднялся с дивана  и  ушел  на  кухню,  но  дверь  не
закрыл.
   - Есть одна история, Ники, - сказал он оттуда. - Я тебе  расскажу,  а
ты  послушай.  Черт  его  знает...  Короче,  у  нас  в  Париже  работает
корреспондент. Сергей Столетов.
   - Знаю Столетова. - Ники тоже выбрался из диванных облаков, дошел  до
кухни и  встал,  привалившись  плечом  к  притолоке.  -  Он  там  давно,
по-моему.
   - Семь лет. Несколько дней назад он пропал. - Бахрушин мельком глянул
на Ники и снова уставился в кофейник. - А незадолго до этого  он  звонил
Владлену  Никитовичу,  который  помощником  президента  подвизается,   и
рассказывал ему, что у него есть кассета с настоящим видео Аль Акбара.
   - Брехня, - быстро сказал Ники. - Быть не может.
   Никто не снимал Акбара.
   - После чего Столетов пропал, и так его до сих пор и нет. А вы,  черт
бы вас побрал, в это же время  в  Кабуле  получили  из  Парижа  какую-то
посылку!
   Ники уставился на Бахрушина.
   - Ну и что?
   - Посылка была неизвестно от кого, так?
   - От какой-то Вали Сержовой,  -  раздумывая,  сказал  Ники.  -  Ольга
сказала, что она такой не знает.
   - Нет никакой Вали Сержовой. У нее никогда не было таких подруг и  до
сих пор нет! Я точно знаю, Ники! В посылке были записка, колбаса...
   - Кофе, - подсказал Ники.
   - И видеокассета, - закончил Бахрушин. - С последним днем в Довиле. В
Довиле Ольга тоже никогда не была.
   Ники шагнул к столу, взял стакан и залпом допил  виски.  Бахрушин  на
него покосился.
   - Ты же за рулем не пьешь! Принципиально.
   - При чем здесь та посылка?!
   - При том, что в  Пхеньяне  моя  жена  тоже  никогда  не  была,  зато
Столетов там корреспондентом просидел несколько лет! До того, как его  в
Европу назначили!..
   - Что, правда? - тупо спросил Ники.
   Бахрушин бросил свой кофейник, проворно пододвинул стул, сел и достал
из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
   - Смотри! Это ваша записка.
   - Ты ее не сдал в ФСБ?! - удивился Ники.
   - Ники, я тебя опять ударю, если ты...
   - Я понял уже, Леша.
   - Я читал ее раз триста, - сказал Бахрушин  с  отвращением.  -  Я  ее
наизусть знаю! И это чушь от первого до последнего слова!  Мы  не  знаем
никакого Рене Дижо, с которым она якобы летала в Пхеньян. А Робер  Буле,
я посмотрел по спискам, просто журналист TF1. Причем он работает уже сто
пятьдесят лет, специализируется по горячим точкам!
   - А кто такой Робер Буле?
   - Черт возьми, Ники! Это тот, кто привез вам  посылку.  Он  сейчас  в
Афганистане, и мне тоже надо его найти. Обязательно.
   Ники посмотрел в бумагу. Набранный  на  компьютере  шрифт  вытерся  и
поблек. Наверное, Бахрушин и вправду читал его триста раз.
   Ники еще посмотрел и отвернулся.
   Они с Ольгой приехали  в  ACTED  за  этой  дурацкой  посылкой,  и  он
дурашливо охотился там за  какими-то  французскими  девицами,  а  потом,
сталкиваясь  с  ней  лбами,  они  читали  записку,  и   недоумевали,   и
радовались, что в коробке оказались колбаса и кофе!..
   - Смотри, - сказал Бахрушин и ногтем постучал по бумаге.  -  Вот  тут
что написано?
   Ники послушно прочитал:
   - Валя Сержова. Сто лет не виделись!
