А по будням там дождь, дождь,
     А по будням там дождь, дождь
     А по будням там дождь, дождь,
     А по праздникам... дождь!

     Всегда они различали -  кто какого  роду- племени. И в пору моей юности
после бесконечного просеиванья, прочесыванья этого города кровавой расческой
(последние  коренные  питерцы  перемерли в блокаду -  им, НЕВАЖНЫМ людям  не
выпало  ни пайков,  ни эвакуации), -  опять МОИ  выжили  лучше - дедушка вот
вовсе убежал в 47-м. Убежал из "Вечерки" в Мурманск, штурманом на селедошный
флот и до 53-го пахал на ледяной каторге - но за зарплату и, зная, что  дети
не  в детском доме, а дома - на  Моховой.  А моряком он уже давно не был - с
24-го:
     - Партия дала мне в руки перо!
     На войне он, конешно, опять воевал изо всех сил и  высаживался прямо на
эту самую МАЛУЮ ЗЕМЛЮ с морским десантом.
     Отчего и умер впоследствии, когда ему было 74 года. Это вышло вот как:
     В 72 он стал капитаном спасательного катера в питерской
     команде водных скутеров, они там все время
     опрокидываются на соревнованиях и их надо вылавливать.

     В общем,,  поехали  они на  соревнования в Сталинград,  и  дед встретил
моряка,
     с которым тогда ходил в  этот  морской десант. И сели они выпить и пили
десять
     дней.
     А  потом он приехал домой - счастливый - наша команда всех победила, на
следующий день  утром вышел за газетой,  встретил соседа - тот рассказал ему
анекдот, дед вернулся, стал рассказывать этот анекдот бабке  - рассмеялся  и
умер. В одно мгновенье. Не факт, что такую смерть посылают святым - им может
и мучительная полагается,  но я  уверена, что такую дарят  -  только  чистой
душе. Каждый, наверное, о такой мечтает.
     Он  так и  остался  для меня  идеалом мужчины - мой  худой,  похожий на
беркута революционный  дедушка.  Я знала, что надо за него отвечать - только
не знала что  ответить. Я вообще растерялась  от этой гражданской войны, так
вплотную подступившей - это друг друга  они  не любили, а меня то они любили
все  подряд, и я их в ответ - всех подряд, не разделяя на наших и не наших -
и  всеми  возможными  способами  -  от минета  до  эпистолярного романа,  от
групповухи до Светлой Братской  Любви. Я умудрилась  почти ничем кроме любви
до  30  лет  не  заниматься,  все  остальное  (фильмы,  спектакли,  картины,
песни...) делалось между делом  и являло собою некий жмых - отходы основного
- любовного производства.
     В  основном  любила  я (как настоящая героиня  настоящей  антисемитской
прозы) гениев русской культуры. И захватывала их  в плен! Как впрочем, и они
меня. Когда любовь перетекала в нетелесные формы, происходил обмен пленными.
Еще немножко я любила местечковых евреев - за родственность и голубые глаза,
иногда казанских татар, сибирских латышей, обрусевших украинцев ну и донских
казаков само собой.
     Этим  в   моем  круглом  мире  завершалось  слово   "Русь",  которую  я
единственно  и  любила  всегда,  по  завету дедушки,  который в 17-м году  с
оружием в руках ... трофейная моя Русь.
     Меньше  всего  перепало от меня  любви  дворянам и питерским  еврейским
интеллектуалам - эти мне всегда казались не мужиками, а мальчиками - у них и
дружить получалось между собой, и я с ними дружила, а влюбляться не могла  -
на них одинаково лежит печать вырождения: талант, слабость и мечтательность,
и похожи они  друг на  друга - князья и  потомки древних мудрецов, а  я то -
полная дворняжка! Земляная - деревенская - первобытная. Если я с таким лягу,
моя душа - грубая, его нежную душу - заспит.
     В общем,  все эти  разговоры  велись  именно со мной.  И Ромка  Смирнов
именно мне кричал:
     Я - русский человек! Обьясни, почему я должен работать в русском театре
у жида Додина?
     Ромка был красивый - полу-цыган и пел чудно, а работал он режиссером. В
театре. У жида Додина.
     Жид-Додин   должен  писаться  через  черточку,  как  Змей-Жидовин.  Это
вероятно и  есть один и тот же персонаж. И он бедного Ромку - к себе в театр
заманил  и мучил. Репетиционным  процессом. Жид-Додин  перепутал -  посчитал
Ромку за Иван-царевича - то есть человека, берущего свое трудом и смекалкой.
А Ромка - классический Емеля - он любит чтоб на печке - и быстро. На эмоциях
и на обаянии. Иногда еще храбрость участвует.
     Главного Емелю  русской истории - Гришку Отрепьева народ не уважает. Не
пишут о нем  романов, не снимают кино. Только Марина помянула его, пишучи  о
Марине:


     В маске дурацкой лежал
     С дудкой кровавой во рту
     Ты - гордецу своему,
     Не отершая пота...

