а бока и  еще  раз  поцеловал.  Зеленые
глаза, которые она не закрыла, были совсем близко. - Я  что-то  волнуюсь,  -
прошептал он ей на ухо.
   - Тебе есть во что переодеться? Светка, не кури тут, иди на  террасу!  Ты
знаешь, Соня продала ожерелье.
   - Неужели?
   - Ну да. Она сказала, что продаст его первому, кто захочет купить,  и  не
стала торговаться. И продала.
   - Она просто дура, - сказала Света громко, - это ужасно, так продешевить!
Ей говорили, что оно стоит около ста, а она продала за  шестьдесят.  Ну?  Не
дура?
   - Светка, замолчи! Кирилл, иди переодевайся! Ты уже давно должен  уехать!
Где твой костюм?
   - В машине. Насть, - сказал он быстро, - мне сначала нужно увидеть  Соню.
Можно? Или она стоит голая посреди комнаты?
   - Зачем сейчас? Господи, ты ее только расстроишь! Мама, подожди,  я  тебя
сама накрашу. Зося Вацлавна, свечи нашли? Кирилл, иди за костюмом. Мы сейчас
опоздаем!
   - Настя.
   Она замолчала на полуслове и уставилась на него.
   - Пошли, - велел он и потянул ее к лестнице, -  мне  нужно  поговорить  с
Соней. Давай-давай. Пошли.
   - Слушай, - засмеялась она, - я понимаю, почему твой  бизнес  процветает.
Отвязаться от тебя невозможно.
   - Ты очень красивая, - шепнул он,  когда  они  поднялись  по  лестнице  и
оказались как бы над эпицентром тайфуна, - я не  ожидал,  что  ты  окажешься
такой красивой.
   - Это что? - спросила она подозрительно. - Комплимент?
   На ней было узкое нежно-зеленое платье до пола. Кирилл ничего не  понимал
в женских платьях, но это было самое выдающееся из всех, что он когда-нибудь
видел. И жемчуг на стройной шее был на удивление кстати,  и  волосы  подняты
вверх и заколоты как-то необыкновенно, и глаза были как у лесной колдуньи  -
огромные, зеленые, страшные.
   - Что мне делать? - спросил Кирилл жалобно. - Как жить?
   Она засмеялась и поцеловала его.
   - Хорошо, что я еще губы не накрасила. И не приставай ко  мне,  я  и  так
нервничаю! - Она стряхнула его руку со своей голой спины и открыла дверь.  -
Соня, Кирилл приехал! Я его привела. Девочки, здесь все одеты?
   - Она меня привела! - пробормотал Кирилл и шагнул в Настину комнату.
   Окна были распахнуты, и ветер шевелил лимонные шторы, и везде были цветы,
даже на полу за диваном  стояла  пузатая  ваза.  На  кровати  под  цветастым
пологом валялись какие-то коробки, ленты,  свертки  в  бантах  и  сверкающей
подарочной бумаге. Две незнакомые девицы щебетали у туалетного  столика,  на
котором  среди  флаконов  и  тюбиков  почему-то  оказались  туфли  -  солнце
переливалось в пряжках.
   Соня неподвижно стояла перед зеркалом и обернулась, когда он вошел.
   - Кирилл!
   Девицы замолчали. Взметнулись белоснежные пышные  юбки,  пролетел  шлейф,
открывая остроносые туфли и белые чулки, задрожал локон, искусно  выложенный
парикмахером вдоль длинной  шеи,  и  Соня  кинулась  к  нему,  и  обняла,  и
прижалась щекой к его майке.
   - Как хорошо, что ты приехал!
   - Конечно, приехал. Еще бы я не приехал!
   - Я же тебе говорила, не надо ее расстраивать,  -  сказала  Настя  позади
него и шмыгнула носом, - но тебя разве остановишь!
   - Сонечка, я привез тебе цветы, - быстро  проговорил  Кирилл,  -  я  тебя
поздравляю. Я так.., рад за тебя!
   Он оглянулся на Настю, но она не стала ему помогать.
   - И я рада, - сказала Соня, оторвалась от него и посмотрела ему в лицо.