   - Я думаю, что он специально выбрал имя, которого у нас  в  окружении
нет. Нет человека, которого бы мы  близко  знали  и  которого  бы  звали
Валей. Я, например, знаю только одну Валю. По фамилии Матвиенко.
   А дальше что?
   - Что?
   - Дальше фамилия, совершенно дурацкая, и - сто  лет  не  виделись.  Я
думаю, что Сержова - это Серж.
   Сергей.  Сто  лет  не  виделись  -  Столетов.  Чтобы  кто-то  из  нас
догадался.
   Бахрушину  показалось,  что  Ники  едва  удержался  от  того,   чтобы
покрутить пальцем у виска. Остановился в самый последний момент  и  этой
самой, поднятой уже рукой почесал нос. Потом  подвинул  бумагу  к  самым
глазам, как будто страдал  близорукостью,  и  стал  читать,  от  усердия
шевеля губами.
   На плите произошло шипение, всплеск, и остро завоняло горелым.
   - Черт, - сказал Бахрушин вяло. - Опять забыл.
   Вытянув шею, Ники посмотрел. Вся плита  была  в  коричневых  кофейных
разводах.
   - А вдруг ты прав? - неожиданно спросил  Беляев  и  поднялся.  Черные
глаза заблестели, и весь вид от этого у него  стал  очень  пиратским.  -
Вдруг ты прав, Леша?!
   А что там за кассета, на которой Аль Акбар?
   - Говорят, что это единственная  подлинная  его  съемка.  -  Бахрушин
кое-как стер с плиты мелкую крошку и начал все сначала - кофейник, кофе,
вода, плита. Ники казалось, что он возится с этим просто для того, чтобы
чем-нибудь занять себя, хоть на время. - Вернее,  так  сказал  Столетов,
когда звонил Никитовичу.
   Если это правда, значит...
   Бахрушин замолчал и стал мешать ложкой в кофейнике.
   - Ты бы газ зажег, - посоветовал Ники негромко.
   - Что? А, газ!..
   Бахрушин зажег газ и снова стал мешать.
   - Если это подлинная съемка Акбара, значит...
   Непонятно, что это может значить. Все, что угодно.
   -  Значит,  мы  попали  в  центр   международного   террористического
движения, - договорил Ники, опять вспомнив Храброву  и  ее  подводки.  -
Только такого быть не может. Акбара никто и никогда не снимал.  Говорят,
он людей с камерами первыми расстреливает, если они ему попадаются,  или
глотки им перерезает, в зависимости от настроения.
   - Если у Столетова в самом деле была подлинная  запись  Акбара,  хотя
непонятно, как она к нему попала, - задумчиво  проговорил  Бахрушин,  не
слушая Ники, - почему он отправил ее в Афганистан? Ольге?!
   Почему не в Москву мне?!
   - Да потому, что у него на это ума хватило! Как бы он ее отправил? По
дипломатическим каналам? Или быстрой почтой DHL? Если  за  ним  следили,
значит, отправлять в Москву было опасно!
   - Ники, Столетов не Джеймс Бонд, а простой российский корреспондент в
Париже!
   - Леша, по-моему, это твоя  идея,  что  "Валя  Сержова,  сто  лет  не
виделись" - замаскированный Сергей Столетов! А это еще  покруче  Джеймса
Бонда! Ну, представь себе, что твой Столетов откуда-то получает кассету,
за которую все спецслужбы мира  заплатят  ему  столько,  что  хватит  не
только внукам, но еще и внучатым праправнукам! Что ему  с  ней  делать?!
Куда ее девать?
   В наше посольство нести, чтобы ему вообще  ни  шиша  не  дали,  кроме
почетной грамоты и  ордена  имени  Феликса  Дзержинского?!  Вряд  ли  он
ненормальный, этот твой Столетов! Он  же  понимал,  чем  рискует!  Арабы
найдут - замочат. Наши найдут - отзовут в лучшем случае. Будет до пенсии
в "Останкино" редактором. Логично?
