называется
"Семь сорок" и "Тум Балалайка" и "Офен припечек"...
     Все эти еврейские мелодии - никуда не исчезли. Людей этих, говорящих на
языке  "идиш",  которые  бродили  вдоль   границ   -  поубивали,   а  музыка
сохранилась.
     Кто-то бросился и к этим сундукам. Не я, но нашлись люди.
     Эту музыку - "клейзмир"  - все  любят. Ее невозможно не любить, ну  вот
как  русскую  литературу.  И  сейчас  ее  впервые  начали  играть  -  просто
музыканты. За  то,  что  они музыканты. Не  за то, что евреи. Только сейчас.
Клейзмир входит в мир, как когда-то фламенко, а потом джаз.
     Он будет входить все больше и больше. Как и джаз, музыка, настоянная на
крови. Там в Америке - сделали клейзмир-джаз  и  клейзмир-рок, а  тут у  нас
Инна  Желанная  и  Сергей  Старостин  соединили его  с  русской  архаической
деревенской музыкой. И опять НАШЕ-ВАШЕ-СВОЕ.

     Но у меня все люди говорят по-русски. И все про любовь, да про измену.
     ... Тумбала, тумбала, тумбалала
     Рано поутру из дома ушла
     Злая старуха - сводня и шлюха...
     Девушкой бедной когда-то была.

     А если про войну - то про любовь и верность.


     ... Не жди письма, любезная Матрена,
     Писать я письма, знаешь, не мастак
     Идет война, осталось два патрона,
     Ты извини, коль что-нибудь не так.

