ел на нее.
   Она в самом деле не хочет, чтобы он уезжал, или продолжает игру в сыщиков
и воров?
   - Я никуда и не собираюсь, - пробормотал он и, не удержавшись, сунул  нос
в ее волосы. В последний раз женские волосы всерьез занимали его,  когда  он
познакомился с Луной. У нее были длинные  слабые  платиновые  пряди.  Ничего
общего с Наемными, темными и гладкими, похожими на  прически  на  египетских
фресках.
   - Ужин будет в семь часов, - объявила Муся.  Сериал  ?Быт  помещика?  шел
полным ходом.
   - Накройте, пожалуйста, в доме, Мусенька, - безразлично велела  Света,  -
здесь вечером противно.
   - Сами накроем, - заявила Настя и все-таки вывернулась от Кирилла. - Теть
Нин, вы привезли мясо?
   - Конечно, - ответила та как ни в чем не бывало. Как будто не она  только
что  организовала  и  провернула  маленький   поучительный   спектакль   для
племянницы и ее ухажера, - в холодильник не клала. Оно в раковине на кухне.
   - Делаем барбекю, - объявила Настя. - Сереж, доставай барбекюшницу, Свет,
ты моешь овощи, а мы с тетей Ниной...
   - Я понятия не имею, где она, - немедленно заныл арабист, - в прошлый раз
Влад, а в этот раз...
   - В этот раз ты, - приказала его мамаша, - тебе поможет молодой  человек.
- Кивок головой, подбородком вперед, в сторону Кирилла.
   - Молодой человек поможет, - согласился Кирилл.
   Настя, ее тетка и двоюродная сестрица  живописной  и  вполне  миролюбивой
группкой устремились куда-то внутрь дома, где  мелькала  неутомимая  Муся  и
откуда сразу послышался звон посуды, шум  льющейся  воды  и,  кажется,  даже
смех, а Сергей, хлопая  себя  по  карманам,  очевидно,  в  поисках  каких-то
ключей, пошел вдоль дома и пропал из виду.
   Финский залив  свинцовой  лужей  блестел  между  деревьями,  прямо  перед
глазами. Кирилл залпом допил остывший кофе, очень крепкий и очень горький.
   Гадость какая.
   Кто из них мог убить? И мог ли вообще?
 
*** 
 
   Под вечер прибыла еще одна небольшая толпа родственников.
   Настины родители были странной  парой.  Он  -  добродушный  разговорчивый
толстячок, в меру лысый, в меру румяный, в меру приветливый и всегда готовый
к услугам. Его жена оказалась сдержанной дамой с прической, явно сделанной в
парикмахерской, и в шелковом костюме, который  никак  не  вязался  с  жаркой
воскресной вольницей.
   Улыбнулась она, только когда увидела Настю.
   - Мам, почему вы так долго?
   - Отец поехал по каким-то гаражным делам и опоздал. Все как  обычно.  Как
вы тут?
   - У нас все нормально. Мама, это... Кирилл.
   - Добрый день, - сказала Настина мать совершенно равнодушно и  посмотрела
на него Настиными глазами.
   - Добрый день, - ответил он  неловко.  Как  будто  и  в  самом  деле  был
претендентом на руку и сердце, привезенным для знакомства с семьей.
   - Дима, в багажнике сумки. Молоко отдельно, не забудь про него.
   - Я все достал, тетя Юля! - прокричал из-за кустов Сергей. Он ожесточенно
размахивал картонкой над едва тлеющими углями. С той стороны  клубами  валил
белый, вкусно пахнущий дым. - Поставил на крыльцо!
   - Нужно убрать, - сама себе сказала Настина мать, - и молоко достал?
   - Да, по-моему...
   - Дим, посмотри, где молоко?
   - Какое молоко?
   - Ах, господи.
   - Мам, молоко на  крыльце.  Пошли,  отнесем  все!  Тут  Настя  с  матерью
неожиданно поцеловались и пошли к дому.
