шно важным.
   Враг не должен знать, что она боится. Враг, который все время  где-то
поблизости, и наблюдает за ней, и выжидает, и радуется, что опять  выбил
Храброву из колеи.
   Сегодня он "выбил" ее в прямом смысле этого слова.
   И неизвестно, что будет завтра!..
   - Мне нужно  вызвать  Дашу,  гримершу,  -  вмиг  став  озабоченной  и
деловитой, сказала Алина. - И с Костей поговорить! Жаль, что Алеши  нет,
с ним бы тоже хорошо...
   - Ты ездишь домой одна? - вдруг спросил Ники Беляев.
   - Всенепременно!  В  коллективе  мы  только  работаем,  а  живем  все
отдельно друг от друга, ты об этом меня спрашиваешь?
   - У тебя есть охрана?
   - Ну конечно! Вооруженная до зубов личная  королевская  охрана  смело
бросилась наутек!
   Какая охрана, о чем он?! Малышева говорила - охрана,  и  теперь  этот
тоже толкует ей про охрану! Никто и никогда ее  не  охранял,  только  на
больших стадионных  концертах,  которые  она  вела  и  на  которых  всем
хотелось непременно взять у нее автограф. Она  боялась  толпы  и  всегда
просила  кого-то  из  знакомых  ребят-охранников  сопровождать  ее.  Они
сопровождали, и их профессионализм и уверенность  всегда  успокаивали  и
прикрывали ее, а так, в обычной жизни зачем ей охрана?!
   То есть до недавнего времени ей это было не нужно.
   А сейчас что?
   - Я тебя провожу, - очень решительно сказал Ники, и Алине опять стало
смешно от его решительности - как будто предложение делал!
   - Одна не уезжай.
   - Мне нужно Даше позвонить.
   - Алина, ты меня слышишь?
   - Слышу.
   - Что ты слышишь?
   - Ничего, - буркнула она. - Открой дверь, пожалуйста!
   Ники еще раз напоследок оглядел комнату  и  повернул  ключ.  В  дверь
сунулась голова режиссера, словно тот стоял с той стороны и ждал,  когда
откроют.
   - Алина, Зданович просил передать, что ждет твоего звонка, как только
ты освободишься!
   И телефон тут же грянул, будто Зданович сидел непосредственно в нем и
ждал. И мобильный зазвонил под бумагами.
   - Алин, перезвонишь Здановичу?
   - Да, я поняла.
   Она раскопала на столе мобильный, приложила его к уху, сунула  в  рот
сигарету и стала искать зажигалку, которая - ясное дело! - пропала.
   В мобильном кто-то что-то длинно ей  говорил,  она  прижимала  трубку
плечом, кивала, поддакивала и все искала.
   Ники думал - найдет или нет? Зажигалка лежала на подставке настольной
лампы.
   - Нет, я думаю, что все и так сложится нормально.
   Нет, не надо! - Она вытащила сигарету изо рта и сердито сунула  ее  в
пепельницу - что от нее толку, когда зажигалки все равно нет!
   Ники взял зажигалку с подставки и подал ей. Она рассеянно  кивнула  и
опять сунула в рот сигарету.
   Ники улыбнулся.
   Он должен был задать еще только один вопрос, поэтому дождался,  когда
она закончит.
   - Ники, простите меня, я очень занята.
   - Мы опять на "вы"?
   Она в упор на него посмотрела.
   - Алина, ты кому-нибудь говорила, во сколько придешь из буфета?
   - Что я говорила?!
   - Или записку на двери написала - "Буду в три пятнадцать!"?
   - Не вешала я записку!
   Это и был тот самый, главный вопрос, который так его занимал.
   Выходит, человек, собиравшийся на нее напасть,  караулил  в  комнате.
Сколько он мог караулить? Час?
   Два? А если бы она из буфета домой поехала? Или к Добрынину  пошла  -
председатель славился тем, что любил  вызывать  к  себе  ведущих,  чтобы
"поговорить по душам"?! Дверь была открыта, в кабинет мог зайти любой  и
обнаружить его вместе с доской,  если  только  правда,  что  ударили  ее
именно доской!
   - То есть ничего не происходило, да? - продолжал допытываться Ники. -
Ты выпила свой кофе, съела свою булку и...
   - Я не ем булок. Я ела салат.
   - Ты съела салат, поднялась и пошла. Кто-нибудь из наших  был  в  это
время в буфете? Может, тебя на лестнице кто обогнал? Или в лифте с тобой
ехал?
   Она задумалась, вспоминая.
   - Никто не обгонял и не ехал, а народу было полно!
