ила соседей - купить для меня
маленький  ксерокс. Издательство "Джульетта  и  Духи", уже  существовало, но
ксерокса -  своего  - не  было. Вообщем я подъехала к  столу  на  этом своем
инвалидном  оффисном  кресле  и  стала  делать  книжку. Не  помню  -  какую.
Наверное, был такой отходняк  после всех этих таблеток, что плохо соображала
- какую. Да и неважно.

     А Звонарев - точно проходил  в моем лофте,  альтернативную  службу - по
всем правилам - санитар в госпитале.
     Да и роман наш - это чистой воды - АЛЬТЕРНАТИВНАЯ  СЛУЖБА. Все в той же
любовной армии. Потому что любовь - она много где бывает...
     Нет  я  совсем не против  счастливых спортивных молодых людей,  которые
ищут любви  ТОЛЬКО  в человечьем мясе,  храбро  спускаются за нею  в  Пещеру
Вагины или мужественно взбираются на Пик Фаллоса. Конешно,  это правильно, и
конешно там - тоже любовь.
     А  я просто  рассказываю  о том,  что  есть еще множество мест, где она
гнездиться потихоньку.  Кто-то  высыпал  ее  однажды  в  мир,  опрокинул как
коробку спичек или леденцов. И теперь мы ползаем на коленях - собирая...

     А в русской армии Альтернативную службу все же ввели. Совсем недавно. И
все  ругаются. Четыре  года и  не дома. Четыре года  - это конешно долго.  И
опять же - я - мать дочери, а не сына.
     Но если раньше я могла сказать точно, что ни за что сына бы не отдала в
армию, то теперь не могу. В Альтернативную службу - служить вот так, - может
и отдала бы.
     В госпиталь. В Санитарный поезд. В Санитарном поезде служил Вертинский.
     Это  - служба. Кровь, грязь. Ведра.  Но невозможно  считать эти  годы -
выкинутыми из жизни. Каждая минута, когда ты помогаешь больным и сирым - она
не зря.
     Там тяжело в госпитале - я однажды работала - полгода. Физически тяжело
- надо переворачивать. Мыть. Но  для души -  что же  может быть лучше? И эти
мальчики - они там хуже не станут - вот ведь что ужасно в армии - разрушение
души. Разрушение - опускание - петушение.
     Потому что надо взять  людей - не могущих  убивать и сделать  из них  -
могущих.
     Я все понимаю,  но  вот - такая армия должна быть наемной - однозначно.
Это - без меня.  Без  моего метафизического сына. Я совершенно не верю в то,
что завтра - вражеский сапог... и так далее.
     А  госпиталь - это  госпиталь. Даже  если и четыре  года -  четыре года
служения - милосердию...
     -  Иди  ты, Юля,  на хуй со  своим  метафизическим  сыном!  Мы -  своих
физических...

     Так  скажут все мои подружки - Бедные девушки. Все равно. Я считаю, что
Альтернативная  служба -  это  альтернатива.  Некий третий  путь.  Иногда  у
мальчиков бывают еще и отцы. И они  боятся,  что вырастет "маменькин сынок".
Да я и сама не люблю маменькиных сынков. Мои - кавалеры - они вон все прошли
эту кошмарную армию. А лучше бы - госпиталь.
     Нет, в госпитале маменькиным сынком не останешься!
     Одна из моих песен так и называется:

ГОСПИТАЛЬ.

     ...  Алеша  уехал, а тут как раз январь  наступил. Я сидела на диване и
думала о деньгах.
     Ну,  что  вот сейчас придет дворник Шамир и попросит заплатить  рент за
весь год. Потому что мы весь год  - не платили. Там  что-то случилось, и нам
ни разу не пришел счет. Долгу было уже тысяч семь, а денег в банке - баксов,
эдак семьдесят... да еще Алеша уехал.
     Я думала  о деньгах и о  поэтах.  Даже не только  о поэтах  -  о всяких
писателях, художниках -  сколько же у них  в письмах всегда - о деньгах!  От
Пушкина  до  Ван-Гога.  Бесконечные  долги.  Прокрадыванье  мимо  квартирной
хозяйки. Попросту голод... и какое я имела право связаться с Алешей? Я что -
из таких женщин? Которые  Жанна  Эбютерн? Или  Вера Набокова?  Которые могут
вязать шапочки? Или стучать на машинке в конторе с девяти до пяти?
     Нет, это  не я. Я не такая Бедная  девушка. Я -  лентяйка и эгоистка. И
жили  мы так хорошо  и спокойно, потому что нам ни разу  не пришел  рент.  И
зарабатывать нам с Алешей надо  было только  на  Курицу,  Яблоко и стаканчик
"Пушкина"  в  баре на углу. И  можно  было  ходить к старой  армянке,  брать
текстиль и дома не, напрягаясь, рисовать.
     А вот сейчас придет  дворник. Алеша уехал, денег  нет.  Вокруг - лофт -
мастерская  с  его скульптурами. Господи, ты ж  говорил - "не бери  на себя,
чего не можешь". Господи, что же мне делать? Что же мне делать, Алеша?
     Вспомнила алешины стихи про Пушкина - самое начало:

     ...А я - пустое дело гневаться
     Хотел и думал рассердиться
     Но что-то сердце нынче ленится
     И чувству в такт не хочет биться...

     И стала Алеше отвечать:

     А ты - пустое дело гневаться
     Хотел и думал рассердиться
     Но вместо бляди - вышла девица,
     А вместо бандерши - сестрица

     С таким венцом как на коришневых
     Войны германской фотоснимках
     С таким лицом, что тело лишнее
     Когда снимаются в обнимку

     Тут вместе - писаря и гении
     А Бог забыл очки в кармане
     Идет германец в наступление
     Ему не важно, он - германец.

     Он был тогда в атаке газовой
     Он был еще на черной речке
     Прикрыт гандоном одноразовым
     От нашей кожи человечьей

     А тут не тыл, тут только госпиталь
     Тот, полевой, где нету морфия
     А он - живой, ты слышишь, Господи?
     Хоть ты его заждался, мертвого.

     Они - от Байрона до Пушкина
     Идут встречать собрата нового
     Чертог горит, и стынут кушанья...
     А он - живой, да забинтованный.

     Да, он живой, ты слышишь, Господи?
     Он выжил по недоразумению.
     Знать писарь - в Рай, а этот в госпиталь...
     Идет германец в наступление.

     Идет германец - не качается,
     В медвежьем шлеме с песьей мордою.
     А у меня - бинты кончаются!
     И доктор пьян!
     И нету морфия....

     Все  любят  эту  песню. И называют почему-то "Германец". А она вовсе не
про германца, а про госпиталь.
     На следующий день  дворник и вправду пришел. Он  сказал, что в  конторе
потеряли ящик с бумагами. Мы и еще человек десять. Никаких долгов, но если я
согласна немножко заботиться о нем...
     Двести и не копейкой больше! (НАСТОЯЩИЙ рент был шестьсот).
     И даже не  обидно  было давать эти двести.  У дворника  - три дочери на
выданье.  Так мы  все прожили  еще  четыре  года.  Я  за  это  время  успела
издательство  организовать.  Когда  рент такой крошечный, (для Америки - это
крошечный) - можно столько всего сделать...
     Жалко только,  что  Алеша  -  главный герой этой  песни -  уже  не  мог
вернуться обратно в лофт.
     Вот что с ним произошло.

     Жили мы мирно и счастливо почти год, а через год Алеша собрался в Париж
- навестить родных. Собрался на месяц, а вышло - навсегда.
     Американцы  не  впустили  его обратно  за  Злостное  Нарушение Визового
Режима  с Особым Цинизмом.  Выяснилось, что он просидел  в Америке  супротив
своей  визы целых шесть месяцев. Это, конешно - беспередел. Сашка Бродский -
просидел  лишний месяц,  и его простили, тем  более у него тоже была справка
что - гений (от Галереи Фельдмана).
     А Старец Алеша - шесть месяцев, без ни хуя справки - не простили его.
     Все вышло  то из-за хорошего  знания  английского - Алеша понадеялся на
него и  прочел  в своей визе, что  она - на год. А там было написано, что на
полгода, просто можно воспользоваться этими полугодами в течение года.
     Как я убивалась - не буду рассказывать. Звонила президенту Клинтону,
     ( с заместителем его Гором разговаривала!), ходила к народному депутату
Фернандесу на  прием,  справки,  что Алеша  гений  взяла  -  у  Барышникова,
Евтушенки,  Растроповича.  Еще у Вовы  Радунского  -  потому что он художник
американской детской  книги и его показывали в передаче "Улица Сезам". Алешу
все  любят  -  все с  радостью  справки дали. И батюшка  наш  -  отец Михаил
написал, что Алеша - БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ.
     Один  только  Эрнст Неизвестный почему-то отказал. Я эту папку всегда с
собой носила. иду однажды - навстречу Эрнст. С собачкой гуляет. Я к нему.
     Голубчик, как я Вас кстати встретила! подпишите, что ль справочку!
     Не могу.
     Как же  так? Он ведь товаришь тебе! Гляди, пропадет парень ни за грош в
Париже этом.
     Сказал - не могу! Я уж семерым подписал. На меня Налоговое Управление
     наехало,  говорят,  что-то  много  ты развел русских гениев,  лейтенант
Неизвестный Эрнст.
     Так и  не  подписал.  А  в  атаку  первым  вставал  из  окопа... Неужто
американское  Налоговое Управление  пострашней немецкого  танка  будет?  Или
просто возраст...