     Жалко, что про Гришку  не снимают кино, Ромка гениально сыграл бы его -
себя. И стало бы понятно - почему толпами сдавались, почему впустили поляков
на Москву.
     Так они  и  бьются  по сей день -  Емеля с Жидовином-Змеем. За Россию -
любимую Невесту. А я уж и не пойму -  сама-то я - жидовинская дочка, которая
влюбилась и вынесла ключ от темницы?
     Не  влюбилась  и  не вынесла.  Тогда, все это  слушая, увидела  за этой
сказкой много  чего интересного. И даже  Германию  тридцать  третьего  года.
Схватила  дите,  и  валить  отсюда  подальше.  Ладно, если тетя не  приедет,
останусь как дурак с чистой шеей...
     Ромка принес  ко мне  гитару  Башлачова,  и две  недели  она  стояла  в
комнате. Пару раз они звонили с Башлачовым по-русски, с угла - хотели  зайти
- познакомить нас, а я была занята  чем-то,  а потом Башлачов взял и вышел в
окно.
     А мы оба уехали на Запад  и там мне  пришлось стать  русской - там тебе
давали деньги  за  то, что ты еврей, могли целый год давать, а мне через три
месяца перестали - потому что  я сказала, что еще не нашла своего  Бога и не
решила куда же мне идти - в синагогу  или  в православную церковь  - возраст
еще такой - 30  лет -  можно  думать  над этим и  дальше. Ведущий у меня был
хасид, и он нас с Полей немедленно после этого от денег отлучил. Слава Богу,
уже львовские хозяева были. А я никуда не ходила еще долго - лет пять, потом
все же  стала ходить  в русскую церковь - совсем  маленькую,  куда ходят все
художники, поэты, выкресты и прочая шелупонь и на крестный ход шепчутся, как
в деревне, (или как в синагоге):
     Глянь-ка, Машка вона - с мужиком пришла и платок новый...
     А Ромка в  Германии  стал  еврей (так  он  пишет  в своих мемуарах -  с
немного виноватой обаятельной своей улыбкой - ну понятно же, ребята - Запад,
бабки, тяжело в общем,).
     Из-за  тебя,  сука, я  прожила  тринадцать лет  в  Америке,  и  со мной
случилось, все, что случилось.
     А ты поиграл год  в Заграницу и вернулся. Теперь я тоже вернулась, и мы
мирно  гуляем  по  каналу  Грибоедова  -  оказывается,  мы  друг  по   другу
соскучились. Что тут скажешь?

     Уж если ты, бродяга безымянный
     Смог обмануть чудесно два народа,
     То должен быть, по крайней мере,
     Достоин своего обмана...

     Все  мы нынче  и Змей  и  Невеста. Напиши мужскую  историю  про  Гришку
Отрепьева, а  я - женскую про Парашу Жемчугову. Пусть снимут кино и поставят
спектакль.

     Там, в Америке я видела другое - я  видела русских  женщин - "еврейских
подстилок", которые сначала принимали на себя все, что  было за это положено
тут - увольнения с  работы, сидения в отказе, издевательства в Овире и т.д.,
а потом там -  в Хеасе - гордо  доставали свой  нательный крест  -  и прощай
Найана с ее деньгами, бесплатными курсами и ортопедическими матрасами.
     - У нас - только для евреев, а вам - в Толстовский фонд - там  денег не
дадут, но иногда могут выдать шкаф или табуретку.
     И шли они мыть полы, пока другие шли на курсы английского.
     Единственный комментарий - у всех этих теток  - все в Америке сделалось
хорошо - и с деньгами, и с любовью, и с детьми. Господь их все же разглядел.
Нужно об этом сказать, не плачь по ним, Россия.
     Меня редко спрашивают,  почему, я уехала. Разве что Митьки иногда. А  в
основном спрашивают - почему вернулась.
     - Совсем что ль спятила? В  Питер! Нет, ну  в Москву -  это понятно, но
сюда, в болото!
     - "Чего сидишь, чего сидишь?" Живу я тут!