   - Юля, это неприлично, - сразу же заговорила на  террасе  невидимая  Нина
Павловна, - мы вас с утра  ждем.  Что  такое-то?  Это  вечная  история,  как
какие-то дела, так вас никогда нет!
   - Добрый вечер, Нина.
   - Добрый вечер. Я целый день пытаюсь вам дозвониться.
   - Дима был в гараже, а я сегодня ездила на работу. У нас цейтнот.
   - Да боже мой, какой еще цейтнот в  аптеке!  Ты  видела  этого?  Которого
привезла твоя дочь? Мы все в ужасе.
   - Я все слышу, - предупредил Кирилл с лужайки.  Выглянула  Настя,  у  нее
было расстроенное лицо.
   - Не обращай внимания, -  сказал  он,  тоже  чтобы  все  слышали,  -  так
принято. Когда к даме приезжает кавалер, его принято  обсуждать.  Он  должен
всем не нравиться. Это залог успеха.
   - Кирилл, на самом деле они вовсе ничего такого не имеют в виду.
   - Я не понимаю, почему ты должна еще и оправдываться! - поддала пару Нина
Павловна. - Юля, нам надо серьезно поговорить!
   - Хорошо, - издалека  обреченно  согласилась  Юлия  Витальевна,  -  давай
поговорим. Только не надо Насте действовать на нервы, ей  и  так  трудно  со
всеми нами.
   - Понятия не имею, как нужно жарить мясо на  этой  идиотской  решетке,  -
пожаловался Сергей, появляясь на лужайке, - по-моему, чем больше я его жарю,
тем больше оно сыреет.
   - Это  противоречит  закону  сохранения  энергии,  -  сказал  Кирилл,  не
поднимаясь с места. Отсюда ему было все видно и более или менее слышно, и он
не хотел уходить, даже ради жареного мяса.
   Сергей улыбнулся.
   - Вы физик?
   - Нет, - сказал Кирилл, насторожившись.
   - А закон сохранения откуда?
   - Из школы.
   - А в какой школе вы учились?
   Кирилл учился в 186-й школе города Москвы.
   - Я учился в интернате на улице Савушкина, - быстро соврал он.
   Там и вправду учился один  из  его  многочисленных  братьев,  которого  в
восьмом классе  неожиданно  признали  талантливым,  и  родители  моментально
определили его в физматинтернат. Брат без потерь окончил  интернат  и  потом
еще высоконаучный и очень сложный институт, и теперь прозябал в подмосковном
НИИ в должности старшего научного сотрудника, клял  проклятых  капиталистов,
отнявших у него науку и веру в светлое будущее, на работе бывал  с  двух  до
пяти, кропал статейки в авиационные журнальчики - играл сам с собой в гения,
обойденного судьбой и задавленного жизненными обстоятельствами.
   Кирилл был убежден, что он тунеядец.
   - Это ведь специализированная школа, если я не ошибаюсь?
   - Да-а!  -  согласился  Кирилл.  -  Исключительно  специализированная.  В
смысле, для талантливых, а не для даунов.
   - Я это и имел в виду, - пробормотал смешавшийся  Сергей,  -  значит,  вы
все-таки физик?
   Очевидно, упорство  в  достижении  цели  было  у  них  фамильной  чертой,
унаследованной от матери.
   - Все-таки я не физик, - признался Кирилл, - наше мясо не сгорит?
   - Оно даже не жарится! - заявил Сергей с некоторой гордостью,  как  будто
хвастался тем, что не может  справиться  с  мясом.  -  Наверное,  его  нужно
куда-то сложить и нажечь еще углей. Я иду за миской.
   По террасе пролетели чьи-то шаги, и с крыльца скатилась Муся.
   - Сереж, где ключи от гаража?
   - Не знаю. А что, должен знать?
   -  Конечно,  -  Муся  подошла  поближе  и  улыбнулась,  -  ты   же   брал
барбекюшницу. Ключи у тебя.
