хочу.
   - Почему?
   - Вы мне очень нравитесь, - объявила она решительно, - я не хочу  с  вами
никакого отпускного романа. Я потом из него  не  вылезу  много  лет.  Но  за
предложение спасибо. Вы мне польстили.
   В затылке немножко полегчало.
   Он ей нравится. Он нравится ей так, что она  опасается,  что  влюбится  в
него. Если только он все правильно понял.
   - Я не маньяк-убийца, - сообщил он на всякий случай, - и у меня нет  жены
и трех малюток.
   - Как это вас никто до сих пор не слопал? - искренне удивилась она.
   - Меня слопать трудно, - сказал он, быстро соображая, что делать  дальше,
- я очень осторожный. Близко никого не подпускаю. Она кивнула:
   - Правда, спасибо вам, Кирилл Андреевич.
   - Пожалуйста, - ответил он, рассердившись, - не за что. Раз не  хотите  в
отпуск, давайте попробуем с другой стороны.
   - С какой стороны?
   - С другой. Давайте проведем это ваше чертово  расследование.  Все  равно
без меня вы не справитесь. Отпуск нам  не  подходит,  пусть  будут  трудовые
будни.
   - Какие будни, Кирилл Андреевич? - спросила она  осторожно,  рассматривая
его, словно пытаясь на взгляд определить, не сошел ли он с  ума.  Он  и  сам
хотел бы это знать. - Вы же послезавтра улетаете в Дублин.
   - Я могу улететь в  Дублин  через  неделю.  За  неделю  мы  выясним,  что
произошло  с  вашей  бабушкой,  вы   проникнетесь   ко   мне   уважением   и
благодарностью, и я этим воспользуюсь, чтобы вас соблазнить.
   - Вы от меня без ума? - уточнила она.
   - Вы мне даже не нравитесь, - сообщил он, - но у вас есть чувство  юмора,
характер, зеленые глаза, и вы знаете стихи ?каждый выбирает по себе?.  Этого
мне пока достаточно.
   - Я еще говорю по-английски, играю на пианино и пеку изумительные плюшки,
- доложила она голосом первой  ученицы,  -  могу  наизусть  продекламировать
стихотворение ?Памяти Добролюбова?.  Девятый  класс  средней  школы.  Пушкин
написал ?Евгения Онегина?, а Лев Толстой ?Анну Каренину?.
   - Вы точно уверены, что не наоборот?
   - Сто пудов, - сказала  она  сосредоточенно,  и  он  захохотал  так,  как
никогда не хохотал в ресторанах - громко и от души.
   Он вообще никогда не  делал  на  публике  ничего  такого,  что  могло  бы
поставить его в дурацкое положение. Он  все  время  контролировал  себя  как
будто со стороны, ему всегда было дело до того, кто и что о нем подумает.
   Спохватившись  и  даже  вроде  устыдившись,  он  хлебнул  горячего  кофе,
поморщился и быстро запил водой.
   - Ну что?
   - Я не очень понимаю, как все это будет, Кирилл Андреевич, - сказала  она
неуверенно, - а вы?
   - А я понимаю. Вы привезете меня в Петергоф и скажете родственникам,  что
я и есть.., ваш Кира. Вряд ли кто-то из ваших с ним знаком. Или знаком?
   Она отрицательно покачала головой.
   - Ну вот. Видите, какой я умный. Мы вместе попробуем  определить  убийцу,
при условии, что было убийство и что родственники имеют  к  нему  отношение.
Если в конце недели мы не перегрызем друг другу глотки, значит...
   Значит, расчет был правильным,  и  ты  сможешь  успокоиться  и  перестать
искать среди ног, бюстов и акульего щелканья зубастых  пастей  кого-то,  кто
был бы тебе просто приятен, с кем можно было бы поговорить, кто  никогда  не
станет называть тебя Кирой, с  кем  можно  будет  разделить  Дублин,  и  уют
старого отеля, и субботнюю утреннюю лень, и бутылку пива - одну на  двоих  -
перед телевизором, и суматоху сборов на  работу,  и  накатывающую  временами
усталость и безысходность.
