- Я не люблю целоваться, - сказал он, когда пришлось перевести дыхание, -
и никогда не любил.
   - Это заметно, - согласилась Настя.
   - Нет, правда.
   - Правда заметно.
   Он отстранился и посмотрел на нее:
   - Я.., плохо целуюсь? Неприятно?
   Она засмеялась и сунула руки ему под майку.
   - Ты дурак. Я шучу. У меня тоже есть чувство юмора.
   - Нет у тебя никакого чувства юмора.  Он  поймал  в  ладонь  ее  затылок,
притянул к себе ее лицо и  очень  близко  посмотрел  в  глаза  -  зеленые  и
серьезные.
   Нет. Она не может быть ни в чем замешана. Она не должна  быть  ни  в  чем
замешана.
   - Не будем больше целоваться? - спросила она, и он поцеловал ее.
   Будь оно все проклято - этот дом, толпы  родственников  и  расследование,
которое она затеяла!
   В дверь деликатно постучали, и Настя шарахнулась  от  него,  бессмысленно
тараща глаза. Когда Муся вошла, она  усиленно  протирала  пыль  с  торшерной
ноги.
   - Мы там уже мыли, Насть, - сказала Муся, - впрочем,  лишний  раз  помыть
никогда не помешает.
   - Что это вы уборку затеяли?  -  спросил  Кирилл,  просто  чтобы  сказать
что-нибудь и перестать таращиться на Настину попку, обтянутую шортами.
   - Я решила, что здесь нужно навести порядок  после..,  бабушки.  -  Настя
разогнулась и обвела кабинет глазами, как будто увидела в первый раз. -  Мне
не хочется, чтобы везде лежали ее вещи и чтобы  их  все  хватали,  смотрели,
обсуждали. Лучше убрать. И еще я  решила  перенести  сюда  компьютер.  Здесь
удобнее работать, чем в спальне.
   - Насть, фотографии куда?
   Кирилл посмотрел - Муся в обеих  руках  держала  целую  стопку  увесистых
плюшевых и кожаных альбомов.
   - Положи пока на диван. Я не знаю, куда.  Наверное,  в  книжный  шкаф,  в
нижнее отделение. Влезут они туда?
   - Сейчас посмотрим.
   Кирилл сел на кожаный диван и наугад открыл один альбом.
   Молодой мужчина в военной форме смотрел куда-то вдаль орлиным  взором.  И
еще он, немного  постарше,  за  обширным,  как  колхозное  поле,  письменным
столом. Вокруг была невозделанная пашня  -  кучи  бумаг  и  нелепых  пузатых
телефонов. На этой фотографии он выглядел озабоченным  и  очень  человечным,
может быть, потому, что не старался придать лицу орлинор ныпажгние.
   - Это дед, - сказала Настя издалека, подошла и присела рядом, - это сорок
пятый год, он только демобилизовался. А это уже сорок восьмой. Видишь, какой
грустный? Наверное, уже знал, что его посадят.
   Грустный? Кирилл посмотрел на желтую фотографию.  Нет,  он  не  грустный.
Человек на фотографии  был  чем-то  озабочен,  причем  решительно  озабочен,
словно ему предстояло сделать трудный выбор.
   - А это Яков. Он и вправду был красавец, прав Владик, черт бы его...
   Подошла Муся и тоже стала смотреть. Фотография была ?парадная? -  тот  же
орлиный взор, устремленный как пить дать в  коммунизм,  прическа  волосок  к
волоску,  губы  сложены  решительно  и  непримиримо  к  врагу.  Человек   на
фотографии был похож решительно на всех героев того времени. Ему можно  было
запросто пробоваться на главную роль в фильме ?В шесть  часов  вечера  после
войны?. Он был красив ненатурально, сказочно,  глянцево,  как  были  красивы
румяные и чистые актеры, игравшие  офицеров  на  войне.  Только  человек  на
фотографии как раз и был офицер, а не актер.
