ли пустые бутылки и жестяные банки, но они вовсе не портили
дикую красоту холма, потому что в них отражались звезды,  и  это  тоже  было
красиво.
   За спиной у них змеилась дорога, уводящая к Потерянной Миле; впереди  был
крутой обрыв, обозначенный изгородью из колючей проволоки,  слева  и  справа
простирался зеленый луг, а внизу  влажно  блестело  озеро.  На  дальнем  его
берегу, в нескольких милях отсюда - то есть с  холма  так  казалось,  что  в
нескольких милях; воздух был слишком  прозрачным  и  чистым,  чтобы  сказать
наверняка, - мерцала огнями электростанция, перемигиваясь зеленым и белым со
своим отражением в черной воде.  Ее  глухой  рев  доносился  даже  сюда,  на
вершину холма. А здесь все  тонуло  в  зелени,  сочной  даже  после  жаркого
Каролинского лета: высокие травы и громадный дуб, распростерший  свои  ветви
над поляной.
   Дух знал все истории про этот дуб. Однажды на него забрался один  индеец,
за которым гнался медведь. Отметины от медвежьих когтей до сих пор  остались
на стволе, на высоте восьми футов над землей, глубокие  царапины  в  толстой
коре. Медведь больно поранил когтями дерево,  говорил  Дух,  и  оно  истекло
чистым соком, чтобы  раны  затянулись,  чтобы  слепящая  боль  прекратилась.
Теперь раны зарубцевались, и дерево снова поет свою песню над тихим озером.
   Дух повернулся к дубу, безмолвно здороваясь с  ним.  Стив  стоял  чуть  в
стороне, опираясь рукой на теплый капот "тандерберда".  Свободной  рукой  он
провел по волосам и заправил их за уши. А потом, почти против воли, спросил:
   - А что убило того парнишку?
   Дух пожал плечами и низко наклонил голову, так что волосы  упали  ему  на
лицо.
   - Что-то очень плохое. И очень злое.
   Стив хотел было сказать: "Вот ведь хрень", -  но  потом  передумал.  Были
такие минуты, когда он просто не мог материться  при  Духе.  Они  подошли  к
изгороди у обрыва и стали смотреть на пастбища, которые спускались  к  самой
электростанции. Стив взялся обеими руками за  проволочное  заграждение.  Оно
было холодным - холоднее, чем воздух. Таким же холодным, как  мертвое  тело.
Он невольно поежился.
   - Маньяк какой-нибудь, - сказал он. - Или собака. Может  быть,  даже  тот
доберман. Как ты думаешь, здесь есть волки?
   Дух убрал волосы с лица и медленно покачал головой:
   - Это не волк и не собака.  Ты  себе  представляешь  собаку,  которая  бы
высосала из человека всю кровь?! А если ты думаешь,  будто  это  маньяк,  то
почему же ты не побоялся приехать сюда? Он может быть где угодно. А вдруг он
где-нибудь здесь?
   - Или уже в Виргинии. - Стив вспомнил страшную  рану  на  горле  мертвого
мальчика, хрупкую смуглую руку с размазанной  по  ней  грязью.  Глаза  вдруг
защипало -  наверное,  это  ночной  ветерок  высушил  непрошеные  слезы.  Он
прищурился, глядя на электростанцию, - так, чтобы ее огни слились  в  единое
мерцающее полотно... а потом его мысли как-то сами собой вернулись к Энн.
   Он вспомнил, как приезжал сюда в последний раз, несколько месяцев  назад.
С ней. Они занимались любовью на заднем сиденье "тандерберда".  Внутри  было
жарко, и они все взмокли, но  потом  прохладный  ночной  воздух  охладил  их
разгоряченные тела, и огни электростанции слились воедино - в  точности  как
сейчас.
   Стив зябко поежился и обнял себя  за  плечи.  Он  уже  собрался  сказать:
"Ладно, поехали"... а потом Дух  протянул  ему  зеленое  яблоко.  Отвлек  от
мрачных воспоминаний. Это сработало; теперь  Стив  задумался,  откуда,  черт
побери, взялось это яблоко. Он откусил большой кусок, отдал  яблоко  Духу  и
медленно прожевал сочную мякоть, смакуя его  золотистый  вкус:  хрустящий  и
сладкий. Ему сразу же стало лучше.
   - Помнишь историю про Крюка? - спросил он, проглотив яблоко.