   Может быть, он даже расскажет ей про то, как ненавидит  бедность,  и  как
весь класс смеялся над ним, когда на физкультуре он пытался всунуть  ноги  в
войлочных башмаках в ременные крепления доисторических лыж, и как недавно  в
Австрии он купил себе самые дорогие горные лыжи. Купил  просто  потому,  что
ненавидел те, со свиными перекрученными ремнями вместо креплений.
   Он никогда и никому об этом не рассказывал.
   - То есть всю неделю вы будете жить со мной в бабушкином  доме  и  делать
вид, что вы и есть Кира, - уточнила она с дрожащей  нервной  улыбкой,  -  вы
познакомитесь с моими родными и станете следить за ними,  чтобы  определить,
кто из них убийца. Они будут думать, что вы мой.., любовник, а на самом деле
вы советский разведчик Максим Максимович Исаев.
   - Ну да, - согласился Кирилл, - а через неделю мы с вами улетим в Дублин.
Отдыхать. Если вы захотите, конечно.
   - И если вы захотите тоже.
   Он кивнул и закурил свой ?Парламент?,  не  веря  в  то,  что  только  что
сделал. Предложил себя в любовники девице, которую видел второй раз в жизни.
   Да еще так.., настойчиво предложил. И решился перенести на неделю отпуск,
и ввязывался в дикую историю  с  поиском  убийцы  ее  бабушки  среди  ее  же
родственников.
   На это был способен тот  Кирилл,  что  толкался  в  кафе  ?Сайгон?  среди
неформалов всех мастей. Этот  Кирилл  Костромин  ни  на  что  такое  не  был
способен. По крайней мере, до сегодняшнего дня он знал совершенно точно, что
не способен.
   - А жить всю эту неделю мы с вами будем в одной комнате? -  спросила  она
все с той же нервной улыбочкой.
   Он посмотрел на нее и ничего не ответил.
   - Хорошо, - вдруг сказала она громко, непозволительно  громко  для  сытой
ресторанной приглушенности, и он посмотрел по сторонам, не слышит ли их кто.
- Без вас я действительно не справлюсь,  а  помощи  больше  ждать  неоткуда.
Хорошо.
   - Я не частный сыщик, - произнес он с нажимом, - по  правде  говоря,  эта
часть соглашения интересует меня меньше всего.
   И тут она улыбнулась ему и неожиданно  сняла  очки.  От  этого  движения,
совсем не интимного и нисколько не кокетливого, Кирилл Костромин вдруг  стал
реже дышать.
   Без очков она казалась совсем молоденькой и немножко растерянной, как все
близорукие люди. На щеках горели два ярких пятна - должно быть,  разговор  с
ним, особенно в финальной части, дался ей  нелегко.  Изящные  скулы,  прямой
нос, виски с тонкими ниточками вен. Ровные  брови  и  очень  зеленые  глаза.
Анастасия Сотникова. Ничего особенного.
   - Завтра я встречаюсь с партнером, - заговорил он решительно. Нужно  было
сделать над собой усилие, чтобы дышать нормально, и  он  его  сделал.  -  Мы
завтракаем здесь в десять. Когда начинают собираться ваши родственники?
   -  По-разному.  Сережка  приедет  сегодня.  Света  завтра.  Соню  и  тетю
Александру привезет папа. Тоже, наверное, завтра.
   - Вы сможете завтра днем за мной заехать?  Кстати,  этот  ваш  Кира  кто?
Тренер по плаванию?
   - По теннису, - сказала она и сильно  покраснела,  до  глаз,  до  бледных
висков, - это ужасно, что вы все понимаете. Я так не могу.