   Глаза у нее сияли, зубы блестели, кожа была розовой и свежей. Шея  у  нее
неожиданно оказалась длинной, и талия  нашлась,  и  грудь  в  вырезе  белого
платья.
   - Я хотел тебе  сказать...  -  начал  он,  снова  оглянулся  на  Настю  и
замолчал.
   - Мы пойдем вниз! - объявила догадливая Настя, - девчонки, пойдемте вниз.
Кирилл, нам уезжать скоро, ты не забыл? Ты же еще без костюма!
   - Зато мне не надо делать макияж, - пробормотал он.
   Ему хотелось, чтобы все  побыстрее  закончилось.  Девицы  проследовали  к
выходу, и у самой двери он поймал Настю за хвост платья и втянул обратно.
   - Ты что?
   Он вздохнул и захлопнул дверь.
   - Я хочу кое-что тебе подарить,  -  быстро  сказал  он  Соне  и  полез  в
портфель, - прямо сейчас, пока ты еще не вышла замуж.
   Соня переглянулась с Настей, и Настя переступила ногами и  вытянула  шею,
чтобы посмотреть, что он собирается дарить. Даже по ее носу было видно,  как
ей любопытно.
   Он выудил из портфеля квадратную плоскую коробку. Очень простую бархатную
коробку.
   - Вот, - сказал он и сунул коробку Соне в руки, -  это  тебе.  Может,  ты
наденешь?
   Соня еще раз взглянула на Настю, потом на Кирилла и осторожно  и  неумело
открыла крышку.
   - Господи, - прошептала Настя, - ты ненормальный.
   Двадцать один сапфир, двадцать один бриллиант, старая голландская работа.
Середина девятнадцатого века, если он правильно запомнил.
   "Все, все, - дружелюбно  прокаркал  Франц  Иосифович,  когда  он  забирал
ожерелье, - все почистили, все привели в порядок. Барышня будет рада.  Такая
милая, такая несчастная барышня. Свадьба, да. Теперь это счастливая барышня.
Верно, Михаил Эрастович?"
   - Кирилл, - не отрывая взгляда  от  ожерелья,  едва  выговорила  Соня,  -
откуда оно.., у тебя?
   - Я его купил, - ответил Кирилл, - у  двух  стариков-ювелиров.  Они  пьют
кофе, когда стреляет пушка. Знаешь таких?
   - Как - купил?
   - Так. Купил.
   Чья-то слезища капнула на синий бархат, Кирилл не разобрал  чья,  Настина
или Сонина.
   Они обе молчали, и он решил, что нужно спасать положение.
   - Я хочу, чтобы оно было у тебя. Соня. Ты его заслужила. Черт возьми,  ты
заслужила все на свете! Только не рыдай, а то вся красота пропадет зря. И не
отказывайся. Я не возьму.
   - Кирилл, это невозможно, - простонала Соня и подняла на него глаза.
   - Возможно.
   - Это же очень дорого! Он усмехнулся.
   - Я не разорился и не впал в нищету из-за твоего ожерелья. Мои сотрудники
получат зарплату вовремя.
   Я хотел поменять машину, а теперь подожду. Только и всего.
   - Так не бывает, - прошептала Соня и задрала голову вверх, чтобы слезы не
полились по щекам.
   - Сегодня такой  день,  -  промолвила  Настя  и  вытерла  глаза  о  рукав
Кирилловой майки, слегка размазав тушь, - когда  все  бывает.  Повернись,  я
застегну.
   Народу в Благовещенской церкви было много, и Кирилл,  стоя  за  спиной  у
Гриши, все время оглядывался на Настю, как будто  боялся  ее  потерять.  Она
улыбалась ему дрожащей счастливой улыбкой и грозила  пальцем,  чтобы  он  не
отвлекался.
   Служба подходила к концу, и, наконец, надели кольца, и Соня, вцепившись в
Гришину руку, повернулась лицом к родным.
   На бледной груди,  по  выступающим  ключицам  переливалось,  искрилось  и
горело ожерелье работы старого голландского мастера Густава ван  Гаттена  дю
Валенгштока, большого знатока настоящих драгоценностей.