     Явилась  я  в Париж  с  полной папочкой  справок, что гений Алеша -  не
помогает!
     Уперся подлый господин Ларри Гольдберг - посол, нет, говорит и все! Мое
слово -  последнее.  Ах ты сволочь! Ладно,  Ларри Гольдберг,  я  тебя за это
исключаю из евреев и из жидов тоже. Как Пашу Лунгина.
     А закон, оказывается во всем мире один  - если посол чего скажет -  ему
никакой президент - не указ.  Его слово -  вправду последнее. Уж  сколько за
Алешу бились. И Фернандес-депутат, и Гор и Клинтон - лично просили:
     Брось Ларри, верни Алешу. Ведь ясно ж написано - ГЕНИЙ. Тем  более баба
убивается.
     Отказал!
     Так до сих пор Алеше в Америку и нельзя.
     И в Россию нельзя!
     У нас теперь закон - как во всем мире. За что боролись та?  Сколь Путин
- не проси, не уговаривай:
     Дозвольте въехать на Родину гению русской культуры!
     Министры отвечают - нет, и все. Потому что и тут Алеша тоже неправильно
какие-то бумажки заполнил. Ну, бюрократ - он,  известное дело, всегда любого
человека за бумажку продаст, но раньше - наши то - они то хоть БРАЛИ!
     А  теперь  честные-неподкупные  не  хуже  чем  в  Америке.  Вообщем  на
сегодняшний  день  -  весь мир открыт перед бедным  Алешей, хочешь в Израиль
езжай, хочешь в Австралию, но в две стороны ему дорожка заказана - в Америку
и в Россию.

     вернулась я в  Джерси-Сити ни солоно хлебавши. Там  уж ответ запоздалый
от Фернандеса, ничего мол сделать не могу.
     Поубивалась я еще немного и снова поехала в Париж. Сняла себе маленькую
мансарду под  крышей. Буду, думаю, жить  в Париже, хоть изредка  на Алешу да
глядеть.
     Поглядеть мне на Алешу каждый день удавалось.
     Он сидел в подвале со товарищи - чистый Стенька Разин.
     Товарищей человек  десять - все как  выпьют - есть  хотят. Не  буду ж я
одному Алеше - курицу при них подавать. А денег нет - деньги все, какие есть
-  пропивают.  Тогда  я пришила к своему пальто  специальный  карман-мешок -
изнутри, приду, бывало в магазин, возьму  эту курицу,  суну за  пазуху - она
раз - и проскользнет в  карман. В  Париже - из русских  много  кто ворует. И
даже книга есть такая "Как я  воровал в Париже". Только все шмотки воруют  в
дорогих магазинах. Ну, может еще духи. А у меня - КУРИЦА. Точная иллюстрация
к выражению -" И грех и смех."