   - Значит, на своей машине я не поеду. Или никто не знает, что он тренер?
   - Только бабушка знала.
   - Это ничего не значит. Она могла рассказать любому. Вам придется за мной
заехать. Машину я оставлю здесь.
   Он терпеть не мог оставаться без машины. Он всегда был на машине. Без нее
он чувствовал себя, как  собака,  привязанная  к  многопудовой  гире.  Вроде
передвигаться можно, а вроде как и нельзя.
   Во что он ввязался?!
   - Вы привезете меня на дачу и скажете, что хотите показать  меня  родным,
раз уж  выпал  такой  случай  и  все  собрались  вместе.  Кстати,  можно  не
объявлять, что я тренер. Если кто-то знает, это выяснится само собой, а если
нет, то лучше помалкивать. В теннис я все равно не играю. И постарайтесь все
время ходить за мной или по крайней мере быть в поле моего зрения.  Ну,  как
будто вы в меня влюблены и не в силах со мной расстаться.  Черт  его  знает,
может, вашу бабушку и в самом деле убили.
   - Вы думаете, что меня тоже могут.., убить?
   - Не знаю, - ответил Кирилл тихо, - все возможно.
 
*** 
 
   Чахоточная  ?Хонда?  затормозила  у  кованых  железных  ворот,  и  Кирилл
внимательно посмотрел на Настю. Она разжала ладони.  На  блестящем  пластике
руля остались быстро тающие влажные пятна.
   - Я боюсь, - сказала она одними губами.
   - Мы с вами на ?ты?, - напомнил  он,  -  через  неделю  мы  собираемся  в
отпуск. У нас все хорошо.
   - У нас все плохо, - выговорила она, - я привезла вас потому, что  думаю,
что кто-то из моих родных убийца. Господи, это невозможно!
   - Вы привезли меня потому, что в меня влюблены и хотите, чтобы  семья  со
мной познакомилась. Только не  переиграйте.  Все  равно  в  звезды  мирового
кинематографа мы с вами не годимся.
   - Не годимся, - согласилась она.
   Кирилл  улыбнулся  и,  перегнувшись  через  портфель,   втиснутый   между
сиденьями, потянулся и поцеловал ее в щеку. А потом еще раз, в ухо.
   Прямо перед собой она увидела серые очень внимательные глаза,  в  которых
не было никакого чувства, только настороженность. У него были приятные губы,
не мокрые и не скользкие, и пахло от них хорошо  -  всю  дорогу  он  мусолил
?Орбит белоснежный?, и это жевательное движение удивительно ему не шло.
   Отстранившись, он некоторое время молча смотрел на нее, а потом  выбрался
из машины. Открыл заднюю дверь и потянул с  сиденья  объемистый  желто-серый
рюкзак.
   - Ты машину в гараж загонишь? - спросил он, наклонившись к ее окну. - Или
здесь оставишь? т - Наверное, в  гараж,  -  ответила  она  немного  дрожащим
голосом, - папа приедет, ему негде будет встать.
   - Настена, это ты приехала? - бодро закричали с участка, - Света,  открой
ворота, Настя приехала!
   - Я не могу! Пусть Сережка откроет!
   - Сережа! Сережа, открой, Настя приехала! Сережа! Ты что, не слышишь?
   - Я сейчас открою,  -  раздался  где-то  поблизости  решительный  женский
голос, и из кустов смородины выбралась молодая женщина в  джинсах  и  майке.
Выбравшись, она оказалась прямо перед носом у Кирилла.
   - Здравствуйте, - сказала она и улыбнулась.
   - Здрасти, - сказал Кирилл.
   - Мусенька, привет, - за спиной у Кирилла произнесла Настя, - вечно  тетя
Нина какой-то шум поднимает. Я вполне могу сама открыть ворота.
   - Я уже открываю, - ответила решительная Муся.  Под  мышкой  у  нее  были
грязные нитяные перчатки, волосы перевязаны косынкой, как будто банданой.
