к я и отметил в
своем отчете.
   С оттенком вызова он осушил свой бокал. Сэр Джеймс Мэнсон
продолжал кивать головой, глядя на ученого с мастерски
наигранным благоговением.
   - Просто уму непостижимо, - произнес он наконец. - Я
понимаю насколько вы, ученые, стремитесь оставаться
беспристрастными, не поддаваться чувствам, по мне кажется,
что вас это должно было взволновать. Ведь речь может идти о
новом мировом источнике платины. Вы знаете, как часто
подобное случается с редкими металлами? Раз в десятилетие,
если не один раз за всю жизнь...
   На самом деле Чалмерса действительно вдохновило открытие,
и в течение трех недель он работал до поздней ночи, чтобы
проверить все до единого образцы породы с Хрустальной горы.
Но он никогда бы не признался в этом. Безразлично пожав
плечами, он произнес:
   - Несомненно, это принесет большой доход "Мэн-Кону".
   - Не обязательно, - тихо ответил Джеймс Мэнсон, и этим он
впервые за все время удивил Чалмерса.
   - Нет? Но ведь этот громадное богатство!
   - Богатство в земле, верно, - ответил сэр Джеймс, встав и
подойдя к окну. - Но очень многое зависит от того, кому оно
достанется, если вообще достанется кому-то. Видите ли,
существует опасность, что его не извлекут еще долгие годы,
или извлекут и припрячут. Разрешите мне обрисовать вам
ситуацию, мой дорогой доктор...
   Он обрисовывал доктору Чалмерсу ситуацию в течение
тридцати минут, привлекая финансовые и политические
соображения, в которых ученый никогда не был особенно силен.
   - В результате, - резюмировал он, - весьма возможно, это
богатство будет преподнесено на блюдечке советскому
правительству, если мы сейчас же объявим о его существовании.
   Доктор Чалмерс, который ничего особенного не имел против
советского правительства, слегка пожал плечами.
   - Факты упрямая вещь, мне не под силу изменить их, сэр
Джеймс.
   Брови Мэнсона в страхе взметнулись вверх.
   - Боже праведный, доктор, конечно вы этого не можете. -Он
с удивлением посмотрел на часы и воскликнул: - Почти час, вы
должно быть проголодались! Я-то уж точно. Пойдемте, устроим
небольшой перекус.
   Он предполагал воспользоваться "роллс-ройсом", но после
утреннего звонка Эндина из Уотфорда и информации от местного
почтальона о постоянной подписке Чалмерса на "Трибюн"
предпочел обыкновенное такси.
   "Небольшой перекус" на поверку оказался паштетом из
гусиной печенки, омлетом с трюфелями, тушеным зайцем под
винным соусом и бисквитами со взбитыми сливками. Как и
предполагал Мэнсон, Чалмерс, хоть и осуждал подобное
расточительство, но не страдал отсутствием аппетита. И даже
ему было не под силу изменить простые законы природы, по
которым хорошая еда вызывает чувство сытости, довольства,
благодушия и притупляет моральную бдительность. Мэнсон
рассчитывал еще и на то, что густое красное вино застанет
врасплох любителя пива, и две бутылки "Cote du Rhone"
вдохновили Чалмерса на обсуждение близких ему проблем:
работы, семьи, устройства мира.
   Именно в тот момент, когда он начал рассказывать о семье и
их новом доме, сэр Джеймс Мэнсон, напустив на себя
соответствующий обстоятельствам скорбный вид, как бы
невзначай вспомнил, что в прошлом году видел по телевидению
интервью, взятое у Чалмерса на улице.
   - Прошу простить меня, - сказал он, - я как-то не взял в
толк раньше... то, что случилось с вашей девочкой... какая
трагедия.
   Чалмерс кивнул и уставился на салфетку. Сначала медленно,
а потом все больше проникаясь доверием, он начал рассказывать
своему шефу о Маргарет.
   - Вы не сможете это понять, - вставил он по ходу рассказа.
   - Я могу попытаться, - тихо сказал сэр Джеймс.- У меня
ведь тоже есть дочь. Конечно, она старше.
   Через десять минут в разговоре наступила пауза. Сэр Джеймс
Мэнсон вытащил из внутреннего кармана сложенную вдвойне
бумагу.