   Только я не очень смотрела. Мы с Леной Малышевой там повстречались  и
разговаривали, а потом, когда сообщение пришло, я вернулась сюда.
   - Какое сообщение?
   -  Да  обыкновенное!  Что  тут  с  подводками  проблемы  и  чтобы   я
возвращалась.
   - Кто его прислал?
   Она пожала плечами.
   - Кто-то из редакторов.
   - Кто именно, Алина?
   - Да можно посмотреть. Где мой телефон?
   Мобильник висел у нее на шее. Неизвестно зачем во время разговора она
повесила его на себя. Ники пальцем показал куда-то в середину ее груди -
жест вышел на редкость неприличным.
   Сейчас же. Немедленно. Как только за мной закроется дверь кабинета...
   Что?.. Он позабыл, что именно должен сделать так срочно.
   Ах да. Позвонить Свете и договориться о  романтическом  свидании.  То
есть не Свете, а Лене. Да, точно Лене.
   Сообщения в памяти телефона не было.

***

   Бахрушин долго получал и  согласовывал  какие-то  разрешения  и  тихо
бесился от того, что  это  происходит  так  медленно.  Все  согласования
укладывались в рамки  "нормального  рабочего  процесса",  потому  что  в
Кабуле он - обычный журналист, один из  многих,  и  местным  начальникам
наплевать на него, как и на всех остальных.
   Было холодно,  и  низкие  рваные  тучи  цеплялись  за  серые  горы  и
оставались на них, как пришпиленные.
   Вниз, на город стекали только облака, но этого было достаточно, чтобы
все вокруг выглядело мрачным, словно черно-белым.
   Ему нечем было заняться, пока не получил разрешений и  бумаг,  он  не
мог не то что выехать из города, но даже выйти за переделы  гостиничного
двора.  Колеса  многочисленных  машин  превратили   его   территорию   в
непролазное  топкое  болото,  посреди  которого  всегда  горел   костер.
Бородатые люди в длинных  халатах  и  камуфляже  сидели  вокруг  огня  в
кружок, говорили  так  громко  и  агрессивно,  что  казалось  -  вот-вот
подерутся!
   Сердце сильно болело, и нитроглицерин почти не помогал,  особенно  по
ночам.
   Ольга будет очень сердиться, если узнает, что у  него  болит  сердце.
Она всегда на него сердилась, когда он болел, - так волновалась, что  не
могла с собой справиться.
   Ольга будет сердиться, а он отшучиваться, и все  встанет  наконец  на
свои места.
   Если только она жива.
   Если бородатые  люди  со  злыми  глазами  пока  сохранили  ей  жизнь.
Временно.
   На той самой военной  базе,  где  его  жена  и  Ники  Беляев  были  в
последний раз, он оказался только под вечер третьего дня  -  замученный,
усталый и мокрый с головы до ног. Кокча разлилась, и переправа оказалась
трудной  и  продолжительной.  Журналисты,  приехавшие  вместе   с   ним,
моментально растворились в подступающих со стороны гор сумерках. Им надо
было успеть  хоть  что-то  снять  до  наступления  темноты,  а  Бахрушин
отправился искать командира.
   Никто долго не понимал, кто именно ему нужен, или делал вид,  что  не
понимает, - здесь все так обращались с иностранцами, словно те и не люди
вовсе, а некое подобие говорящих животных!
   Охранник возле камышовой будки долго и  пристально  рассматривал  его
документы, а потом так же долго объяснялся  с  напарником  -  размахивал
руками, говорил возбужденно  и  громко.  Бахрушин  курил  и  разглядывал
жемчужные горы, которые стремительно пожирала темнота. Потом в перепалку
ввязался переводчик, а может, они и не ссорились,  а  вели  дружеский  и
конструктивный разговор?
   От близости этих самых гор ломило затылок. А может,  от  ненависти  -
совсем недавно он вспоминал про налет цивилизованности и про то, как  он
тонок! Где-то в середине гор его жена. Жена и три  парня-журналиста,  ни
за что ни про что попавшие в ад.
   Всякие глупые детские мысли лезли ему в голову - вроде той, например,
что, если бы у него  был  гигантский  бульдозер,  а  лучше  инопланетная
космическая установка, он срыл бы горы до основания, и нашел бы Ольгу, и
забрал  домой,  и  поил  бы  ее  чаем,  и  делал   бы   еще   что-нибудь
сентиментальное и немыслимое, и больше никогда и никуда не пустил бы ее!
   - Хей! - сказал кто-то из бородатых и ткнул  его  в  плечо.  Бахрушин
оглянулся.
