Кирой ?все в  порядке?,  ему  не
понравилось.
   - В моей бабушке,  -  сказала  она,  понизив  голос,  -  которая  умерла.
Помните, я вам рассказывала? Он все отлично помнил.
   - Я даже не знаю, как это сказать. Я мучаюсь уже две недели. Это какой-то
кошмар. - Она наклонилась к своему портфелю, волосы упали на бледную щеку, и
Кирилл как будто узнал это ее движение - сейчас она вытащит сигареты и будет
долго копаться в поисках зажигалки. Она положила сигареты на  стол  и  стала
рыться в портфеле.
   - Возьмите мою, - предложил он.
   - Спасибо. Да где же она? Я же ее сунула! А, вот.  Она  вынырнула  из-под
стола, зажав в кулаке желтую зажигалку.
   - Вы только не подумайте, что я  свихнулась  окончательно.  Я  совершенно
нормальная. И мне кажется, что моя бабушка не умерла от несчастного  случая.
Мне кажется, что ее.., убили.
   Это было так неожиданно, что Кирилл забыл  прикурить  свою  сигарету.  Он
ничего не говорил ей про пробки и про свои сомнения, тогда в чем дело?
   - С чего вы взяли?
   - Я нашла фен, - выпалила она и посмотрела  по  сторонам,  -  тот  самый,
который бабушка уронила в воду. Из-за которого  она  умерла.  Мама  с  Мусей
почему-то его не выбросили. Он лежал в шкафчике в ванной. В пакете.
   - Ну и что?
   - Кирилл Андреевич, это совсем не тот фен. У бабушки был другой.
   - Какой другой?
   - Я подарила ей фен на день  рождения  два  года  назад.  Фирмы  ?Браун?.
Маленький белый фен. У нее не было другого. Она вообще никаких  фенов  долго
не признавала, считала, что они портят волосы. Так вот. В пакете серый  фен.
Довольно большой. На нем написано что-то вроде ?профешионал?, я особенно  не
рассматривала. Я сразу поняла, что это не тот фен.
   - Почему вы уверены, что ваша бабушка именно его уронила в ванну?
   - Маме его отдали,  как  только  бабушку..,  увезли.  Я  сто  раз  у  нее
спросила. Я ничего ей,  конечно,  не  говорила,  но  она  сказала,  что  его
вытащили из ванны. Понимаете?
   По горлу у нее прошло движение, и она сильно затянулась сигаретой.
   - Никто из нас не жил вместе с ней. Это просто случайность, что  я  точно
знала, какой именно у нее фен. Потому что это я подарила. - Она снова сильно
затянулась и неожиданно спросила шепотом:
   - Что мне теперь делать, Кирилл Андреевич?
   Она спрашивала его  так,  как  будто  он  был  Шерлоком  Холмсом,  а  она
перепуганной мисс Мэри или мисс Сарой, обратившейся к нему за  советом.  Что
там он должен сказать по сценарию? Ватсон, это дело как раз на одну трубку?
   - Я не знаю, что вам делать, - сказал Кирилл Костромин, -  прежде  всего,
это нужно проверить.
   - Ничего не нужно проверять. Это не ее фен. Ее фена в  доме  нет,  я  все
обыскала.
   - Вы кому-нибудь рассказали об этом?
   - Нет. Никому.
   - Даже вашему Кире?
   - Кира тут совсем ни при чем, - сказала Настя с досадой, -  я  никому  не
могу про это рассказать, кроме вас.
   - Почему кроме меня?
   - Потому что вы были тогда со мной в доме и.., сочувствовали мне.
   - Я не специалист по расследованию убийств.
   - Я не прошу вас ничего расследовать.  Вы  только  посоветуйте  мне,  что
делать. Что я теперь должна делать?
   - Не знаю.