   - Да нет, - он похлопал себя по карманам, - нету.
   - Мне нужно в погреб, - объявила Муся, - а ключей нет. Ты гараж запирал?
   Сергей улыбался доброй бессмысленной улыбкой,  делавшей  его  похожим  на
большого пса.
   - Не знаю. Не помню. Пойду посмотрю. Муся, пошли посмотрим!
   - А миска для мяса? - спросил Кирилл  ему  в  спину,  но  Сергей  его  не
услышал. Как привязанный невидимой веревочкой, он шел за Мусей  вдоль  дома,
смотрел ей в затылок и улыбался.
   Ну-ну.
   Кирилл поднялся с низкой лавочки, отряхнул джинсы и тоже пошел вдоль дома
в  сторону  гаража.  Он  чуть-чуть  не  дошел,  присел  и  стал   завязывать
развязавшийся шнурок на ботинке.
   - ..я чуть с ума не сошел, - произнес за георгинами Сергей, - ты за  весь
день ни разу со мной не поговорила.
   - Нина Павловна бы от инфаркта умерла!
   - Она и так и так умрет от инфаркта. Я все равно  ей  скажу.  Так  больше
невозможно.
   Муся пискнула что-то невразумительное, и воцарилась  тишина,  из  которой
явственно следовало, что за георгинами целуются.
   Это и есть ?роман? многоумного автора брошюры ?Арабская скоропись??
   Настя знает, потому и не стала рассказывать. Бабушка знала?  Если  знала,
может, именно поэтому Сергей ее и беспокоил? Она пришла в ужас от внучкиного
любовника, ничего о нем не зная, значит, если она знала  о  романе  внука  с
прислугой, ее гнев мог бы быть ужасен.
   Так или не так?
   Сидя на корточках, Кирилл задумчиво смотрел, как по носку ботинка  ползет
муравей. Обыкновенный, ничем не примечательный муравей, разве  что  живет  в
знаменитом Петергофе.
   Кирилл сильно дунул, сдул муравья, выпрямился и оказался лицом к  лицу  с
толстой женщиной в шали.
   Секунду они смотрели друг на друга, а  потом  она  завопила  так,  что  у
Кирилла что-то лопнуло в мозгу:
   - Помоги-и-ите! Убива-а-а-ают! Воры-ы-ы-ы!!!
 
*** 
 
   Пока тетю Александру откачивали на террасе, пока подносили ей валокордин,
воду, лед в носовом  платке,  чтобы  приложить  к  виску,  Кирилл  маялся  в
отдалении, не решаясь подойти.
   Куда он попал? Это не семья, а зверинец какой-то!
   - Как у меня не разорвалось сердце, - бормотала тетя Александра как бы  в
забытьи, - я шла по дорожке, и вспоминала, вспоминала... Как все были  живы,
и Павел, и Яков, и Галочка, как машина привозила гостей, как я играла  среди
георгинов, и вдруг!.. Из кустов!.. Прямо на меня!..  Боже,  как  я  осталась
жива!..
   - Мама, не волнуйся. Мама,  успокойся.  Мама,  выпей,  -  уговаривала  ее
бледная  анемичная  девица  в  точно  таком  же  платье,  как  и   у   туши,
распростертой на диване. - Мама, тебе вредно, не думай об  этом.  Мама,  так
нельзя.
   - Тетя, это приятель нашей Насти, - с  мстительным  видом  сообщила  Нина
Павловна, - Настя его пригласила на целую неделю.
   - Боже, но почему?.. Почему он сидел в кустах? Как он  там  оказался?  Он
подстерегал меня?
   - Маньяк  подстерег  свою  жертву  среди  георгинов,  -  объявил  Кирилл,
которому хотелось посмотреть на представление из партера, а  не  с  галерки,
где он пребывал все это время, и по ступенькам вошел на террасу. -  Приятель
- это я. Меня зовут Кирилл. Прошу прощения, если напугал вас. Я не хотел.  У
меня шнурок развязался. Я не знал, что вы поблизости, иначе  ни  за  что  не
стал бы завязывать.
