кой-нибудь  Верке-казачке про жидов. Про
которых  она много ХОРОШЕГО  слышала дома  в Ставрополе. А тут ей надо  дочь
устраивать в школу - горы бумаг, в телефоне черные НЕ СВОИ чувихи хамят, как
Совку и не снилось, там ведь простой принцип в этих хороших городских школах
с экзаменом - вовремя сделать портфолио и узнать когда экзамен. Кто пришел -
тот  сдал. Информация  - одно из  главных сокровищ современного  мира. Я  ей
помогла впилить  Машку в приличную  школу,  а потом она уж мне рассказывала,
как  помогает другим нашим  бабам, чтоб не зевнули. В  результате  в этой Ля
Гвардии учатся толпы русских детей. Опять Рашн Моб, что ли?
     Нет это мы с Веркой.
     Я даже не пытаюсь судить хорошо это или плохо. О, кей -  плохо. Стыдно.
Но плохо ли, стыдно  ли  устроен  мир,  в  котором  все  время, не отдельные
любознательные путешественники,  а огромные  этнические группы,  срываются с
места и прутся куда- то:  от  смерти или  на заработки  - то  бишь  опять от
смерти -( голодной) ?
     А может и ничего, что он  устроен так?  Чтобы всех Своих-Наших немножко
перетусовывать... Нет у меня на этот счет никакого мнения. Точно я знаю одно
- хорошо сидеть на жопе - дома в Питере.
     И ПУСТЬ ХОТЬ ВСЕ Б ТАМ РАЗОРВАЛО
     ТОЛЬКО Б НЕ БЫЛО ВОЙНЫ!
     По  крайней мере, называйтесь уж вы - блестящие  мальчики из редакций и
вдумчивые мужчины,  изучающие Тору, этим  благородным - международным словом
словом  ЕВРЕЙ, а я буду  -  РУССКАЯ ЖИДОВКА. И приемлю это с  радостью. Не с
мистической мрачной покорностью, а с радостью,  как истинный хасид.  Знаете,
хасид должен каждое утро поблагодарить Бога, за то, что тот не  сотворил его
гоем или женщиной. Вот так у них!
     А я - каждое утро просыпаюсь и думаю:
     " Я русская женщина в городе Питере в 2002 -м году  - вот счастье то! И
веселье!"
     А потом гляжу в зеркало, вижу там эти кудри,  похожие на птичье гнездо,
под ними узкие черные глаза, и думаю:
     " Ах, ты еще и жидовка? Отлично. Так даже и веселей!"

     Есть евреи, а есть пархатые жиды!
     Это  уже мой  прадедушка - обойщик мебели  из Парголова  - столыпинское
местожительство. До этого можно было врачам и аптекарям, а Столыпин добавил:
     Купцы первой гильдии и  "Мастера - золотые руки" -то есть ремесленники,
удостоенные такого звание. Это уже смахивает  на "Гринкарту по гениальности"
- на справку Мандельсмана.
     Столыпин глядел  в  американскую  сторону -  все он  хотел  завести как
положено, и  капитализм,  и фермеров  и гринкарты... Но было  уже  поздно  -
что-то спутали с этими гринкартами для  племени, которое уже "200 - вместе".
Там в Америке - гринкарта по амнистии - через 20 лет - автоматически.
     Прадедушка  СВОИХ не  подтягивал. У него в  мастерской  работали  двое:
Николай  Олонежский и  Николай  Путиловский,  и собственный  сын уговорил их
устроить отцу-кровососу - капиталисту, забастовку.
     По  Солженицыну  - надо было проклясть такого сына. Надо было  ..., но,
обычно,  пока не ебнет  -  такое и в  голову не приходит - проклинать родное
дитя. Вон Бен Ладана проклял его папаша - до всего, но там в магометанстве -
это  принято  -  чуть  что  проклинать  или  голову  долой.  А  у  нас  -  в
"иудо-христианской" традиции меньше принят. Слава Богу.