   - Э-э... - отозвался Дух, доедая огрызок яблока. Стив смотрел.  Ему  было
интересно, выплюнет Дух косточки или нет. Дух не выплюнул, и Стив продолжил:
   - Ну, знаешь... такая страшилка про юную парочку в Аллее влюбленных.  Они
трахались в машине, на заднем сиденье, и вдруг  по  радио  передали,  что  в
округе появился опасный  маньяк,  который  сбежал  из  дурдома  за  городом.
Ненормальный убийца с крюком вместо одной руки.
   Стив покосился на Духа. Тот стоял,  прислонившись  к  столбу  проволочной
изгороди, запрокинув голову и глядя на звезды. Луна  скрылась  за  облаками.
Лицо  Духа  было  мрачным  и  задумчивым,  глаза  -  темными  и   совершенно
непроницаемыми.  Может  быть,  он  слушал  Стива;  а  может  быть,  принимал
телепатическое послание  от  аграрной  цивилизации  коллективного  разума  с
четвертой планеты Альфы Центавра.
   - В общем, они испугались и решили разъехаться  по  домам,  -  все  равно
продолжал Стив. - А когда подъехали к дому девчонки, парень вышел из машины,
чтобы открыть ей дверцу. И что, ты думаешь, он  увидел  на  дверце  снаружи?
Окровавленный крюк, свисающий с дверной ручки! - Он подался вперед и гаркнул
последнюю фразу прямо в ухо Духу.
   Дух аж подпрыгнул от неожиданности и едва не упал. Пару секунд он  просто
тупо смотрел на Стива, как бы не понимая, в чем дело, а потом улыбнулся.
   -  В  Аллее  влюбленных?  -  переспросил  он.  Они   оба   взглянули   на
"тандерберд", припаркованный на краю поляны, - огромный,  громоздкий  и  как
будто присыпанный пылью. Его остывающий двигатель время от  времени  издавал
металлический стон.
   - А почему... - начал Дух, и Стив сразу понял, что Дух собирается  выдать
очередной пример извращенной  логики,  которую  он  иногда  культивировал  и
которая так раздражала Стива. Он  собирался  спросить,  почему  эта  парочка
слушала радио в процессе  любовных  игрищ  или  почему  маньяк  вдруг  решил
открыть дверцу крюком, а не здоровой рукой, что было бы гораздо удобнее.  Но
потом луна вышла из-за облаков, и весь холм озарился белым холодным  светом,
и Дух умолк на полуслове, испуганно вскрикнув.
   Стив проследил за его взглядом - Дух смотрел на  дуб,  -  но  не  заметил
ничего необычного. Однако он знал, что Дух что-то  видит.  И  почему-то  это
было даже страшнее, чем увидеть это самому.

***

   Дух шагнул вперед, словно что-то его подтолкнуло, - ноги несли его  сами.
А он даже не был  уверен,  хочет  ли  он  идти.  Он  сделал  пару  шагов  по
направлению к дубу, и силуэты двух близнецов стали плотнее и четче.
   Они сидели на нижней ветке, свесив ноги и держась  руками  за  ствол.  На
фоне темной коры их изящные белые руки  казались  какими-то  фантастическими
насекомыми. Еще пара шагов, и Дух почувствовал их запах:  странный  пьянящий
букет из земляничного сока, ароматизированных сигарет, вина,  травы,  крови,
дождя и любовного пота - всего того, что они любили при жизни, всего, что  в
итоге их и погубило и заставило жить, паразитируя друг на друге, пока они не
испили друг друга до дна. Но здесь - на холме, озаренном луной, в ее бледном
призрачном свете, - они по-прежнему были красивы. Они  были  одеты  в  яркие
переливчатые шелка, которые искрились отблесками лунного света. Их лица были
свежими и молодыми - Дух не заметил ни одной морщинки, ни одного изъяна.  Он
видел  только  их  темные  губы,  их  пышные  волосы,  выкрашенные  в  яркие
неестественные  цвета,  лимонно-желтый  и  вишнево-красный,   их   глаза   -
серебристые жемчужины, как будто  подернутые  перламутровой  пленкой  и  без
зрачков.
   Но они были зрячими, и они смотрели на него -  он  это  чувствовал,  -  и
когда он подошел совсем близко, так что уже мог протянуть руку  и  коснуться
ствола, один из них обратился к нему. Всего лишь имя, шепот в ветвях:
   - Дух.
   Но это было как ветер, летящий над морем, как невидимый  шорох  в  пустой
комнате. Дух прикоснулся рукой к  стволу,  совсем  рядом  с  изящной  ногой,
затянутой в переливчатый шелк, - такой осязаемой и настоящей,  что  он  едва
удержался, чтобы ее не погладить.