   - Даже не знаю, как бы это сказать, - начал он с некоторым
смущением, - но... в общем мне, как и всем остальным,
известно, сколько времени и сил вы отдаете компании. Я знаю,
что вам приходится долгие часы проводить на работе, а
напряжение, связанное с этой личной драмой, не может не
сказываться ни на вас, ни без сомнения, на миссис Чалмерс.
Поэтому сегодня утром я передал это распоряжение в свой банк.
   Он протянул Чалмерсу ксерокопию письма, и тот погрузился в
чтение. Письмо было кратким и конкретным. Управляющему
"Кауттс Бэнк" предписывалось каждый первый день месяца
пересылать по почте пятнадцать банкнот, достоинством 10
фунтов каждая, доктору Гордону Чалмерсу, на его домашний
адрес. Переводы должны производиться в течение десяти лет,
если не поступит дополнительных распоряжений.
   Чалмерс поднял глаза. На лице его хозяина застыло
сосредоточенное выражение с легким налетом смущения.
   - Спасибо, - мягко произнес Чалмерс.
   Сэр Джеймс положил ему руку на локоть и слегка
   пожал.
   - Больше не будем об этом. Выпейте коньяку. По пути в
контору Мэнсон предложил высадить Чалмерса у вокзала, откуда
он может добраться до Уотфорда на поезде.
   - Я должен вернуться в контору и что-то придумать с этим
Зангаро и вашим отчетом, - сказал он.
   Чалмерс смотрел из окна такси на поток машин,
устремившихся из Лондона в конце пятницы.
   - Что вы намерены с ним делать? - спросил он.
   - Честно говоря, пока не знаю. Конечно, мне не хотелось бы
давать ему ход. Жаль смотреть, как все уплывет в чужую
страну, а так и будет, если ваш отчет попадет в Зангаро. Но
что-то я рано или поздно должен буду им отослать.
   Наступила еще одна долгая пауза, пока такси сворачивало на
привокзальную площадь.
   - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил ученый. Сэр Джеймс
глубоко вздохнул.
   - Да, - сказал он негромко. - Выбросьте образцы Малруни
так же, как вы поступили бы с обычными камнями и песком.
Полностью уничтожьте свои записи. Возьмите копию своего
отчета и сделайте точно такую же с одним отличием - пусть там
будет отражено, что анализы достоверно подтверждают наличие
низкопроцентной оловянной руды, которую экономически
невыгодно добывать. Сожгите оригинальную копию своего отчета.
А после этого никогда не упоминайте о нем.
   Такси остановилось, и поскольку никто из пассажиров не
сдвинулся с места, водитель просунул нос сквозь окошко в
защитном экране и обратился к сидящим на заднем сиденье:
   - Приехали, командир.
   - Клянусь честью, - прошептал сэр Джеймс Мэнсон. - Рано
или поздно политическая ситуация может измениться, и, когда
это случится, "МэнКон" подаст заявку на концессию для
разработки, в соответствии с принятыми в нашем бизнесе
нормами.
   Доктор Чалмерс выбрался из машины и посмотрел на своего
хозяина, сидящего в дальнем углу салона.
   - Не уверен, что смогу это сделать, сэр, - сказал он. -
Мне нужно все обдумать. Мэнсон кивнул.
   - Конечно. Я понимаю, что просьба не из простых. А почему
бы вам не обсудить этот вопрос с женой? Я уверен, что она во
всем разберется.
   После этого он захлопнул дверь и велел таксисту отвезти
его в Сити.
   Этим вечером сэр Джеймс ужинал с чиновником из Форин Офис
и пригласил его в свой клуб. Это не был один из самых элитных
аристократических клубов Лондона, ибо у Мэнсона не было
намерения попытаться наскоком взять один из бастионов старого
Истеблишмента и в результате оказаться забаллотированным.
Кроме того, у него просто не было времени, чтобы карабкаться
по общественной лестнице, и не хватало терпения для общения с
надутыми идиотами, которых встречаешь на самом верху, после
того как туда взберешься. Светскую сторону жизни он доверил
жене. Рыцарский титул вещь полезная, а от остального -
увольте.
   Он презирал Адриана Гуля, которого считал педантичным
болваном. Поэтому и пригласил его на ужин. И еще потому, что
он работал в отделе экономической разведки ФО (8).