   - Да я сто раз себе все это говорил, - сказал Бахрушин  с  непонятной
яростью. - Сто раз! Но я не понимаю, откуда у  Столетова  могла  взяться
такая кассета!
   - Да какая тебе сейчас разница?! - заорал Ники.
   Кофе поднялся над краем кофейника,  перевалил,  потек,  зашипел.  Газ
немедленно  погас.  Ники  схватил  кофейник,  обжегся,   хрюкнул   и   с
мстительным стуком сунул его в раковину. После чего  выключил  конфорку,
вылил кофе, с силой отвернул кран, так что во все стороны полетела вода,
и принялся свирепо оттирать блестящий бок в засохших потеках.
   - Ну какая теперь разница, откуда он взял да  кто  ему  дал!  -  Ники
говорил и яростно тер, брызги летели веером, заливали пол. -  Все  равно
никаких других версий нету! Может, ФСБ все известно, а у нас только эта,
последняя осталась!  Вот  я,  сколько  думал,  ничего  путевого  не  мог
придумать, а ты - раз  и  все  выстроил,  так  надо  дальше  эту  версию
развивать,  Леша!  Теперь  первый  вопрос   не   откуда   она   взялась,
видеокассета эта, а куда она потом делась!
   - Ники, на полу лужа.
   Тот посмотрел себе под ноги. Действительно лужа.
   - Кто мог знать, что она у Ольги? Я? Я знал, это точно.  Но  я  Ольгу
Фахиму не  сдавал!  -  Тут  он  вдруг  остановился,  аккуратно  поставил
кофейник на полку, аккуратно закрыл дверцу и  вытер  здоровенные  ручищи
полотенчиком.
   Полотенчико было в розовых фестонах и лебедях - подарок  бахрушинской
матери, - а ручищи огромные, с коричневой, как будто сожженной кожей.
   За стол он садиться не стал, подошел к окну и  осторожно  положил  на
подоконник ладони.
   - Леша, - сказал он, не поворачиваясь, - я понятия не  имел,  что  на
этой кассете. Я думал, дурь какая-то. Я даже не  помню,  куда  Ольга  ее
кинула после того, как мы посылку разобрали. И не приходил к нам никто.
   Бахрушин из всего монолога выделил только словосочетание "к  нам",  и
оно ему не слишком понравилось.
   - И не говорил никому?
   - О чем, Леша?!
   - О том, что посылка пришла. Из Парижа.
   - Никому не говорил, - сказал Ники скучным голосом, покрутил головой,
словно у него болела шея, и посмотрел в  окно,  за  которым  был  только
дождь. - Да там никому дела  нет  до  чужих  посылок.  Там  лишь  бы  не
прикончили где-нибудь, вот и весь интерес.
   Воцарилось молчание.
   В  голове  у  Ники  неотступно  вертелась  привязавшаяся   в   машине
"последняя осень, ни строчки, ни вздоха". На душе было скверно.
   Никто и никогда раньше не подозревал его.., в  предательстве.  Он  не
представлял, что это может быть так реально - как будто  грудную  клетку
придавили камнем. Даже тошнило слегка.
   Последняя осень!..
   Бахрушин курил, и от дыма Ники тоже слегка подташнивало.
   Алексей Владимирович не знал, стоит ли доверять  Беляеву,  но  больше
доверять было решительно некому.
   До Афганистана они хорошо  и  очень  "по-мужски"  относились  друг  к
другу.
   Ники  уважал  Бахрушина  "как  начальника",  а   тот   его   -   "как
профессионала".