   Она  замолчала.  Пальцы,  стискивавшие  зажигалку,  разжались,  и  Кирилл
увидел, что рука у нее дрожит. Зажигалка пластмассово щелкнула,  взметнулось
невысокое пламя, осветило снежную скатерть и тонкие пальцы.
   - Из милиции меня пошлют куда подальше, - сказала она  и  снова  щелкнула
зажигалкой.
   - Пошлют, - согласился Кирилл.
   Он все никак не мог осознать, что она толкует ему про убийство.
   Зачем он позвонил?! Да еще газетку из стойки вытащил и посиживал  с  ней,
сделав умное лицо, - все для  того,  чтобы  показаться  недоступным,  хорошо
образованным, соответствующим интерьерам роскошного  отеля,  процветающим  и
несколько  утомленным  столичным  бизнесменом,  милостиво  согласившимся  на
свидание.
   Черт знает что.
   Хуже всего было то, что еще тогда, в доме, он понял, что дело нечисто.  В
доме пахло не просто бедой. В доме пахло убийством, хотя  он  совершенно  не
мог объяснить, почему.
   И пробки выбило так странно.
   Он не мог сказать ей, что у нее паранойя, так как носом  чуял,  что  дело
вовсе не в уроненном в воду фене.
   - Ваша бабушка была богатой женщиной? Настя нетерпеливо дернула головой:
   - Я сто раз об этом думала. Я очень люблю детективы, а там всегда  первый
вопрос про завещание. У нее дом и квартира в  Питере,  на  Каменноостровском
проспекте. В ней живет тетя Нина, папина сестра. У бабушки двое  детей,  мой
папа и тетя Нина. Папе она оставила свою ?Волгу?, тете Нине квартиру. Мне  -
дом. Сережке, это тети-Нинин сын, дедову коллекцию книг. Свете, это ее дочь,
какие-то сапфировые серьги.
   - Дом и коллекция книг - это разные весовые категории,  -  сказал  Кирилл
неторопливо.
   - Ну конечно. Она очень меня любила, больше других внуков и  племянников.
У  нее  еще  двое  племянников,  Соня  и  Владик.  Бабушкина  сестра,   тетя
Александра, намного младше бабушки, и ее дети почти мои  ровесники.  Владику
бабушка оставила картины, Соне - бриллиантовое ожерелье, старинное  и  очень
дорогое, а тете Александре Библию. - Тут Настя улыбнулась. - Они никогда  не
ладили,  бабушка  и  тетя  Александра.  Тетя  считала,  что  бабушка   живет
непозволительно  легкомысленно.  Они  всегда  из-за  этого  ссорились  и   в
последнее время почти не виделись.  Бабушка  говорила,  что  слишком  стара,
чтобы тратить драгоценное время на выяснение отношений.
   - Значит, - заключил Кирилл, - если  вы  не  убивали  вашу  бабушку,  это
сделал кто-то из любящих родственников. Правильно я понял?
   Настя вдруг изменилась в лице так сильно, что Кириллу показалось, что она
сейчас хлопнется в обморок. Он даже отодвинулся  немного,  чтобы  успеть  ее
подхватить.
   - Я боюсь об этом думать, - выговорила она, старательно  складывая  губы,
как будто контролируя каждое слово, - я не могу об этом думать.  Потому  что
если это правда, даже частично, значит, вся моя жизнь  кончилась.  Навсегда.
Понимаете?
   Он молчал, глядя на нее.
   - Моя семья - самое главное в моей жизни. Все имеет смысл,  только  когда
есть семья. Всю жизнь я очень люблю родителей, бабушку, тетю, Сережку, Соню,
всех. Я не помню ни одного Нового года, когда бы мы не собирались у бабушки.
Даже когда я в университете училась. Надо мной весь курс смеялся, потому что
все в общежитии праздновали, шампанское пили, по углам  целовались,  а  я  у
бабули на даче с мамой и папой гуся жареного ела. Иногда  я  от  них  устаю,
иногда они меня бесят, особенно тетя Нина, которая всех учит жить, но  я  их
люблю. Вернее, только их я и люблю. И если  то,  что  вы  говорите,  правда,
значит, вся моя жизнь - псу под хвост.
