лежит  старик - одетый  в  балетную пачку, в белокурый
парик - этакая воздушная барышня в морщинах!
     Розали говорит необходимый примитивный текст, ( она не обладала особыми
разговорными талантами
     Мери,  ты  плохая  девочка,  сколько раз я  тебе говорила,  что  нельзя
трогать свою пусси - когда  лежишь вечером  в  кроватке. Признайся, ты опять
делала ЭТО? Все,  терпение мое лопнуло, и ты будешь наказана.  Вот моя дочка
Бетси - она хорошая девочка и никогда не трогает  свою  пусси, я  велела  ей
тебя наказать. Сейчас она пописает тебе на голову.

     Я становлюсь над бедным  Жаном  Маре, трусов на мне естественно нету, и
прямо ему на голову льется "золотой душ".
     А я впервые за все время в "Пандоре" думаю:
     Еб твою  мать,  за  каким  хером я  здесь  нахожусь  и всей этой хуйней
занимаюсь? Нельзя ли мне отсюда как-нибудь исчезнуть?

     К этому времени я уже  около трех месяцев  была там, но такая печальная
мысль посетила меня впервые - до этого все было любопытно и интересно.
     Вероятно,  это был вопль в небеса  -  конешно  неподходящая  для  небес
форма, но там иногда и такую принимают -  ровно через  неделю меня  оттуда и
уволили. Но  к  этой  истории  мы еще вернемся.  А пока - продолжаю описание
работниц.

ДАЙАН.
     Она   была  настоящая  садистка.  Кажется,  ее  изнасиловал  в  детстве
собственный папаша  -  обычная история для  американской  "белой  швали".  В
садистки Дайан подалась из ненависти к  мужчинам и кастрировала собственного
мужа. Правд, с полного его согласия - он был тоже настоящая жертва-раб.
     Дайан - очень застенчивая, хорошенькая блондиночка, не похожая на  Эдну
-  Эдна   -   жестковатая  "пэтэушница",   а   Дайан,  несмотря  на  простое
происхождение - нежная голубка с виду. При  этом натуральная садистка внутри
- на этом несоответствии, она и выстраивала свой успех. При этом она не была
ни артистичной, ни особо сексуальной  - просто, замученное тяжелым детством,
ебанько.
     ДЖОВАННА.
     Это было чудо, с бархатными  глазами и сладким подбородочком. Итальянка
лет  тридцати  пяти.  Детская  писательница,  подавшаяся   в   садо-мазу  от
комплексов и  бедности. Ее  сексуальный  опыт до  "Пандоры"  был,  вероятно,
невелик. Однажды она мне доверительно сказала:
     Ты знаешь, Джулия, я тут многое  узнала о мужчинах, например, что у них
жопа - тоже чувствительная.
     Джованна была  инфантильная романтическая  особа,  и все время сочиняла
сказки  про  какую-то обезьянку, которая научилась  завязывать ботинки.  Она
искала художника и  я  попыталась  свести  ее с  одной  питерской барышней -
воспитанницей Толи Белкина, которая тоже мечтала создать детскую книжку и ей
как раз писателя не хватало, но ничего из их встречи не вышло.
     Быть может бедная  Джованна была  в писательстве  не более талантлива и
успешна, чем в садо-мазе, а в садо-мазе она была полная  двоешница, ну может
чуть лучше меня, ( я то наверное была коловичка), ее все время увольняли, но
потом из  жалости  брали назад.  Как  она работала  садисткой,  я себе  даже
представить не могу  -  над ней  все  время все  издевались  - и  клиенты, и
товарки, особенно - сестры-испанки.
     СЕСТРЫ - ИСПАНКИ.
     Тоже не помню имен - одну звали, кажется, Роза.
     Это  были  наглые  девки  из Ист-Гарлема, стало  быть -  пуэрториканки.
Пуэрториканцы  самые  агрессивные   из  всех  латиноамериканцев,  населяющих
Нью-Йорк. Все "латинос" называются в Нью-Йорке испанцами, потому что говорят
по испански.
     Этих двух сестричек тоже  в детстве трахали их отцы, но у "латинос" это
принято - это часть их земляной  деревенской культуры и особого  впечатления
на девочек не производит. Есть даже такая шутка:
     Что такое латиноамериканская девственница?
     Это  девятилетняя девочка, которая  умеет бегать быстрее, чем ее отец и
старшие братья.
     С братьями они тоже все спят.
     Так что эти девицы были совершенно нормальны, они безостановочно курили
траву  и жутко шмыгали носами  - вечно у них  был  насморк. Внешне обе  были
совершенно очаровательные,  и  клиентов  у них было, хоть  отбавляй, но  все
потому, что под прикрытием  благородной садо-мазы, они  занимались банальной
проституцией.
     Это мне доподлинно известно, так как однажды одна из них запаздывала, и
меня послали развлечь ее  постоянного клиента -  молодого еврейского япппи -
богатого и красивого.
     Он сразу же достал из широких штанин своего незачехленного "мальчика" и
предложил мне заняться оральным сексом.
     -  Сэр,  это  невозможно. Тут  у  нас  -  не хуже  чем  в  "Вольте" - с
ЖИДКОСТЯМИ ОРГАНИЗМА - строго. Уволят на хуй без выходного пособия.
     Ты новенькая, Госпожа Саша, и просто не знаешь, что некоторым людям ТУТ
У ВАС можно ВСЕ! Потому что некоторые люди - тут у вас - СВОИ.
     СВОИ -  НАШИ, это  мы завсегда  понимаем, но по всей вероятности, СВОИМ
людям положены тут СВОИ женщины, а я -  явно не  в доле,  так что  ничего не
выйдет,  сэр, ложьте хуй свой обратно  в карман  жилету, доставайте жопу,  и
приступим к СЕЧКЕ, как положено...