   Кроме того, с  Беляевым  никогда  не  было  никаких  проблем.  Он  не
ссорился с подчиненными,  не  затевал  интриг,  на  общих  собраниях  не
требовал чего-то невозможного и невыполнимого, как это делают многие. Он
хорошо  управлялся  со   своей   операторской   командой,   не   слишком
многочисленной, недовольно разношерстной, и не  нуждался  в  начальстве,
когда приходилось  решать  внутренние  дела,  -  обходился  собственными
силами. Он подчеркнуто трепетно относился к деньгам  и  всегда  говорил,
что работает только ради них, но Бахрушин знал -  лукавит.  Ники  Беляев
любил свою работу, и ему удавалось зарабатывать именно любимым делом,  а
это мало кому удается!
   Но Бахрушин понятия не имел, как далеко простирается любовь Беляева к
деньгам и что он готов за них отдать!
   А если все, что угодно?
   А если он уже отдал - Ольгу?!
   А если все это было спланировано, включая задержку на блокпосте?
   Но без него Бахрушин ничего не мог! Он не справится один,  ему  нужна
помощь, и некого попросить о  ней,  кроме  Ники,  который  разбирался  в
ситуации и всегда имел на редкость трезвую голову!
   Бахрушин все решил до того, как позвонил Беляеву,  и  теперь  ему  до
смерти хотелось отменить это решение, и никак  было  нельзя.  Он  же  не
справится один!
   - Ники, - сказал он довольно фальшиво, - я ни в чем тебя не обвиняю.
   Беляев неторопливо повернул голову и посмотрел на него. У  него  были
странные глаза, как будто предназначенные другому и случайно оказавшиеся
на неподходящем лице.
   Ошибся ваятель. Из нестандартного пластилина вылепил.
   - Подозреваешь меня, Леша,  -  протянул  он,  -  я  же  вижу.  Только
деваться тебе все равно некуда, так?
   Или не так?
   - Примерно, - согласился Бахрушин.
   - Мне проще, - объявил Ники. - Я-то ведь точно знаю, что ни в чем  не
виноват! Только в том, что меня вместо нее.., не взяли.
   - Лучше бы взяли.
   - Лучше, - согласился Ники.
   Из форточки несло сырым ветром,  штора  шевелилась  на  сквозняке,  и
хотелось, чтобы все это скорее кончилось.
   - Значит, так, - начал Бахрушин.  -  Есть  видеокассета,  на  которую
кто-то как-то зачем-то  снял  Акбара.  Настоящего,  живого  Акбара.  Эта
кассета через кого-то каким-то волшебным образом попала к  Столетову,  и
тот зафутболил ее в Афганистан.
   - Он зафутболил ее не просто в Афганистан, а Ольге,  потому  что  она
твоя жена, а ты шеф информации Российского канала, если я все  правильно
понимаю, - поправил Ники. - Никитовичу он для  подстраховки  звонил.  Он
знал, что кассета в конце концов окажется у тебя и, если Никитович о ней
узнает, ты не сможешь ее прикарманить и.., продать в одиночку.  В  любом
случае тебе придется делиться с ним и с Никитовичем.
   Бахрушин потер глаза под очками.
   - Откуда он мог знать,  что  Ольга  догадается,  что  это  не  просто
кассета? Он ведь ее никак не предупредил!
   Или предупредил?
   Ники покачал головой. Он чувствовал  себя  виноватым  -  об  Ольге  в
Афганистане он знал все, а Бахрушин ничего, но при этом именно  Бахрушин
был ее мужем!
   - Никто ее ни о чем не предупреждал, Леша. Я бы... я бы знал. Она  бы
мне сказала. А предупредить он ее  никак  не  мог.  У  нас  десять  дней
телефон не работал, ты же в курсе. Только в тот день заработал, когда..,
ее забрали.
   - Но ведь вы могли эту кассету затереть, спустить в унитаз, выбросить
к черту!
   - Не могли мы ее в унитаз спустить. Кассеты в  поле  дефицит,  ты  же
понимаешь. Затереть могли, ясное дело, но вряд ли там морда  Акбара  вот
прямо открыто записана! Скорее всего там какое-то.., двойное дно, в этой
кассете. Как в чемодане.