   - А Киру? - спросил Кирилл, пропустивший мимо ушей большую часть ее речи.
   - Что - Киру?
   - Киру вы не любите?
   - Господи, что вы все время меня о нем спрашиваете?
   Он спрашивал потому, что этот Кира не давал ему покоя, просто в бешенство
приводил.
   У девушки  с  гладкими  темными  волосами,  бледными  щеками  и  зелеными
петербургскими глазами не должно быть фактурного пляжного любовника. Тем  не
менее он был, и его наличие оскорбляло Кирилла.
   - Кира совсем из другой оперы, Кирилл Андреевич, - сказала она и потянула
со свободного стула его давешнюю газету, взятую ?для форсу?. Развернув,  она
стала зачем-то внимательно ее изучать. - Мне двадцать девять,  на  горизонте
никого,  на  работе  сплошь  сорокалетние  пузатые  придурки,  которые  всем
рассказывают, как у них не сложилась  семейная  жизнь,  и..,  в  общем,  это
совсем неинтересно. А вы читаете по-английски?
   - С трудом, - почему-то честно ответил Кирилл, и она посмотрела на него с
печальным изумлением.
   Официант принес какие-то  сверхсложные  салаты,  которыми  славился  этот
ресторан, и некоторое время они молча  ели,  как  будто  обдумывая  то,  что
только что сказали, а еще больше, чего не сказали друг другу.
   - Слава богу, что вы приехали, - наконец произнесла она, - мне совершенно
не с кем поговорить об этом. Не с Кирой же, в самом деле!..
   Кирилл  Костромин  уже  почти  поверил  в  то,  что   приехал   в   Питер
исключительно затем, чтобы встретиться с ней в этом ресторане - так  она  на
него действовала.
   Странный это был вечер. Ничего подобного с ним не случалось много лет,  с
тех самых пор, как он воображал себя посланцем  Космоса,  призванным  спасти
человечество от скверны. Да и тогда все это происходило не с ним,  а  с  тем
Кириллом, который был хиппи и носил  старательно  разрезанные  в  нескольких
местах джинсы.
   - Ну ладно, - снизошел он, доев салат до крошечки, - излагайте.
   - Что? - не поняла она.
   - Бросьте, госпожа  Сотникова.  Вы  -  девушка  энергичная  и  умненькая.
Прелюдию я выслушал, переходите к адажио.
   - К какому адажио?
   - Давайте дальше. Что  вы  надумали  делать?  Вы  ведь  что-то  надумали,
правда?
   - Откуда вы знаете?
   Он хотел было сказать ?от верблюда?, но верблюд никак  не  укладывался  в
образ столичного бизнесмена на ужине с молодой интеллектуалкой.
   - Я очень умный, - заявил он, чувствуя себя именно таким.
   - Понятно.
   Это было сказано с ощутимой иронией, и он вдруг смутился.
   Далась она ему, эта девица! С чего это он так хвост  распушил?  Ладно  бы
еще хороша была, а то ведь нет ничего, только что глаза зеленые и умненькая.
Или он просто устал от макак,  вроде  Леночки  Брускиной,  которые  годились
только для одного, простого и понятного дела, а разговаривать  с  ними  было
так же невозможно и тоскливо, как в жару  пропалывать  щавель  на  колхозном
поле. И, главное, так же бессмысленно.
   - Ну так что, госпожа Сотникова?
   - Почему  вы  все  время  называете  меня  госпожой?  -  спросила  она  и
улыбнулась  бледной  улыбкой.  -  Может,  мне  тоже  называть  вас  господин
Костромин?
   Он приложил столько усилий, чтобы иметь возможность называться господином
Костроминым, что, даже случайно произнесенное, это обращение доставляло  ему
удовольствие.