     Пушкин  упал, и  Яблоко  упало.  Осталась  одна Курица -  подозрительно
похожая на самолет. Вот мы и полетели. Теперь  через 13  лет, я уж знаю чего
кому отвечать. Для этого нужно  было  прожить 3  года возле самой  большой в
Америке   русской  библиотеки,  там   было  и   все  дореволюционное  и  все
эмигрантское  и  три  года  слушать  и  слушать эти  голоса  мертвецов  - на
рассыпающейся под пальцами желтой бумаге.
     Почему мужчины ищут ответа на все вопросы в философии?
     Почему  они  так уверены что  Фуко,  Хайдеггер, Будда или  свод законов
династии Дзынь -  помогут  им  разобраться в том,  что  же случилось  в селе
Горюхине или в городке Верхнее Подвздошье в 1918-м году?
     Нет, помогут только голоса из-под земли - ТОЙ САМОЙ, а они есть, и их -
несметное множество.
     Три  года  я жила  неработающей женой  профессора-слависта  в  Мид-вест
Индиане  -  американской  глубинке, в 15-и милях  от центра Ку-Клукс-Клана -
Мартинсвилля. Это с моей-то неарийской физиономией! Вот повезло!
     Там Америка из пьес Сэма Шепарда - ихнего Чехова. Там фермы, на которых
не только  отцы ебут  дочерей, но и мамаши, сыновей, потому  что вокруг - на
много миль - никого, только иногда заедет пастор, тогда его тоже ебут. Потом
детей-внуков душат и закапывают на заднем  дворе.  Вокруг  - нищета.  "Белая
шваль" так это обычно переводят.
     В баре они набьют тебе морду, если у тебя черные глаза  и волосы, не за
то,  что  ты  - еврей, (нет, ТЕ - с двумя головами, они забрали все золото у
народа  и живут в страшном НЬЮ-ЙОРК ГОРОДЕ,  в  котором мы никогда не были и
даже  пролетать над ним боимся.) Нет, тебе начистят  чайник за то, что ты  -
ближний враг - реальный "католик-итальяшка". Все живут  в трейлерах и  все в
клетчатых фланелевых рубашках. Это - Шепард.
     После  Индианы понимаешь, что нью-йоркская  "Черная шваль" - это просто
тихие зайчики.
     Есть еще Техас - тамошние казаки.
     (Глухие  заборы,  злые  псы и  кружку  воды  выносят  на  ржавой  цепи.
Ненависть к каждому, кто говорит с каким  бы то ни было,  акцентом -  даже с
акцентом соседней губернии). Оказывается  все это отлично можно  устроить  и
без заборов, и без псов. Мы однажды потерялись с мужем в маленьком техасском
городке,  подъехали  к какому то дому - дорогу спросить, и  дядька выбежал с
ружьем, щелкая  затвором.  Хорошо у меня  реакция мгновенная - я  окошечко в
машине закрутила со скоростью света и заорала, как резаная:
     Дави на газ!!!
     Эти гордятся:
     - Америка - это мы!
     И вполне  по праву.  Крепкая кость - как и наше казачество. Да, и тем и
другим есть, чем гордится. Но гордость  - родная сестра гордыни, а гордыню -
христианский Бог, которому молятся и те, и другие - не шибко жалует...

     В Индиане, в университетском городке Блюмингтон находится самая крупная
в Америке  русская библиотека.  Мой дом был  в 10-и минутах  ходьбы от  нее.
Наверное, поэтому  и машину водить не выучилась -  в супермаркет мы с дочкой
ходили пешком, дочка придумала связывать  целлофановые мешки по  две штуки и
вешать на плечи  - оказывается это старый деревенский  способ, а больше  мне
никуда было не нужно в этом городке - только в библиотеку.