   - В чемодане, - повторил Бахрушин, морщась.
   Ему отчаянно не нравилось все, что говорит Ники, и  никак  невозможно
было отделаться от мысли, что для того это просто игра. В Джеймса Бонда.
В Пирса Броснана. В черта с дьяволом. Но Ники был  ему  очень  нужен,  и
поэтому он с ним согласился.
   - Да. Пожалуй. Кто-то где-то от кого-то узнал, что кассету  отправили
в  Афганистан.  Фахим  объявил  розыск.  Черт,  выходит,  он  знал,  что
отправили именно по журналистским каналам, раз Гийом сказал Ольге, что в
горах ищут каких-то журналистов!
   - Выходит, знал. Только с чего он взял,  что  она  именно  у  Ольги?!
Журналюг в Афгане до черта и больше! В том числе французских, а  кассета
из Парижа пришла! Почему они ее взяли?! Вот чего я понять не могу!
   Ну никак не могу!
   - И я тоже, - сказал Бахрушин.
   У него сильно болело сердце, так сильно, что каждый вздох  давался  с
некоторым трудом и задержкой, и он все время контролировал  руку,  чтобы
не браться поминутно с той стороны, где больно.
   Только одно объяснение было более или менее реальным  -  про  кассету
знал Ники, да, да! И он подчас снимал свои  сюжеты  в  таких  местах,  в
которые никак не мог попасть обычный  человек!  Никому  не  приходило  в
голову выяснять у него, как именно он получал свои разрешения и  доступы
- а мог ведь получать как угодно!
   Бахрушин вдруг подумал, что, если выяснится, что это  Ники  сдал  его
жену полевому командиру Фахиму, он его убьет.
   Сам. Без ФСБ, МИДа России и ноты протеста.
   Вот оно  как.  Когда  доходит  до  вывернутого  наружу  нутра,  налет
цивилизации на поверку оказывается очень  тонким  или  вообще  перестает
иметь значение.
   Это Бахрушин знал точно.
   Однажды по телевизору  показывали  сюжет  про  какого-то  несчастного
борца за правду, который  все  пытался  разоблачить  большого  человека,
борец искренне  считал  его  негодяем.  Большой  человек  долго  и  вяло
отбивался от него, а потом  борец  начал  реально  мешать  его  большому
бизнесу. Большой человек стал отбиваться более энергично,  а  борец  тем
временем чем-то пригрозил его жене.
   После чего пропал и до сих пор не нашелся.
   У   борца   осталась   семья   -    молодая    печальная    жена    и
мальчишка-первоклассник.
   - Все это ужасно, - сказала тогда  Ольга,  досмотрев  этот  сюжет  до
конца. - Почему люди такие свиньи?
   - Ты знаешь, - неожиданно признался Бахрушин, -  если  бы  кто-нибудь
угрожал моей семье или  работе  всерьез  и  я  был  бы  уверен,  что  не
попадусь, я бы убил, не задумываясь.
   У Ольги сделалось растерянное лицо.
   - Ты-ы?! - протянула она. - Ты убил бы человека?!
   Бахрушин уже понял, что говорит все это зря,  что  Ольга  никогда  не
поймет и, может быть, даже станет как-то по-другому к  нему  относиться,
но остановиться не мог.
   - Убил бы, - сказал он упрямо. - Мы так устроены. Мы защищаем то, что
принадлежит нам.
   - Убивая себе подобных?!
   - Как угодно.
   - Алеша, это очень жестоко.
   - Ольга, это закон природы. Сколько лет существует человечество?
   - Много. Миллион или два.
   - А моральные законы? Что такое хорошо и что такое плохо!
   - У него мальчишка остался. Один. Без отца.
   - Никто не заставлял его лезть на рожон. Он атаковал, а тот,  второй,
защищался. У того ведь тоже дети и жена. И он не мог допустить, чтобы  с
ними что-то случилось. Когда доходит дело до жизни и смерти -  все  так,
как было миллион лет назад. Или два.