     С ЯБЛОКОМ легче было. Это уж меня научили. Приходи на рынок к  закрытию
и  бери, сколько хочешь, яблок и любую  другую овощь. Все почти хорошее. Я с
тележкой ходила. Первый  раз  стыдилась  туда идти, думала, там только нищие
будут.
     Воровать не  стыдно,  а  просить подаяние  или  собирать еду  с помойки
-стыдно... Странно в мире все устроено... Прихожу, а там  -  куча людей. Ну,
понятно многодетные нелегалы - арабы, африканцы, китайцы. И белые французы -
старики  и  студенты.  Меня  все за студентку и принимали.  Хотя  старики  и
студенты - с мешочками, а я с тележкой, как нелегалы.
     Там то  у Алеши - тоже нелегалы  - все как  есть - без правожительства.
Точно как моя бабушка в Ленинграде в Дореволюцию.
     Я  с  морячком  одним  поссорилась,   (он  мне  мешал  курицу  резать),
рассердилась и, в  сердцах, ему  говорю: "  Я вот счас этим  ножом  куриным,
прирежу тебя,  к  ядреной  матери, выкину на  помойку,  и никто  ж искать не
станет, потому как ты беспашпортный!"
     Он  обиделся  смертельно и все потом  спрашивал, как  же  у  меня  язык
повернулся ему такое сказать.
     Да уж... ему это не смешно. И бабушка вряд ли оценила бы такой юмор.
     Опять -  ЖИДЫ.  Они  и  словом этим не  пользуются. В  смысле  тамошние
антисемиты.  Не  любят  каких  то-  абстрактных удачливых ЕВРЕЕВ,  которые -
Коренное Население. В  Питере, в Париже,  в Нью-Йорке. Аппер Ист-сайд и Союз
Журналистов... А жиды - это всегда -  те, которые без права жительства, и по
земляному чувству языка - эти ребята в подвале не пользовались таким словом.
А я кормила их курицей и ругалась на всех подряд.
     Внутри  меня уже была  болезнь.  Две вещи меня  от смерти  отвернули  -
испанская кошка и американский мюзикл.
     Мюзикл был "Эвита".  Про жену аргентинского президента Перона. Помните?
Мадонна играла.
     "Донт край фор ми, Аргентина..."
     Там она  взяла  и умерла. Именно  от  такой  болезни.  Такая болезнь от
страданий бывает. Настрадалась, нанервничалась из- за своего Перона, - там у
них были  перонисты, антиперонисты -  то его в  тюрьму, то  его из тюрьмы...
заболела  и  умерла.  Перед  смертью вышла  на  дворцовый  балкон  -  народу
последний раз показаться и говорит:
     -Не плачь по мне, Аргентина!
     А народ - плачет! Потом тело ее, убранное цветами, в мавзолей положили.
Так этот мюзикл кончается.

     Наша Русская  Эвита тоже  умерла.  И  тоже  от  страданий.  Я видела  в
телевизоре,  как  она после путча сходила  по трапу.  С внучкой. Можно  себе
представить, как она провела эти три дня.
     С такой же верой, как у моей мамы, что ЭТИ люди способны на все. Причем
было не вполне ясно, какие  люди,  но ясно что ЭТИ.  Не нужно  иметь большой
фантазии,  что бы  представить  себе  как эти люди,  да  и  не  они,  а так,
последние  у их, перебравшие лишнего,  шестерки, да и  не  для чего - уж при
первом предупреждении ясно, что  все ВСЕ подпишут - внучка, а  уж так просто
невзначай, взяли например да отрезали ей ухо.
     Или  ногу.  Я  уж  писала о том,  что  душить  младенцев -  чрезвычайно
увлекательное  занятие - малодоступное,  когда жизнь идет по Законам Мирного
Времени, а уж как война, то всегда найдется любознательный исследователь, на
предмет - что чувствуешь, отпиливая ребенку ногу.
     Развалилась страна! Тысячи внучек...
     Нет, это другая книжка.
     О любви к Империи, много кто писал. И хорошо писали. Киплинг, например.
Да много хороших книжек:
     "История Великой Империи Дзынь".
     "Записки японского императора".
     "Упадок Рима".
     "Страдания по Империи".
     Все МУЖЧИНЫ,  КОТОРЫЕ МНЕ  НРАВЯТСЯ - СТРАДАЮТ ПО ИМПЕРИИ. Оно, конешно
понятно. Я уже выучила, чем империя была хороша.
     Там был - ОГРОМНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ. Еще бы!
     Да и я бы на их месте - тоже страдала по империи. Но на своем месте - я
только по любви страдаю.
     Раньше в Питере  - вокруг  меня была Империя,  а  внутри  у меня был...
Гастон в лаковых сапожках, и выходило, что мне при Империи - хорошо. Потом в
Америке  - вокруг демократия была, а внутри то -  никого - вот и плохо  было
при демократии!
     А сейчас я опять в Питере. Никакой империи. Вокруг - Развалины Империи,
которые для приличия называют - Молодой Демократией. Внутри... Захар Михалыч
и опять - хорошо. Вообщем мне кажется - что вокруг - неважно.
     Просто  если  например,  такое  погружение  в  ВОЙНУ,  что  всех вокруг
поубивали,  или например, такое погружение в  ДЕНЬГИ,  что про любовь вообще
все забыли -  тогда Бедная девушка остается  без никого внутри и тогда - нет
ничего хорошего.

