и
дрожащая в пляшущем свете свечи. Аркадий наступил на нее - этому  фокусу  он
научился давным-давно; в этом не было ничего суеверного или магического, это
был просто  прием  для  небольшой  показухи,  -  и  прошел  через  бархатную
занавеску в заднюю комнату за магазином. Лист коровяка, - напомнил он  себе.
- Надо взять лист коровяка, и книгу, и херес. Он подошел к алтарю, нагнулся,
чтобы достать графинчик... и вдруг замер, резко втянув в себя воздух  сухими
губами. Рука застыла в нескольких дюймах от бархатного покрывала.
   Он хранил череп Эшли под алтарем, в темноте. Иногда по ночам он спускался
сюда, доставал череп брата и разговаривал с ним, гладя ладонью  его  гладкие
костяные изгибы. Но потом он всегда убирал череп на место.  А  теперь  череп
Эшли стоял на алтаре, среди подношений и амулетов.
   Аркадий заметил, что предметы, разложенные на алтаре, лежат не  так,  как
он их оставил; пол вокруг алтаря был  усыпан  сухими  цветами,  монетками  и
мелкой золой от  сожженных  ароматических  палочек.  Один  из  пластмассовых
святых лежал на боку, но свечи горели по-прежнему, по две с обеих сторон  от
Эшли. Черный и розовый воск капал на бархатное покрывало.  Аркадий  протянул
руку, чтобы прикоснуться к черепу брата. Он надеялся, что это  прикосновение
даст ему ответы на все вопросы или хотя бы уймет его страх и смятение.
   Череп был холодным, как ноябрьский  ветер,  -  холодным,  как  промерзшая
земля.
   - Что такое? - прошептал Аркадий. - Что происходит?  В  пустых  глазницах
плескалась все та же безмолвная бархатная чернота; зубы не клацнули в ответ.
Но когда Аркадий провел ладонью по своду черепа, все пять свечей - четыре на
алтаре и одна у него в руке - вдруг задрожали,  а  потом  разгорелись  ярче.
Только теперь теплое желтое пламя стало холодным и синим.
   Верный признак того, что в комнате прячутся злые духи.
   - Эшли? - выдохнул Аркадий. - Брат? Это ты? - Но это были не те  вопросы.
Эшли не был злым духом. Он никогда бы не  причинил  Аркадию  вреда.  Аркадий
запустил руку под алтарь. Сегодня херес ему точно не  помешает.  Он  нащупал
фигурный графин, схватил его и направился к лестнице.
   Но, дойдя до бархатной занавески, он остановился  и  вернулся  обратно  к
алтарю, чтобы взять Эшли. Это значило, что ему придется оставить свою  свечу
и подниматься по лестнице в полной темноте, но  он  просто  не  мог  бросить
брата наедине с этими злобными духами, которые  решили  порезвиться  сегодня
ночью.
   Первая же ступенька жалобно скрипнула у него под ногами. Босой ступней он
нащупал вторую ступеньку и постарался  встать  на  нее  так,  чтобы  она  не
скрипела. Он напряженно вглядывался в темноту. Он задел плечом стену...  или
это стена пододвинулась, чтобы задеть его за плечо? Деревянная лестница  под
ногами казалась какой-то неприятно сухой, чуть ли не  меховой.  Он  поднялся
еще на две ступеньки, на три, на четыре.
   Он прошел уже половину пути, как вдруг у него за спиной раздались  легкие
шаги.
   На лестнице было темно, но два эти лица были как будто подсвечены изнутри
нездоровым  призрачным  сиянием.  Аркадий  различал  их  резкие  черты,   их
кривящиеся губы, усталый блеск в их глазах за  стеклами  дешевеньких  темных
очков.
   - А, это вы, - сказал он. - Вы меня напугали.
   Они направились вверх по лестнице.
   - Посмотри на нас, Аркадий, - сказал один из близнецов. Его голос был как
тихий  шелест,  звук,  просочившийся  сквозь  крылышки  ссохшегося  мертвого
мотылька.
   - Мы так долго ждали, - сказал другой, и его голос был словно ветер,  что
дует над морем стоячей воды. - Мы не смогли никого найти. Мы даже в  зеркало
поглядеться не можем. А сегодня у нас концерт...
   Аркадий пятился вверх по лестнице, медленно отступая.  Дыхание  сделалось
хриплым и сбивчивым.
   - Чего вам нужно?
   - Время пришло, Аркадий, -  сказал  тот,  который  заговорил  первым.  Он
улыбнулся, и  от  его  щеки  отделился  лоскут  желтоватой  кожи  и  тут  же
рассыпался в пыль.
