заимные претензии аналогичным образом: "Ты  тоже  гусь!  Сам,  оказывается,
американец, а изображал из себя бедного родственника. А еще  племянник  тети
Любы!"
   - Это тот Сусанян или другой? - снова загундосил Борода.
   - Ага, тот, - выжала я из себя будто бы через силу.
   Борода сразу призадумался. Смекал, наверное, что "покалякать" с Ингой при
таком-то муже будет непросто. Ха, он еще не знал, до какой степени непросто,
ведь Инга-то в Швейцарии!
   Пауза затянулась. Все сосредоточенно  молчали,  а  Беляш  шумно  сопел  и
бдительно переводил взгляд с меня на Отто,  а  с  Отто  -  на  меня,  чтобы,
значит, мы чего не замыслили.
   - Ну хорошо, - наконец вынес вердикт Борода, - проверим мы твою  Ингу.  А
до тех пор ты тут со своим родственником посидишь под  домашним  арестом.  -
Борода зыркнул на Отто. -  А  это,  -  он  потряс  бумажником  новоявленного
американца, - я забираю, чтобы покрыть свои расходы. А что, родня  на  то  и
существует, чтобы помогать друг другу.
   Ну не сволочь ли, а?
   Я возмутилась:
   - Почему под домашним арестом? Я же все рассказала!
   - А ты такая глупая, не понимаешь? - изумился Борода. - Это чтоб ты  свою
подружку не предупредила и не подучила ее, как лучше врать, усекла?
   - Усекла, - пробормотала я. - А он? Он-то здесь  совсем  ни  при  чем!  -
кивнула я на Отто.
   - А он... Он составит  тебе  компанию.  Чтобы  не  скучно  было.  И  Лонг
составит.
   - А чего опять я да я? Пусть Беляш, -  заартачился  было  долговязый,  но
заткнулся, перехватив грозный взгляд Бороды.
   Борода больше ничего не сказал, а Беляш, который при мне ни разу  рта  не
открыл, сразу приступил к делу. Подошел к Отто и бесцеремонно ухватил его за
рукав. Наверное,  мой  американский  кузен  вспомнил,  как  это  делается  в
американских  же  боевиках  типа  "Двойного  удара",  и  попробовал  оказать
сопротивление. Только нашим Беляшам ихние Рэмбо на один зубок, Беляш скрутил
его в два счета, а  подоспевший  Лонг  заклеил  бедному  Отто  рот  скотчем,
приговаривая:
   - Этого свяжем и в спальню, пусть отдохнет на кровати, а  баба  здесь  на
стуле посидит. Я поспешила встрять:
   - Только рот мне не заклеивайте, честное слово, я буду молчать.
   - Не будем, не будем, - пообещал Лонг, но не сдержал слова.  Вот  и  верь
после этого бандитам.
 
Глава 31 
 
   Сидеть привязанной к стулу - казнь египетская. Подумать только, а ведь  я
давно грозилась устроить то же самое Петьке, если  он  будет  горбиться  над
тетрадками. Но заклеиваить рот скотчем я Петьке никогда не обещала. А зачем?
Из него и так слова щипцами не вытащишь.
   К примеру, я спрашиваю:
   - Что у тебя по контрольной?
   А в  ответ  мне  -  гробовая  тишина,  только  вид  у  Петьки  становится
подозрительно задумчивым.
   Я повторяю вопрос и получаю аналогичный ответ, и  так  до  бесконечности.
Еще раз пять я взываю к Петьке с тем же успехом, после чего зверею.  Начинаю
орать так, что у самой уши закладывает. Ору, а сама  думаю:  и  чего  я  так
надрываюсь, ведь это же непедагогично,  но  остановиться  уже  не  в  силах.