   - Вы можете называть меня Кирилл, раз уж мы с вами ужинаем второй раз.
   - А вы меня - Настей. Мне так проще.
   - Ладно. Настя. Что вы придумали?
   -  Я  должна  все  выяснить,  -  заявила  она  решительно,  как  о  давно
продуманном, - до конца. Я должна знать, кто убил мою бабушку и за что.
   - Это проще сказать, чем сделать. Или вы наймете частного сыщика?
   - Я не могу никого нанимать. Это  касается  моей  семьи,  и  я  не  стану
вмешивать в это дело посторонних. Ни в какое торжество закона я не  верю.  Я
могу только разобраться сама.
   - Все это очень красиво, - сказал Кирилл с раздражением, - но,  по-моему,
совершенно невозможно.
   - Возможно. Я уговорила всех пожить неделю на петергофской даче. Как бы в
память о бабушке и затем, чтобы разобраться  с  ее  наследством.  Ну,  чтобы
Сережка забрал свои книги, Владик картины, Соня бриллианты и так далее.  Все
согласились, потому что сейчас все за мной ухаживают. Я.., с трудом все  это
пережила, заболела даже. Владик, по-моему, считает,  что  у  меня  временное
помрачение  рассудка,  но  он  тоже  согласился  приехать.  Тетя  Александра
сказала, что сестра ее не признавала, так она хоть после ее смерти поживет в
хоромах, в которых та  жила  всю  жизнь.  За  неделю  я  что-нибудь  выясню.
Обязательно.
   - Ничего  вы  не  выясните,  -  сказал  Кирилл.  Ее  самоуверенность  его
раздражала.
   - Почему?
   - Какой номер у моей машины?
   - Что?!
   - Номер. Номер моей машины вы помните?
   - Нет. А почему я должна помнить?
   - Потому что вы рядом с ней полчаса стояли. И  не  запомнили?  Вы  же  на
номера смотрели и спрашивали, из Москвы я или нет?
   Она молчала.
   - Номер вашей ?Хонды? Р468ХХ. Портфель вы кладете не на соседнее  кресло,
а запихиваете между сиденьями. Кстати, непонятно, как вам при  этом  удается
ставить машину на ?ручник?. Когда вы за рулем, сигарету вы держите  в  левой
руке.
   - Господи, - пробормотала она, - как вы все это заметили?!
   - Я начинал дальнобойщиком. Если трассу не знаешь, со  стоянки  лучше  не
выезжать. Вам как раз со  стоянки  выезжать  нельзя.  Вы  ничего  вокруг  не
видите, наблюдать не умеете, детали вас не интересуют. Какой из  вас  сыщик?
Что именно  вы  станете  выяснять  за  эту  неделю?  Кто  из  многочисленных
родственников ненавидел вашу бабушку больше всех?
   - Не знаю, - потерянно сказала она, - я об этом не думала.
   - Кто еще упоминается в завещании? К кому перейдут  дом  и  бриллианты  в
случае смерти нынешних наследников? Вашей, к примеру? Или этой Сони, которая
получила ожерелье? Сколько оно может стоить? Тысячу долларов?  Две?  Десять?
Где она станет его хранить, если оно на самом деле чего-то  стоит?  Кому  из
ваших так нужны деньги, чтобы  из-за  этого  убить?  Вы  все  это  выяснили,
обдумали и приняли решение, так?
   - Нет, - сказала она. - Не так.
   - Не так, - повторил Кирилл, - об этом я и говорю.
   И попросил у  официанта  средиземноморский  соус.  Он  любил  озадачивать
прислугу.
   - Не лезьте вы в это дело, уважаемая госпожа Сотникова. Настя.  Ни  черта
вы ни в чем не разберетесь, только дров наломаете.
   - Вы правы, - согласилась она и  стала  с  ожесточением  кромсать  нежное
мясо, - конечно, вы правы. Только я все равно должна выяснить, кто убил  мою
бабушку. И за что.