     А  когда  ебнуло -  то  вышло, что вокруг  полный пиздец - всех  Купцов
первой гильди и Мастеров золотые руки ( у них у всех - мастерские с наемными
рабочими)  хватают  -  потрошат,  тащат  в Чеку,  а  у  прадеда  -  Охранная
грамота... и вроде как опять сын - хороший ?
     А может и проклинал? До  37-го, когда дядю Наума случайно  не  тронули,
мой дед убег, а всех остальных - забрали подчистую, златорукий прадедушка не
дожил. И от семерых  его детей (рожал 15, как все  в том веке, семеро выжили
детство) -  на  земле остались  мы  трое  -  я, дочка  и сестра -  потомство
младшего брата - жидовского Иванушки.
     А те другие, папины - местечковые-деревенские - они выжили.
     И СВОИХ тянули  - чего ж тянуть через 200 лет, спрашиваете? А чего ж не
тянуть то, если их 200 лет держали в эммигрантах ?
     Бабушка рассказывала:
     -  Я  и  до  революции  в Ленинграде бывала. Там  в штетл, когда совсем
голодно становилось,  меня дяди брали на зиму поработать. У них были обувные
магазины,  два  магазина в  Гостином  дворе. Наша  мама  была вдова  и очень
бедная, а они были богатые и брали меня...
     Продавщицей?
     Ну что ты? Меня ж нельзя было показывать никому! У меня правожительства
не было. Я на складе работала...
     Вот этот клан  -  мое фамилие - теперь  распространился на  две страны.
Основная  толпа вся тут. И все  - русские, кто  по Галахе, кто уж просто  по
жизни. Русские - из евреев...
     А там - американские. Из русских...

     А  жиды?  Те,  у прадеда? Кого  ОН так  называл?  Жадных? Шумных? Плохо
говорящих  по-русски? Или  бедноту,  шваль, шелупонь, которая  потом бродила
вдоль границ? НАРОД...
     Он всегда на первый взгляд - дурной. На первый взгляд из  дворца ли, из
кабинета...
     Как его  любить? И  выбора нет. Я уж не про  евреев - про всех. Полезно
конешно для любви к народу, попутешествовать в толпе с подушками, младенцами
и запасом мыла на три года - тут ты быстро понимаешь, что, либо примешь его,
либо сойдешь с ума от раздражения.
     Но на самом деле, всегда можно выбрать из этой толпы кого-то классного,
назначить его полномочным представителем  народа и любить  себе народ в лице
этого представителя. Например - АРИНА РОДИОНОВНА. Опять же - ТЕВЬЕ-МОЛОЧНИК.

     Одним  словом, принять  Дремлюгу  -  героя Пражской  Весны, в  качестве
достойного представителя народа,  я категорически отказывалась. А он  так  с
Пражской Весны  и числился: "Народ, поддержавший протест интеллигенции",  то
есть  стоят  себе, как  положено  - русская  женщина с колясочкой,  очкарик,
евреи... и Дремлюга - Простой Рабочий Паренек!
     К  тому времени, когда мы познакомились -  это  была  довольно  гнусная
буржуйская харя - домовладелец. Пара-тройка домов у него было в Джерси-Сити.
Такой Карлсон из фильма ужасов с гноящимися глазами.

     Я долго терпела.  У нас  душ - прямо на кухне - и прямо возле гостевого
стола. Художники, который Глейзер привозил в Музей Русского Искусства, к нам
всегда мыться ходили. Там  в  Джерси-Сити, за  углом от  нашей Первой улицы,
Глейзер организовал Музей Русского Искусства. Художников он селил прямо там,
а горячей воды там не было - к нам ходили.
     Туалет у нас - далеко по  коридору, а душ  прямо в лофте - нависает над
пиршественным  столом.  Обычно глейзеровские ребята  приходят как в баню - с
узелками, мы садимся выпивать, а они по одному ходят в эту кабинку.
