ать. Ну, ошибся  шеф,
всякое бывает даже у таких пройдох, как он. Никто, кроме Кирилла,  не  хотел
думать о том, что будет завтра и какие новые рынки  им  придется  осваивать,
чтобы не отстать от конкурентов, и что это будут за рынки, и как им придется
на них работать. Это никого не касалось. Только его одного.
   И это было трудно.
   - Нажми! Ты что, спишь там?
   - Не сплю. Я нажал.
   - Сильней нажми!
   Кирилл вдавил педаль изо всех сил.
   - Отпускай!
   Прошло несколько  секунд,  потом  послышалось  бормотание,  шевеление,  и
Настин отец вылез из ямы.
   - Кажется, сделали. Спасибо.
   - Не за что.
   - Как - не за что? За помощь. Он старательно вытер волосатые короткопалые
руки и посмотрел на Кирилла внимательно:
   - Как там отдел маркетинга без тебя поживает?
   - Как-то не очень. - Выходит, в яме все хорошо слышно.
   - А ты кто?
   Кирилл вздохнул:
   - У меня бизнес.
   - Что-то моя дочь никогда про твой бизнес не говорила.
   - Может, она стеснялась?
   - А что, он у тебя какой-то постыдный? Порнографический журнал,  что  ли,
издаешь?
   Кирилл засмеялся, вновь чувствуя себя женихом  на  смотринах  у  строгого
родителя.
   - Нет. Не издаю. Вы мне лучше скажите, Дмитрий Павлович, почему  все  так
трясутся над тетей Александрой?
   - Потому что она несчастная, - удивился Настин  отец,  как  будто  Кирилл
спрашивал у него, почему трава зеленая, - у нее нет мужа, проблемы с  сыном,
со здоровьем...
   - Кто сказал, что у нее проблемы со здоровьем? Она сама?
   - Ну.., это известно. Не знаю. А что она тебе далась?  Ты  бы  отстал  от
нее, если не хочешь неприятностей Насте. Тетя ее теперь поедом есть станет.
   - А с сыном у нее какие проблемы?
   - Владик.., бесшабашный такой. Пока папа был большой начальник,  ему  все
прощали, когда папы не стало, прощать перестали, а он к этому не привык. Ему
пятнадцать лет было, когда Борис ушел, и Влад как с цепи сорвался. Тетя меня
вызывала каждый день, чтобы я с ним беседовал. Я  беседовал,  но  что  толку
было от моих бесед! Он никого не слушал. И меня не слушал. А  Борис  сказал,
что он больше про них ничего знать не желает, ни про жену, ни про детей.  Он
хотел все сначала начать, с чистого листа, так сказать.
   - Ничего себе лист, - проговорил Кирилл тихо, - двое детей и жена, ни  на
что не годная. Настин отец пожал плечами.
   - Когда он ушел, это стало не его проблемой. - Кирилл улыбнулся,  услышав
эту фразу. - Владик несколько раз пытался с ним  встретиться,  на  работу  к
нему бегал, его выгоняли, он на улице караулил, а Борис ему говорил, что  не
хочет разговаривать с ним - целая история.  Соня  как-то  уговорила  Владика
перестать за ним бегать. Не знаю как. Но  зато  после  этого  Владик  совсем
неуправляемый стал. Да. Куда же я теперь ?Волгу? дену? -  вдруг  спросил  он
сердито и с грохотом ссыпал инструменты в большой  деревянный  ящик.  -  Мне
моя ?девяточка? больше подходит.
   - Продайте, - посоветовал Кирилл.
   - Продайте!.. - пробормотал Настин отец. - Вам, молодым, только продавать
и покупать. А если я продавать не хочу?
   - Тогда пусть в гараже стоит.
   - Сгниет в гараже-то!
   - Тогда продайте.
   - Ты что? - спросил Настин отец подозрительно. - Смеешься надо мной?