   - Ясно, - подытожил Кирилл, - как вам вино?
   - ?Шаторез?, лоза пятьдесят третьего года? - спросила она  язвительно.  -
Так это называется?
   - Послушайте, - возмутился он, - зачем вы мне грубите? Это не я вас,  это
вы меня приглашаете на свидание, уже во второй раз.
   - У нас свидание? - ничуть не смутившись, уточнила она.
   - Нет, - буркнул он.
   - Так я и знала.
   - Что вы знали?
   - Что у нас не свидание.
   - А вы думали, что у нас свидание?
   - Мне не везет на свидания, - пожаловалась она,  словно  забыв,  что  они
почти ссорятся. - Бабушка  всегда  меня  ругала,  говорила,  что  я  слишком
большое значение придаю этому вопросу.  Те,  с  кем  мне  хочется  пойти  на
свидание, меня почему-то не приглашают. А с  кем  не  хочется,  я  не  хожу.
Хорошо, что вы в  Москву  уезжаете,  а  то  бы  я  вас  опять  пригласила  и
чувствовала себя идиоткой.
   Тут Кирилл Костромин перепугался.
   У него со свиданиями тоже была большая проблема.
   Никогда в  жизни,  с  тех  пор  как  ему  исполнилось  двадцать,  его  не
интересовали многометровые ноги и голливудские груди. До двадцати они  имели
основополагающее значение, а потом перестали. Все это было хорошо как  бы  в
дополнение к чему-то более человеческому,  а  ничего  человеческого  ему  не
попадалось.
   Время  от  времени  он,  конечно,  затевал  какие-то  более   или   менее
бессмысленные  романы  с  ногами  и  бюстами,  но  очень  быстро  уставал  и
расставался безболезненно и легко. Все его ровесницы давно были разобраны, а
оставшиеся или никуда не годились сами по себе, или  были  ему  неинтересны.
Его пугали до полусмерти женщины-вамп, помешанные на карьере, и  осатаневшие
от одиночества и нищеты старые  девы,  бросавшиеся  на  него,  как  быки  на
матадора. С юными созданиями он маялся от скуки, слушать Децла не желал,  не
знал по именам знаменитых диджеев и не хотел получить в подарок  ?уникальное
Пепси-радио?.  Однажды  он  провел  выходные  с  девицей,  которая  искренне
считала, что Иосиф Бродский - это  древнееврейский  философ.  Между  прочим,
девица обучалась  в  престижнейшей  юридической  академии  и  слыла  там  за
начитанную.
   Хорошо хоть, она  не  считала,  что  он  американский  модельер.  Повезло
Бродскому.
   Не то чтобы Кирилл Костромин был блестяще образованный  интеллектуал,  но
все же ему  хотелось  иногда  поговорить  хоть  о  чем-нибудь,  отличном  от
сезонных скидок в ?МЕХХ?, и о том,  что  вчерашняя  премьера  в  ?Кодаке?  -
?полный отстой?. Впрочем, если попадались  такие,  которые  посещали  ?МЕХХ?
и ?Кодак?, можно было считать, что ему повезло. Хуже обстояло  с  теми,  кто
посещал дискотеку ?От винта? и бар на Преображенке.
   Настя Сотникова была первой женщиной за много лет, с которой он на  самом
деле разговаривал. И это его путало.
   - Кирилл Андреевич, я просто так сказала. Вы  не  беспокойтесь.  Это  мой
родственник Владик считает, что у меня помрачение рассудка, а на самом  деле
я вполне дееспособна. Я не стану больше  приставать  к  вам  со  свиданиями.
Честно. Спасибо и на этом. Вам когда в Москву?
   - В понедельник я улетаю в Дублин. Отсюда, из Питера. Вернусь  через  две
недели, тогда и поеду в Москву.