   Второй близнец улыбнулся тоже. У него  на  губах  запеклась  корка  сухой
помады, когда-то красной, но теперь выцветшей до пыльно-оранжевого.  Даже  в
полумраке Аркадий различал тонкую паутинку морщинок на лицах близнецов.
   - Ты нам нужен, - сказал первый.
   - Это легко. Тебе же хочется встретиться с братом.
   - Там наверху лежит девушка. - Аркадий услышал свой голос  как  будто  со
стороны. - Молодая, красивая. Забирайте ее...
   Первый близнец покачал головой как бы с упреком. Алые волосы упали ему на
лицо.
   - Нет, Аркадий. Нам не нужна твоя девушка. Во всяком случае, не сейчас. А
то  ты  еще  нам  предложишь  выйти  на  улицу  и   подобрать   какую-нибудь
проститутку. Мы голодны. Мы тебя знаем. Нам нужен ты.
   - Мы тебя любим, Аркадий, - сказал второй, улыбаясь еще шире. Из  верхней
десны вывалился один зуб и с  тихим  стуком  упал  на  лестницу.  Он  поднял
выпавший зуб и вставил его на место, по-прежнему улыбаясь. Крови не было, ни
капли. - Видишь? Неужели ты допустишь, чтобы наша красота увяла, как красота
твоего брата?! Ты можешь помочь нам, Аркадий. Ты можешь  нас  накормить.  Ты
знаешь, что это легко.
   - Легко... - повторил эхом первый.
   Они поднимались к нему. Аркадий не мог убежать. Не мог даже пошевелиться.
Ноги не слушались, как будто они уже высохли. Интересно,  а  как  они  будут
кормиться? - подумал он. Может быть, у них есть  какие-то  хоботки,  которые
вонзаются глубоко в тело намеченной  жертвы,  чтобы  высосать  ее  жизнь  до
последней капли? Или они просто вгрызутся в него зубами  и  будут  пить  его
силу?
   Но как бы там ни было, Эшли  уже  испытал  все  это  на  себе.  Это  было
последнее, что он чувствовал в жизни, - кроме жесткой веревки на шее. Как ни
странно, но эта мысль слегка успокоила  Аркадия.  Он  решил,  что  не  будет
бояться. Хотя бы попробует не бояться.
   Близнецы продолжали подниматься. Теперь он явственно различал  серебряный
блеск их глаз за стеклами темных очков. Различал морщинки у них на лицах.  И
тонкий слой пыли у них на языках.
   Когда они были уже совсем близко,  он  издал  хриплый  отчаянный  крик  и
швырнул в них череп  Эшли.  Череп  ударился  о  грудь  близнеца  с  красными
волосами и отскочил, как резиновый мячик. Когда сухая тонкая рука  коснулась
щеки Аркадия, он еще успел заметить, как череп катится вниз по лестнице -  в
темноту.

***

   Близнецы кормились почти два часа. Они тесно прижались к Аркадию с  обеих
сторон, и каждая  пора,  каждая  трещинка  у  них  на  коже  превратилась  в
крошечный ненасытный рот, который высасывал из Аркадия его жизнь - его соки,
его энергию и те остатки любви,  которые  еще  не  умерли  в  его  горестном
сердце. Периодически они отрывались от своей жертвы, чтобы прикоснуться друг
к другу и поцеловаться - долгими,  влажными  поцелуями,  сдобренными  силой,
высосанной из Аркадия. Теперь секс для них был только  временной  полумерой,
кое-как заменявшей  истинное  наслаждение.  Обычные  занятия  любовью  давно
потеряли для них свой вкус. Пить жизнь - вот неподдельное удовольствие,  вот
предельная чувственность.
   Наконец близнец с красными волосами резко сел и  зевнул.  Второй  близнец
оторвался от Аркадия и посмотрел на него  со  снисходительным  любопытством.
Теперь пальцы Аркадия были разве что чуточку толще усохших  костей,  но  они
по-прежнему слабо скребли по полу - по деревянному полу лестничной площадки,
куда  близнецы  затащили  его  перед  тем,  как  начать  свою  трапезу.   Он
по-прежнему пытался мотать головой в жесте  слепого  отчаянного  несогласия;
сухой лист языка все еще шевелился между крошащимися губами, умоляя о  капле
влаги.  Но  в  разрушенном  теле  Аркадия  не  осталось  ни   капли   влаги.
Желтоволосый близнец это знал. Но они всегда умирали так медленно.
   И это было любопытно.
   Близнец с красными волосами обернулся через  плечо  и  взглянул  в  глубь
коридора.