     Вот оно - знание, ответы на все вопросы, голоса из-под земли, из-под
     МОЕЙ русской земли - они были рядом; вышла из дома и через 10 минут уже
слушаешь крик, стон или неторопливый рассказ...
     Вот питерский профсоюз железнодорожников - одна из последних,  яростных
попыток несуществующего рабочего класса все же осуществиться.
     Вот продотряд  -  во главе двоюродный дедушка, он "за хлебом для  детей
питерских рабочих", он почему-то твердо уверен, что если голодать будут дети
не в Питере, а в деревне Малые Хренки, то в мире от этого прибавится счастья
и справедливости. В результате, дети поумирали и в деревне, и в Питере, да и
своих детей двоюродный дедушка не уберег.
     А вот - Батька Махно идет себе по Парижу:
     - Месье, купите марионетку!
     Он, оказывается - Папа Карло!
     И Русский Париж шел, плача, за его гробом.
     А  убийцу Петлюры, оправданного прямо в зале суда,  вынесли  на руках и
забросали цветами. Тоже Русский Париж. А из телевизора, учебников по истории
и  прогрессивного фильма "Россия, которую мы потеряли" смутно представляется
что "Махно-Петлюра" - это некое общее неприятное животное о двух головах.
     Вот  "  Красная  книга"  -  донской казак  написал  историю  погромов в
Гражданскую  войну,  и  Господь пожаловал  его за это  смертью  от старости,
редкость для  того поколения - дар Господень чистой душе, а может он денно и
нощно мечтал о смерти - там в Париже?
     Вот  мой дед  - красный матрос,  еврей,  атеист -  учит меня семилетнюю
молиться Николе Морскому:
     - Святой Никола внучку русского моряка никогда в беде не бросит!
     ...И  бросала его молодость  на  кронштадский  лед.  А других на "Белую
лошадь" и "Красную горку".
     Все уже мертвы, и победители  и побежденные,  но нам издали если что  и
видно - то только  кровь, а любовь уж вовсе не разглядеть. А из-под  земли о
любви говорят не меньше, чем о крови.
     Я прочла  не  только  печально известное  тем, что его никто не осилил,
"Красное колесо",  (и еще  больше прослыла городской сумасшедшей, утверждая,
что это  замечательная книга  - о любви;  смеются, а ведь на всей земле,  до
конца дочитали, только я да Дора Штурман, учительница-пенсионерка из Израиля
- говорят, есть еще какая то Ленка в Париже - надо бы с ней списаться), но и
все источники, коими пользовался  Исаич. Все  эти стоны из могил впечатляют,
но сантиментов  лишают начисто: уже ни  над кем не  заплачешь - от излишнего
знания перестаешь видеть  малые слезки -  все выстраивается  в одну огромную
мозаику, которую укладывает кто-то с умыслом и четким рисунком, в результате
своих ученых штудий, полностью в  идею этого рисунка въехала и теперь отвечу
за козла, каждому, у кого найдется хотя бы полчаса -  послушать, но человеки
в результате, превратились в моем сознании в цветные кусочки смальты - и как
же их теперь пожалеть?
     Вот   и  приходится  жалеть  только   ближнего  своего  -  кто  поближе
подвернется - изблизи хорошо видать,  что это не божье стеклушко, а напротив
"хьюмен бин" - человечья фасолина.
     Одним словом, обнаружив, что Родина  у меня трофейная и  язык - тоже, а
сама я происхожу  из рода зверских завоевателей,  я решила дедовское занятие
продолжить, но Америку завоевывать было неинтересно, потому что она - на все
согласная - ее не  надо закидывать на  лошадиный круп - вот она лежит  перед
тобой, по  крайней мере, к  Америке я  явно  опоздала. Главным завоеванием -
Землей Обетованной так и осталась Россия и совсем уж было горько оттого, что
в Америке ее  нету.  Тогда  я решила попытаться  ее вырастить - вырастить из
слов - из ничего - но так колдовство и происходит. В общем, так вышло, что и
мне пришлось выскочить из  окопа в  некую метафизическую атаку,  а уж СВОИ -
они  всегда СВОИ, и на этот раз не  пожалели патронов на мою спину.  В конце
концов, метафизические эти патроны привели к физическим ведрам, полным  моей
крови - я так  думаю, что ведра три набралось -  может и больше, чем вытекло
из дедушек за две войны...