     В этот раз пришли правая рука  Глейзера - Боцман Волкогонов и его  жена
Викуля. Это я  Волкогонова  Боцманом дразню - потому что он плавал полжизни.
Был специалистом холодильных установок.  А теперь  он  арт-дилер. А Викуля -
вообще - еврейская Бедная девушка - балетмейстер. Из-за них все и вышло.
     Пока Дремлюга просто  рассказывал  свою  теорию,  что евреи  специально
разводят в Америке негров, чтобы их руками уничтожить всех белых людей, (это
его идея- фикс и он пишет об этом книгу), я терпела.  Сидела себе в соседней
комнатке и рисовала птичек. Я опять сдалась в текстиль, брала работу у одной
старой армянки, не сильно напрягалась, но что-то все ж зарабатывала.
     Но когда  Викуля вышла  из душа, и  туда  зашел Волкогонов, а  Дремлюга
вдруг как заорет:
     Хули ты ссышь в душе?!! Тут люди едят!
     Терпение мое лопнуло. Да в этом  душе, ясное дело, ВСЕ ссут.  И всегда!
Никто не этого не замечает. Четко по Чехову: "... а тот, кто это заметил..."
А  этот  вишь  унюхал! Тоже  мне, Благородная Воспитанница  Смольного,  хуев
Гренуй!
     Вообщем я выскочила из своей каморочки и  орала  на него  долго.  Я  не
орала,  чтобы он ушел - я вообще за всю жизнь выгнала из дома только  одного
человека.
     Как-то привели в  гости  еще в Питереодного московского  фраера -  Пашу
Лунгина. Был полный дом гостей и пробыл там Паша минуты четыре.
     Две минуты он снимал ботинки, непонятно за  каким хером,  а другие  две
минуты произносил приветствие:
     Ишь ты, картиночки. Ты чего такие плохие картиночки рисуешь? Потому что
некрасивая что ли? Тебе что ли талантливой  быть положено, раз некрасивая? А
чего тогда картиночки плохие?
     Вот так лихо по-московски завернул. Потом мне люди долго объясняли, что
это у  него  такое агрессивное ухаживанье. Да понятно... Но  и понятно,  что
ухаживает так - подлец. Забытое слово. Из пьес Розова...
     Тут мне опять придется отвлечься.

     Были когда-то  пьесы Розова. В розовой стиляжьей юности моих родителей.
А в моей -  уже  - только  частые культурологические ссылки,  на  каких  то,
неведомых  мне "розовских  мальчиков", из  ненависти к мещанству, порубивших
мебельный  гарнитур  "Хельга"   производства  братской  Финляндии  -  шашкой
дедушки-буденовца. Захлебываясь  от  хохота  и  восторга  перед  собственным
остроумием,  критики  поминали, Розова  часто,  в качестве этакого  мудака -
объявившего войну  полированным буфетам. Он  был - лакомый кусочек. И что-то
меня не убеждало. Вообщем я взяла в библиотеке эту забытую пьесу про буфет и
прочла. Вот ее содержание:

     История буфетофоба.

     Действительно мальчик. В 9-м классе. Папа - главный инженер. На  стенке
- семейная реликвия -  шашка дедушки-буденовца. Родители стоят в очереди  на
эту самую  "Хельгу" и,  как нормальные люди, ищут ходы к директору магазина.
Пока что все понятно. В доме появляется  старый друг отца. Дальше  - обычный
код  - тех  лет  -  (в пьесе -  середина пятидесятых,  а  на дворе во  время
написания   -  наверное,  начало  шестидесятых.)  Друг   сообщает   что   он
"семьнадцать лет  проработал на севере.". Это  тогда всюду  - и у Володина в
"Пяти  вечерах"  и у  Анчарова в "Балладе о МАЗАХ", все  ПОЧЕМУ ТО на  Север
попилили. Теперь вот  вернулись  и ПОЧЕМУ  ТО не могут  прописаться. О чем и
говорит  этот друг. Обычныная  ситуация -  без работы -  не прописывают, без
прописки -  не берут на работу.  Некоторые писали впрямую. Но Розов - не  из
храбрецов. Всем тогда и так все  было ясно. "По умолчанию". А этот папа - он
главный инженер. И он  - может взять на  работу и дать  прописку. У него как
раз  освободилось  место  по  специальности  этого лагерника.  Они  там  все
какие-то технари. И он обещает ему помочь.