   - Кирилл, это Муся, бабушкина помощница по дому. Муся, это Кирилл. Мой..,
друг.
   - Я уже поняла, - сказала помощница по дому и улыбнулась. От глаз  у  нее
разбежались морщинки. Кирилл с удивлением подумал, что  она  совсем  не  так
молода, как ему показалось сначала, - теперь я Настина  помощница  по  дому.
Агриппина Тихоновна умерла. Настя вам, наверное, рассказывала.
   - Рассказывала, - согласился Кирилл.
   - Муся, почему Настя не заезжает? С кем ты там  разговариваешь?  А  Настя
где?!
   - Тетя Нина, я здесь, не шумите!
   Гравий захрустел по дорожке, дрогнули ветки старой сирени, и Кирилл  даже
отступил немного. После всех  этих  криков  и  громких  указаний  он  ожидал
почему-то увидеть маленькую верткую женщину  в  сарафанчике,  а  из  калитки
выступила статная красавица неопределенных лет - скорее молодая, чем старая.
Она была гладкая, золотоволосая,  как  будто  вся  подогнанная,  как  корпус
гоночной яхты.
   - Настя? - спросила она строго, но посмотрела почему-то на Кирилла.
   - Добрый день, - сказал Кирилл.
   - Я сейчас заеду, - громко пообещала  из  машины  Настя,  -  и  нормально
поздороваюсь. Тетя Нина, это Кирилл. Только ты сразу на  него  не  бросайся,
ладно?
   - Это, конечно, не мое дело, - заявила золотистая и блестящая  тетя  Нина
очень твердо, - но, по-моему, вы совершенно напрасно приехали, уважаемый.  Я
не  знаю,  зачем  Насте  понадобилось  приглашать  совершенно   постороннего
человека. Ей простительно, она все еще переживает смерть бабушки,  но  вы-то
должны иметь понимание и такт!..
   "Ото!? - подумал Кирилл.
   - Перестань, тетя Нина! Я  же  тебя  вчера  просила!  Значит,  вчера  она
выдержала еще и битву с родными, отвоевывая его  присутствие!  Это  укрепило
его в ненависти к большим семьям, а вслух он сказал со всей приятностью,  на
которую только был способен:
   - Понимание и такт у меня начисто отсутствуют, - и улыбнулся, -  и  вы  в
этом скоро убедитесь, Нина Павловна.
   Произошла некоторая всеобщая пауза,  за  которую  Кирилл  Костромин  себя
похвалил.
   -  Настя,  заезжай,  -  спохватилась  догадливая  Муся,  -  ты  в   город
сегодня-завтра не поедешь?
   - Нет, наверное.
   - Тогда Дмитрий Павлович сможет поставить машину у самых ворот.
   Дмитрий Павлович - Настин отец.  Есть  еще  мать  Юлия  Витальевна,  тетя
Александра, Соня, Владик, Света и Сергей, которые  никак  не  могли  решить,
кому из них открывать ворота.
   С ума сойти можно.
   Кирилл Костромин предпочитал жить один. Это такое счастье,  когда  никому
ничего не должен, когда все зависит только от тебя, когда  не  нужно  давать
объяснений, и спрашивать разрешения, и  подстраиваться,  и  отчитываться,  и
?взаимовыручать? друг друга, как учили его родители.
   Тетя Нина еще постояла некоторое время, но, так как Кирилл не обращал  на
нее никакого внимания, смотрел сквозь темные очки на Финский залив, как бы в
порыве безудержного восторга, повернулась и пошла  в  сторону  дома.  Кирилл
слышал за спиной удаляющийся шелест гравия.
   - Зачем вы так резко? -  тихо  спросила  рядом  помощница  Муся,  -  Нина
Павловна у нас женщина непростая. Вы уедете, а Насте теперь достанется.