   - Аркадий говорил, там какая-то девушка.
   Желтоволосый усмехнулся:
   - О, неуемная жадность.
   - Вообще-то мне все равно...
   - Ну давай сходим - посмотрим.
   Они вошли в комнату Стива и Духа на цыпочках и встали по  обеим  сторонам
кровати. В комнате пахло кровью.  Аркадий  не  оставил  света,  а  зрение  у
близнецов было не таким острым, как все остальные чувства. Но им и не  нужно
было смотреть. Они склонились над кроватью и стали принюхиваться,  чтобы  за
запахом пота, печали и крови  уловить  запах  жизни,  еще  бьющейся  в  теле
девушки.
   Потом они переглянулись и покачали головами.
   - Это девушка Духа, - сказал желтоволосый.
   - Кого?
   - Духа! Ты что, не помнишь? Того красивого сновидца.
   - А! Он мне не понравился. Не нашего типа мальчик. Слишком...
   - Бесполый? Несексуальный?
   -  Слишком  чистый,  -  сказал  близнец  с  красными  волосами,   и   оба
рассмеялись. Но их смех тут же затих, когда они оба  одновременно  взглянули
на девушку на кровати. Аркадий был слишком сухим.
   - Как-то нехорошо получается.
   - Нехорошо - не то слово. Но у нас сегодня концерт.
   Стиву с Духом Аркадий сказал, что близнецы - музыканты, но  это  было  не
совсем так. Они были артистичными дилетантами, которые  хватались  за  любую
возможность выступить на  публике.  Причем  в  любом  качестве.  Сейчас  они
выступали с одной местной группой, которая не  сумела  воспламенить  клубную
сцену Французского квартала своими  готическими  заморочками.  Гитаристка  и
бывшая певица по прозвищу Жемчужина, эффектная  молодая  женщина  с  бледной
молочной кожей  и  вьющимися  иссиня-черными  волосами,  имела  только  один
существенный недостаток - полное отсутствие  мозгов.  Она  сразу  запала  на
близнецов.
   - Вы вдохнете в  наши  концерты  жизнь,  -  заявила  она  с  неподдельным
восторгом.
   На что желтоволосый близнец ответил:
   - А ты, может быть, вдохнешь жизнь в нас.
   Жемчужина и остальные ребята из  "Полуночного  солнца"  согласились,  что
близнецы будут выступать с ними, пока они  сами  того  хотят.  Зрителям  они
нравились, хозяевам клуба - тоже. А членам группы больше всего импонировало,
что близнецы ни разу не взяли денег, хотя  им  честно  предлагали  их  долю.
Деньги им были без надобности.
   Близнецы  обнялись  у  подножия  кровати  Энн.  Их  разноцветные   волосы
переплелись; глаза горели  серебряным  светом  под  стеклами  черных  очков,
которые они так и не сняли.
   - Давай уедем после сегодняшнего концерта, - прошептал близнец с красными
волосами. - Мне уже надоел этот город.
   - Но  Жемчужина...  -  Желтоволосому  очень  нравилась  эта  пустоголовая
сексапильная гитаристка.
   - Можем и ее тоже... того. После концерта. Мне все равно. Но потом  давай
уедем. Ну пожалуйста. Давай уедем.
   - Ну хорошо. Как скажешь. Но с чего вдруг такая спешка?
   Близнец с красными волосами взглянул на окровавленную  безвольную  фигуру
на кровати. Потом запрокинул голову и улыбнулся, глядя  в  серебряные  глаза
брата. Это была беззаботная, теплая, легкая улыбка.
   - Ты разве не видишь, что с ней? - спросил он. - Как это все безобразно и
гадко. Это дрянной городишко. Слишком много здесь развелось кровопийц.
   Снаружи, на темной лестничной площадке, Аркадий все еще скреб пальцами по
деревянному полу. С каждым разом его движения становились  все  медленнее  и
слабее, с каждым разом все больше ссохшейся кожи  оставалось  на  деревянных
досках.
   - Прощайте, милейший Аркадий, - равнодушно проговорил близнец с  красными
волосами.
   У подножия лестницы близнецы подобрали череп Эшли и унесли его с собой.

31

   - Кажется, это здесь, - сказал Стив.
   До самых сумерек они с Духом шатались по Бурбон-стрит, заглядывая во  все
бары, которые пропустили в прошлый раз. Ближе к полуночи  они  добрались  до
Декатюр и попробовали разыскать клуб, про который им говорил Аркадий.
