овника.
     На Караванной - пять.
     А на Конюшенной так и вовсе - СЕМЕРО!

     На  Конюшенной  я нынче  проживаю,  а работаю, как  положено  еврейской
старушке, редактором в дамском  журнале и совсем не мечтаю о  любви,  потому
что, чего ж тут о ней мечтать? Тут - везде любовь.
     Она лезет в  двери и в окна, от нее надо отмахиваться, как от  комаров,
все время стряхивать чьи то  лапы со своих  плеч или колен,  закрывать окна,
чтобы не  мешали  спать  любовные  песни,  все  время  следить,  чтобы  тебя
кто-нибудь  нечаянно  не  СКЛОНИЛ,  бабы  тут ходят в синяках  - побитые  из
ревности, мужики в шрамах - полученных в пьяных драках из-за баб,  по  улице
идешь - обрывки разговоров - все о любви:
     ...Что же ты, зараза,  бровь  свою подбрила и надела, поял,  синий свой
берет...
     ...Тут  взяла  я  в  рученьки  топор,  размахнулась...  ой,  чего  ж  я
заболталася, ни к чему весь этот разговор....
     Это потому что лето и Белые ночи.
     А уж как наступит октябрь!
     Тогда уж вовсе нечем заняться кроме любви -  зимой то в этом городе нет
света с утра до вечера и с вечера до утра.
     А денег в этом городе тоже нету.
     И светская жизнь в упадке.
     А уж славы в этом городе и подавно не огребешь.

     И только  РУССКАЯ  ЛИТЕРАТУРА  живет  тут круглый год - дует  ветром из
подворотен,  пробегает  чумными крысами по  мостовым,  катается Яблочком  по
блюдечку, кудахчет Черной Курочкой под ножом, выскакивает  Пушкиным из Ящика
Пандоры, как черт из табакерки. Русская литература, которая все про  любовь,
да про любовь...
     Все мы тут больны  любовью и можно назвать это место лепрозорием,  но я
предпочитаю гордое слово - ФОРТ, и поскольку кроме любви и литературы, у нас
имеется  Судоверфь и  три  завода -  Пивной,  Хлебно-шоколадный  и Кефирно -
молочный, то есть надежда, слышишь, дедушка - русский матрос, и  ты - Никола
- русский Бог, слышишь, ЕСТЬ НАДЕЖДА, что этот мы этот форт - удержим. И еще
куда-нибудь сплаваем, а иначе Судоверфь - то зачем?
     Город Питер. 2002. Большая Конюшенная.