   Много лет назад, когда деятельность его компании в Гане и
Нигерии достигла определенного уровня, он согласился занять
место в Комитете Сити по Западной Африке. Этот орган был и до
сих пор является чем-то вроде профсоюза всех основных фирм,
базирующихся в Лондоне и производящих операции в Западной
Африке. Озабоченный вопросами торговли, а значит, и
финансами, куда более, чем, например, Комитет по Восточной
Африке, КЗА периодически производил обзор событий, как
коммерческого, так и политического свойства, происходящих в
Западной Африке. Частенько и те и другие были настолько тесно
связаны друг с другом, что становились трудно отделимы друг
от друга. Комитет подпитывал министерства иностранных дел и
торговли предложениями по поводу того, что, по их мнению,
соответствовало бы разумной политике в интересах Британии.
   Сэр Джеймс сказал бы проще. Он сказал бы, что они
существовали для того, чтобы говорить правительству, как себя
вести в этой части мира, чтобы увеличить доходы. И был по-
своему прав. Он сидел на заседаниях Комитета во время
гражданской войны в Нигерии и слышал, как различные
представители банков, шахт, нефтяных и торговых компаний
высказывались за скорейший конец войны, что было синонимом
быстрой победы правительственных войск.
   Легко догадаться, что Комитет предложил правительству
оказать поддержку Федералам, если те проявят стремление к
победе, причем безотлагательной и при условии, что британские
источники информации на местах смогут подтвердить это. После
этого они сидели и смотрели, как правительство, по совету
Форин Офис, развязывает очередную грандиозную нелепую
африканскую авантюру. Вместо того, чтобы закончиться через
полгода, она затянулась на два с половиной. А Гарольд
Вильсон, как и подобает политику, скорее слетал бы на луну,
чем признался, что его любимчики от его же имени наломали
дров.
   Мэнсон лишился солидных доходов с выведенных из строя шахт
и из-за невозможности доставить продукцию на побережье в
условиях непредсказуемой работы местных железных дорог в то
время. Но Мак-Фадзин из компании "Шелл-БП" потерял куда
больше на нефти.
   Адриан Гуль в течение долгого времени осуществлял связь ФО
с Комитетом. Теперь он сидел напротив Джеймса Мэнсона за
столиком в укромном алькове:
   белоснежные манжеты торчат из-под рукавов на положенные
дюйм с четвертью, на лице застыло напряженное выражение.
   Мэнсон рассказал ему полуправду обо всем происходящем,
полностью исключив упоминание о платине. Он. ограничился
оловом, правда, увеличив его количество. Имело бы смысл
начать разработку, конечно, но он, честно говоря, побаивается
слишком явной зависимости президента от русских советников.
Долевое участие в доходах зангарийского правительства сулит
приличные поступления и, таким образом, ведет к укреплению
существующей власти, но раз. диктатор всего лишь марионетка в
руках у русских, кому нужно укреплять его могущество?
   Гуль все это переварил. На лице его возникло выражение
глубокой сосредоточенности.
   - Чертовски сложное решение, - произнес он сочувственно. -
Я просто преклоняюсь перед вашим политическим чутьем. В
настоящий момент Зангаро на грани банкротства, обстановка
крайне неясная. Но если они разбогатеют... да, вы совершенно
правы. Настоящая дилемма. Когда вы должны отослать им
результаты анализов?
   - Рано или поздно, - проворчал Мэнсон. - Вопрос в том, что
же мне делать? Если они покажут отчет в русском посольстве,
торговый советник тут же поймет, что залежи олова подлежат
разработке. После этого возникнет вопрос о концессии на
добычу. Она уплывет в чужие руки, диктатор будет благополучно
богатеть, и, кто знает, какими проблемами это может грозить
Западному миру? Мы остаемся с носом.
   Гуль задумался.
   - Я просто подумал, что надо бы поставить вас в
известность, ребята, - сказал Мэнсон.
   - Да, да, большое спасибо. - Гуль был погружен в себя. -
Скажите, - наконец очнулся он, - что будет, если вы сократите
количество содержания олова на тонну породы вполовину?
   - Сократить наполовину?
   - Да, поделить надвое. Представить цифру, составляющую
ровно пятьдесят процентов от количества олова на тонну в
ваших образцах?
   - Ну, в таком случае, промышленная разработка олова станет
экономически невыгодной.
   - А сами образцы могли бы быть взяты в другом месте,
скажем, в миле от того участка, где работали ваши люди? -
спросил Гуль.