ЛАМПА.
     Но это все было еще  впереди,  а в тот  момент -  мне показалось, что я
счастлива - вот опять выстроился мой - Правильный Эмигрантский Домик:
     Я -  "дизайнинг вумен" прямо в  таком черном плаще, как  в телесериале,
дочь моя  в Школе искусств учиться на певицу, квартира - чудесная, в хорошем
спальном районе, и бойфренд у меня - а вот он, пожалуйста! Роскошный мужчина
с седыми усами - два метра росту, и сам он тоже  дизайнер, и хата у него  за
углом  от  моей  работы, в  самом, что  ни на есть сердце этого  города  - в
Мидтаун. Для легенды моего благополучия - все годилось.
     В Мидтауне было несколько таких одиноких успешных красавцев и всем я им
по очереди нравилась - просто  потому что умела одеваться - нормально  - все
они были  полу американизированы, и  с одной  стороны, их  тянуло к  русским
женщинам, а  с  другой, почти  никого  из  русских нельзя было  привести  на
американское скучнейшее  "парти", а  на этих  "парти"  и шла  вся  центровая
Раздача  Пирога. У большинства наших девушек - неистребимо неправильный вид,
если говорить о моде нью-йоркских монстров Яппи. У них особый стиль, и я его
быстро усвоила, потому что он - классный, так же как и япповская еда.
     Яппи - это вообще натуральные люди-роботы.
     Спят они часа по 4 в  день, с утра съедают "таблетку счастья", "прозак"
называется, и целый набор витаминов: аппетит, желудок, хуестой, пиздожелание
и т.  д. Само ничего не работает - все постепенно  заменено, как у Железного
Дровосека. При этом они не все педики, много разнополых натуралов, (если это
слово хоть как то к ним можно применить!)
     Вообще- то  этот  Манхэттенский Нью-Йорк  -  это не  Город  Победившего
Пидара, это  Город  Победившей  Женской Идеи,  и  в результате этой победы -
Город  Андрогенов,  ведь  победив Мужскую  Идею, Женская, немедленно  и сама
скончалась. Наверное, Берлин 39-го  был  Городом  Победившей Мужской Идеи  -
трудно  сказать,  что является более  НЕЕСТЕСТВЕННЫМ  зрелищем,  но  все же,
Нью-Йорк не столь злобен и агрессивен, и там на окраинах -  у эмигрантов еще
теплиться какая то человеческая жизнь.
     Я  уж  не говорю  о  диссидентском  антияпповском  движении - растет  и
множиться движение  людей, которые обьявили этот  очередной  Эксперимент  по
установлению счастья, провалившимся и называют любимую страну: "Концлагерь с
усиленной кормежкой и принудительным  "шоппингом", но такие вот и сбегают из
центра в Квинсы-Бруклины, а  то и вовсе в Мэны-Вермонты. А в городе сплошной
Яппи-бал.
     С  любовью  у  них все  сложно. Такой  расклад: с Яппи-бабами не  живет
никто.
     Это  невозможно.  Они  злые как  собаки,  некрасивые и  не  знают,  что
макароны надо кидать в кипящую воду.  Морщинами они покрываются годам к 30-и
и  это   при  непрерывном  хождении  ко  всяким  косметичкам,  парикмахерам,
психоаналитикам и т.д.  - они  ведь  все  свободное время должны  тратить на
покупание чего-нибудь.  В  общем, бабы ихние - живут  с вибраторами и это  -
целая культура. Однажды мои друзья, пожалевши мое одиночество, прислали  мне
каталог. Мы с Иркой его долго изучали - там был хуй  "Лебединое озеро", была
еще   такая   Бабочка  -  целая   машина,  в  которую  вставляется  женщина,
прикрепляется ремнями, и машина ласкает ее всюду, куда живой мужик и достать
то не может! Больше всего нам понравилась реклама на обложке:
     " С НАШИМ ОБОРУДОВАНИЕМ ВЫ СМОЖЕТЕ ИМЕТЬ ДО 160-и ОРГАЗМОВ В ДЕНЬ!!!"
     Для  мужчин  там тоже были  всякие  штучки  и резиновые  красавицы,  но
мужчины  - даже  если  они  Яппи,  предпочитают  живых  и вообще,  например,
жениться и  размножаться.  И они себе  живут  с желтыми бабами - кореянками,
китаянками, вьетнамками и японками. Эти "ориентал вумен" отлично вписались в
Яппи-Бал,
     я только  никогда  не могла  понять, с кем теперь  живут  их  азиатские
мужики -  ну может их просто меньше  родилось, или меньше  приехало. Азиатки
дико стильные, женственные и достаточно мягкие - в общем,, вот такой альянс.
Конешно  Яппи  мечтали бы жить  и  с русскими, и с испанками (так зовут всех
латиноамериканцев - "испанцы", как и всех россиян -  "русские", по языку), и
с негритянками - но все эти бабы  в массе своей живут только со своими - так
принято.
     Из  всего  этого  ясно,  что  у  русских  красавцев,  попавших  в  этот
монстро-мир и сделавших  в нем карьеру есть проблема, как добыть себе пизду,
приятную и  душе и  телу и  пригодную, для вывода  в  свет. Я помню  рассказ
одного такого:
     - Конешно я ее бросил, я  ее привел в хороший дом на Бликер, а эта дура
- шубу до пят напялила,  как будто