     А потом звонит директор мебельного. К  нему  нашли ходы. И он говорит -
чего надо. Надо -  взять на это место его племянника,  которому иначе грозит
распределение. Куда-то в жопу. Надо взять его. И будет "Хельга". Немедленно.
Папа с мамой соглашаются. Мальчику велят отвечать по телефону старому другу,
что их нету дома. Мальчик пока что все это наблюдает -  не вполне осознавая,
как во сне. Пытается чего-то  спрашивать, но его на хуй  посылают. Но  когда
эту "Хельгу" привозят в дом,  у него  делается истерика,  он хватает шашку и
рубит буфет.
     Вот такая  история.  Что-нибудь в  ней непонятно,  тебе,  любезный  мой
читатель?  Вот  именно. Я уверена,  что  Розов писал ее, сидя не на "Хельге"
сраной, а  в  роскошном  антикварном  кресле.  Купленом на  постановочные от
прошлых пьес.
     МОЖНО покупать буфеты -  за деньги! За взятки! Можно покупать буфеты за
минеты! За котлеты, билеты, кассеты,  арбалеты, кабриолеты, шевролеты...  но
не  за  друзей же,  блин!  Даже, которые и  не  из  лагеря. И я  бы за этого
истеричного мальчика с радостью отдала свою дочь.
     И  они  не зря  так  часто  поминали  этих  розовских  мальчиков -  эти
Прогрессивные Борцы за Возрождение  Подлости. Они строили свой -  Новый  Мир
Имени  Паши Лунгина.  Где все  как-то так запутано хитро,  и вроде мы тут  с
Богом  разговариваем,  мы  тут  типа  -  гении   и  вообще  пострадавшие  от
антисемитов... из хорошей московской семьи...
     Помню как я реву на скамейке в летнем саду, уговариваю своего Гастона -
не идти художником на пашино кино "Такси-Блюз" ( прочла сценарий):
     Это подлый сценарий! Подлые пашины комплексы! Он стравливает русского с
евреем!  Он  стравливает джазиста с таксистом!  Он  - провокатор, потом  тут
ебнет, а он во Францию здриснет! Не ходи к нему! Нельзя!
     Кто  бы  меня послушал... Кто меня  когда  слушает?  Это потом  они все
уходили со скандалом  - вся группа,  когда на стол выложили деньги- франки и
продали за них...
     Все  тамошние  -  помнят.  Отлично  помнят. Жалко  бумаги  на  описание
очередного "Питерского грязного дельца" Ничего не в первый раз.
     С  Богом  он  разговаривает! А  морда не  треснет?  Из  евреев  я  тебя
исключаю, из  русских тоже! Засунь  свои деньги-франки  и жемчуга  стакан, в
свою жирную жопу, засыпанную перхотью и удавись двумястами метрами ИМПОРТНОЙ
кинопленки!
     Зельдович еще говорит, что я ругаюсь на его "Москву". Ты че? Вот  это я
ругаюсь. А тебя я по-отечески пожурила, что вместо  того, чтобы  борьбой  за
Возрождение  Нации заниматься  -  ты со своим  Сорокиным  чистым  искусством
занимаешься. Да пожалуйста, объезжай  поля на "Эмке" с другими Товарищами из
Райцентра...
     А розовский буфет я  бы  снова вернула на сцену. Переписать эту "фигу в
кармане" про Север, и вперед! На буфет с дедовской шашкой!
     Один друг мне сказал:
     Да  ладно  тебе. Чего базар-то  разводить. У  всех  у нас эти  "Хельги"
стояли...