   - Да. В принципе это возможно. Но мой разведчик обнаружил
самые богатые по содержанию олова образцы.
   - Но если бы он этого не сделал, - настаивал Гуль, - если
бы он собрал образцы в миле от того места. Содержание металла
могло бы сократиться наполовину?
   - Да, могло бы. Вероятно, так и было бы, даже больше, чем
вполовину, я думаю. Но ведь он работал там, где работал.
   - Под наблюдением? - спросил Гуль.
   - Нет. В одиночестве.
   - Можно обнаружить следы его деятельности?
   - Нет. - отвечал Мэнсон. - Отдельные сколы на камнях
должны были давно зарасти травой. Кроме того, в этих местах
никого не бывает. На многие мили кругом ни души.
   Он прервался на минуту, чтобы закурить сигару.
   - Знаете, Гуль, вы чертовски умный парень. Официант, еще
бутылку коньяка, пожалуйста.
   Они распрощались на ступеньках клуба в приподнятом
настроении. Швейцар остановил такси, которое должно было
отвезти Гуля к миссис Гуль в Холлэнд Парк.
   - И последнее, - сказал чиновник из ФО, взявшись за ручку
на дверце машины. - Никому больше ни слова об этом. Я
составлю отчет в отделе, сугубо секретный, но, помимо того,
все должно остаться строго между вами и нами, то есть ФО.
   - Конечно, - заверил Мэнсон.
   - Я очень благодарен за то, что вы сочли возможным
рассказать мне все это. Вы даже представить себе не можете,
насколько легче работать, с экономической точки зрения, когда
мы в курсе происходящего. Я буду потихоньку приглядывать за
Зангаро и как только наметятся перемены на политической
сцене, вы первый об этом узнаете. Спокойной ночи.
   Сэр Джеймс проводил глазами такси и знаком подозвал свой
"роллс-ройс", ожидающий неподалеку.
   "Вы первый об этом узнаете, - передразнил он. - В этом ты
чертовски прав, мой мальчик. Потому, что я сам все это
заварю".
   Он наклонился к переднему окошку и обратился к сидящему за
рулем шоферу:
   - Если бы от таких мелких засранцев зависело в былые
времена построение нашей империи, Крэддок, мы сейчас
готовились бы к тому, чтобы колонизировать остров Уайт.
   - Вы совершенно правы, сэр Джеймс, - согласился Крэддок.
   Когда хозяин устроился на заднем сиденье, шофер приоткрыл
оконце в перегородке.
   - Глостершир, сэр Джеймс?
   - Глостершир, Крэддок.
   И снова заморосил дождь, когда блестящий лимузин, прокатив
со свистом по Пикадилли, завернул на Парк Лейн в сторону
шоссе А40 и Уэст Кантри, унеся сэра Джеймса Мэнсона в особняк
с десятью спальнями, приобретенный для него благодарной
компанией три года назад за 250 000 фунтов стерлингов. Там же
находились его жена и девятнадцатилетняя дочь, но их он
приобрел себе сам.
   Час спустя Гордон Чалмерс лежал рядом с женой, измученный
и злой. Скандал продолжался уже два часа кряду. Пегги Чалмерс
лежала на спине, уставившись в потолок.
   - Я не могу это сделать, - в сотый раз повторял Чалмерс. -
Я не могу так просто пойти и фальсифицировать данные анализов
только для того, чтобы помочь этому подлому Джеймсу Мэнсону
заграбастать еще больше денег.
   Наступила томительная тишина. Они уже много раз говорили
на эту тему с тех пор, как Пегги прочла письмо Мэнсона своему
банкиру и узнала от мужа, на каких условиях им
предоставляются гарантии безбедного существования в будущем.
   - О чем разговор? - тихо произнесла она в темноте рядом с
ним. - Когда уже все обговорено и сделано, о чем еще
говорить? Достанется эта концессия ему, или русским, или
вообще никому не достанется. Поднимется цена или упадет. О
чем разговор? О каких-то камнях и пылинках металла.
   Пегги Чалмерс повернулась и легла головой на грудь мужа,
вглядываясь в темные очертания его лица. За окном ночной
ветер шелестел ветвями старого вяза, рядом с которым они
выстроили новый дом со специальными приспособлениями для
своей дочери-калеки.