   - А это они с дедом на какой-то то ли рыбалке, то ли охоте в Волхове.
   По правилам того времени они не улыбались в объектив, смотрели  серьезно,
но видно было, что у обоих хорошее настроение, и, как  только  кончится  эта
морока с фотоаппаратом и назойливым фотографом, который  все  выбегал  из-за
шаткой треноги, подбегал к ним и что-то суетливо поправлял, они расслабятся,
закурят и станут говорить друг другу, что у них был здорово глупый вид.
   Время ни при чем. Время всегда просто время. И эти  парни  на  фотографии
просто парни - генерал инженерных  войск  и  его  друг.  И  обоим  предстоит
сгинуть, пропасть навсегда, и это уже  неважно,  что  одному  посчастливится
вернуться. В этот дом вернулся совсем другой  человек  -  не  тот,  который,
сдерживая смех, серьезно смотрел в камеру и ждал,  когда  фотографу  надоест
суетиться и он сделает свое нехитрое дело.
   Как никогда  больше  не  вернется  в  Питер  тот  Кирилл  Костромин,  что
старательно, с высунутым языком вырезал на джинсах ровные полоски.
   - Это они с бабушкой и Яковом на каком-то военном параде. Уже,  наверное,
тетя Нина родилась. Надо посмотреть, какой это год. Странно, что бабушка  не
написала.
   Белые платья, счастливые лица, вольный ветер. В руках у девушки  какие-то
цветы, шарф летит по воздуху за спинами мужчин, один из которых ее муж.  Она
держит под руки обоих, у нее радостное, уверенное, молодое лицо и... Настины
глаза. Тоже была зеленоглазой?.
   Почему-то Кириллу не хотелось на них смотреть, как будто он  знал  что-то
важное, а они не знали, и он не мог предупредить их, прорваться сквозь время
и фотобумагу.
   - А это папа с тетей Ниной. Смотри, какой толстый. А она в бантах и очень
серьезная. Наверное, у нее куклу перед съемкой отобрали. А это опять Яков  с
семьей.
   Жена Якова странно не сочеталась ни с ним, ни с его друзьями -  Настиными
бабкой и дедом. У нее было простенькое крестьянское лицо, с широким носом  и
выпирающими скулами. Никакого белого платья  и  летящего  шарфа,  никакой  с
трудом сдерживаемой жизнерадостности, никакого огня в глазах. Просто женщина
неопределенного возраста в чем-то темном и невыразительном. Он по  сравнению
с ней просто греческий бог. Интересно, он любил ее или женился  потому,  что
не мог жениться на той, с зелеными глазами и широким улыбающимся ртом?
   И тогда опять выходит - прав Владик?!
   - А  это  тетя  Александра.  Кирилл,  смотри,  какая  хорошенькая!  Муся,
посмотри! Я забыла эту фотографию.
   Тете Александре было лет шестнадцать. Она была пухленькая, хорошенькая, в
оборочках и ямочках, в кудрях и белом воротничке. Она стояла  под  березкой,
тоже мечтательно смотрела  вдаль,  в  опущенной  руке  -  шаль  с  бахромой.
Красота.
   - Это папа, тетя Нина и Галя, дочь Якова,  здесь,  в  Петергофе.  Яков  с
дедом уже сидели. Ну да. Пятьдесят первый год. Это бабушка и жена  Якова,  я
не помню, как  ее  звали,  хотя  бабушка  говорила...  Это  папу  в  пионеры
принимают. Надо маме  показать.  Это  какие-то  его  друзья.  Это  диспут  в
институте, это они с мамой на лыжах катаются. Это тети-Нинина свадьба...
   - А куда делся ее муж? - спросил Кирилл, не отрываясь  от  фотографий.  -
Тоже сбежал? Как у тети Александры?