     У нас  не  стояли.  Деньги  в  доме водились  - за то  и  поили-кормили
полгорода. Папа покупал  спирт у  соседки  - медсестры, огромные банки  -  в
полчеловечьего роста - стояли на кухне. Папа их разводил и выходило, рупь за
поллитру. А мама непрерывно на кухне жарила все тех же Куриц.
     Кузьма теперь очень любит в своей  культурологической прозе упоминать "
Салон Вики и Миши Беломлинских." Он - де там никогда не бывал. Не удостоили!
     Не бывал  ты там  - нечаянно -  случаянно. В крошечном Питере - не были
знакомы. Редкий случай, но бывает. А попал бы  хоть раз  - увидел бы, что не
Салон. В салонах - бывали,  знаем. А у  нас дома был - Притон. Еще дедовская
традиция  - бичи приходили,  спившиеся  старые  моряки.  ПРИТОН,  что и было
многократно зафиксировано в протоколе. Соседка давала показания:
     А что мне трудно? Не трудно. Я  всегда встану,  к окошечку  подойду...,
приходят то по-одному, а расходятся все - ПАРОЧКАМИ!
     Какую-то  мебель  дед  сделал.  Который  краснодеревщик.  У  них-то  на
Греческом вся мебель  была самодельная. Красного дерева -  ужасно  строгая и
красивая. И непонятный стиль - такая  Директория -  но без украшений совсем.
Овальные зеркала... А  нам он сделал ореховые два шкафа. Это я  помню. Мне -
детскую кровать из  карельской березы. Я с  детства все  это люблю  -  запах
стружек, олифы,  всякие волшебные  предметы - рубанок и коловорот -  дедушки
они же для  счастья  существуют, правда? У  мальчиков - бабушки.  А у нас  -
дедушки.  И  редко   в  моем  поколении  мог  похвастаться  полным  набором.
Повыбивало их.  А нынче - как обидно  -  и есть  они,  да  семьи подолгу  не
держаться. Разведенные дедушки - все равно, что убитые. Не участвуют. Растет
маленькая  Бедная девушка  и  нет у ей  дедушки  - откуда ж  она получит тот
самый, по дедушке  Фрейду, идеал мужчины? Папаня то на работе день-деньской!
По выходным - со товарищи...
     Перед  самым отьездом,  помню, купили по случаю у  знакомых  какую-  то
красивую мебель. Потом ее у  нас - по случаю наши друзья -  Гаврильчики. Там
было  все  разное -  из  разных эпох  и стилей -  но старинное.  Это была уж
настоящая мебель - дорогая.
     И  там  все же были два одинаковых стула.  А до этого всю  жизнь  - все
стулья немножко  разные. Всегда  была горка  -  и  туда бабушкины  армянские
родственники  дарили хрусталь. Это  было сокровище семьи и мое приданое. Все
куда то на хуй изчезло... ладно - я сама - сокровище семьи и ее приданное.
     А  этот  друг - замечательно талантливый человек, он,  в  результате, и
сделал  основным   жизненным   занятием,  восстановление,  там   в   Америке
безвозвратно утерянной "Хельги" - (нет, отнюдь не подлыми способами), но все
равно жалко. Пометался немного и твердым шагом двинулся в  сторону буфета. А
я - в другую. Опять ИЗЬЯТЫ ЛИЧНЫЕ ЦЕНОСТИ...
     В Квинсе мы жили  среди РОСКОШНОЙ мебели  с помойки. На Делавере -  еще
круче - мебель с ярд-сейлов. Там сплошь какие-то "под-людовики".
     А в Джерси-Сити опять - как у дедушки - Алеша всю мебель сделал сам!
     Он  сделал  весь  интерьер  черно-белый в стиле "сикстис". Два огромных
рабочих стола - белые. Все остальное - черное. Мне доверял красить.
     Черный  полулак-полублеск. Все из  каких-то случайно  найденных  досок.