     Когда мы кончили петь - никаких уже козлов я не увидела.
     Все стали Серенькие Козлики и Библейские Козочки - выяснилось, что если
истины, вбиваемые  бутылкой в голову,  люди почему-то воспринимают плохо, то
вот так - пропетые простые слова - все наоборот сразу понимают и верят им.
     Все  сразу исправились,  полюбили  Русскую Идею и раскупили у  меня все
книжки.  Это было  очень важно,  потому что, как раз за день  до этого,  уже
пришло  письмо  от лендлорда,  чтоб платили  немедленно. В  тот день со мной
случилось  настоящее  чудо - я не успела оглянуться, как  в  кармане у  меня
оказалась тысяча баксов. На 800 у меня раскупили кассет и книжек, а  еще 200
дал  мне серб Витя. Он бы потрясен  таким количеством людей в своем баре,  и
особенно количеством ими выпитого.
     Кассеты у меня взялись вот откуда.
     Я однажды заманила  к себе в дом знаменитого  украинского кинорежиссера
Сашу Игнатушу, которому негде  было жить, и уговорила сыграть мне на гитаре.
Купила микрофон,  и мы все  эти песни записали. Половину с Игнатушей, а  еще
половину с Алешей Слепаком  - тоже случайно пойманным и хитростью заманенным
в дом, гитаристом. Игнатуша попал в Америку случайно, на какой-то фестиваль.
И обнаружил, что его знаменитый фильм, его  же братья- украинцы  распечатали
пиратским методом и крутят вовсю. Он поклялся не уезжать, пока не выведет их
на чистую воду - три  года он прожил среди нас. Без ни хуя документов, денег
и английского.  То  копал какие-то огороды, то долбил асфальт. Иногда жил  с
какой-нибудь красавицей.
     У меня он жил последние две недели. Ничего он  толком не победил. А  уж
домой ехать  боялся  -  через  три года,  начинает  полностью казаться,  что
Старого света - не было и нет, а есть только Америка.
     Он сидел в моем роскошном красном  кресле (вещи, найденные на помойке в
Квинсе или в  Бруклине  - они  всегда  роскошные - бархатные,  позолоченные,
потому что только роскошные  люди, позволяют себе менять мебель и выкидывать
ее на помойку), и говорил:
     Боюсь  ехать. Все  уж забыли про меня. Про кино  мое. Кто ж меня теперь
впустит обратно в режиссеры? Ладно. Пойду в трактористы... Отец был пастухом
- и ничего. А мать - почтальоном. А я - в трактористы пойду.
     С  ним  было легче,  чем  с  Лешей  Слепаком,  у  которого  родители  -
московская интеллигенция, а дядя и вовсе знаменитый правозащитник.
     А все  равно - трудно. Их обоих заносило,  то  в рок,  то в попсу. А  я
точно знала  - КАК НЕ  НАДО. Вообще - точно знать, КАК  НЕ  НАДО- это  очень
важно.  Потому  что  - КАК НЕ  НАДО  -  еще можно  узнать.  А уж  КАК НАДО -
сдохнешь,  не разберешься. Про  то,  как не надо, я  точно  знала, благодаря
одному ужасному случаю:
     Мы  с Юзом  Алешковским очень друг  другу симпатизируем. И  хорошо друг
друга понимаем. Однажды он даже спас меня от мамы.
     Она требовала,  чтоб я устроилась на работу,  перестала забивать  детям
голову  всякой хуйней и под видом мифической Русской  идеи протаскивать идею
безделья  и лени. Из-за детей она сильно переживала.  Особенно когда Лизочка
отказалась  посещать  компьютерные  курсы,  а  вместо  этого  пошла  изучать
реставрацию, и на мамино замечание, что этим много не заработаешь, ответила,
     (  нет, не  с еврейским акцентом из  анекдота - так разговаривают почти
все эмигрантские дети - это "английский" акцент!):
     -Мама, ты не родила детей, которые интересуются зарабатывать деньги. Ты
родила детей, которые интересуются совсем другими вещами.
     Я  понимаю,  как  ужасно  услышать  такое  от  собственного  ребенка  в
Нью-Йорк-городе  1998-го  года.  Это настоящая ЕРЕСЬ. Ересь  и  сектантство.
Причем, они меня вырастили в  этой секте -  питерской  интеллигенции, они же
меня приучили с трех лет не предавать и не  отрекаться, а  там, в  Америке -
ужаснулись  тому,  что сделали, а было уже поздно. И  с  детьми  -  было уже
поздно. Я панически "держала" в  этой ереси свою дочь, а заодно и сестру.  И
сразу нашла всяких  подходящих американцев -  Селинджера, Бредбери, Леонарда
Коэна и Тома Уэйтса, Кустурицу  и Роберта Альтмана, а потом уж и  сами  дети
подтянули живую "человечью фасоль" -  таких же потерянных эмигрантских деток
-  всех цветов  и  народов. А  все равно  их компания  считается  "русская".
Говорят по-английски - это единственный общий язык. Значит  "русская"  -  за
Русскую Идею.
     Селинджера и  Бредбери  мама мне  как раз и принесла  в  клюве -  лет в
тринадцать. С этого  возраста мы  с  ней  уже читали одни  и  те  же книжки.
Алешковского -  немного  позже -  с  пятнадцати. По крайней  мере  - он  был
серьезный авторитет. И  вот когда он однажды позвонил и, ничтоже  сумняшись,
объявил маме, что от всей русской литературы 20-го века останутся только три
книжки:
     первая - его "Николай Николаевич"
     вторая - "Москва-Петушки" и
     третья - моя "Мечта о лошади"
     Это произвело сильное впечатление.