   - Нет, что ты! - ответила Настя с укором. -  Он  погиб.  Утонул.  Он  был
военный моряк. Капитан первого ранга. Он  тут  еще  есть,  наверное.  Я  его
хорошо помню. Мы его очень любили, и бабушка,  и  все.  Вот  он.  А  это  мы
маленькие совсем, лето у бабушки проводим - Соня, Сережка,  я  и...  А  это,
наверное, как раз внучка Якова, ее тогда к нам привозили. Владика  нет,  он,
наверное, еще маленький был. А Светка еще не родилась. Или уже  родилась?  А
это я в первый класс иду. Смотри, вот опять бабушка.
   - Ты смешная, - сказал Кирилл, рассматривая фото, - а где банты?
   - Я бантов терпеть не могла, - ответила  Настя  гордо,  -  и  никогда  не
носила. Мама все хотела на меня навязать, а я вытаскивала. И только  бабушка
сказала: отстаньте от ребенка, может быть, у него с детства хороший вкус.  У
меня то есть. Господи, сколько фотографий! И никто их не смотрит.
   - Почему? - спросила Муся. - Вот мы, например, смотрим.
   - В последний раз я смотрела эти фотографии, наверное, лет десять  назад.
Или даже больше. Бабушка их тоже  почти  не  доставала.  Она  говорила,  что
нельзя жить прошлым, и приводила в пример Ахматову.  Ей  казалось,  что  она
похожа на Ахматову.
   - Мы  так  никогда  не  закончим,  -  заметила  Муся  тихонько,  и  Настя
спохватилась:
   - Кирилл, ты смотри, если хочешь, а нам надо тут все  закончить.  Немного
уже осталось. Только пол протереть и каминную полку. Я не помню, мы ее  мыли
или нет?
   - Нет, - сказала Муся и подхватила свою тряпку.
   -  Муся,  -  спросил  Кирилл  и  перевернул  страницу  альбома,  открывая
следующую, - вы не знаете, у кого-нибудь здесь есть собака?
   Настя  и  Муся  переглянулись,  как  будто  быстро  обменялись   какой-то
секретной информацией. Его всегда раздражали такие  женские  переглядывания,
означающие, что они знают что-то  такое,  что  недоступно  пониманию  низших
существ. В данном случае низшим существом был Кирилл.
   - Собака? - переспросила Муся с сомнением.
   - Собака, -  подтвердил  Кирилл.  -  Это  такое  млекопитающее,  покрытое
шерстью и на четырех ногах. Как правило,  еще  имеет  хвост.  При  появлении
чужих подает сигнал голосом, в просторечье - брешет. Никогда не видели?
   Настя принялась изо всех сил тереть каминную  полку,  а  Муся  сказала  с
улыбкой:
   - Ничего не знаю ни про каких собак. Да у нас и соседей-то  никаких  нет.
Только тот дом, но там то ли никто не живет, то ли очень редко приезжают.  Я
их никогда не видела. А что?
   - А собаки на том участке не видели?
   - Нет.
   - Вы сегодня приехали к восьми часам? Настя перестала ожесточенно  тереть
мраморную крышку и уставилась на Кирилла с любопытством.
   - А почему ты про все это спрашиваешь?
   - Про собаку из-за будки. Почему будка есть, а собаки  нет?  -  Это  было
вранье. Он точно знал, что собака есть, и  хотел  понять,  не  видел  ли  ее
кто-то еще. - А про время потому, что я в  семь  часов  вставал,  и  входная
дверь была открыта. Я думал, что это Муся, а она только к восьми приехала.
   Настя вытаращила зеленые глазищи и уже открыла было рот, чтобы  объявить,
что ни в какие семь часов Кирилл Костромин не вставал, но взглянула на него,
и рот послушно захлопнулся.
   - Не знаю, - заволновалась Муся, - когда я пришла, все  было  закрыто.  Я
дверь отпирала, это  я  точно  помню.  Правда,  на  террасе  уже  была  Нина
Павловна, но она с другого крыльца выходила.
   - А в саду никого не было?
   - Нет. Не было. Я не заметила.
   - Настя! - закричал из-за закрытой двери голос Сергея. - Настена!!