Себе он сделал кровать - скульптуру  - в изголовье какое-то копытное. Лошадь
или ослик. Может  и худая корова... В "Биографиии"  я  ее лошадью назначила.
Для концепту и, вообще - для романтики.
     Венец  всего -" ПЬЯНО - БАР".  Это они  с Гришкой сделали из старинного
органа-пианолы. Он был не черный - деревянный и с  клавишами слоновой кости.
Настоящий бар! Они делали его, а я - бегала вокруг с  молотком  и орала, что
не хрен хуйней заниматься, а  надо мне  пол покрасить! Потому что это  был -
МОЙ Гришка. Найденный в  канаве - мой  польский  синюшник. Для  производства
отделочных работ  в моей комнате. А Старец Алеша, гад,  его у меня  отобрал.
Перед самым новосельем.
     Бегала, орала. Потом гляжу  -  такая красота  у  них вышла!  Мне  стало
стыдно. Гришка потом много с Алешей работал и жил с нами. Но это - отдельная
история. Про  вытаскиванье  людей  из  канавы  -  третий сон  Веры  Палны  и
все-такое. Отдельная книга. Тоже конешно - про любовь.
     Но сейчас то я про другую. Про Роковую любовь.
     В тот раз я Дремлюгу и не  выгоняла. Он сам ушел.  Даже  и не сразу. Но
Алеше я сказала, что не хочу  его больше видеть. И мы жутко ругались. Он все
размахивал книжкой "Можешь выйти на площадь? Весна шестьдесят восьмого".
     Он герой,  ты понимаешь, пизда, ГЕРОЙ! Вот,  вот почитай! Тут протоколы
допросов!
     Вот именно, Алеша! Вот ты и почитай! Я как раз уже почитала! Он злобный
сумасшедший  ублюдок! Случайно затесавшийся в эту  команду. Почитай,  именно
протоколы допросов - видно, что ебанько! И что ублюдок! И что случайный! И в
дом он к нам ходить не будет!
     Пожалуйста! Тогда я сам к нему буду ходить!
     Нет, не будешь!
     Я села на пол  у  дверей. А про молоток забыла. Обычно во всех спорах с
мужчинами  победа  всегда  за  мной  -  потому  что  я  никогда  не  забываю
вооружиться. Бывало, выливаешь портвейн в раковину, а в руке - арбузный нож:
     А ну, подходи, кто храбрый!
     Ну, кто храбрый - те,  конешно подходили -  портвейн все-таки! Пока нож
вырвут  -  уже и забыли, зачем  подходили-то. Стоим -  оба  залитые,  нет не
кровью -  все тем же несчастным "Акдамом". Наступает  мир и  поход на Пьяный
угол. Он у меня был за углом.
     Это все было в ненапряжные времена, в плане выпивки.  А все равно жалко
денег и  времени.  Но я тогда  была молодая  и  еще  не  окончательно святая
женщина. Как впрочем  и сейчас, но портвейн я бы сейчас  в раковину лить  не
стала.  Во  всяком  случае,  выбрасывая  в форточку  сотовый  телефон  Захар
Михалыча, я  все  же успела  вынуть из него  батарейки  - чего батарейкам-то
пропадать?  Их можно в плейер вставить.  Захар Михалыч -  это  такая  усатая
Ассоль, и  мобильник - его Алые  Паруса. Он все время ждет.  Может  позвонит
замминистра или Фонд  Цореса? А я эти паруса - в фортень! Потому что жаждала
любви  и единоличного владения  Захар  Михалычем. И он по причине моей любви
все  время ходил немного раненый. И  даже слегка перебинтованный. Потому что
пока он - сержант  десантник  меня грамотно откантует и аккуратно посадит на
пол в коридоре, я успевала нанести ущерб.
     Да понятно - без драки - что за любовь...
     Но по морде я получила от мужчины - один раз за всю жизнь... И повод то
обидный - Дремлюга...