   - Нет, - быстро сказал Кирилл,  -  а  Соня?  Она  почему  смогла  Владика
уговорить? Она на него имеет большое влияние?
   - На Владика никто не имеет никакого влияния. Тетя его обожает и гордится
им, как будто он нобелевский лауреат. А он газету  на  компьютере  верстает.
Добро бы газета была солидная, а  то  про  какую-то  рок-музыку!  Тираж  три
экземпляра или около того. Однажды его в милицию забрали, я  уже  сейчас  не
помню, за что. Тогда он еще газету не верстал, а без дела шатался. Он ночь в
отделении просидел, мы его по всему городу искали, и наконец Соня нашла. Она
поехала за ним, но не домой привезла, а куда-то еще, на чью-то дачу, что ли.
Они там были целый день и разговаривали. О чем, мы так и не  узнали,  только
Влад после этого как-то.., посмирнее стал. Не то  чтобы  за  ум  взялся,  но
притих. Она его и на работу пристроила. У них в больнице кто-то  лежал,  она
их познакомила и уговорила взять его на работу.  Она  такая,  наша  Соня,  -
заключил Дмитрий Павлович неожиданно, - только с виду бледная и худая, а  на
самом деле - кремень. И мама ее любила.
   Мама - это Настина  бабушка  Агриппина  Тихоновна,  сообразил  Кирилл  не
сразу.
   - Вы не знаете, Дмитрий Павлович, это ожерелье действительно дорогое?
   - Нет, - резко сказал Настин отец, - не знаю и знать не хочу. Меня это не
касается. Я вообще считаю, что обсуждать это глупо.  Мама  оставила  каждому
то, что считала нужным. Мы не  бомжи,  нам  из-за  наследства  ссориться  не
пристало.
   - Да вы и не ссоритесь, - заметил Кирилл.
   - И не станем. Юля просила каких-то гвоздей, - пробормотал  он,  -  нужно
захватить, а то такой шум поднимется...
   Он пошел к длинному верстаку, занимавшую одну из гаражных  стен,  и  стал
греметь инструментами, продолжая что-то бормотать себе под нос.
   Гараж у Настиной покойной бабушки был знатный. Железные  кованые  ворота,
смотревшие на улицу, были такой ширины, что  из  них  вполне  могла  выехать
карета, запряженная шестью лошадьми.  В  гараже  было  три  машины:  Настина
?Хонда?, блестящая ухоженная ?Волга?  и  ?девятка?  Настиного  отца.  Машины
стояли просторно, далеко друг от друга, так что  при  желании  вполне  можно
было втиснуть еще одну. С улицы гараж не казался таким громадным.  По  всему
периметру тянулись полки, на которых были  разложены  инструменты  -  все  в
идеальном порядке. Настя быстро  приведет  их  в  чувство,  подумал  Кирилл.
Впрочем, может, и не приведет. Вряд ли она станет лежать под  машиной,  даже
получив в наследство такой шикарный гараж.
   Сам Кирилл с далеких дальнобойщицких времен под машиной никогда не лежал,
всей душой возненавидев это занятие, и был счастлив, что может покупать себе
машины, под которыми в принципе не нужно лежать.
   - Ну что? - спросил Настин отец издалека. - Все осмотрел? Тогда пошли.
   Они вышли из каменной прохлады гаража в раскаленное  солнечное  пекло,  и
Кирилл зажмурился.
   - Пойду гвозди забивать. И есть уже хочется. Тебе не хочется?
   - Хочется, - согласился Кирилл.
   - Надо наших поторопить. Юлька есть никогда не хочет,  -  сказал  он  про
свою жену и улыбнулся, - и всех,  кто  хочет,  презирает.  Ты  скамейку  сам
починил?
   - Сам.
   - Молодец.
   Он пошел к дому, а Кирилл остался на дорожке, чувствуя  себя  двоечником,
которого неожиданно похвалил завуч.
   У него было важное дело, но сделать его он собирался,  только  когда  все
семейство соберется за обедом и не сможет ему помешать. А пока...