Кончаются мои воспитательные потуги всегда одним  и  тем  же:  наоравшись  и
окончательно сорвав голос, я  выпиваю  полпузырька  валерьянки  и  даю  себе
клятву, что впредь буду держать себя в руках. Петька, который  пока  я  ору,
тупо смотрит в учебник, преспокойно собирает ранец и спрашивает:
   - Ма, можно я мультики посмотрю?
   - Смотри, - отзываюсь я тихо и всепрощающе, будто со  смертного  одра.  Я
знаю, стоит заглянуть  в  Петькин  ранец,  и  мгновенно  выяснится,  что  по
контрольной у него пара, а домашнюю работу он, как всегда, не сделал, но мне
уже не хочется. И орать я уже не могу, поскольку охрипла.
   Отдавая себе отчет в Петькиной запущенности и понимая, что одним ором тут
не управиться, я даже пыталась штудировать специальную литературу, но первый
же   из   педагогических   талмудов   начисто   отбил   у   меня   охоту   к
самосовершенствованию. Его  маститая  авторша  уже  во  вступительном  слове
горячо убеждала читателей ни при каких обстоятельствах не кричать на  детей,
попутно замечая, что ей самой это никогда не удавалось. Дескать, у  меня  не
получилось,  так,  может,  у  вас  получится.  Ясное  дело,  после  подобных
откровений у меня напрочь отшибло желание воспитывать Петьку по-научному,  и
я по старинке ору на него не реже трех раз на день...
   ...Ой, вы только посмотрите, что делает этот долговязый нахал! (Это я про
Лонга, оторвавшего меня от  светлых  воспоминаний  о  пребывающем  в  Котове
Петьке.) Ест мои сосиски! А перед этим опять были яблоки! Еще  и  кетчуп  из
кухни приволок, устроился за Петькиным столом и включил телевизор. Прямо как
у  себя  дома.  По-свойски  пощелкал  пультом,  немного  посмотрел  МТВ,  на
бразильском сериале задерживаться  не  стал,  а  вот  конец  передачи  "Наши
соседи" досмотрел с удовольствием.
   Еще бы, такое-то пропустить! Там  как  раз  какая-то  молодайка  делилась
своим горем. Горе было весьма небанальным, под  названием  "Никому  не  могу
отказать". Вот и хотела бы, да никак, а эгоисты-мужчины этим пользуются  без
зазрения совести. Пришел, к  примеру,  сантехник,  прокладку  поменять  -  в
кране, не подумайте чего другого - и с ходу кувырк в койку.  Заглянул  сосед
за солью -  и  туда  же.  Забежал  школьный  приятель  сына-восьмиклассника,
хороший мальчик, начитанный, а сын как нарочно на тренировке  задержался,  и
опять бес попутал. "Соседи" из телевизора,  конечно,  наперебой  с  советами
лезут, кто чего предлагает, кто - к врачу обратиться, кто - пустить дело  на
самотек, а долговязый бандюга заржал как жеребец, уминая мои сосиски:
   - Дустом их надо, дустом!
   Тут безутешная молодайка с экрана  пропала,  а  ее  место  занял  ведущий
передачи, которого я намедни  лицезрела  в  музее  Сусанина  на  опереточной
презентации   вызывающего   изжогу   пойла   под   названием    "Сусанинское
патриотическое". И вклинился он, конечно, неспроста, а чтобы подвести  итоги
дискуссии, что свелось к пространной трескотне,  сколь  цветистой,  столь  и
бессмысленной, а завершилось непременным реверансом в сторону  спонсоров.  В
числе коих, представьте себе, был  поименован  и  Ингин  Покемон.  Надо  же,
раскошелился, отстегнул на дорогую передачу! Следом  пошел  рекламный  блок,
длинный, минут на  десять.  Чего  туда  только  не  втулили:  и  шампуни,  и
стиральные  машины,  и  колготки,   и   внедорожники   и..,   небезызвестное
"Сусанинское патриотическое"!