     А что  касается тысячи внучек  - то это взвешиванье детской слезки -  у
кого больше потянет - любимое развлечение политиков,  редко  кто  выходит на
трибуну  без ведра детской слезы. Некоторые  готовы и выплеснуть  это  ведро
ради своей идеи.
     Помню,  какой-то  журналист  все  цитировал  какую-то  татарскую  даму,
которая  сказала, что  не  пожалеет крови собственных детей ради свободы  ее
народа.
     Он писал : Интересно, что же она способна сделать с чужими детьми, ради
свободы своего народа?
     Да, она сильно выразилась. В  результате, она всех так перепугала,  что
все  по-мирному решили. По крайней  мере, из этого случая ясно,  что детская
слеза лучше работает в сочетании с дрекольем в руках и пьяным рыком:
     Да  мне,   блин   по  хуй!   Уйди,  Федор  Михалыч,  уйди   от   греха,
РАСШИБУ!!!!!!!!
     Вот  так, собственно и выступила  изящная восточная женщина. А порешили
все - миром.
     Бывает  и так. Я побольше  верю политикам,  которые  поменьше  пиздят о
детях.
     Евреи - МОИ очень любят детскую слезу поминать.
     И они же - неугомонные, вьедливые евреи, (антисемитская формулировка) с
их тягой к излишнему знанию, раскопали всякие бумаги  военных лет, переписку
из которой ясно, что кого-то все же откупали, за спиной у Гитлера - откупали
на   жизнь.   Сами   евреи  из   Америки,  Австралии,   Палестины.   Немного
знаменитостей. В основном - молодых юношей и девушек. Но не детей. Куда их -
детей  этих? Кто их будет  поить-кормить?  На  хрен  они  нужны?  И все  они
правильно делали, стараясь сохранить - Народ. Остатки Народа.
     Писать об этом  трудно, а уж вслух сказать -  вовсе невозможно. Может и
знать это - ненужно.
     Но я - знаю. И не хочу ставить в голове заслонку.
     Французы  тоже  замечательно  отличились:  в  каком-то  предместье  под
Парижем, сначала забрали только взрослых, а дети - вот такие -
     маленькие,
     черненькие,
     чужие,
     невоспитанные дети -
     беспризорные бегали по улице.
     И благонамеренные буржуа написали бумагу - прямо в Гестапо - приберите,
мол  детишек - детишки должны  находится  рядом с родителями. И  этот вечный
теперь ответ -  "Мы не знали  куда их  повезут". Но в  соседнем предместье -
ТАКИХ детей - прятали. В подвалах. В католических монастырях. Кто-то прятал.
И было это - после Польши. После Чехословакии.
     Все уж все знали.
     Дети - не нужны. Мидл-классу не нужны - Чужие дети. Политикам - никакие
вообще дети не нужны. То есть живые и веселые.
     Ясно  сказано - нужны - ДЕТСКИЕ СЛЕЗКИ. Кровь - тоже нормально. Честный
из  них тот, кто при  попытке произнести слово "дети", крикнет как  в старом
анекдоте : "Гусары! Всем - молчать!"
     В этой книге - тоже не  нужны никакие дети. Эта  книга - не  про детей.
Она про Яблоки, Куриц, Пушкина и Бедных девушек.

     У  Довлатова  в  "Иностранке" есть замечательные слова.  Там  героиня -
Маруся Татаренко отвечает ухажеру-диссиденту, что не может пойти на митинг в
защиту жертв политических репрессий, потому  что должна  забрать ребенка  из
детского сада. Он ей говорит, что если каждый будет думать о своем  ребенке,
то мир рухнет в тартарары.
     А  она отвечает, что ей, мол, кажется, что  наоборот, если каждый будет
думать о своем ребенке - то все в мире скоро наладится. Я  тоже так думаю. А
у бездетного человека всегда найдется Ребенок Двоюродной Сестры.

     У  Егора Летова есть душераздирающее произведение о каких-то мифических
Врагах,  которым, помимо дежурного  набора  пороков вменяется  в вину  еще и
повышенная любовь к собственным детям. Похоже - что  это о евреях.  Идиома -
как негритянское чувство ритма. ЕВРЕИ ЛЮБЯТ СВОИХ ДЕТЕЙ.
     Не так сильно, как тебе кажется.
     Хорошо,  что ты не читал этих  бумажек  - переписку  с немцами во время
войны.
     И слава  Богу, что тебе, мудаку, никогда  не  придется составлять такие
бумажки  и решать такие вопросы - кого вынуть из смерти - стариков, молодежь
или детей?
     И предку твоему не приходилось, потому что татары брали - не в смерть -
в Полон.
     Тоже хорошего мало - и сидел наверное князь, решал, подсчитывал.
     Бабы голосили - как всегда, ясное  дело, в первую очередь детей сдавали
- что с них толку? Поэтому девочка из песни - из  той про "дуван дуванили" -
она "семи лет во полон взята", а мать - в тот раз дома осталась.
     Но  только история  - другая.  Не  столько во времени  поближе, сколько
похуже...
     Про детей, это ты  зря. П