   - Ну что? - спросил насмешливый женский голос,  и  Кирилл  обернулся  как
ужаленный. - Всем продемонстрировали, какой вы хороший мальчик?
   Света. Черт бы ее побрал.
   Не шевеля ни единым мускулом, она качалась в гамаке -  руки  за  головой,
совершенные ноги скрещены в  щиколотках,  золотистые  волосы  нимбом  вокруг
лица.
   - Посидите со мной. Всем уже ясно, что  вы  святой.  Скамейки  починяете,
папаше помогаете, с мамашей любезны. Сделайте перерыв.
   - Какой еще святой? - себе под нос  пробормотал  Кирилл,  подошел  и  сел
рядом на теплую деревянную лавочку.
   Света была безмятежна, как летний день, и никто бы не  поверил,  что  она
рыдала и говорила в трубу, что больше не хочет никаких темных  дел.  Тем  не
менее она рыдала и говорила.
   - Ну, - сказала она, когда он вытащил сигареты, - что же вы?
   - Что? - спросил он, не прикурив.
   - Вы что, не собираетесь предложить сигарету даме?
   Даме, может, и предложил бы, подумал Кирилл. Ему вдруг стало  весело.  Он
вспомнил, что Настя Сотникова ни разу не взяла у него из пачки сигарету, все
время ныряла за ними в свой необъятный портфель.
   Он закурил сам и протянул Свете пачку вместе с зажигалкой.
   - Да, - констатировала Света, - с манерами у вас проблемы. Я вас перевожу
из ангелов в кандидаты. Будете кандидат в ангелы.
   Она потянулась - он все держал перед ней пачку - как  большое  грациозное
животное, вынула из-за головы золотистую от загара, длинную руку  и  наконец
взяла у него сигареты.
   - Полы вы тоже помыли вместо Муси?
   - Какие полы?
   - В бабушкином кабинете.
   Он промолчал, разглядывая свою сигарету.
   -  Я  всегда  думала,  зачем  старухе  кабинет?  -  Света   закурила   и,
оттолкнувшись ногой,  качнула  гамак.  -  Ну  что  старуха  может  делать  в
кабинете? Она же не писала книг или картин! Она там сидела  по  полдня.  Что
она там делала?
   - Может, ей вид из окна нравился, - предположил Кирилл,  -  или  она  там
йогой занималась.
   - А теперь там станет сидеть Настасья, - не слушая его, продолжала Света,
- уж и порядок навела. Почему жизнь так несправедлива?
   - А она несправедлива?
   - Конечно. У нее все, у меня ничего. Почему?
   - А чего вам не хватает?
   - Мне всего не хватает, - вдруг сказала Света хищно и перестала качаться.
- Работу свою ненавижу, но должна работать. Деньги обожаю, но их у меня нет.
Мужика приличного и то нет. Смешно?
   - Не очень, - сказал Кирилл.
   - Вот, может, вас отобью у Настасьи. Хоть развлекусь.
   - Не отобьете.
   - Почему?
   - Потому что мне не хочется, чтобы вы меня отбивали.
   - Мало ли чего вам не хочется!
   - Отбить можно того,  кто  хочет,  чтобы  его  отбили,  -  сказал  Кирилл
назидательно, - а я не хочу. Поэтому не отобьете. Если хотите, давайте будем
разговаривать нормально. Как люди. Если не хотите, то я пойду, пожалуй.  Мне
испанские танцы танцевать лень и не интересно.
   - Значит, вы меня боитесь, - заключила Света гордо.
   - Боюсь, - признался Кирилл, - вас не бояться -  глупо.  Ну  что?  Станем
разговаривать?
   - О чем мне с вами разговаривать? - вдруг крикнула она. Лицо  сморщилось,
губы набухли, нос стал неуместно большим, и Кирилл  понял,  что  она  сейчас
зарыдает.