   Тетя Александра с дивана смотрела на него, изобразив на  лице  панический
ужас. Кирилл был  уверен,  что  ужас  она  именно  изображает,  а  вовсе  не
испытывает.
   - Сонь, как  вы  оказались  в  георгинах?  -  сердито  спрашивала  Настя,
накладывая в платок следующую порцию льда. - Родители приехали, вас  нет,  я
решила, что за вами завтра нужно будет поехать.
   - Мама хотела пройтись, - отвечала анемичная девица, - они нас высадили у
поворота, и мы пошли. Мама плохо ходит,  ты  же  знаешь.  Мы  шли  медленно,
несколько раз останавливались, отдыхали, мама рассказывала, как все тут было
раньше. Потом мы вошли на участок, и.., все это случилось.
   - Да ничего не случилось, - невозмутимо произнес Настин отец, - что вы  в
самом деле, тетя. Сейчас же не ночь и здесь не бандитская окраина! На  своем
участке, средь бела дня!..
   - Он очень напугал меня, - возразила тетя Александра  твердо,  как  будто
Настин отец оспаривал ее право на испуг, - у  меня  чуть  было  не  случился
сердечный  приступ.  Сонечка,  в  понедельник  вызови   врача,   мне   нужно
кардиограмму снять.
   - Хорошо, мама.
   - А где мой страховой полис? Мы что, не взяли страховой полис?!
   - Взяли. Я взяла. Он у меня.
   - Ты потеряешь! Положи на столик рядом с моей кроватью. Я надеюсь, что  у
меня будет отдельная комната?
   - Конечно, тетя Александра, -  успокоила  ее  Настя,  -  внизу.  Рядом  с
ванной.
   - Как внизу? Я буду жить внизу?! В этих  сквозняках?  Соня,  ты  что,  не
звонила Насте, что я могу жить только наверху?
   - Звонила.
   - Тетя Александра, я могу сейчас же всех поменять местами, и у вас  будет
комната наверху. Только как вы станете подниматься?
   - Да. Я не подумала.  Соня,  не  нужно  вызывать  местного  врача.  Нужно
вызвать нашего кардиолога, из города.
   - Они не поедут за город, тетя, - подала голос Нина Павловна.
   - Соня, ты должна их уговорить! А если  я  умру?  Здесь  же  нет  никакой
квалифицированной  медицинской   помощи!   Соня,   сегодня   мы   пропустили
программу ?Здоровье?, ты опять мне не напомнила!
   - Мы были на улице.
   - Ну и что? Нужно было вернуться. Соня, налей мне чаю, я не могу  из  рук
прислуги.
   Кирилл смотрел во все глаза. Та часть головы, в которой  что-то  лопнуло,
когда тетя Александра завопила, теперь неудержимо,  как  водой  из  пыточной
трубки, наливалась болью. Голова у него болела приблизительно раз  в  десять
лет.
   Сергей потихоньку пожал руку Мусе, которая делала вид, что  не  обиделась
на ?прислугу?. Настина мать улизнула на крыльцо и оттуда на лужайку.  Настин
отец галсами продвигался к двери. Настя с миской растаявшего  льда  в  руках
вышла на кухню. Нина Павловна, оставшись на передовом участке фронта почти в
полном одиночестве, беспомощно посмотрела на Кирилла.
   - Нина Павловна, - сказал он, - Настя просила найти в сарае самовар.  Она
говорит, что чайника нам мало. Я не найду. Вы не могли бы...
   Нина Павловна вскочила, всем своим видом изображая готовность  бежать  за
самоваром. Как будто не она весь день поливала его презрением.
   - Нина! - слабым голосом произнесла тетя Александра.
   - Самовар, тетя. Я сейчас достану самовар из сарая и вернусь.