   Когда Пегги снова заговорила, в ее голосе звучал страстный
порыв:
   - Но Маргарет не кусок камня, а я не металлическая пыль.
Нам нужны деньги, Гордон, нужны сейчас и еще десять лет будут
нужны не меньше. Прошу, дорогой, умоляю, хоть раз в жизни
оставь идею написать разоблачительное письмо в "Трибюн" или в
"Прайвет Ай" и сделай так, как он просит.
   Гордон Чалмерс не сводил глаз с бледной полоски между
занавесками, чуть растворенными, чтобы пропустить немного
свежего воздуха от окна.
   -- Хорошо, - наконец сказал он..
   - Ты это сделаешь? - спросила она.
   - Да, черт подери, сделаю.
   - Ты обещаешь, дорогой? Ты даешь мне слово? Снова
наступила долгая пауза.
   - Даю слово, - тихо прозвучало в темноте рядом с ней. Она
уткнулась лицом в его волосатую грудь.
   - Спасибо, родной. Не волнуйся. Пожалуйста, не переживай.
Через месяц все забудется. Вот увидишь.
   Через десять минут она спала, вымотанная после тяжелой
ежевечерней процедуры купанья и укладывания дочери и
непривычной ссоры с мужем. Гордон Чалмерс продолжал не
отрываясь вглядываться в темноту.
   - Они всегда выигрывают, - тихо произнес он через
некоторое время с горечью. - Эти ублюдки всегда побеждают,
черт бы их побрал.
   На следующий день, в субботу, он заехал в расположенную в
пяти милях от дома лабораторию и написал совершенно новый
отчет для республики Зангаро. После этого сжег свои записи и
копию старого отчета, отнес все образцы породы в специальный
бак для отходов, откуда местная строительная фирма забирала
их для переработки и посыпания садовых дорожек. Запечатал
новый отчет в конверт и отослал заказным письмом на имя сэра
Джеймса Мэнсона в управление компании, после чего отправился
домой и попытался забыть об этом.
   В понедельник отчет поступил в Лондон, и указания по
поводу Чалмерса были отправлены банкиру. Отчет был передан в
отдел зарубежных контрактов, для Прочтения Уиллоуби и
Брайанту. После этого Брайанту предлагалось на следующий день
выехать в Кларенс и передать отчет министру природных
ресурсов. К отчету прилагалось письмо от компании с
выражением надлежащего сожаления.
   Вечером во вторник Ричард Брайант оказался в первом
корпусе лондонского аэропорта "Хитроу", в ожидании рейса
компании БЕА до Парижа, где ему предстояло, получить
соответствующую визу и пересесть на самолет компании "Эр
Африк". В пятистах ярдах от него, в третьем корпусе
аэропорта, Джек Малруни, подхватив сумку, направлялся от
стойки паспортного контроля к посадке в" самолет компании
БОАК, вылетающий ночным рейсом в Найроби. Он не был
расстроен.
    Лондон ему успел надоесть. Впереди была Кения, солнце,
джунгли и призрак удачи.
   К концу недели только два человека знали, что на самом
деле скрывается в недрах Хрустальной горы. Один дал слово
жене никогда не раскрывать тайну, а второй планировал свой
следующий ход.

                   Глава четвертая

   Саймон Эндин вошел в кабинет сэра Джеймса Мэнсона с пухлой
папкой, в которой находился его стостраничный отчет по
республике Зангаро вместе с набором фотографий и несколькими
картами. Он объяснил своему шефу с чем пожаловал, и Мэнсон
одобрительно кивнул.
   - Пока ты собирал материал, никто не догадался кто ты и на
кого работаешь? - спросил он.
   - Нет, сэр Джеймс, я использовал псевдоним, и никто ни
разу не заинтересовался моей персоной.
   - И никому в Зангаро не стало известно, что о них собирают
сведения?
   - Нет. Я пользовался существующими архивными материалами,
хоть и немногочисленными, работал в библиотеках здесь и в
Европе, просматривал обычные статьи и один туристический
справочник, напечатанный в самой Зангаро, хотя это остатки от
колониальных дней, и он на пять лет устарел. Я повсюду
заявлял, что собираю информацию для диссертации по общему
положению Африки в колониальный и постколониальный периоды.
Никаких подозрении просто не могло возникнуть.
   - Хорошо, - сказал Мэнсон, - Я прочту отчет позднее. А
сейчас перечисли мне осн