   - Подождите, - сказал он торопливо, - не рыдайте. Я не хотел вас обидеть.
   - Да неужели вы думаете, что меня может обидеть  всякая..,  всякая  дрянь
вроде вас?! - снова закричала она и  быстро  вытерла  слезы.  -  Неужели  вы
думаете, что я не понимаю, зачем  вас  сюда  принесло?!  У  вас  же  на  лбу
написано, что вы решили поживиться! Вас здесь никогда не было, пока не  было
наследства, а теперь вы тут как тут, во все лезете, всех  выспрашиваете,  во
все  вмешиваетесь,  шуточки  какие-то  отпускаете!  Настасья  дура,  она  не
понимает, но я-то все вижу! Все!
   - Я не понял, - осторожно проговорил он, - вы так за сестру  переживаете?
Хотите принять удар на себя?
   - Какой удар? - всхлипывая, спросила Света.
   - Меня.
   - Вы не запудрите мне мозги,  -  сказала  она  и  стала  глубоко  дышать,
отчаянно стараясь больше не рыдать, - я не  Настасья.  У  меня  есть  глаза.
Бабушка была права - вы редкая сволочь. Не  зря  она  ее  предупреждала.  Но
разве Настя послушает!
   Она говорила Кириллу, что он сволочь и дрянь, с таким удовольствием,  что
он подумал - это она себя  убеждает.  Ей  легче  будет  смириться  с  фактом
существования мужчины в жизни сестры, если этот мужчина окажется дерьмом.
   Он даже похвалил себя за проницательность.
   - Вы за Настю не волнуйтесь, - посоветовал он, - все будет в порядке.
   - Зачем вы приехали?
   - Затем, что меня пригласили.
   - Нет, вы приехали, чтобы разнюхать, подходит вам это или не подходит.
   В какой-то степени так оно и было, но Кирилл не собирался признаваться  в
этом Свете.
   - Почему, почему Настасья такая дура?! И ей так везет! Все ее любят, дома
ей оставляют, на работе ценят, а она просто дура!
   - А вас кто не любит?
   - Никто! Меня никто не любит. Меня любил только  папа,  но  он  погиб,  и
больше никого не осталось. Даже Сонька, идиотка, и та счастливее меня!
   - Знаете что, - сказал Кирилл, - нельзя всех окружающих считать  идиотами
и придурками. В этом ваша ошибка. А Соня, насколько я могу  судить,  человек
абсолютно  несчастный.  Так  что  успокойтесь.  Вы  целый  день  в   гамачке
полеживаете и ванны принимаете, а она мамашу сторожит и  гадости  всякие  от
нее выслушивает.
   - Раз выслушивает, значит, заслужила,  -  ответила  Света,  -  дайте  мне
сигарету!
   - Возьмите сами. Я вам не гарсон в ресторане. Она вытряхнула сигарету  из
его пачки. Ее глаза, уже абсолютно сухие, горели диким огнем, как у рыси.
   Вот на кого она похожа. На рысь. Только кисточек на ушах не хватает.
   - Наша святая Соня три года назад втюхалась в жуткую  историю,  -  быстро
сказала Света и выдохнула в лицо Кириллу дым. Он помахал рукой  и  чуть-чуть
передвинулся на лавочке. - У них в госпитале лежал какой-то  мужик.  Она  за
ним ухаживала, мыла его, судна выносила - все очень романтично. И влюбилась.
Дура. Наверное, на нее судна повлияли. И он в нее влюбился!  Представляете?!
- Света захохотала так, что поперхнулась дымом и долго кашляла, перегнувшись
в гамаке. - Влюбился! В нашу Соню!
   - Ну и что? - спросил Кирилл.