   В жизни не видела ничего глупее. Если моя челюсть  и  не  отвалилась,  то
только потому, что была плотно прихвачена скотчем. Сначала на экране  возник
реденький перелесок, потом мужик в зипуне и лаптях, ну  точь-в-точь  как  на
пивной бутылке. Мужик шел по  сугробам  и  выводил  басом:  "Эх,  дубинушка,
ухнем!" За ним медленно тащились закутанные по самые  глаза  фигуры  -  надо
понимать, польские супостаты, обессиленные долгим блужданием по  непролазной
чащобе, представленной на экране редким перелеском.
   - Отдохнуть бы... - заунывно молили замордованные польские фигуры.
   - Отчего же не отдохнуть? - хитро соглашался мужик в зипуне, усаживался в
сугроб и развязывал свой мешок. А оттуда как по команде  выскакивали  пивные
бутылки.
   Доверчивые  поляки  радостно  эти  бутылки  похватали  и  дружно  к   ним
приложились, не ведая, что расположились аккурат  на  краю  трясины.  И  вот
только они пиво-то распробовали, как  снега  под  ними  расступились,  а  из
образовавшейся полыньи вынырнули русалки в русских кокошниках  и,  повиливая
хвостами, всех до одного супостатов утащили за собой  в  пучину.  Такой  вот
"Сусанин-тур". Только мужик в  зипуне  на  поверхности  остался.  Важно  так
подбоченился, зажал в мозолистой руке заветную бутылку и грянул:
   - "Сусанинское" - пиво для настоящих патриотов!
   - Видала? - хмыкнул, обернувшись ко мне, Лонг. - Ничего рекламка,  да?  А
пиво - дрянь!
   Насчет пива я была с ним полностью согласна,  только  сказать  ничего  не
могла из-за скотча.
   - Ну, после водки оно, может, и  ничего,  -  со  знанием  дела  рассуждал
долговязый, посылая в рот уже шестую, по моим подсчетам, сосиску, -  ну  это
нужно не меньше литра на грудь принять. Точно!
   Чтоб ты подавился! Я заерзала на стуле. Все тело затекло, скулы ломило от
непривычной неподвижности. Сколько мне так еще сидеть, спрашивается? По всей
видимости, до возвращения Бороды с Беляшом. Скорее бы уж, что ли.  С  другой
стороны, где гарантии, что они нас с Отто отпустят?  И  вообще,  я  довольно
смутно себе представляла их дальнейшие действия. Ну, допустим, сунутся они к
Покемону и чего добьются? Покемонова охрана им враз кости переломает, вот  и
вся недолга. Беляш, конечно, жлоб  коллекционный,  но  с  целой  ротой  себе
подобных ему не справиться.
   Только не подумайте, что мне их жалко. Наоборот,  именно  такое  развитие
событий я и предполагала, рассказывая Бороде об Инге. Пусть колошматят  друг
дружку, на здоровье, только бы нас с Отто оставили в покое. Хуже,  если  они
заранее прикинут свои шансы и придут к  выводу,  что  к  Покемону  лучше  не
соваться. Что тогда? Боюсь, что при  таких  раскладах  дело,  скорее  всего,
кончится тем, что они снимут деньги с кредитки Отто, а нас, а нас... Что  же
они сделают с нами? Ох, не знаю, не знаю, только у меня отчего-то мурашки по
коже забегали. Неимоверным усилием воли я заставила себя не думать  о  самом
страшном и, чтобы хоть чем-то себя  занять,  стала  исподлобья  разглядывать
приставленного к нам долговязого. А он как раз  дожевал  последнюю  сосиску,
громко икнул и произнес мечтательно:
   - Пожалуй, я бы еще что-нибудь съел... Прямо  бочка  бездонная  какая-то,
куда в него только лезет!
   Прожорливый бандюга погладил свой живот и изучающе посмотрел на  меня.  К
чему бы такие взгляды? Может, собирается меня съесть и мысленно прикидывает,
сколько во мне живого веса?