   И Нина кубарем скатилась с крыльца.
   - Соня, где же чай?
   - Сейчас, мама. Никто еще не пил, я не знаю, есть ли  кипяток  или  нужно
ставить.
   - Давно бы узнала! Я не могу без чая, особенно когда волнуюсь.
   - Мясо наконец-то сгорело? - спросил Кирилл у Сергея.
   - Мясо? - переспросил тот, как будто не понимал, о чем идет речь.  -  Да.
Наверное, сгорело. Впрочем, может быть, его еще можно спасти.
   - Пошли спасем?
   - Значит, вы и есть  загадочный  Настин  кавалер,  -  провозгласила  тетя
Александра и отняла от виска влажный платок. - Соня, ты дашь  мне,  наконец,
чаю? Как вы здесь оказались, молодой человек?
   Кирилл вежливо молчал. Одно дело смотреть представление из зала, и другое
- участвовать в нем.
   - У нас в семье большое несчастье. Умерла моя сестра, Агриппина. Она жила
в этом доме, и, хотя мы не ладили, я все равно скажу:  упокой,  господи,  ее
душу грешную. А вы зачем приехали? Узнали о наследстве?
   - О каком? - спросил Кирилл.
   - Ну как же! Настя получила все. Теперь она богатая невеста.  Поэтому  вы
здесь, молодой человек?
   - Как все? - удивился Кирилл. - Настя получила дом.
   - Со всем его содержимым и участком,  -  подхватила  тетя  Александра,  -
этого разве мало?
   - Я слышал еще про квартиру, - сказал Кирилл осторожно, - и про машину, и
про украшения какие-то.
   - Вот этого вам не видать! -  тетя  Александра  потрясла  перед  Кириллом
пухлым пальцем с перетяжками, как будто связкой сарделек. - Этого не видать!
Квартира Нине, машина Диме, и вам больше ничего не достанется!
   - А украшения?
   - Послушайте, молодой человек,  с  этого  нельзя  начинать!  Что  вы  все
выспрашиваете? Поживиться хотите?
   - Ваша дочь унаследовала какие-то украшения.
   - Будь они прокляты, эти украшения! Моя дочь никогда не наденет  на  себя
то, что принадлежало Агриппине! Я не позволю! Моя дочь.., скромная  разумная
девушка, ей  не  нужны  никакие  проклятые  стекляшки!  Она  ни  за  что  не
согласится оставить их у себя, я знаю...
   - Не согласится  оставить  у  себя  бриллианты?  -  уточнил  Кирилл.  Это
становилось интересным.
   - Бриллианты  нужны  девицам  вроде  Нининой  Светы,  -  продолжала  тетя
Александра с фанатичной убежденностью монаха-старообрядца, -  но  только  не
моей дочери!
   - Чьей угодно дочери нужны бриллианты, - возразил Кирилл.
   - Мама, чай. Боже мой, что с тобой? Почему ты такая красная?
   - Я просто разговариваю, Соня. Я разговариваю с этим молодым человеком.
   - Мама, тебе нельзя волноваться.
   Пока она хлопотала возле матери, Кирилл смотрел на поднос. Вокруг  синего
молочника была белая лужица молока.
   Если бы она шла и случайно выплеснула молоко, оно разлилось бы  дальше  и
шире. Значит, она стояла под дверью, слушала, и у нее сильно дрожали руки.
   Из-за чего она нервничала? Из-за  матери,  из-за  бриллиантов  или  из-за
того, что наследство разделили так несправедливо?
   - Соня, ты что, не видишь, что мне капает прямо на  платье!  Господи,  ты
испортила мне платье! Ты что?! С ума сошла?!
   Она кричала, и гневалась, и упрекала, и стенала, и поминала бота, а  Соня
все уговаривала ее не волноваться. Кирилл еще  некоторое  время  посидел  на
перилах террасы и уже совсем  собрался  спрыгнуть  в  сад,  подгоняемый  все
разрастающейся головной болью, когда  поймал  в  буфетной  дверце  отражение
Сониного лица.