   Почему он их видит сейчас - наяву, - этих созданий из сна? Там,  во  сне,
близнецы были жалкими и беспомощными, но теперь они его  пугали.  Интересно,
подумал Дух, во что они превратились сейчас, после  смерти?  Как  смерть  их
изменила? Если  каким-то  непостижимым  образом  они  сейчас  живы,  то  что
поддерживает в них жизнь или хотя бы подобие жизни? И самое главное:  почему
они ему снились?
   Дух давно уже  привык  к  подобным  вопросам.  Сколько  он  себя  помнил,
мертвецы приходили к нему в его снах; также в снах ему открывалось  будущее;
он умел читать мысли и воспринимать ощущения близких  ему  людей  -  а  если
сосредоточиться, то вообще всех людей. Но еще никогда существа  из  снов  не
приходили к нему наяву.
   - Что там? - спросил Стив с той стороны поляны.
   - Здравствуй, Дух, - сказал близнец с красными волосами и  улыбнулся  ему
сверху вниз накрашенными губами. На его бледном худом лице  эти  яркие  губы
смотрелись как-то уж слишком темно,  а  в  улыбке  не  было  тепла  -  давно
позабытый спазм мускулов, воспоминание об улыбке. Но Дух выдержал взгляд его
безжизненных серебристых глаз. За себя он не боялся. Пока еще не боялся. Эти
двое давно мертвы, если они вообще жили по-настоящему, за пределами его сна.
   - Разумеется, мы не жили по-настоящему, - сказал первый близнец, прочитав
мысли Духа. - Мы - всего лишь твой сон.
   - И мы не шляемся по ночам по пустынным  шоссе  и  не  убиваем  маленьких
мальчиков лишь для того, чтобы выпить их жизни.
   - И в момент своей смерти он был невкусным, правда, любовь моя? Нет, Дух,
мы не убивали того ребенка.
   - Нет, это не мы. Чтобы оставаться красивыми, нам надо пить жизнь. Но это
не мы. Мы - всего лишь твой сон...
   Они и не рассчитывали на то, что он им поверит. За экзотическим ароматом,
исходившим от близнецов. Дух  чувствовал  другой  запах  -  запах  смерти  и
разложения, сухой и прогорклый запах с бледно-коричневой  кромкой.  Их  кожа
вдруг показалась ему очень хрупкой. Впечатление было такое, что, если  ветер
подует чуть-чуть сильнее, он просто сорвет ее с тонких и ломких костей. Духу
хотелось спросить, больно ли это, когда ты гниешь в могиле, и одиноко им там
или нет. Ему хотелось спросить, как их похоронили - может  быть,  вместе.  В
одном гробу. Где хватило бы  места  для  них  двоих  -  для  двух  маленьких
ссохшихся   тел,   которые   входят   друг   в    друга,    как    фрагменты
картинки-головоломки из плоти и крови. Или их  все-таки  похоронили  в  двух
разных гробах, но рядом, и им приходится тянуться сквозь рыхлую землю, чтобы
соприкоснуться руками?
   Ему надо было понять, что они собой представляют;  опасны  они  или  нет.
Безо всякой охоты -  лишь  потому,  что  так  было  нужно,  -  он  внутренне
потянулся к ним, стараясь коснуться их мыслей. И у него получилось. Их мысли
были как отзвуки эха, как  безжизненные  и  пустынные  комнаты,  где  бродят
унылые призраки. Их мысли были легки, и трепетны, и холодны, как  надгробные
камни в серебряном свете луны; и ненасытны, как хищные звери, рвущие  зубами
добычу. Они взяли Духа с собой в могилу, и он увидел  самую  темную  тьму  -
темнее, чем беззвездная ночь в горах, где он родился, темнее,  чем  чернота,
что клубится у него за закрытыми веками, когда он лежит по ночам и не  может
заснуть, темнее, чем миг перед самым рассветом.
   Он лежал на гниющем шелке и чувствовал, как его тело  медленно  высыхает,
как содрогается обескровленная плоть. Он чувствовал потаенные  ласки  других
существ, которые делили с ним эту могилу: бледных червей, и блестящих  жуков
с тонкими черными ножками, и каких-то  совсем  уже  непонятных  существ  без
имени и облика, неразличимых невооруженным глазом, мелких  голодных  тварей,
которые превращали его мертвую плоть в новую жирную землю...
   - Дух? Какого хрена вообще ты там  делаешь?!  Ему  на  плечи  легли  руки
Стива, большие, сильные и настоящие. Узловатые  пальцы  больно  вонзились  в
плечи. Дух подался назад и прижался к Стиву спиной.