   - Есть у тебя еще что-нибудь похавать? -  Вопрос  явно  адресовался  мне,
поскольку, кроме меня и долговязого, в комнате никого не было.  Но  как,  он
думал, я ему отвечу с заклеенным ртом? Все,  что  я  могла,  -  это  сделать
круглые глаза.
   Лонг задумался на секунду-другую, а потом содрал с моего рта скотч. Между
прочим, не очень приятная процедура. Я поморщилась и с ходу выпалила:
   - Могу пожарить картошку! Если развяжешь, конечно.
   - Хитрая какая, - сказал долговязый обжора и стал развязывать  мне  руки,
приговаривая:
   - Только рыпнись, изуродую, как бог черепаху.
   Через пять минут я уже чистила на кухне картошку, а Лонг стоял у меня над
душой, бдительно наблюдая, как я орудую ножом, и громко сглатывая  слюну.  И
это после килограмма сосисок!
   - А к картошке чего? - Лонг  в  двадцатый  раз  заглянул  в  холодильник,
раздувая ноздри. Будто вынюхивал, что бы еще сожрать, пока жареная  картошка
в проекте. А чего  там  вынюхивать,  ведь  все  уже  съел,  остались  только
полбанки майонеза да мазь от угрей, которую я заказываю для Петьки в аптеке.
Петька сейчас в Котове, и мазь давно просрочена, надо бы ее выбросить,  а  я
каждый раз забываю. - Так чего у нас к картошке?
   - В каком смысле? - Я  начистила,  наверное,  уже  полведра  картошки.  -
Выпить, что ли?
   - А что, есть? - сразу оживился обжора.
   - Нет, но, если надо, могу сбегать в магазин, - предложила я.
   - Не надо никуда бегать. - Лонг не скрывал глубокого разочарования.
   - Ну тогда из спиртного у меня только настойка пустырника.
   - Хрен с ней, с настойкой, - отмахнулся бандюга, - ну а  что-нибудь  типа
огурцов соленых или...
   - ..Яблочек моченых, - услужливо подсказала я.
   - Во-во, яблочек тоже можно, - воодушевился ненасытный гангстер.
   - К сожалению, не могу порадовать Ни тем, ни другим.
   Физиономия Лонга обиженно вытянулась.
   - Ну что за бабы пошли! Пожрать у них вечно нечего! А если  кто-нибудь  в
гости придет?
   Нет, вы видели наглеца, в гости он пришел! Давай, хозяйка, все, что  есть
в печи, все на стол мечи.
   Я  продолжала  с  остервенением  чистить  картошку,  а  Лонг  достал   из
холодильника майонез, намазал им кусок хлеба и съел. Постоял, погладил  себя
по животу, после чего соорудил еще один "бутерброд" и опять слопал за  милую
душу. Того и  гляди  Петькина  мазь  от  угрей  в  ход  пойдет,  с  таким-то
аппетитом.
   - Ну скоро ты там? Когда картошка будет? -  Покончив  с  майонезом,  Лонг
стал выражать неудовольствие.
   - Столько хватит?
   Лонг заглянул в миску, сморщился:
   - Ты жарь, жарь давай.
   - Сейчас,  сейчас...  -  Я  встала  на  табурет,  чтобы  достать  большую
сковородку, которой я пользуюсь редко, а посему держу на самой верхней полке
настенного шкафа рядом со сменными насадками от кухонного  комбайна.  А  им,
если честно, я не пользуюсь вовсе, поскольку более бесполезную  вещь  трудно
себе представить. Хорошо еще, что мне его  подарили,  а  то  ведь  некоторые
бешеные деньги тратят, чтобы купить эту импортную электрическую машинку  для
шинкования копеечной морковки. Да  где  эта  чертова  сковородка,  никак  не
найду...
   - Эй, ты чего там возишься? Шевелись, а то жрать охота, -  окликнул  меня
снизу Лонг.