   - Да! - неожиданно громко завопила в ответ Настя, и Кирилл вздрогнул. - Я
здесь!
   Она подбежала к двери, распахнула ее и закричала еще громче:
   - Сереж, я здесь! Что случилось?
   - Спустись!
   - Зачем?!
   - Черт побери, - сказал Кирилл себе под нос, - как в лесу.
   - Надо!
   - Наверное, там наши мамы на кухне  что-то...  -  Настя  обвела  взглядом
кабинет и остановилась на Мусе:
   - Мусенька, я прошу тебя, подожди меня.
   - Я все сама закончу, - сказала Муся, улыбаясь, - иди, что за глупости?
   - Я с тобой, - заявил Кирилл и положил альбом в стопку, - ты одна с  ними
не справишься.
   - Справлюсь. Ты лучше в гамаке с книжечкой посиди.
   - Я с тобой, - повторил Кирилл с нажимом. - Муся, мы пошли.
   Они вышли в коридор, продолжая препираться. Муся смотрела им вслед, потом
перевела взгляд на зеркало, висящее над каминной полкой, и  улыбка  медленно
сползла с ее лица.
   Нина Павловна и Юлия Витальевна действительно ссорились. Обстановка  была
предгрозовой, и дело явно подвигалось к шторму.
   - Если тебе лень чистить  картошку,  -  говорила  Нина  Павловна,  орудуя
длинным плоским ножом, - давай я почищу. Мы не свиньи и  нечищеную  картошку
есть не будем.
   - Дело не  в  том,  что  мне  лень,  Нина,  -  отвечала  Юлия  Витальевна
преувеличенно спокойно, - просто на такую ораву мы  будем  чистить  картошку
полдня.
   - Ничего, - Нина Павловна с мстительным стуком  бросила  нож,  подхватила
противень с пирогами и сунула его в духовку. Когда она выпрямилась,  лицо  у
нее было красным от негодования и жара. - Я быстро управлюсь.
   В углу обнаружился Настин отец, который усердно тер что-то  на  блестящей
металлической терке.
   - Нина, - сказал он успокаивающе и перестал  тереть,  -  не  надо  ничего
чистить. Юля делает очень вкусную картошку. В плите.
   - Плита все равно занята, - объявила тетя Нина, - а ты не вмешивайся. Это
наше дело. Трешь свой лимон и три себе.
   - Если обязательно чистить, - продолжил Настин  отец  как  ни  в  чем  не
бывало, - лучше молодежь попросить. Света с утра скучает, а Сережа  опять  в
книжки уткнулся. Пусть хоть в отпуске...
   - Ты за моими детьми не смотри, - огрызнулась тетя Нина, - ты лучше  свою
дочь контролируй!
   - Что ее контролировать! - отчеканила Юлия Витальевна. - Она уже все полы
перемыла, какие-то вещи разобрала...
   - А ее ухажер опять поцапался с тетей, - перебила Нина Павловна. -  Дима,
хоть ты ему скажи, что так нельзя себя вести в чужом доме!
   - Я больше не буду, - пообещал Кирилл в дверях, и все трое уставились  на
него с изумлением.
   - Тетя Нина, - затараторила Настя, - картошку чистить  не  нужно,  мы  ее
запечем в масле, и дело с концом. Это же молодая картошка, зачем ее чистить!
Мам, мы в кабинете почти все разобрали.
   - Опять небось все выбросила, - проворчал Дмитрий  Павлович.  Он  тер  на
своей терке лимон, мутный сок капал в широкую тарелку так  смачно  и  кисло,
что Кирилл сглотнул. - Юль, ты бы посмотрела, что она там наделала.  Все  на
помойку отнесла или только частично?
   - Пап, не бухти, - попросила Настя, - я  жить,  как  вы,  не  могу,  меня
барахло во всех углах раздражает.
   - Ну конечно. Тебя раздражает барахло. Очень  богатая  -  старое  барахло
выбросить, новое купить.