   - Это не больно, - сказал он... Стиву? Или, может быть, близнецам? Он  не
знал, и ему было все равно.
   - Что не больно? Ты с кем говоришь?
   - Смерть - это не больно,  -  сказал  один  из  близнецов,  и  его  глаза
вспыхнули серебром. - Смерть - это сладостная темнота.
   Второй близнец подхватил:
   - Только смерть длится вечно. Смерть - это вечная красота.
   - Смерть - это любовник с тысячами языков...
   - И ласки тысячи насекомых...
   - Смерть - это просто.
   - Смерть - это легко.
   - СМЕРТЬ - ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ - ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ - ЭТО ЛЕГКО...
   - Прекратите! - закричал Дух. Слова гремели у него в голове, обращались в
ритм его сердца, тянули его к себе. - Прекратите! Оставьте меня в покое!
   А потом Стив обнял его и прижал  к  себе,  и  Дух  больше  не  чувствовал
гнилостно-пряного запаха близнецов  -  только  запах  Стива,  запах  пива  и
грязных волос, запах любви и страха, - и он уткнулся лицом в плечо Стива,  в
его мягкую хлопковую футболку, а когда снова открыл глаза, близнецов уже  не
было. Дух слышал только далекий рев электростанции на  том  берегу  озера  и
видел лишь темные ветви дуба, что тянулись к ясному небу в мерцающей россыпи
звезд.

***

   Дух молчал почти всю дорогу до дома. Он рассказал  Стиву  только  о  том,
какие смертельно-красивые лица были у двух близнецов, об их ярких  шелках  и
чарующем мертвом запахе. Он сказал, что ему даже не хочется  думать  о  том,
что может значить это явление из его сна: может быть, это был некий знак,  а
может - еще того хуже, - они были реальны. Он допил виски и  заснул,  свесив
голову в окно. И ветер трепал его длинные волосы, и Стив то и дело переводил
настороженный взгляд с мерцающей в лунном свете дороги на бледную щеку Духа,
на изгиб его темной брови, на подрагивающие ресницы.
   И опять Стив задумался о том, какие странные вещи  творятся  в  этой  вот
голове - из чего состоит внутренний мир его  друга,  из  какого  непонятного
вещества сотканы  его  видения.  Там,  на  холме,  Стив  не  заметил  ничего
необычного. Он не слышал ничего, кроме шелеста ветра  в  ветвях  и  далекого
гула электростанции; и видел только старый корявый дуб,  раскинувший  черные
ветви на фоне звездного неба. Но  он  сразу  поверил,  что  Дух  видел  двух
близнецов: близнецов, которые умерли в его сне и возродились,  когда  он  не
спал. Теперь Стив всегда верил, что Дух видит и  слышит  что-то  такое,  что
недоступно другим; что он знает то, чего и сам, может быть, не понимает.
   Вера Стива во всемогущих богов из детства - в  Санта-Клауса,  Пасхального
зайца и Парикмахерскую фею, нетривиальное  сказочное  существо,  придуманное
специально для него, - развеялась под влиянием старших и более  приземленных
друзей, которые посоветовали ему не спать ночью и убедиться, что это папа, а
вовсе не фея крадет у него  из  шкафа  свертки  со  срезанными  волосами,  а
подарки на Новый год и на Пасху ему на стол кладет мама. Стив так и  сделал,
и после этого пасхальный шоколад уже  никогда  не  был  таким  восхитительно
вкусным и сладким - совсем не таким, как тогда, когда Стив был  уверен,  что
его делают под корнями большого дерева в чаще волшебного леса, на  подземной
фабрике огромного зайца, который в Стивовом представлении был очень похож на
мультяшного Багза Банни, но с ярко-розовой шерстью.
   Несколько лет спустя, когда тетя в первый раз привела его в  церковь,  он
сразу же заподозрил, что  это  -  та  же  волшебная  белиберда,  только  для
взрослых. Стиву тогда было одиннадцать. С циничной надеждой  он  попросил  у
Бога, чтобы космический корабль, который они с  другом  Ар-Джеем  строили  в
гараже, успешно поднялся к  звездам.  Но  моторы,  которые  они  с  Ар-Джеем
собирали из деталей  от  старых  фенов,  холодильников  и  одного  разбитого
мотоцикла, никак  не  хотели  работать  -  сколько  бы  они  с  Ар-Джеем  ни
колупались с настройками, сколько бы ни  щелкали  выключателем,  сколько  бы
Ар-Джей ни сверялся с расчетами у  себя  в  блокноте,  сколько  бы  Стив  ни
ругался и ни пинал эту тупую машину ногами.