   Именно снизу, потому что вместе с табуретом я была выше его  примерно  на
полголовы. Впрочем, он стоял, чуть  склонившись,  потому  что  заглядывал  в
банки с крупами в надежде разыскать еще что-нибудь мало-мальски съедобное. И
я со своего табурета имела прекрасную возможность обозревать  его  костистый
затылок и сильно оттопыренные уши.
   - Ишь, раскомандовался, - бормотала я себе под нос, нашаривая сковородку.
Ну кому это понравится: врываются в  твой  дом  без  приглашения,  лупят  по
башке, отнимают  деньги,  съедают  сосиски,  а  потом  тебя  же  обвиняют  в
негостеприимности.
   Ну наконец-то, вот и сковородка.  Ого,  а  я  уже  и  забыла,  какая  она
тяжелая. Это вам не  "Тефаль",  который  денно  и  нощно  думает  о  нас,  а
стратегический советский "чугуний". Такую сковородку лучше не ронять,  чтобы
ненароком не зашибить соседей снизу.
   - Чего ты там застряла? - Лонг перестал шарить по банкам для круп, поднял
голову  и   даже   попытался   инстинктивно   заслониться   рукой.   Поздно,
стратегическая сковородка с неумолимой необратимостью уже приближалась к его
зализанному темечку. Не проронив  и  звука,  он  шмякнулся  на  пол,  широко
разбросав длинные худые ноги. Уж не убила ли я его, часом?
   Я спрыгнула со стула и присела рядом с Лонгом  на  корточки,  по-прежнему
сжимая в руках сковородку. Живой, дышит, а на затылке - здоровенная шишка и,
между прочим, продолжает расти на глазах. Не теряя ни минуты, я притащила из
комнаты моток бельевой веревки, той  самой,  которой  прежде  Лонг  связывал
меня, и, не особенно церемонясь, повторила ту же процедуру с ним. И рот  ему
скотчем заклеила, между прочим, не без удовольствия. Пусть  на  своей  шкуре
почувствует, каково это.
   Потом обшарила его карманы.  Обнаружила  сотовый  телефон  и  две  смятые
пятисотрублевые бумажки, жирный кулек из-под жареной картошки и полпригоршни
засохших хлебных крошек. Все, кроме кулька и крошек,  реквизировала  в  свою
пользу: деньги - в порядке компенсации за Ингино портмоне, а  телефон  -  на
всякий случай.
   - Порядок. - Я сдула волосы со вспотевшего лба и уже собиралась подняться
с полу, как поверженный Лонг закопошился.  Пришлось  еще  разок  огреть  его
сковородкой и пнуть ногой для верности. Ненасытный тип сразу затих.
   Ну вот, теперь можно было отправляться в  спальню  -  освобождать  своего
американского кузена, пока Борода с Беляшом не нагрянули.  Мне  все  еще  не
верилось, что я улизнула от них во второй раз. Почти  улизнула.  Кстати,  не
подозрительно  ли  это,  учитывая,  что  я  родом  из  печально  знаменитого
Виллабаджо? А, как по-вашему? Лично я могу найти  только  одно  относительно
разумное объяснение данному феномену: в нежданном появлении на моем туманном
горизонте гражданина США Отто Кетлинга. Возможно, именно он  привнес  в  эту
затянувшуюся историю сказочный дух американских блокбастеров, в которых, как
известно, все рано или поздно кончается - чем-чем? Вот именно: хеппи-эндом!
 
Глава 32 
 
   Только я содрала скотч со рта Отто, как сразу же об этом пожалела, потому
что новоявленный американский родственник немедленно забросал меня вопросами
на чистейшем русском языке. У меня к нему вопросов было не меньше,  но  я-то
крепилась!
   - Потом, потом, - повторяла я, сражаясь с узлами на веревке,  стягивающей
его запястья, - еще успеется.