   - Пап, я нашла твою фотографию. Где тебя  в  пионеры  принимают.  Ты  там
толстый такой.
   - Я не толстый, - возразил Дмитрий Павлович, - я упитанный.
   - Ты у нас всю жизнь упитанный, - согласилась Юлия Витальевна.
   - Не всю, -  обиделся  Дмитрий  Павлович,  -  после  армии  я  был  очень
стройный.
   - Аполлон, - подтвердила тетя Нина, - от девчонок отбою не было.
   - Юля, что делать с лимоном?
   - Ничего. Оставь. Я засыплю сахаром.
   - Будет лимонный пирог, - ни с того ни  с  сего  громко  объявил  Дмитрий
Павлович. - Так. Я пошел  в  гараж.  Настя,  потом  поможешь  мне  прокачать
тормоза. Я тебя тогда позову.
   - Вы бы ту машину отдали Насте, - приказала тетя Нина, - у нее не машина,
а фоб на колесах. Юля, почему вы не хотите отдать мамину ?Волгу? Насте?
   - Потому что я не стану на ней ездить, - отрезала Настя,  -  у  нас  хлеб
есть?
   - Нет. Сережка сходит. Или  Владик  съездит  на  своем  велосипеде.  Юля,
Настина машина никуда не годится, а ?Волга? еще вполне ничего.
   - Я же не могу ее заставить!
   - Можешь! Ты мать!
   - Кажется, - пробормотал Кирилл, - мы когда-то это уже обсуждали.
   - Можно еще разок обсудить, от нас не  убудет.  Кстати,  тетя  Александра
утверждает, что вы хотели что-то украсть в ее комнате.
   - Украсть? - поразился Кирилл.
   - Украсть, - подтвердила Нина Павловна с удовольствием.
   - Зачем тебя туда понесло? - спросил  Настин  отец,  неожиданно  переходя
на ?ты?. - Что ты у нее в комнате забыл?
   - Я ошибся  дверью,  -  сказал  Кирилл  тоном  раскаявшегося  хулигана  и
двоечника, - я искал Настю и ошибся дверью.
   - С тетей Александрой надо быть поаккуратней, - сказал Дмитрий  Павлович,
- она у нас...
   - Человек сложный, - закончил за него Кирилл, -  ее  надо  палкой  вокруг
дома гонять, а не осторожничать.
   На него накинулись все сразу - Настя, ее родители и тетя Нина:
   - Кирилл, так нельзя! - - Что это вы взялись ее воспитывать!..
   - Ты бы лучше от нее подальше!
   - Вы нам только проблемы создаете!
   - Давайте я вам лучше прокачаю тормоза! - крикнул Кирилл в общем шуме,  и
все моментально смолкло.
   - Пошли, - согласился Настин отец, - или лучше  ты  приходи  минут  через
десять, а я пошел.
   - Обед минут через сорок, - в спину ему сказала Юлия Витальевна.
   - Хорошо, если часа через два, - поправила ее  Нина  Павловна.  -  Настя,
найди Сергея и  отправь  его  за  хлебом.  Или  Владика.  А  Светлана  пусть
накрывает  на  стол.  Кстати,  где  наша  Муся?  Она-то  почему   ничем   не
занимается?
   - Она убирается в кабинете, тетя Нина. Сейчас закончит и придет.
   Кирилл  неслышно  вышел  из  кухни.  Ему  нужно  было  быстро   проверить
предположение, которое пришло ему в голову, пока любящие  родственники  тихо
беседовали о предстоящем семейном обеде.
   Он быстро пошел по  коридору,  слушая,  как  Настя  зовет  Сергея,  чтобы
послать за хлебом, а тот отвечает, что ему  не  дают  почитать  и  пусть  за
хлебом сходит Владик.
   Владика нет, он уехал кататься на велосипеде. Тогда Света.  Она  тоже  не
может, потому что уже два часа принимает ванну, а потом еще будет укладывать
волосы. Дядя Дима чинит машину, Кирилл ему помогает, а  Соня  возле  матери,
которая чуть не отправилась в мир иной.