     Особенно если учесть, что мама в  ту  пору уже была дважды номинирована
на "Букера"  и даже  вышла в финал, и по-честному,  получила из  России тыщу
баксов.  Она, конешно, работая на  складе  комиссионного магазина, не  особо
поняла, чего такое случилось  и откуда деньги, но все же какое  -то  смутное
осознание себя  не  только  в  качестве  кладовщицы, к  ней постепенно стало
возвращаться и, ясное  дело, я ей  казалась ничем другим, кроме как злостной
саботажницей. И к моменту, когда Алешковский позвонил - она со мной уже пару
месяцев не разговаривала. А ему - поверила! Простила меня. Сразу легше  жить
стало. И главное дети-то вышли хорошие.
     А  случай  то  с Алешковским  вышел  вовсе нехороший.  Был  его вечер в
"Самоваре" -  но  сам он не  пел, а только рассказывал,  а  когда надо петь,
включал  запись.  Я  знала,  что  его кассету записал Макаревич.  Слушая это
унылое правильное пение, я решила, что сам Макаревич и поет. Вот такое  свое
обычное, не  хуже чем  "Унтер-апельсины" -  "недовложение мясного продукта".
Как поет Юз - я несколько раз слышала. Да и пару раз и вместе пели в гостях.
Он пел здорово. И вот в "Самоваре" я подошла к нему и сказала:
     -  Одного я  не понимаю,  как ты мог  разрешить  петь твои песни  этому
человеку, который никакого отношения  не имеет  ни к тебе, ни к этим песням,
ни к их героям...
     Ты совсем, что ли ебнулась, старуха? Какой на хуй, человек?
     Макаревич. Это ж он поет?
     Это я пою! Какой на хуй Макаревич? Он запись делал. Я пою. Да, я первый
раз  в жизни пою -  НОРМАЛЬНО.  Трезвый, с НОРМАЛЬНЫМИ музыкантами. Стараюсь
слушать музыку.  НОРМАЛЬНО, в  общем,  пою. ПРОФЕССИОНАЛЬНО.  Андрюша сделал
наконец ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ запись. И я ему страшно благодарен.
     От Юза конешно не убудет -  найдутся  люди,  которые по-прежнему  будут
петь его НЕПРОФЕССИОНАЛЬНО.
     Я  же  первая.  Я не  всегда  пою свои  - у  меня есть  еще  две другие
программы  "Любимые песни" одна - про Любовь и  войну, другая про  Тюрьму  и
суму, там всегда "Окурочек" и "Лесбийская".
     А тогда я, конешно, расстроилась - распереживалась, но он-то  спьяну не
особо прочувствовал, как я невпопад выступила.
     В общем, КАК НЕ НАДО, я точно знала и мучила своих музыкантов.
     В результате, кассету мы записали, но уж ни о каком романе, нечего было
и мечтать - оба они сказали, что ни одна баба их  отродясь так не дрочила, и
без содрогания они смотреть на меня больше не могут.
     При этом Игнатуша со своими  пастухами и почтальонами все же врубился в
то, что мы  сделали, полюбил  эти  песни и  признал,  что  все  мы правильно
сделали, а уж  Слепак, так до сих пор и прибывает в твердой уверенности, что
я - буйно помешанная.
     А  оба  они пришли в  мой дом,  думая,  что  все это,  ну  такая  форма
ухаживанья (моего за  ними!)  - типа,  пойдем ко мне, посидим, песни попоем.
Вот они и пошли, потому что СОГЛАСНЫЕ БЫЛИ. А после этих песен, они уже были
заебанные мною, до  такой степени, что  ни на что уж  не согласные!  А может
даже и не способные уже... от усталости.
     Тем не  менее, кассеты были, мы с Полей их тоже продали и спокойно себе
заплатили рент. И  на  счета еще хватило. Я с тех  пор  всегда  говорю,  что
русской поэзией в Нью-Йорк- городе можно заработать  неплохие бабки -  штуку
за  вечер. Ну не так чтобы очень, но все же... Не всем это конешно удается -
в общем, то только мне и Бродскому, но смело можно сказать, что русский поэт
- в Нью-Йорке - хлебная профессия.
     Вот  такой  черный  юмор. А жизнь продолжалась,  и  на  следующий месяц
пришел новый рент...
     Но сейчас мы не будем о грустном.
     Все  равно моя  жизнь с того  дня  переменилась. Выяснилось,  что  люди
перевоспитываются  в сущих ангелов - ужасно  быстро. Они  все согласились! С
этой  моей Русской идеей.  И  перевели меня  из  Городских  сумасшедших  - в
Матушку-Пророчицу и в настоящую Нашу Ахматову.
     Я стала тогда дальше всюду выступать - уже без Поли, которая отвалила в
свою Онианту,  но зато со Слепаком,  или с какими-нибудь другими, достаточно
случайными гитаристами. Триста человек уже не приходили, но приходило иногда
человек сто пятьдесят.
     Это очень много для такой Бедной Девушки, как я.
     И для Русской идеи - тоже много.
     Детей стали приводить. Я говорю:
     Вы что? У меня мат-перемат!
     А они отвечают:
     Насчет мата - у тебя мания величия. Ну,  есть пару раз. Ничего, пой, не
обращай на детей  внимания.  Все равно  никакого  другого места, кроме твоих
концертов, где дети могут учиться хорошему русскому языку - тут нету.
     Вот  так  люди начали  мне  доверять,  и  уже  не надо было  им  ничего
рассказывать про измену и  отречение, потому как никто отрекаться больше  не
хотел. Все теперь хотели Любви и России.
     Любовь  и  Россию лучше всего  было организовать в  ресторане  "Русский
Самовар". Чем я и занялась.