   - Как будто  в  нашу  Соню  можно  влюбиться!  Господи!  Ходячий  шкаф  с
лекарствами, швабра, крыса! Вы видели ее лицо?! А нос? Этот крысиный хвостик
вы видели?! Да ее надо в Кунсткамере показывать как образец урода, и надпись
сделать, что это живая особь, а не фантазия этнографа! И она  поверила,  что
он в нее влюбился, этот, который с суднами!  И  стала  к  нему  на  свидания
бегать, и замуж собралась, и нам рассказала, какой он хороший, в Афганистане
воевал или в Чечне, что ли! Хорошо хоть адрес свой ему не дала, дура!
   - Да почему дура? - устав от Светиных эпитетов, спросил Кирилл.  Нечто  в
этом роде он и предполагал, когда услышал, что тетя Александра говорит своей
дочери про то, что она ее ?тогда не  пустила?,  и  дочь  ее  теперь  за  это
ненавидит. Теперь стало более или менее ясно, куда она ее ?не пустила?.
   - Да потому что он был уголовник! - в лицо ему выкрикнула Света  и  опять
захохотала.  -  Он  был  самый  обыкновенный   уголовник,   а   никакой   не
герой-?афганец?! Он у них прятался от ментов.
   - Что?!
   - То, -  передразнила  Света,  очень  довольная  произведенным  эффектом.
Настин ухажер был явно ошеломлен и, пожалуй, испуган. Отлично. Пусть  теперь
думает, что попал в криминальную среду.  Такие,  как  он,  боятся  всего  на
свете, так что, может, завтра его здесь и не будет. -  Этого  козла  повсюду
искали, а он в это время с Сонькой в госпитале отдыхал. Если  бы  вы  знали,
какой у нас был грандиозный скандал!
   Сонька хотела отравиться, тетя Александра была в истерике, Влад бегал  от
одной к другой, вытаращив глаза, моя мать у них  жила,  тетя  Юля  доставала
антидепрессанты, бабушка всеми руководила отсюда - полный вперед.
   - Постойте, - спросил  Кирилл,  быстро  соображая,  -  откуда  это  стало
известно, что он уголовник? Его забрали в милицию?
   - Нет. Не успели. Его фотографию в газете поместили.  Он  был  знаменитый
уголовник, не так, чтобы мелочь какая-то. И по фотографии его узнали.
   - Кто? Кто узнал его по фотографии? Соня?
   - Соня, - согласилась Света с удовольствием, - она увидела эту фотографию
и побежала в аптеку, димедрол покупать, чтобы отравиться.
   - Зачем в аптеку? У нее на работе мало димедрола?
   - Она была не на работе, а дома.  Да  это  не  имеет  никакого  значения!
Господи! Владик ее  засек  с  этим  димедролом,  вызвали  ?Скорую?,  сделали
промывание желудка и отвезли в психушку. Вот вам и  Соня,  божий  одуванчик.
Из-за уголовника димедролом травилась!
   - И больше она с ним не виделась?
   - Ну конечно, не виделась! Когда она вернулась  на  работу,  его  и  след
простыл. Сбежал. Смылся. Исчез. Оставил с  носом  не  только  Соньку,  но  и
ментов.
   - Был скандал?
   - Да не было никакого скандала! Кому какое дело в  больнице,  психическая
санитарка или нет! Как задницы вытирала, так и продолжает вытирать.
   - Разве она санитарка?
   - Да что вы привязались! - возмутилась Света, поскольку Кирилла все время
тянуло в другую сторону, не в ту, в какую хотелось Свете. - Она медсестра, а
это одно и то же.
   Кирилл вытащил из пачки еще одну сигарету и прикурил  ее  от  предыдущей,
чего никогда в жизни не делал, любя свое драгоценное здоровье.
   - Газета как называлась?
   Света посмотрела с недоумением. Рассказав про Соню, она вдруг  совершенно
успокоилась и даже повеселела, словно обрела почву под ногами.
   "Пусть я какая угодно, но я-то никогда не влюблялась в уголовников  и  не
травилась из-за них димедролом? - вот как она выглядела.