   Бородатый  показывал  автоматом  куда-то  за   камышовую   будку,   и
переводчик кивал как заведенный, но ничего не говорил, и Бахрушин понял,
что должен идти туда.
   Тропинка пропадала за  ближайшим  поворотом,  как  будто  в  пропасть
сваливалась, а может, и сваливалась, потому что в темноте тихо  шуршало,
камушки сыпались, стекали куда-то. Свет единственного  фонаря  на  будке
сюда не доставал, и дальше начиналась непроглядная  темень.  Именно  про
такую говорят, наверное, - хоть глаз выколи.
   Серое  глиняное  строение  возникло  совершенно  неожиданно  и  прямо
посреди тропинки. Ни огонька, ни проблеска.
   Бородатый, шедший за ним почти  вплотную,  слегка  подтолкнул  его  в
спину, и Бахрушин шагнул наугад, в черноту. Под ногами чавкало -  дождь,
что ли, здесь шел?!
   Они  повернули,  и  жидкий  свет  лампочки  над  деревянной   дверцей
показался Бахрушину ослепительным и нереальным. На пороге стоял еще один
бородатый, точная копия  всех  предыдущих.  Он  кивнул  и  посторонился,
пропуская Бахрушина внутрь, в тесное  помещеньице  с  голыми  стенами  и
земляным полом. В противоположной стене - еще  одна  дверь  и  почему-то
окно. Зачем окно в другую комнату?! Или здесь так принято?
   Бахрушина обыскали.
   Делали это равнодушно, бесстрастно и профессионально. Очень быстро.
   Телефон. Сигареты. Диктофон. Записная книжка, ручка, бумажник.  Пачка
жвачки. Все, больше ничего.
   Потом опять тычок в спину, впрочем, довольно аккуратный,  и  Бахрушин
оказался в следующей комнате.
   Здесь тоже горела единственная лампочка, лежали матрасы вдоль стен  и
- никакой мебели.
   Еще один бородатый сидел у стены, по-птичьи поджав ноги.
   - Вы хотели меня видеть?
   Английский язык, грянувший как гром среди ясного неба,  даже  испугал
Алексея  Владимировича.  Никто  из   давешних   бородачей   не   говорил
по-английски.

***

   Он оглянулся на дверь и понял, что следом никто не зашел. В комнате с
матрасами они были вдвоем - он и бородатый.
   - Да, если вас зовут Гийом.
   - Это мое имя.
   - Хотел.
   - Зачем?
   - Мою жену взяли в заложники, - медленно сказал  Бахрушин,  не  сразу
вспомнив, как будет по-английски "заложник". - В  тот  день,  когда  она
была у вас на базе.
   - Я хорошо ее помню. Садитесь.
   Алексей Владимирович неловко сел на ближайший матрас и так же неловко
скрестил ноги. Посередине стоял китайский  термос  с  чаем  и  несколько
пиал. Две пустые, а в двух других миндальные орехи и изюм.
   - Хотите чаю?
   Бахрушин  не  хотел  никакого  чаю,  но  не  знал,  что   правильнее,
отказаться от угощения или поблагодарить за него,  и  решил,  что  лучше
будет поблагодарить.
   - Да, спасибо.
   Гийом налил чай в одну из пиал, но в руки  не  взял  и  Бахрушину  не
протянул. Тот поднялся и взял пиалу сам.
   От темной жидкости  пахло  почему-то  распаренным  веником  -  может,
потому, что чай заваривали в термосе?
   Нужно было спрашивать дальше, а он боялся. Так  боялся,  что  не  мог
себя заставить.
   Ведь наверняка бородатый знает - жива она или мертва?
   - Она пропала вечером того же дня. Она и еще трое русских.
   - Я знаю. В горах всегда все знают.
   - Они...живы?
   Гийом отхлебнул из своей пиалы. Конечно, он не ответил  сразу  -  еще
бы!
   Бахрушин ждал.
   Цикады звенели за глиняной стеной.
   - Да.
   Алексей  Владимирович  еще  немного  подержал  свою  пиалу,  а  потом
поставил ее на пол. Из нее выплеснулось немного темной жидкости.
   Сердце болело почти невыносимо, и он подумал, что  сейчас  непременно
умрет.
   Прямо здесь. В этой хижине, на глазах у странного бородатого  афганца
с французским именем.
   Афганец  пристально  и  неотрывно  наблюдал  за  ним,   и   Бахрушину
показалось, что он не умер именно  из-за  этого.  Из-за  того,  что  тот
смотрел так внимательно.
   Умирать под таким взглядом было бы глупо и.., недостойно.
   - Вы знаете, где они?
   - Нет.
   Врет, понял Бахрушин.
   - Мы ищем их и не можем найти уже много дней.