   А ему, видать, не терпелось донести  до  меня  свою  сугубо  американскую
точку зрения:
   - Да, говорили мне, что в России сплошная мафия, но чтобы  вот  так  вот,
сразу...
   Естественно, мне стало обидно за Россию, и я прошипела сквозь зубы:
   - Вот и сидел бы в своей Америке, кто не давал...
   - Они кто, твои дружки? - Отто, морщась, растирал затекшие руки.
   Смотри-ка, на "ты" перешел. Видимо, уверенность  в  том,  что  перед  ним
стопроцентная  русская  Сонька  Золотая  Ручка,  избавила  его  от  излишков
учтивости.
   - Ага, они мои сообщники, - с готовностью  подтвердила  я,  -  раньше  мы
вместе грабили и убивали, а потом не поделили добычу и немного  поссорились.
Ничего, еще помиримся, а там, глядишь, банк возьмем или самолет угоним,  что
подвернется...
   - Это серьезно?  -  Пришибленная  американская  физиономия  Отто  заметно
вытянулась.
   - Конечно, серьезно, - кивнула я, отдуваясь (Беляш связал глупого янки на
совесть). - Да у нас тут все такие. Народ в основном уже попривык, ничего не
боится. Ну разве что, когда  медведь  на  Красную  площадь  забредет,  тогда
переполох случается, это точно. Потому что неизвестно, чего от  него  ждать,
от медведя-то. Косолапый, он ведь долларами не  интересуется,  просто  съест
без долгих разговоров - и  поминай  как  звали.  Но  медведь  -  это  сейчас
редкость, ну, может, раз в неделю забредет, ну два, от силы - три...
   -  Понятно...  -  Маленькие  аккуратные  уши  Отто   слегка   порозовели.
Окончательно избавившись от пут, он встал на ноги и  немного  потоптался  на
месте, словно проверяя, не утратил ли способность передвигаться.
   - Ладно, пошли отсюда, - поторопила я его, поскольку в своих способностях
вязать надежные узлы была не слишком уверена. Оглушенный  сковородкой,  Лонг
мог в любую минуту очухаться, выпутаться и  сильно  затруднить  наш  с  Отто
тактический отход.
   Племянника тети Любы - долгожительницы долго уговаривать не пришлось, вот
только в прихожей, пока я снимала с вешалки ветровку, он слегка  замешкался.
Увидел торчащие из кухни ноги Лонга и спросил шепотом:
   - Что это с ним?
   Я отмахнулась:
   - Пал жертвой одного из смертных грехов.
   - Какого именно? - Эти янки такие дотошные!
   - Чревоугодия, - удовлетворила я его любопытство уже за дверью.
   - Отравился, что ли? - туго соображал буква-лист Отто.
   - Вроде того, - уклончиво ответила я, хотела вызвать лифт, но передумала.
Вдруг еще застрянет, хватит с меня одного печального опыта.
   Через два квартала от дома я в первый раз остановилась, чтобы отдышаться.
Молчавший до того Отто коварно воспользовался этой минутой, чтобы обрушиться
на меня с новой порцией вопросов, от которых я кое-как отбивалась, пока дело
не дошло до советов.
   Совет номер один звучал следующим образом:
   - Нужно обратиться в органы правопорядка.
   - Нет, только не это! - выпалила я.
   - Почему?
   - Почему-почему... - повторяла я, ловя себя  на  том,  что  начинаю  тихо
ненавидеть этого бедолагу, за каким-то чертом нагрянувшего в  Россию  и  тем
самым сильно усложнившего мою и без того нелегкую жизнь. Чувствую, зря я его
развязала. - Да потому, что у нас кругом мафия, ты же сам сказал! В  милиции
тоже  коррупция.  А..,  а  иностранцев  вообще  не  любят,  запросто   могут
куда-нибудь услать. В Сибирь, например.
   - Да ну? - не поверил Отто. - Но они же украли мои деньги и мой паспорт!
   - Вот именно