   Муся с пылесосом в  руке  попалась  ему  навстречу  и  бегло  улыбнулась,
прислушиваясь к препирательствам Сергея и Насти.
   - Я могу сходить! - заговорила она уже в конце коридора.
   Не семья, а черт знает что.
   Усмехнувшись, Кирилл вошел в кабинет, где от чистоты  легко  дышалось,  и
ветер с залива  раздувал  занавески,  и,  присев  на  корточки,  вытащил  из
книжного шкафа увесистый альбом.  Некоторое  время  он  смотрел  его,  потом
захлопнул и сунул на место.
   Все стало еще непонятней, чем было, и он не мог придумать никакого  более
или менее подходящего объяснения.
   Он вдруг сильно забеспокоился, и в затылке стал  потихоньку  скапливаться
тяжелый горячий свинец.
   Он не знал, что делать дальше, и это было самое скверное.
 
*** 
 
   Кирилл сидел в машине и по команде Настиного отца из ямы давил и отпускал
тугую педаль, когда  неожиданно  затрезвонил  мобильный,  о  котором  Кирилл
совсем позабыл.
   Звонил его зам, чтобы поинтересоваться, как он проводит время в  Дублине,
и сообщить о том, что в питерском филиале все вроде бы налаживается.
   - Какая у вас погода? - спросил зам бодро. - У  нас  все  время  тридцать
градусов!
   - И у нас, - неосмотрительно согласился Кирилл.
   Зам помолчал - все в офисе знали,  что  в  Дублине  семнадцать  и  дождь,
поскольку в отсутствие начальства не вылезали из Интернета,  где  посмотреть
погоду было проще простого.
   - Как вам отдыхается?
   -   Хорошо,   спасибо.   Игорь   Борисович,   вы   маркетинговый    отдел
контролируете?
   - Пока все в порядке.
   - Что в порядке? - спросил Кирилл, раздражаясь. - Даже  когда  я  был  на
месте, там никакого порядка не было! Они должны  были  найти  все  стенды  и
проконтролировать типографию. Это сделано?
   - По-моему, да...
   - По-вашему или да?
   - Нажимай! - закричал из ямы Настин отец,  и  Кирилл  послушно  нажал  на
педаль.
   Интересно, в яме слышно, о чем он разговаривает, или нет?
   Зам начал что-то путано объяснять про типографию, про компьютеры, которые
вчера целый день висели, про короткий день в  субботу  и  еще  про  то,  что
начальник маркетингового отдела все должен сам знать.
   - Хорошо, - подытожил Кирилл, - давайте так.  Вы  спросите  у  начальника
отдела маркетинга, который все знает, а я спрошу у вас. Завтра  перезвоните,
пожалуйста.
   Он всегда старался быть вежливым с подчиненными. Он знал совершенно точно
-  начальничья  вежливость,  особенно  в  определенные  моменты,  пугает   и
устрашает подчиненных куда сильнее, чем самая грубая ругань.
   - Отпускай! - раздалось из ямы, и Кирилл снял ногу с педали.
   -  Вы  меня  поняли,  Игорь  Борисович?  -  спросил  он  в   телефон   и,
удостоверившись, что тот все понял, попрощался.
   Черт бы их всех побрал.
   Работа требовала ежеминутного контроля, а у него  не  было  человека,  на
которого  он  мог  бы   положиться.   Замы   были   просто   замы,   никакой
ответственности за судьбу фирмы они не несли и  не  хотели  разделять  ее  с
Кириллом. Им было и так хорошо. Зарплату он платил исправно,  задачи  ставил
выполнимые и вполне понятные, а все остальное их не  касалось.  Если  бы  он
предложил открыть филиал не в Питере,  а  в  Курске  или  на  Луне,  они  бы
согласились. Если бы он прогорел, они бы не стали горев