   - У вас отпуск или командировка?
   - Отпуск.
   - Господи, это такое счастье - отпуск. Когда вы вернетесь, я уже все буду
знать.
   - Ну да, - сказал Кирилл жестко, - или  вас  к  этому  времени  похоронят
рядом с бабушкой.
   - Почему? - спросила она испуганно.
   - Да потому, что, как только вы полезете со своими выяснениями в банку  с
пауками, паук-убийца от вас избавится. От вас избавиться легче легкого. Даже
не на счет ?три?, а на счет ?раз?. Въедете  вы  на  вашей  дохлой  машине  в
какую-нибудь речку, благо речек тут у вас полно, и дело с концом.
   - Я не въеду, - проговорила она храбро, - я машину десять лет вожу.
   - Да от вас и не требуется въезжать. Вас где-нибудь  придушат,  а  машину
под  горку  скатят,  только  и  всего.  Вы  ведь  даже   приблизительно   не
представляете себе мотивов. А вдруг и вправду какие-нибудь деньги  замешаны,
отличные от  тысячи  долларов?  Или  произведения  искусства?  Вы  бабушкины
документы, дневники, бумаги смотрели? Наверняка ведь они в доме  есть,  если
она в нем всю жизнь прожила.
   - Нет, - сказал Настя, чувствуя себя круглой  идиоткой,  -  ничего  я  не
смотрела. Я посмотрю сегодня. У меня как раз будет время до понедельника.
   - До понедельника! - фыркнул Кирилл.
   - Кофе? - нежно спросил выткавшийся  из  воздуха  официант.  -  Эспрессо?
Капуччино?
   - Мне,  если  можно,  большую  чашку,  -  попросила  Настя  и  улыбнулась
официанту, чего Кирилл никогда не делал. Официант улыбнулся в  ответ  вполне
человеческой улыбкой, - и покрепче.
   - Мне то же самое и минеральную воду  ?Перье?.  Холодную.  С  лимоном.  И
сигареты ?Парламент?.
   - Конечно.
   Настя посмотрела в спину официанта, который двигался как балетный танцор,
а потом взглянула на Кирилла:
   - Неужели вы и вправду считаете, что меня могут.., убить?
   - Убили же вашу бабушку, - он равнодушно пожал плечами, - почему не могут
убить вас?
   - Потому что это невозможно, - выговорила она отчетливо, - невозможно,  и
все.
   - Возможно все.
   - Нет, - сама себе сказала она, - нет. Не может быть.
   В эту секунду, когда она сказала себе ?не может быть?, он принял решение.
   Оно пришло само, как все важные решения в его  жизни,  и  он  должен  был
только сделать выбор - принять его или  забыть  о  нем.  За  десять  лет  из
водителя большегрузных машин он стал владельцем процветающей, агрессивной  и
хищной, как новорожденный динозавр, компании. Он  умел  быстро  и  правильно
оценивать приходящие к нему решения.
   Он ничего не потеряет, кроме времени. Если попытка  будет  неудачной,  он
впишет ее в графу ?непредвиденные обстоятельства? и станет жить дальше. Если
она окажется удачной - ну хоть на этот раз! -  никакие  Децлы,  а  заодно  и
Бивисы и Бадхеды женского пола ему больше не понадобятся.
   "Ах, как намаялась я с тобой, моя попытка номер пять? - завывал кто-то  у
него в приемнике, когда он ехал в Питер.
   И все-таки было очень страшно.
   Несмотря на тридцать два года, на опыт, на отточенное за много лет умение
контролировать ситуацию и оборачивать ее в свою пользу.
   - Настя, - сказал он, в затылке стало тяжело, - бросьте вы эту вашу затею
к черту. Поехали со мной в Дублин. В понедельник. Хотите?
   К ее чести, она не стала корчить никаких рож и с возмущением выбегать  из
зала тоже не стала.
   - Нет, - сказала она спокойно, - не