     Сечке нужно долго учится. Нельзя попадать ни по яйцам,  ни по почкам, а
только аккурат в  середину ягодицы. Меня заставляли учиться на Джейкобе - он
был бесплатник. Лирическое отступление:

     Бесплатник.

     Бесплатниками  назывались робкие  юноши, которые  приходили в "Пандору"
побыть рабами - забесплатно. Они там делали  всякую  работу по хозяйству  и,
кроме того, служили тренажерами для ежедневных разминок.
     Разминки  были  необходимы  -  садо-маза  требует некоторой  физической
подготовки.
     Этот бедный Джейкоб - по нашему - Яшенька, он и  был "Яшенька" - эдакая
душенька  лет двадцати.  Росту под  два  метра.  Ресницы  -  лесом.  Щеки  -
персиками. Губы  -  розаны.  Глаза  -  как  яхонты  горят. Это почти  точное
описание моей дочери Поли - только мальчик, а не девочка.
     Яшенька ходил к Эдне. Эдна была  девушка серьезная, и каждый божий день
оттачивала на нем искусство сечки.
     В Эдну он был  тайно влюблен. Но с момента моего появления  в "Пандоре"
счастье Яшеньки кончилось. Теперь его каждый день отдавали мне.
     Мы шли  иногда в  подземелье, а  чаще, просто в " Версальскую  комнату"
возле Наташиного офиса.
     Я надевала резиновые перчатки. Раздевала остопиздевшего Яшеньку.
     Мне такие не нравятся. Ну, не нравятся.
     Он на мою дочку похож!
     Я блондинов люблю!
     Вепсов!
     Карело-финов!
     Питерцев ленинградской области - которые Коренное Население!
     Канадцев провинции Монреаль!
     На худой конец, мужественного усатого брюнета Захар Михалыча...
     Но не  этого большого коричневого щенка. С его розанами щек и опахалами
ресниц.

     Разденешь  - начинается сложный процесс  связыванья - там, в  садо-мазе
узлов не меньше чем в моряцком деле. Потом в резиновых перчатках одеваешь на
клиента презерватив.  Много  узлов  и  резины.  Потом  привязываешь  бедного
Яшеньку к столбам.  К чреслам  его  -  морскими  узлами вяжешь  какие-нибудь
грузила.
     Потом  сама  сечка  начинается.  Сначала  простое  похлопыванье  -   до
покраснения.  Потом  легкий  стек,  потом начинаются  плети  -  однохвостка,
трехвостка, семихвостка... и так день за днем.
     ЯШЕНЬКА СТРАДАЛ. Нет,  не так. По честному страдал.  Он  ненавидел меня
лютой  ненавистью.  Фискалил  на  меня Наташе.  Жаловался,  что больно.  Что
неправильно вяжу.
     - Наташья! Она придавила мне вену!
     В общем, до бича я так и не дошла - до роскошного "русского" - так он и
назывался, у нас, оказывается, было сильно развито это палаческое искусство.
     Это как в спорте -  по ЭТОМУ виду бича, Россия, оказывается, на  первом
месте  в  истории  мировой садо-мазы.  Вот так, могла  бы  век  прожить - не
узнать.