   - Не достанется, - сказал Кирилл, не поворачиваясь, - ей не пять лет.
   Он не видел, как Муся пожала плечами, но она совершенно точно ими  пожала
и полезла обратно в черную смородину.
   Кирилл медленно повернулся и посмотрел на дом.
   Может быть, потому, что был день и солнце плавилось  в  небе,  как  кусок
оранжевого мороженого, и залив блестел по-дневному  приветливо,  и  деревья,
изнемогшие от зноя, стояли не шелохнувшись, островерхий дом казался  ожившим
и помолодевшим, как будто  обретшим  второе  дыхание.  Пахло  свежескошенной
травой и близкой водой залива.
   Дальше до поворота был только один  дом,  стоявший  вплотную  к  разбитой
дороге. Поначалу Кирилл решил, что он  необитаем,  но  потом  заметил  новую
собачью будку и примятую калиткой траву и посмотрел на окна. Он знал, что по
окнам всегда можно определить, живут в доме или нет. Стекла  не  мыли  много
лет. Солнечный свет заливал мутную поверхность,  делал  ее  слепой.  Крепкие
некрашеные рамы, избитые дождями, были серыми от лишайника.
   Кто-то из окна смотрел на Кирилла. Он видел только силуэт,  раздробленный
пыльным стеклом. Силуэт был неподвижен и темен, как сфинкс.
   Кто живет в этом доме? Почему смотрит так  пристально?  Почему  сидит  за
пыльным стеклом, когда на улице жара и светит солнце?
   Неуловимое движение, тень - и  силуэт  исчез.  Привидение  там,  что  ли,
бродит?
   Кирилл закинул на плечо лямку  рюкзака,  задрал  на  лоб  очки,  вошел  в
калитку и тихо прикрыл ее за  собой.  Муся  в  кустах  пела  себе  под  нос:
?Лодочка вдоль берега медленно плывет?.
   - Значит, мужчина жизни - это вы, -  произнес  совсем  рядом  насмешливый
женский голос, и Кирилл резко обернулся. Он не любил,  когда  его  заставали
врасплох, - а Настя вас так долго скрывала! Чем это  вы  так  оскорбили  мою
мамашу? Она сказала, что вы хам.
   Света, понял Кирилл. Двоюродная сестра, дочь яхтообразной Нины Павловны.
   Ноги от коренных зубов, груди под тонкой футболкой  вызывающе  аппетитны,
кожа безупречно свежа и в меру смугла, ногти на ногах и  руках  выкрашены  в
один  цвет  -  приятный  и  непошлый,  джинсовые  шорты  обрезаны  так,  что
соблазнительно блестит в конце полоска незагорелой кожи.
   Всемилостивый святой Петр, подумал Кирилл Костромин.
   - Что это вас так проняло? - спросила Света, внимательно на него глядя. -
Или вы желаете изменений в программе?
   - Ка.., ких изменений? - пробормотал он, запнувшись.
   Торжество явственно обозначилось на красивом загорелом лице.
   - А любых. Я женщина свободная и раскрепощенная. А вы?
   - Кирилл, вас Настя ждет у крыльца, - проговорила рядом давешняя Муся,  -
может быть, кофе сварить? До ужина еще далеко, мы не готовили. Свет,  а  вас
Нина Павловна звала.
   Кириллу стало смешно.
   - Не переживайте, - сказал он Мусе и опустил на глаза очки, -  все  будет
нормально.
   - Насчет изменений в программе вы подумайте как  следует,  -  проговорила
ему в спину невозможная Света.
   - Я подумаю, - пообещал Кирилл.
   Насти не было у крыльца, должно быть, бдительная Муся все  придумала,  и,
сбросив легкий рюкзак на нижнюю ступеньку, он посмотрел по сторонам.
   За домом визжала газонокосилка - интересно, кто  там  косит,  родственник
Сергей или специальный садовник? Как это называется, чтобы  было  красиво  и
необидно? Помощник по саду, наверное.