ДАВАЙТЕ ВСЕ ВМЕСТЕ, ВЫПЬЕМ СТАКАНЧИК ВИНЦА.

     "Самовар" место недешевое. Но мне по-прежнему хотелось именно туда. Так
уж  сложилось  за  годы работы  в Гармент-дистрикте, что именно это было мое
место. Когда-то была работа, были деньги на "Самовар", потом все изменилось,
а  кошачья  привязанность  к  этому месту, и  собачья, к  идее этого  места,
остались. И в церковь я перестала ходить по субботам. Я научилась там -  как
исправить  все  внутри  себя, вся злоба  из  меня улетучилась, а потом и мир
вокруг немного получшал. И мне хотелось какой-то смеси церкви  и  кабака.  Я
все вспоминала этих стариков в синагоге с буквой "М", как они пьют лимонад с
селедкой и поют:

     Давайте все вместе, выпьем стаканчик винца!

     Прямо там, в синагоге они так пели. За большим длинным столом. Молились
и пели. И на свадьбах пели эту же. Тогда они  вставали - много стариков -  и
пели изо всех сил - не хуже казачьего хора.
     В   общем,  я  решила  как-то  подтянуть  к  любимому  "Самовару"  свою
новорожденную  паству.  Опять же Бедных девушек. Чтобы там, не  отрываясь от
стаканчика  винца,  продолжать  свои  проповеди.   Для  этого  первым  делом
требовалось  научить богатых  и бедных  осуществлять  вот это самое ДВЕСТИ -
ВМЕСТЕ!
     Теперь уже на своих концертах я не рассказывала про абстрактную Русскую
идею,  а  все  больше  про  суп  и  бутерброды. Ну, о том, что  бедные могут
встречаться с  богатыми в  "Самоваре", но  тогда не надо  там брать суп  или
бифштекс. Потому что это неловко и неправильно что-то жевать, когда напротив
сидит человек и ничего  не жует. И  нельзя  ему протягивать свою тарелку, со
словами:
     - Хочешь супу отхлебнуть?
     И не надо говорить:
     -Пойдем, я тебя угощаю.
     Потому что есть очень много людей, которые не хотят, чтобы их угощали.
     По крайней мере, вот в такой форме.
     Они тогда чувствуют себя "приживалами".
     А Бедные девушки - "интересантками".
     Об  этом столько всего  написано  в русской литературе.  И в  нерусской
тоже. Но никто не дает советов - чего делать- то? А я - знаю:
     Бедному - вообще  лучше всюду ходить с фляжечкой. И  потихоньку из  нее
наливать.
     А богатому лучше  взять  себе  такую еду, из которой  легко  получается
много  бутербродов  -  тарелку с разными  кусочками, или  паштет, или всякие
"соленья".
     (Подобно  тому,  как   знаменитые  Десять  заповедей,  на  самом  деле,
сочинялись для жителей маленькой деревни,  и оттого иногда звучат  странно и
даже  непонятно  в  нашем  большом  мире,  все  мои  рекомендации   касались
исключительно "Русского Самовара" и его меню).
     Взявши тарелку  с чем-нибудь,  легко  разделяемым на  несколько порций,
богатый человек может сказать невзначай:
     - Давайте - закусывать. А то без закуски - опьянеем.
     Невзначай! Закусывать спиртное - это очень важно. Особенно важно, чтобы
Бедные девушки закусывали - иначе они напьются. Натощак, да еще и с недосыпу
-  можно сильно  опьянеть, а кому нужна  пьяная девушка? Нужна - ВЫПИВШАЯ, а
это совсем другое слово и состояние.
     Еще  бедные  могут  не  стесняться  и сами брать  себе  это  Сырье  для
бутербродов - в складчину - одну тарелку на пятерых. Так не разоришься.
     Я  не  сама все  это  придумала.  Мои  родители  были  первые  стиляги.
Художники и их чувихи. И они  ходили  в ресторан  "Восток".  Денег у них  не
было. Сначала они шли в  столовую напротив и там плотно обедали. Потом в уже
шли в "Восток".
     Брали там бутылку водки на всю компанию. А закусывать все равно надо. И
они  брали самое дешевое, что там было - гречневую кашу  - большую порцию на
всех! И никаких комплексов.
     Однажды,  мама   рассказывала,  официантка  вдруг  принесла  им  вместо
гречневой каши целую  тарелку  разных закусок. Мальчики  занервничали, но не
решились  говорить: "Уноси -  денег нет" -  неудобно им было  перед  Бедными
девушками. Прикинули  - у кого-то часы с собой  есть, оставим в залог, потом
как-нибудь да отдадим, и все съели. А потом говорят:
     - Роза, сколько мы тебе должны?
     А она отвечает:
     -Только за  водку.  А  закуска  -  это я вам принесла, чего  другие  не
докушали!

     С официантками  все они дружили.  Это даже я помню - родители приводили
меня маленькую в "Крышу", и официантка кричала повару:
     -Сень, клади ПОЛНЫЕ порции. МОИ ГОСТИ пришли!
     И все  люди  с  других столиков  начинали  внимательно глядеть  в  наши
тарелки - какие такие ПОЛНЫЕ порции?
     Вот  так  они  жили.  А  теперь  этот  поезд   ушел   -  он  мчится   в
Чаттанугу-Чучу....
     "Чучу"  я потом  специально  сочинила так, чтобы это выглядела, текстом
тех лет, когда вся эта "Чуча" - печаталась на рентгеновских снимках.