   Стив сошел с  тротуара,  чтобы  получше  разглядеть  черную  вывеску  над
дверями  из  кованого  железа.  Название  клуба  было  написано   витиеватым
готическим шрифтом. Зловещие черные буквы сочились красным, как  бы  истекая
кровью. С обеих сторон шел  узор  в  виде  тонкой  паутины.  У  ПАСКО.  Стив
прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд.
   - Наверное, здесь, - повторил он.
   - Наверное. - Дух пошатнулся. Ветер с реки погладил его по лицу.  Он  был
теплее, чем ночной воздух, и пах устрицами и перламутром, костями и  влажным
илом. Почему-то он заставлял нервничать и  будил  жажду.  -  Может,  сначала
вернемся к тому кафе и выпьем кофе?
   - Ага, мы с тобой и еще миллион туристов. Пойдем. Там прямо и  выпьем.  И
лучше пива. - Стив толкнул дверь и затащил Духа внутрь.
   Парнишка, который стоял у дверей, был одет во все черное.  Дух  вовсе  не
удивился. Его кожа была такой  бледной,  что  буквально  светилась  в  синем
матовом освещении; за густой черной подводкой было не видно глаз.
   - Сегодня - пять баксов за вход, - сообщил он.
   Дух пошарил в карманах. Чего там только не было: сухие  листья,  лепестки
роз... единственное, чего там точно не  было,  так  это  денег.  Парнишка  в
черном презрительно усмехнулся. Он был  похож  на  Билли  Айдола  под  конец
бурной и пьяной ночи. Егo правый глаз слегка дергался - не очень заметно, но
постоянно.
   - Ну что, ребята, будем платить или как? - В его голосе  не  было  злобы,
только предельное равнодушие.
   Стив прислонился к стене и  достал  из  кармана  смятую  десятидолларовую
бумажку. Парень схватил деньги и с преувеличенной любезностью, граничащей  с
издевкой, махнул рукой: мол, проходите.
   Дух сразу же поразился тому, насколько этот клуб был похож на  "Священный
тис" дома, в Потерянной Миле. И тут было  чему  удивиться.  "Тис",  конечно,
считался самым продвинутым и прогрессивным клубом в их маленьком, откровенно
провинциальном городке. Но это был ночной клуб в  большом  городе,  в  самом
центре Французского квартала. Дух ожидал большего. Он и сам толком  не  знал
чего.  Больше  пышности,  больше  блеска  и  стиля.  Быть   может,   веселых
подвыпивших завсегдатаев в сверкающих масках с узкими прорезями для  глаз  и
разноцветными  конфетти  в  волосах.  Но  здесь  собрались  точно  такие  же
ребятишки, что и в "Священном тисе". Конечно, их было больше - потому что  и
помещение было больше, - но это были  те  же  детишки  с  густо  обведенными
черным глазами, с бледной кожей и множеством дырок  в  ушах.  Сладкий  запах
ароматизированных  сигарет  был  тоже  до  боли   знакомым.   Дым   струился
причудливыми узорами в приглушенном синем свете.
   Конечно, были и отличия. Здесь подавали не только пиво,  но  и  коктейли.
Дух  заметил  таинственный  ярко-красный  напиток  в  фигурных   пластиковых
стаканчиках с фруктами на  зубочистках  и  бумажными  зонтиками  в  качестве
украшений. И звуковая аппаратура была, разумеется, очень приличного качества
- даже Стив бы  не  смог  к  ней  придраться  при  всем  желании.  Сейчас  в
динамиках, включенных на полную мощность, гремел "Bauhaus". Дух узнал  голос
солиста - низкий, гортанный.
   Энн слушала "Bauhaus". Дух не мог вспомнить,  как  зовут  солиста  и  как
называется этот альбом, где все песни были связаны по смыслу и  представляли
собой как бы единое повествование в жанре "ужасов". Никто  наверняка  знает,
что это за альбом. Интересно, подумал Дух, а вдруг Никто тоже сегодня придет
сюда. Все ребята, собравшиеся на  концерт,  были  так  на  него  похожи.  Их
длинные черные плащи или черные "косухи"  -  обязательно  на  пару  размеров
больше - окутывали их хрупкие тела, как тени. Большинство  из  них  казались
такими маленькими... такими хрупкими и уязвимыми.  Такое  впечатление,  что,
если к ним прикоснуться, они просто лопнут, как мыльные пузыри. Но  во  всех
обведенных черным глазах таилась нарочитая  жесткость  -  стена  из  стекла,
чтобы скрыть их ранимое существо. Покажи мне, что сможешь,  -  говорили  эти
глаза. - Сделай мне больно, если тебе очень хочется. Я все это видел...  или
думаю, что видел... но есть ли разница?