     В  тот  день, как обычно,  приготовила  Яшеньку,  стою себе,  мрачно, в
рабочей  одежде - КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ КУРТКА, ПЛАСТИКОВАЯ МИНИ-ЮБКА И САПОГИ
НА ШНУРОВКЕ, ДО  БЕДЕР, поигрываю бичом, приступать к сечке - неохота. И его
жалко, и себя жалко - а что поделаешь? Учиться то надо? А он все:
     - Когда придет Эдна?
     Эдна  из милосердия иногда все же приходила его постегать - уж очень  я
жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.
     - Не придет она сегодня. У ней работы горы -  до самой  ночи. Давай что
ль, парень, сам раздевайся ... ох, надоел ты мне...
     Я  лениво взялась  за это хуев бич  имени  Иван Васильича, (  а  все  ж
приятно,
     СВОЕ-НАШЕ)...
     Свой-Наш  засвистел   в  воздухе...  и  тут  Яшенька  не   выдержал   и
по-настоящему зарыдал.
     - Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!
     Я побежала к Наташе.
     - Слушай, пойдем- ка со  мной. Джейкоб -  чего-то совсем  плох. Рыдает.
Тут конешно садизм - но не до такой же степени...
     Мы вместе принялись его развязывать.
     - Ну, что за проблема?
     Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!

     Лицо  мое  - обыкновенная  жидовская морда  - в  профиль, смешное из-за
носа, а  в фас  - нормальное  лицо.  Если не краситься - так и вовсе выходит
"Святая женщина".
     Это выражение, я однажды услышала от Полины - по телефону  кто-то ей на
меня жаловался, а она отвечала по русски:
     - Да ладно тебе. Ну, наорала.  Она на всех орет, если не выспится. Чего
на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно - МАМАША - СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА...
     Я тогда задумалась - где она такого языка нахваталась?
     Забыла,  как сама подсаживала бедную малютку на русский  язык - когда у
нее  наступил  возраст,  в котором все американские  дети читают только  про
вампиров,  с  невинным  видом  принесла  ей  сборник  "Русские  классики   о
вампирах". Там сложный язык - но метод старый проверенный, у нас всегда было
заведено  чтение вслух  перед сном - почитаешь  полчаса, а потом -  на самом
интересном месте:
     - Все - одиннадцать. Завтра.
     - Десять минут!!!
     - Завтра. И чтоб никакого света я не видела!
     Потом можно еще минут сорок делать вид, что никакого света не видишь. А
завтра - уже можно начинать следующую историю.  А через несколько дней можно
услышать  что  Стивен  Кинг,  оказывается,  пишет НЕНАСТОЯЩУЮ ЛИТЕРАТУРУ.  А
НАСТОЯЩУЮ - Гоголь. (Но и - Воннегут).

     Еще однажды услышала про лицо.
     В  "Русском  Самоваре"  выпивали  художники-палешане.  Они  привезли  в
Америку -  свою дорогущую сувенирную  Библию  -  на продажу. Вроде нормально
расторговались и теперь отдыхали.
     Занимались ими какие-то совсем уж  американские люди, ни к Библии, ни к
изобразительному  искусству отношения  не имевшие, но решившие, сложный  для
Нью-Йорка вопрос:
     - Как продать предмет роскоши, не на Аппер Ист-сайд?
     Потому как  было ясно,  что  Ветхий Завет тамошним  ребятам  еще  можно
втюхать, но с Новым уже ... трудно в общем,.
     Ясное    дело,    в     Нью-Йорке    есть    всякие     миллионеры    -
англо-немецко-голландского  происхождения,  но  это все  -  мрачные  люди  с
нездоровым цветом лица - и они не любят вот такое - ЗОЛОТУЮ, ПЕРЕЛИВАЮЩУЮСЯ,
ЗАМОРСКУЮ ДИКОВИНУ, такое  любят там -  где  все  блестит и переливается, на
Аппер Ист-сайде.
     Но кого- то все же эти дилеры нашли. И я даже догадываюсь кого! Кто еще
у нас в Нью-Йорке - и прекрасному не чужд, и деньгу имеет, а уж без Библии -
дня прожить не может?
     Вот именно. Старые наши знакомые, с родными  лицами Дениро и Аль Пачино
- итальянские мафиози.
     Папу Готти как раз в это время посадили, и я живо себе представляю, как
великий этот грешник с удовольствием рассматривает в лупу палешанскую версию
Варравы. (Вряд ли его самоидентификация простирается куда-нибудь еще).
     Одним словом - художники выпивали - довольные, а я тоже сидела с  ними,
и за  них  радовалась. Самый главный  палешанин  -  такой красивый  дядька с
квадратной бородой и синими глазами, долго на меня смотрел, а потом говорит:
     - Жалко уезжаем. Портрет бы, Жульета, с  вас написать. Уж больно лицо у
вас... Такое...
     - Какое?
     - Ну какое... СВЯТОЕ оно у вас. Сами же знаете.
     И  не пьяный был. И не кадрился. Меня еще спрашивают, почему я все хочу
жить в России.
     И особенно  меня тронула его уверенность,  в  том,  что я в курсе  этой
небольшой особенности  своего лица. Я - то  сама художник и понимаю,  что он
имел ввиду. Но я  бы "святым" назвала вытянутое  смуглое со светлыми глазами
"модильяниевское" лицо, есть такие лица - со старых икон.
     А он  - в  моем  признал  - девятнадцатый век, когда русские  художники
бредили  Италией и  стали, для  правды жизни, рисовать  в библейских сюжетах
итальянцев  - средиземноморский  народ. В ту пору и  народились эти картины,
которые я  никогда  не полюблю - да, там  я похожа на всех ангелов, девочек,
мальчиков и стариков одновременно. И все - сладкие! И в каштановых локонах.