     ...Но пускай твердят, что ты нелеп и смешон
     И пускай хохочет нам вослед саксофон
     Брось, себя не мучай,
     Вспомни, МАМБУ - ЧУЧУ
     Я танцую только с тобой!...

     Вот такие истории я рассказывала на своих концертах, и все смеялись.  А
потом точно так  и  поступали. И  богатые и  бедные. От  этого  в "Самоваре"
началось уже совсем невообразимое веселье, и полное братание всех социальных
групп. А уж Бедные девушки начали ходить толпами.
     Первым  эту мою идею воспринял  сам Каплан,  и теперь  в красивой  зале
наверху  по  вторникам читали  стихи,  а потом все выпивали, и он нас угощал
всякими кусочками на тарелочках. Потом люди шли вниз и еще выпивали по моему
методу. В результате, "Самовар"  не разорился, а начал расцветать все больше
и больше.
     Стихи и Бедные девушки,  Любовь и Россия  -  вдруг оказались невероятно
притягательными для народа вещами. И народ - повалил валом...
     Не знаю,  насколько  актуальна эта  проблема  для нынешней России - как
бедным людям посещать рестораны? Может пока еще и не актуальна.
     Но зато  я видела вчера - как молодой человек - дал нищему хабарик - он
бросил его на землю. А дядька этот бомж - кричал:
     -Да не бросай! Да что ж ты на землю-то бросаешь...
     И ясно совершенно, что  ему не  за себя обидно  - он то из помойки есть
может, а как раз именно - за Державу.

     Вот как надо давать хабарик.
     Или вообще не давай, или дай человеку хабарик, прямо в руку и скажи:
     - Возьмите, пожалуйста.
     Или скажи:
     - Курите на здоровье, дяденька.
     Или:
     - Курите на здоровье, дедушка.
     А говорить:
     - Кури, дед,
     Это - тоже не совсем правильно.
     Я этому научилась из книжки "Братья Карамазовы" - там Алеша все носит и
носит деньги - капитану  Снегиреву.  А если не читать  "Братья Карамазовы" -
кто  этому научит? Раньше люди, откуда- то узнавали об этом. А сейчас дети -
дикие.  Их  только  на  балет  водят  и  на  фигурное катание.  Или  обучают
английскому языку.
     Покажите мне  человека, который стал  лучше  от  просмотра  "Лебединого
озера"?
     А в Мариинке - идет игра в Казаки-Разбойники - вот по какому поводу:

     Там разная цена за  билеты  для,  наших,  и  для  иностранцев.  Ну, это
нормально  -  и  деньги  надо  собирать  с туристов, и  Бедной Девушке  надо
попадать  на  это  самое  озеро  -  особенно  если  ей  уж  лет  70,  и  она
интеллигентная питерская старушка. Но так сложилось, что мир становится  все
больше и больше общим, и у многих питерских детей  есть друзья - заграничные
дети. И  они все  - сильно небогатые.  Ну и  конешно русские детки  пытаются
своих друзей проводить  по русским  билетам. Или  хотя бы брать два  -  один
подешевле - плохой иностранный, и второй, русский - хороший. И вот все тетки
и бабки в театре - СТРАСТНО этих ребят отлавливают.
     Требуют для проверки правильно произносить  русские  слова.  Почти  как
казачий разъезд, который говорил жиду:
     - Скажи "кукуруза"!
     Они азартно вылавливают этих бедных студентов, чтоб те не сели на место
получше.  Они вообще  -  нашли  наконец свое  место  -  все  эти  вохровки -
растерявшиеся на некоторое время:
     - Кого ж теперь "Держать и не пущать"?
     Теперь они все в Мариинке снова при деле. В лучших традициях советского
времени.
     В общем,  непонятно -  откуда узнавать  про  то, как давать хабарик.  И
вообще,
     как давать?
     Это  важный вопрос, а никто не  учит. А мне про хабарик как-то неловко.
Вот если бы наши мужские герои - ну которые стоят перед стадионами - Шевчук,
Кинчев что-нибудь такое сказали.
     Но  они что-то все  время выкрикивают про Родину.  Вообще про  высокое.
Получается то же "Лебединое озеро" - только не в пачках, а в "ирокезах" - но
тоже  - красочное зрелище, много звуков - и ничего о душе. Все это  "Кимвал,
попусту бряцающий". Крик в небо и полное нежелание подмести под ногами.
     И очень грустно наблюдать,  как все эти люди потом огорчаются, что крик
их -  там, в  небе  - не слышат. Вот