   Требований никто никаких не выдвигает, и наш МИД...
   Тут Гийом улыбнулся как  человек,  который  внезапно  услышал  что-то
очень смешное и изо всех сил сдерживается, чтобы не захохотать.
   - Что вы хотите от меня?
   - Помогите нам найти их. Мы.., не останемся в долгу. -  Это  Бахрушин
тоже сказал не сразу, некоторое время соображал, как будет "не  остаться
в долгу".
   Гийом поболтал чай в своей пиале.
   - Это очень трудно. И дорого.
   - Насколько дорого?
   - Очень дорого.
   - Мы заплатим.
   Опять молчание. Продолжительное и густое,  как  варенье,  капающее  с
ложки.
   - Вы богатый человек?
   - Нет.
   - Значит, заплатит ваша страна?
   Стране нет до нас никакого дела, подумал Бахрушин стремительно.
   ...На днях, после исторического визита Олега  Добрынина  к  помощнику
президента Владлену Никитовичу, по "вертушке" звонил министр  внутренних
дел и матерился, и орал, и обещал всех  посадить,  если  только  они  не
перестанут "лезть не в свое дело"!
   - Это мои люди, - упрямо говорил Добрынин, и пот блестел у  него  над
верхней губой, хотя в кабинете было промозгло и холодно, - я не могу  их
бросить, Виктор Петрович!
   - Да ты хоть понимаешь, что делаешь, твою мать!
   Там такие силы задействованы, а ты лезешь!.. И  этому  своему  скажи,
чтоб не лез, без вас разберутся, сопляки, мальчишки!
   - Да ведь никто не разбирается, Виктор Петрович!
   - Мне лучше знать, кто и в чем разбирается! Я  тебя,  сосунка,  не  с
работы сниму, я тебя в изолятор посажу, если  вы  еще  будете  ходить  и
канючить!
   - Там же люди! Журналисты. Они ни в чем не виноваты!
   - Ты, твою мать, совсем охренел, Добрынин?! Я тебе  русскими  словами
говорю - прекрати воду мутить, не смей! Без  тебя  разберутся,  кто  там
прав, а кто виноват! Смотри, следующего тебя искать станут, если  ты  не
остановишься и этого своего не окоротишь!
   Бахрушин стоял у окна, смотрел вниз,  на  блестящие  от  дождя  крыши
машин на тесной стоянке, на лужи,  на  стайку  водителей,  куривших  под
металлическим  козырьком,  на  зажженные  фонари  -  какой-то  нерадивый
электрик так и не погасил их, несмотря на то что день был в разгаре.
   Впрочем, какой день? Мрак с утра до ночи!
   За спиной раздался грохот, и Бахрушин оглянулся.
   Добрынин швырнул трубку на аппарат, и она не удержалась, ударилась  в
пол и закачалась на толстом витом шнуре.
   - Езжай в Кабул, Леша, - сказал  Добрынин  и  рукавом  пиджака  вытер
лицо. - Прямо сейчас. X.., их знает, может, через три дня  тебя  уже  не
выпустят!
   У государства свои "государственные" интересы - что ему до  пропавших
в горах журналистов!
   Ничего. Совсем ничего.
   - Я, по крайней мере, хотел  бы  знать  их  требования,  -  отчетливо
выговорил Бахрушин. -  Ваши  услуги,  разумеется,  мы  оплатим  в  любом
случае.
   - Разумеется, - согласился Гийом. - Еще чаю?
   Бахрушин покосился на свою нетронутую пиалу.
   - Благодарю вас.
   Молчание, похожее на вязкое варенье, и треск цикад.
   - Я знаю, что в горах искали журналистов. Они нужны были Фахиму.
   - Зачем?
   - Говорят, кто-то из них предал Акбара.
   Бахрушин изобразил изумление.
   - С каких пор Али Аль Акбар стал общаться с журналистами?!
   - Один из его ближайших помощников оказался шпионом. Он сделал запись
его лица, чтобы то, что вы называете  цивилизованным  миром,  уничтожило
его.
   Он до сих пор жив и не скрывается только потому, что никто  не  знает
его в лицо. Акбар ищет запись и знает, что она в Афганистане.
   - Моя жена никак не связана с Акбаром, я это точно знаю!
   - Должно быть, Акбар знает это точнее, раз поручил все  дело  Фахиму.
Фахим никогда не ошибается.
   - Может быть, на этот раз все же ошибся?
   - Вы хотите объяснить это Фахиму?
   - Да, - сказал Бахрушин твердо. - Если потребуется.
   - Проще будет вернуть ему запись.
   - У нас нет никакой записи!