   Какая там цивилизация с ее налетом!
   И если во всем виноват Ники, он просто убьет его, хотя это уже ничего
не изменит.
   - Леша, - сказал Беляев спокойно, - ты бы вискарь допил, расслабился,
а то я тебя боюсь! И остановись. Не  думай  пока,  что  это  я,  ты  еще
успеешь. Кто, кроме меня?
   Иногда его проницательность казалась страшной и необъяснимой.
   - Кроме меня, об этой посылке знал француз, который  ее  привез.  Как
его?
   - Робер Буле.
   - Значит, этот самый Буле. Кто еще?
   - Ты у меня спрашиваешь? - обозлился Бахрушин.
   Ники как будто все время переигрывал его, опережал на шаг, и это  еще
дополнительно раздражало и злило его.
   - Толик Борейко знал. Он в тот день  приперся,  долго  канифолил  нам
мозги, все хотел выведать, с кем мы  на  север  едем...  И  про  посылку
сказал.
   - Откуда он узнал?
   - Что?..
   - Про посылку.
   Ники почесал за ухом.
   - Сказал, что был в ACTED и ему там сообщили.
   - Кто?
   - Я не знаю, - взмолился Ники. - Откуда?!
   - Надо узнать.
   - Узнаю, если он в Москве.
   -  В  Москве,  -  сказал  Бахрушин.  -  Только  вчера   на   какой-то
пресс-конференции я его видел. Все вернулись, черт вас побери!..
   - Побери, - согласился Ники.
   - Еще нужно справиться у  Никитовича,  нет  ли  каких-то  сведений  о
Столетове. И ты это сделаешь, пока я буду в Афгане.  Если  что-то  есть,
придется в Париж лететь. У тебя все в порядке с паспортом?
   Ники промолчал.
   Он сотрудник  иностранной  телекомпании  -  многоголового  новостного
монстра, - конечно, у него все в порядке с паспортом!
   - А ты?..
   - Я попробую их найти, - тяжело сказал Бахрушин. - Найти  и  выяснить
условия. Кто и что за них хочет.
   - Если мы думаем  правильно,  значит,  за  них  могут  хотеть  только
видеокассету. Мы должны найти ее, Леша. Раньше, чем ее найдут арабы. Это
и есть цена вопроса.
   Бахрушин промолчал.
   Он опять варил свой кофе.

***

   В середине дня неожиданно получился перерыв, и Алина побежала в буфет
- очень хотелось есть, и неизвестно было, удастся ли поужинать. Надо  на
всякий случай пообедать.
   В буфете оказалось много народу, все столики заняты. Она решила, что,
пока очередь дойдет,  какой-нибудь  да  освободится,  но  ошиблась  и  с
подносом в руках долго оглядывалась.
   - Алина!
   Она прищурилась и поискала глазами. Без очков Алина плохо  видела,  а
они имели постоянную гадкую привычку куда-то пропадать.
   - Алина, иди сюда!
   За дальним столиком  сидела  Лена  Малышева,  любимая  подруга  и  по
совместительству ведущая программы "Здоровье".
   - Ленка, как я рада, что ты здесь! И вообще очень рада  тебя  видеть!
Почему ты не в "Останкино"?
   - Встречалась с вашим Добрыниным, - энергично сказала Малышева,  -  у
него какая-то идея относительно медицинской программы,  и  он  хотел  со
мной поговорить.
   - Поговорили?
   - Лучше бы не разговаривали, - она махнула рукой, - он так переживает
из-за пропавших в Афгане журналистов, но все же старается держать себя в
руках.
   На это просто больно смотреть. Можно, я выпью твой чай?
   Алина уже сунула в рот огурец, жевала и жмурилась от наслаждения,  но
с энтузиазмом промычала, что Малышева может выпить  ее  чай,  съ