     И еще однажды я слышала небольшое философское размышление на тему моего
лица - от одного еврейского, питерского мафиози:
     - У телки должно  быть  такое ебало, ну  чтоб, типа,  на него нормально
спускать хотелось, а у тебя, понимаешь, ебало, ну типа, если б мне надо было
на телку молиться  -  тогда такое  подходит.  Но телка -  не  для  того чтоб
молиться на  нее.  Я молиться  типа,  в  церковь  пойду. Или  там,  типа,  в
синагогу...
     - В  синагогу  мог  бы  меня  как  раз прихватить  - там  же  ничего не
повешено, там типа, не на что молиться...
     Это ты, типа шутишь? Ты остроумная, типа?
     - Все! прости! Прости, виновата, прости голубчик!!!

     Так мы беседовали с одним из героев моей - не этой, следующей книжки, о
них - Отцах Основателях нынешней братвы. Почти все они - отвалили.
     О них  мало кто писал. Вот - Наташа  Медведева - чудесно написала - она
их успела повидать и описала с удивительной  точностью. Извиняться надо было
быстро- все эти Иосифы  и  их братья, уже сильно смахивали на тех, настоящих
из Ветхого Завета. Дети выживших двадцатый век - они научились сначала бить,
а потом уж  думать,  и  начисто  утратили  некоторые черты, приобретенные  в
Диаспоре - например знаменитую еврейскую самоиронию.
     Эти Кудрявые  Бизоны -  они  были  предтечей  нынешних  Гладкостриженых
Бычков - и если и признавали юмор, то исключительно сверху вниз, а "телки"
     всех видов, независимо от классификации "ебалов" -  всегда являлись для
них безусловным и непререкаемым НИЗОМ.

     Из всего вышесказанного ясно, что лицо у меня, как лицо и чего было его
ненавидеть, непонятно.
     Наташа не стала особо церемониться с бедным Яшенькой.
     -  Джейкоб,  я понимаю, что Госпожа Саша  не  твой  сексуальный  тип. Я
понимаю, что тебе нравятся блондинки. Но ты, кажется, забыл, что ты тут раб.
И притом бесплатный...
     Она похожа  на мою  мать!  Я НЕНАВИЖУ ЛИЦО МОЕЙ МАТЕРИ!  Я ненавижу мою
мамочку! Как же я ее ненавижу...