   На  нем  была  написана  такая  неподдельная,  настоящая,   первоклассная
ненависть, что он даже засмотрелся, забыв, что собирается спрыгнуть.
   Анемичная Соня -  Соня-служанка,  Соня-дурнушка  -  яростно,  всей  душой
ненавидела свою мать.
 
*** 
 
   Примерно в середине пути на Кирилла вдруг напала невиданная робость.
   Пока они целовались в светлых полуночных сумерках, пока -  по  очереди  -
прижимали друг друга к стене  и  тискали  безумно  и  напряженно,  все  было
хорошо. Он ни о чем не думал, и Настя не думала  тоже.  Он  сильно  ударился
ногой о драконью лапу кровати и даже не заметил этого.
   Он опомнился, только когда увидел над собой цветастый шатер с оборочкой.
   Настя нетерпеливо стаскивала с него рубаху, и он вдруг перепугался.
   Он сто лет не спал ни с кем, кто был бы ему не безразличен. Он забыл, как
это бывает, когда к делу подключается голова. Ничего хорошего ее подключение
не сулило - он немедленно начал осознавать то, до чего пять минут -  секунд!
- назад ему не было дела.
   Последний раз он принимал душ сегодня утром в ?Рэдиссоне?. У него мятая и
потная рубаха. Он забыл в Москве  одеколон  и  купил  на  Невском  увесистый
конус ?Фаренгейта?, который так и лежал упакованным в целлофановую пленку на
дне рюкзака. По шее перекатывалась витая золотая цепочка такой ширины,  что,
будь она еще чуть-чуть шире, на ней можно было  бы  повеситься.  На  цепочке
имелось распятие, тоже весьма увесистое. И еще у него были трусы с  рисунком
из  красных  роз  и  сердец.  Кирилл  Костромин  не   предполагал   никакого
романтического приключения, когда собирался в Питер, а эта захватывающая дух
красота единственная оказалась не в стирке.
   Любая, отдельно взятая, деталь способна  была  остудить  даже  влюбленную
женщину, а Настя не была в него влюблена.
   - Ты что? - спросила она, насторожившись, и перестала тянуть его руку  из
плотного манжета рубахи.
   - Ничего, - пробормотал он, думая о том, что его рубаха воняет  потом,  а
под джинсами в изобилии присутствуют красные сердца и розы.
   - Я делаю что-то не то? - помолчав, прошептала она. - Тебе.., неприятно?
   Не мог же он сказать ей про трусы!..
   - Мне приятно.
   С тех самых пор, как в универсаме он покупал три черных, семь  батонов  и
два килограмма овсянки, а весь продовольственный отдел смотрел на  него,  он
до смерти боялся попасть в смешное положение.
   В гостиницах ему всегда было дело до того, что о нем подумает  горничная.
В ресторане он ел только  то,  что  было  принято  есть  -  лосося,  цветную
капусту, лобстера, мидии, -  хотя  больше  всего  ему  хотелось  картошки  с
котлетой. В самолетах он никогда первый не накрывался  пледом,  ждал,  когда
это сделает кто-то еще. Он всегда заранее долго и нудно  узнавал,  принимают
ли  в  магазине  кредитные  карточки,  чтобы  не  выглядеть  дураком   перед
кассиршей. До кассирши ему тоже было дело.
   Нужно было срочно  что-то  придумать,  чтобы  Настя  не  решила,  что  он
импотент, или интимофоб, или гомосексуалист - и подобное в том же духе.
   - Кирилл, ты.., больше ничего не хочешь?
   - Хочу. Тебя.
   Нет, он не может уйти в  ванную.  Тогда  она  точно  решит,  что  у  него
расстройство желудка. Почему за весь день он так и не приготовился  к  тому,
что произойдет, как только за ними закроется дверь? Он  мечтал  об  этом  со
вчерашнег