   - Газета? - переспросила она. - Какая газета? А,  газета...  Я  не  помню
точно.  То  ли  ?Милицейские  новости?,  то  ли  ?Вестник  милиции?,  то  ли
?Милицейский боевой  листок?.  Нет...  ?Милицейская  газета?,  вот  как  она
называлась! А что?
   Кирилл пожал плечами.
   - Так что вы с нами лучше не связывайтесь, - посоветовала Света весело, -
мы, видите, какие? С уголовным элементом общаемся, а потом  нас  в  психушки
забирают. Поэтому Соня гадости не зря выслушивает. Если бы  она  на  Востоке
жила, ее бы после такого в бочку с дерьмом посадили на всю оставшуюся жизнь.
   - Она и так в ней сидит, -  сказал  Кирилл,  морщась,  -  а  почему  тетя
Александра говорит, что это она ее не пустила?
   - Да потому, что именно тетя обнаружила, что он уголовник. Вот и все.
   Ему хотелось вскочить и побежать, но он заставил  себя  сидеть  спокойно.
Все равно сделать ничего нельзя. По крайней мере, пока. Черт побери,  почему
он не приехал на машине! Все равно конспиратор из него - никакой, не зря  он
говорил Насте, что на голливудского мастера перевоплощения явно не тянет.
   Так. Ладно. Попробуем зайти еще с одной стороны.
   - Значит, Соня вовсе не Соня, а Изольда. Только Тристан малость подкачал,
- сказал он шутливо, и Света уставилась на него с изумлением, - что  вы  так
смотрите?
   - Вы что? - спросила она. - Высокообразованный?
   - Я низкообразованный, - признался Кирилл, - а вы, юная леди? Вы какая?
   Прием сработал  моментально.  В  одну  секунду  Света  позабыла  о  Соне,
перестала таращиться и улыбнулась обольстительной улыбкой.
   - Я всякая, - призналась она и облизнула губки, -  я  разная.  Вы  хотите
узнать, какая я?
   - Хочу, - сказал Кирилл храбро, - вот, например, я очень хочу знать,  где
работают такие красивые девушки?
   Это был не тот  вопрос,  которого  она  ожидала,  но  тем  не  менее  она
ответила:
   - Девушки работают  на  ску-у-уч-ной,  по-о-ошлой  работе.  Я  работаю  в
архиве. Сижу в компании толстых совковых  теток  и  перекладываю  никому  не
нужные старые бумажки. Зарабатываю гроши, трачу жизнь неизвестно на  что.  А
вы думали, я фотомодель?
   - Думал, - соврал Кирилл.  Он  был  уверен,  что  она  бухгалтер,  и  был
удивлен, что ошибся, да еще так сильно, - такие девушки, как вы,  не  должны
работать в архивах. Это просто преступление.
   - Вот именно, - промурлыкала Света.
   Разговор поворачивал именно в ту сторону, в какую должен был повернуть.
   Все мужики одинаковы. И этот  тоже  -  типичный  представитель,  как  это
называлось в школе на уроках биологии. Он повыпендривался, продемонстрировал
свою независимость и оригинальность, гордо помахал хвостом и пошел за пучком
моркови, как самый обыкновенный ишак.
   Еще чуть-чуть,  и  ничего  не  подозревающий  ишак  потрусит  прямиком  в
ловушку, потряхивая своими ишачьими ушами и хрупая морковь. Там, в  ловушке,
он и останется и станет обиженно реветь, когда наконец сообразит, что выхода
нет.
   Теперь нужно вызвать умиление и жалость.
   - Я пошла в архивный институт, потому что так хотел  папа,  -  призналась
Света тихо, - он считал, что  это  самая  лучшая  профессия  для  женщины  -
спокойная, уютная, стабильная. Теперь вот папы нет, а я так и сижу в архиве.
   - Но вы же там не круглые сутки сидите! - проревел  ишак,  еще  чуть-чуть
продвигаясь в направлении ловушки. - Вы же  как-то  отдыхаете,  наверное.  С
молодыми людьм