   - Придется ее найти, - сказал Гийом бесстрастно, и Бахрушин посмотрел
на него внимательно. - Возвращайтесь в Кабул и ждите.  Я  сам  выйду  на
вас.
   - Когда?
   Гийом ничего не ответил, зато в дверях неожиданно возник  тот  самый,
что провожал его сюда по горной тропинке, -  как  будто  подслушивал.  И
Бахрушин понял, что аудиенция окончена.
   Он неловко поднялся - ноги затекли от долгого сидения  на  полу  -  и
вышел, не оглянувшись.

***

   Задача показалась Ники чрезвычайно простой, особенно если сделать все
толково и быстро.
   Он всегда все так и делал.
   Зданович смотрел на него волком, особенно после  того,  как  Храброва
объявила, что вечерний эфир будет вести  все-таки  она  сама,  и,  кроме
Даши, был вызван еще целый штат гримеров.
   Началась суета, и Ники это было только на руку.
   Он поднялся на этаж и забежал в приемную Бахрушина.
   - Марин, дай мне список всех телефонов нашей бригады.
   - Какой бригады, Ники?
   У Марины все было хорошо - чайник кипел, в телевизоре Настя Каменская
помирилась наконец с  мужем,  и  они  даже  поехали  на  дачу,  впрочем,
кажется, все-таки по делам поехали, дверь в  пустой  кабинет  шефа  была
распахнута настежь, телефон  звонил  редко,  и  ей  не  хотелось  искать
никакие списки.
   - Нашей, Мариночка! Вечерней.
   - Редакционные, что ли?
   - Зачем мне редакционные! Я их и так знаю. Всякие личные.  Мобильные.
Домашние. Какие там еще бывают?
   Марина вздохнула, отставила кружку с чаем и полезла в стол.
   - Зачем тебе домашние телефоны, Ники?  Или  ты  влюбился?  Будешь  по
ночам девушке звонить?
   - Конечно, буду.
   - Держи. Только верни, а то все пропадет, а мне потом заново со  всех
собирать. Чаю хочешь?
   - Нет. - Ники уже просматривал список.
   - Зря. Хороший чай. Видишь, там цветы плавают?
   Это настоящий китайский для похудания! Малышева к  шефу  приходила  и
меня угостила. Может, похудеешь!
   - Я не хочу худеть.
   - А зря. Это сейчас модно.
   Ники кивнул, промычал что-то невразумительное и пошел к двери.
   - Беляев! - крикнула вслед Марина. - Ты теперь мне должен!
   - Все, что угодно.
   - Слушай, сделай мне компьютер, а? Программисты приходили, что-то тут
крутили, а он все виснет и виснет. Главное, пишет все время:  "Проверьте
соединения". Какие соединения, а, Ники?
   - М-м? - Он почти не слушал, все шарил глазами по списку. - А, там  у
тебя кабели, наверное, где-то отходят. Я взгляну потом.
   - Точно?
   - Угу.
   Веем в информационной дирекции было  известно,  что  у  Ники  золотые
руки.
   Из всего списка номеров он выбрал  шесть,  на  его  взгляд,  наиболее
подходящих, и даже выписал их на бумажку.
   Все шестеро "абонентов" были в наличии -  чем  ближе  к  вечеру,  тем
больше народу собиралось в "новостях", и Ники торопился.  До  эфира  ему
непременно нужно съездить в  "Интерфакс"  и  найти  там  Борейко,  потом
вернуться,  успеть  к  программе,  проводить  Храброву,  да  и  Лене  он
собирался звонить!
   Из кармана рюкзака он выудил телефон. У него было  два  мобильника  -
один его собственный и второй, выданный в  Би-би-си  вместе  с  машиной.
Этот самый английский мобильный номер состоял из огромного числа цифр  и
имел неоспоримое преимущество перед другим - никто  в  редакции  его  не
знал.
   Ники выбрал объект номер один - худосочного парня в джинсах и свитере
"с махрами", так это называла  когда-то  бабушка.  Тот  сидел  за  своим
компьютером и что-то яростно печатал. Клавиатура подскакивала на столе.
   Ники, стоя в углу аппаратной, как бы над комнатой "новостей",  набрал
его телефон.
   Внизу  тоненько  зазвонило,  парень  неслышно  выругался  и  проворно
раскопал на столе аппаратик.
   - Але! Але!
   Ники нажал "отбой", не сводя с парня глаз.
   - Але! Але, чтоб вам пусто было!..
   После чего тоже нажал кнопку и кинул телефон на стол.
   Отлично. Номер один есть. По крайней мере, теперь Ники  знал,  где  у
него мобильник, а проверит