   Тогда-то, наверное, Стив и утратил остатки веры в чудеса -  когда  понял,
что Господу Богу нет никакого дела до космического корабля, с  которым  двое
мальчишек возились все лето и в который вложили  столько  труда  и  веры,  -
утратил уже безвозвратно. Прямо  там,  в  душном  и  пыльном  гараже,  среди
обрезков проводов, кусков металла и сломанных сверл для дрели, за которые он
получил ремня.
   И он бы, наверное, уже никогда не поверил в чудеса опять. Но  через  пару
недель - как раз в самом начале осени -  он  познакомился  с  Духом,  и  все
изменилось.
   Лето кончалось, близилась осень. Стиву было одиннадцать, НО  его  уже  не
привлекали всякие детские "глупости". Ему даже было немного стыдно,  что  он
убил столько времени на строительство космического корабля.  Он  стал  очень
практичным и очень серьезным. В последнее время  Стив  часто  задумывался  о
том, что его жизнь могла бы сложиться  совсем  по-другому.  Если  бы  он  не
встретил Духа, он бы вряд ли когда-нибудь взялся учиться играть  на  гитаре.
Скорее всего он бы благополучно окончил школу, поступил бы в  университет  и
получил бы диплом бакалавра по коммерческой рекламе  или  еще  какому-нибудь
столь же убойному предмету. Если бы не встретил Духа.
   Цикады по-прежнему стрекотали в ветвях деревьев и среди высокой  травы  у
дороги, но теперь их песня была печальной, потому что она  предвещала  конец
еще одного лета. Еще месяц по меньшей мере дни будут теплыми и даже жаркими,
но по ночам уже станет прохладно. Еще  не  совсем  по-осеннему,  но  тем  не
менее. Новый учебный год. Как всегда - новенький в классе. В этом  году  это
был бледный и хрупкий мальчик с длинными волосами, то есть не то чтобы очень
длинными, но все-таки чуть длиннее, чем это было принято у них в школе.  Все
его рубашки - пусть даже чистые  и  аккуратные  -  висели  на  нем,  как  на
вешалке. Его посадили как раз перед Стивом, и Стив заметил,  что  лопатки  у
новенького выпирают, как крылышки у неоперившегося птенца.
   По традиции, сначала новенького как бы и не замечали вообще,  хотя  между
собой ребята прикалывались над его смешным именем и обзывали  его  за  глаза
деревенщиной, потому что  он  переехал  в  их  город  из  какого-то  горного
захолустья. Потом - из-за  его  утонченной  внешности,  тихого  поведения  и
нежелания играть в футбол на переменах - его окрестили девчонкой и педиком и
принялись издеваться над ним кто как мог. При этом  все  понимали,  что  он,
наверное, очень умный, потому его перевели к ним в класс экстерном - если по
возрасту, он должен был учиться на класс  младше.  У  большинства  ребят  из
Потерянной Мили были  какие-то  свои  странности  и  отличия,  как  правило,
жуткого и неприятного свойства: у кого-то отец погиб при  пожаре  на  старой
хлопковой мельнице, у кого-то мать работала стриптизершей  у  Рейли,  кто-то
жил на Скрипичной улице и был таким бедным, что  -  по  слухам  -  по  ночам
подбирал на шоссе сбитых животных, чтобы было что есть на обед.
   Вот почему они были очень довольны, что среди них  появился  кто-то,  над
кем  можно  всячески  издеваться.  Впрочем,  новенький  мальчик  не  обращал
никакого внимания на их потуги. Впечатление было такое, что он их вообще  не
замечал; даже когда мальчишки кидались в него сосновыми шишками  и  камнями,
он лишь растерянно озирался вокруг, как  будто  думал,  что  шишки  и  камни
падают с неба. В школьной библиотеке он брал "взрослые" книжки по астрономии
и все перемены просиживал с ними в роще на краю школьного двора.
   Стиву было любопытно. Он знал, что новенький мальчик переехал сюда вместе
с бабушкой, а до этого они жили где-то в горах; а ему было  очень  интересно
узнать про горы. Однажды он проезжал там  с  родителями  на  машине,  и  они
показались ему царством необузданной дикой природы, мрачных тайн и суровой и
даже зловещей красоты. В горах звезды так близко, что там не  нужен  никакой
космический корабль; а вместо собак там держат гигантских опоссумов.