     Тут Наташа прониклась. Дело в  том, что она приехала в Штаты с  хорошим
английским. Довольно быстро  получила документы,  и некоторое время работала
по специальности - психиатром  в госпитале. У нее там была группа пациентов,
и через  некоторое  время творческая русско-еврейская  Наташа,  на  каком-то
семинаре зачитала доклад, об успешно проделанной работе.
     Ну, то есть она  там вылечила  несколько человек от депрессии и  хотела
поделиться опытом  с  коллегами. После  чего  Бедную  Девушку  со  скандалом
уволили,  на прощанье, объяснив, что излечение пациента  ни коим образом, не
входит в  задачу психиатра - а входит в его задачу подсадить человека на эти
сеансы два-три раза в  неделю  в течение всей жизни. Потому что излеченный -
он перестанет  ходить и ПЛАТИТЬ.  Все просто и понятно. В результате, бедная
Наташа стала известной  доминиктрисой и администратором в "Пандоре". Но  при
этом, она продолжала вести частную группу психоанализа.
     - Да, все ясно с ним.
     Она дала Джейкобу водички и перешла на русский.
     -  Ты  себе не представляешь,  что у них  тут твориться с  мамами.  Под
Рождество -  у всех моих  - обострение депрессии - надо ехать в Отчий  дом -
видаться с мамой. Они все ненавидят своих матерей.
     - У него - еврейская мама, да? Ну такая, которая висит у  Вуди Аллена в
небе в "Нью-йоркских историях" и рассказывает  всему городу про его  больной
желудок? Ну, которая полностью заебала своей любовью?
     - Нет, конешно!  ЛЮБОВЬЮ, ни одна мама полностью никого не заебала. Эта
Еврейская мама - персонаж из анекдотов. Вуди  Аллен смеется, а не ненавидит.
Эти мамы - заябывают окружающих - бесконечными рассказами о своих гениальных
деточках  -  а  деточки  то их  любят.  Ну,  стесняются  немножечко  иногда.
Еврейская мама  - как  нарицательное. Нет, это  не  худший случай. У  него -
Английская мама - как нарицательное.
     - Из фильма "Стена"?
     - И оперы "Томми"!
     -  В  России таких  тоже было достаточно. По  крайней  мере, люди часто
рассказывали.
     - В России - такие жесткие нелюбовные матери - все равно другие. Это не
равнодушие, а желание не перебаловать. Не сглазить.
     -  В  литературе  -  они вообще  все как-то  мгновенно  аннулируются  -
помирают от чахотки. Дальше  любят уже портрет умершей  мамы. Вообще не могу
вспомнить никакой живой и любящей. Разве что Наташа Ростова с ее пеленкой...
С другой стороны, если вспоминать знаменитых сумасшедших мам моего поколения
-  ну,  от которых  все  уже  шарахались,  чтоб  не  слушать больше  об этих
уникальных малютках - то, две из них  были еврейские девушки, еще  одна - из
под Тосно, а еще у одной - этнический бэкраунд -  четыре  четверти Рязанской
губернии.
     - В нашем поколении  - русские матери изменились. Вся  эта перемешанная
жизнь в коммуналках - перепутанные традиции - ведь на этих жутких
     кухнях, собиралась голь - деревня и местечко.
     - Да и еще дворянская старушка...
     - Еврейская кухня вошла и вот идея Еврейской мамы.
     - Вместе с  криком и подзатыльниками? У был у меня один муж - его дочка
была ровесница моей. Он все смотрел, как я с  ними обращаюсь - ну с дочкой и
сестрой, и однажды решил  со своей поговорить в такой непринужденной манере.
Маня его залезла под стол и не выходила оттуда два часа! Не привыкла. А мои,
обычно,  вообще  на  этот  крик  никак  не  реагировали.  Они  были  девушки
повышенной жизнерадостности.
     - Вот  именно. А тут - наоборот - Манхэттенские  евреи  - приняли  идею
Английской мамы.
     -  Ну,  да  они  же  так  переживали,  что их не принимают  в  закрытые
английские клубы. Боролись. А мне  кажется, что если в английский клуб будут
ходить евреи  - НАСТОЯЩИЕ, ну  вот - такие как я, например, то это больше не
будет АНГЛИЙСКИЙ КЛУБ!
     - Или это больше не будут евреи!
     -  Но  если Бог  создал на  земле и  еврея и английский  клуб, создал и
гнедого жеребца и  пегую  кобылу - то он  ЧТО-ТО  имел  ввиду.  Зачем то  он
раскрасил все разными красками! И этот По Ло из буддийской  легенды, который
видел только  истинные  достоинства  лошади,  и  поэтому  перепутал  гнедого
жеребца с  пегой кобылой  - по-моему, он мудила. По моему, он оскорбил Божий
замысел!  А в английском клубе  я однажды была. Когда я только приехала,  за
мной  заухаживал Яппи-бой Андрий - внук  главы  украинского комьюнити города
Нью-Йорка.   И  он  меня  пригласил  поужинать  в  Кантри   Клуб   Йельского
университета. Я тогда  понятия  не имела, о  том, что это  такое.  Кантри...
деревенский что ли?
     Наташа  хохочет. Ей  в английских  клубах  приходится ужинать  довольно
часто  -  положение  обязывает.  Наташа  -  одна из  популярнейших в  городе
доминиктрис.
     - Слушай дальше!  Приходим - красота, фонтаны, вид на ночной Манхэттен.
Сели за столик, я огляделась вокруг и говорю на своем ломаном английском:
     - Андрий! Ты куда это  меня привел? Мы тут с тобой единственные люди  -
младше пятидесяти  лет. И я тут  -  единственная женщина. И  -  единственный
еврей!
     На этом слове - все подняли  головы от тарелок - все эти воспитанные и,
н