   На террасе звенели чашки - кто-то  уже  сварил  кофе  и  собирался  пить.
Старая  сирень  грела  на  солнце  плотные  темно-зеленые   листья,   стояла
неподвижно, словно не дыша.
   Кирилл посмотрел в глубину сада, пытаясь определить, где  кончается  одна
усадьба и начинается  другая,  та,  в  которой  обитают  привидения,  но  не
определил.
   Привидения  привидениями,  но  трава  у  калитки  была   примята   вполне
материально.
   Приятно прохрустел гравий у него за спиной, и он спросил:
   - На соседнем участке кто живет?
   - Понятия не имею, - ответила Настя, - когда-то бабушка и дед  дружили  с
соседями, меня тогда  на  свете  не  было,  только  фотографии  остались,  а
потом.., не знаю. Кажется, их дети куда-то уехали, то ли в Канаду, то  ли  в
Израиль, а дом продали. Бабушка говорила, что там почти  никогда  никого  не
бывает.
   - А собака?
   - Какая собака?
   - На том участке есть собака?
   - Я не знаю, Кирилл, - ответила она удивленно,  -  а  что  такое  с  этой
собакой?
   - Ты никогда не видела там собаку?
   - Нет.
   - Странно, - сказал он и улыбнулся ей, - будка есть, а собаки нет.
   - Может, они только собираются купить собаку.
   - Тебе теперь попадет от тетушки? - спросил он. - Я вел себя плохо?
   - Все это ерунда, -  ответила  она  бодро,  -  разберемся.  Пойдем,  вещи
отнесем.
   - Кофе пахнет. Или мне теперь не дадут?
   - Дадут. Я.., мы с тобой живем на втором этаже. Пойдем.
   "Мы с тобой? прозвучало многообещающе, но несколько неуверенно.
   Кирилл подумал о том, как ей должно быть неловко. Ему тоже было  неловко,
но сам перед собой он делал вид, что ничего особенного  не  происходит.  Все
нормально, все в  порядке  вещей,  ему  тридцать  два  года,  это  была  его
инициатива, он контролирует ситуацию, он привык принимать решения.
   ...При чем тут умение принимать решения? Какое  это  имеет  значение?  Он
волнуется, как жених в первую брачную  ночь,  и  ничего  не  может  с  собой
поделать. Он полночи не спал, все думал, как это будет, даже в бассейн пошел
не в полседьмого, а около шести,  поняв,  что  лежать  больше  не  может  ни
минуты.
   Он изучал  соседний  дом,  выпендривался  перед  тетей  Ниной,  обозревал
образцово-показательные груди двоюродной сестрицы и все время думал, что эту
ночь он проведет в одной постели с Настей Сотниковой.
   Мрачно глядя куда-то в область ее попки, он поднялся  следом  за  ней  по
темной лестнице с полированными прохладными перилами.
   На втором этаже тоже был коридор, вазы с сухими цветами стояли  прямо  на
полу.
   - Зачем такая прорва сухих цветов? - вдруг спросил он с  раздражением.  -
Это что, мавзолей?
   Настя удивленно взглянула на него и открыла дверь, из которой в  полумрак
коридора обрушился солнечный  свет.  От  того,  что  она  так  спокойна,  он
разозлился еще больше.
   - Проходи.
   Комната была большой, квадратной, и в ней отсутствовали сухие цветы. Зато
обнаружились веселые лимонные шторы, громадный письменный стол -  а  на  нем
компьютер! - старомодный гардероб, стеклянная дверь на балкон и кровать. При
виде этой кровати Кирилл Костромин быстро сунул в рот сигарету.
   - Пепельницу дать? -  насмешливо  спросила  Настя,  как  ему  показалось,
издалека.
   У кровати были не ножки, а драконьи  лапы,  попиравшие  старый  ворсистый
ковер. Чугунное