   Стив был уже у бара - заказывал им обоим по  пиву.  В  последние  дни  он
"прибился" на "Dixie". Пил только этот сорт: либо просто,  либо  запивал  им
виски. Духу совсем не хотелось пива. Он  бы  лучше  пошел  в  круглосуточный
магазин и купил там бутылку  крепленого  вина.  "Дикую  розу  Ирландии"  или
"Ночной экспресс". Ему нравились густые сладкие  вина.  Ему  нравилось,  как
тает на языке сахарный аромат винограда  с  легким  привкусом  перебродивших
ягод. Такое вино напоминало ему ягодные сиропы, которые бабушка делала ему в
детстве: столовая ложка на ночь, крошечная ликерная рюмочка за завтраком. Он
помнил, как она говорила: Выпей все, до последней капли. Это вылечит кашель.
А от этого у тебя будут румяные щечки. Больше всего Духу нравилось питье  из
фруктового сока и сахарного сиропа. Этот сиропчик не даст тебе  окончательно
повзрослеть. В тебе навсегда сохранится что-то от ребенка.
   Фруктовый сок и сахарный сироп.
   В основном.
   Стив подошел к нему, держа в обеих руках по запотевшей бутылке пива.  Дух
забрал у него свою бутылку, и их пальцы на мгновение соприкоснулись, и  Стив
улыбнулся своей прежней улыбкой - пьяной и беззаботной, - и на секунду  Духу
показалось, что они дома, в "Священном тисе",  у  них  перерыв  между  двумя
отделениями концерта, и они отдыхают, попивая пивко, и все у них хорошо.
   А потом начался концерт.
   Голос солиста из "Bauhaus" сорвался с  высот  психопатически-сексуального
восторга в мрачные глубины отчаяния.  Песня  оборвалась  так  внезапно,  как
будто у певца случился жестокий приступ  рака  горла.  Раздалась  барабанная
дробь, группа вышла на сцену. Протяжный  басовый  аккорд...  а  потом  самый
воздух в клубе как будто застыл от леденящего кровь, запредельного  вопля  в
две глотки.
   Стив с Духом стояли очень далеко от сцены,  и  им  не  было  видно  почти
ничего. Они переглянулись, услышав вопль, который врезался в сигаретный дым,
пробрал  слушателей  до  костей   и   прошел   сквозь   стены,   расписанные
разноцветными граффити. Когда в дымном воздухе зазвучали слова первой песни,
толпа зарябила и расступилась. От дальней стены до самой  сцены  образовался
довольно широкий проход, и Дух впервые увидел любовников Эшли. Близнецов.
   Каждый нерв в его теле зазвенел, словно туго натянутая струна. Он выронил
бутылку с пивом, и пена  растеклась  по  липкому  полу.  Смутно,  словно  со
стороны, он почувствовал, как намокли его кроссовки, как Стив  повернулся  к
нему со словами: "Блин, ты чего?!" - и быстро нагнулся, чтобы спасти остатки
пива, пока оно все не вылилось из бутылки. Духу  хотелось  схватить  его  за
руку -  чтобы  предупредить,  защитить,  чтобы  просто  почувствовать  тепло
знакомого тела.
   Но он не мог даже пошевелиться. Он мог только стоять и смотреть на сцену,
на губы двоих близнецов, которые шептали в микрофон:
   - Смерть - это легко...
   Они практически не изменились с той ночи на холме у Роксборо. С той ночи,
когда Дух видел их во сне. Разве что теперь они оба  носили  темные  очки  -
даже при тусклом приглушенном освещении, в дымном воздухе, в синем мареве. И
они были гораздо красивее, чем в его сне. И сексапильнее, чем на холме.
   Они больше не производили впечатление сухих ломких кукол. Их кожа уже  не
смотрелась  так,  как  будто  она  должна  слезть  лохмотьями  при  малейшем
прикосновении. Сегодня ночью их губы были накрашены ярко-красной помадой,  а
их десны и языки влажно  поблескивали  сочно-розовым.  Их  белая  кожа  была
упругой и гладкой, как миндаль. Разноцветные  шелка  колыхались  в  такт  их
движениям. Они  обнимались,  прижавшись  друг  к  другу  щеками.  Их  волосы
переплелись - длинные пряди рубиново-красного и бледно-желтого цвета, -  как
языки разноцветного пламени. Их лица в точности повторяли друг  друга,  и  в
этом было что-то распутное, но и прекрасное тоже.
   Когда голоса близнецов прикоснулись к Духу, ему показалось, что он уловил
и их запах, пьянящий букет из землян