отрясение,  электризующее
воздух. Паутина, сплетенная из тонких нитей белой потрескивающей энергии.
   Злость. Прежняя злость Стива Финна из серии "умри все живое".
   Аркадий резко вдохнул воздух сквозь сжатые зубы.
   - Ты.
   - Отойди от него, - сказал Стив. Он оперся руками о  дверной  косяк.  Его
грязные волосы, не мытые уже неделю, торчали во все  стороны.  -  Отойди  от
него, мудила, - повторил он. - И мне наплевать, какой ты крутой  и  неслабый
колдун. Если ты сейчас же его не отпустишь, я тебя задушу голыми руками. И с
большим удовольствием.
   Аркадий отпустил Духа.
   - Пойдем. - Стив ткнул большим  пальцем  в  направлении  коридора.  -  Мы
уезжаем. Сейчас мы спустимся вниз, сядем в машину и поедем домой. И  хрен  с
ней, с Энн. Пусть ее разорвет изнутри, мне плевать. Она сама этого захотела.
Но я не позволю, чтобы ты становился шлюхой ради нее.  Или  ради  меня.  Или
ради кого бы то ни было. Это не для тебя, Дух. Ты для этого слишком чистый.
   В темноте глаза Стива сверкали так ярко, что  было  больно  смотреть.  На
щеках поблескивали две влажные дорожки. Следы от слез. Но он стоял прямо,  и
хотя он по-прежнему держался обеими руками за дверной косяк и одежда  висела
на нем, как лохмотья на огородном  пугале,  он  был  сильным.  По-настоящему
сильным. Он буквально исходил силой, готовой  выплеснуться  через  край.  Он
принял решение и готов был идти до конца. Но не один.
   Дух подошел к нему. Стив на мгновение замер, положив руки Духу на  плечи,
и его слезы упали на волосы Духа и запутались там одинокими капельками.  Они
стояли, прижавшись друг к другу, и сила переливалась между ними.
   - Пойдем, - сказал Стив.
   - Подождите! - крикнул Аркадий, когда они уже прошли половину коридора.
   Стив остановился, но не обернулся. Только сильнее  сжал  руку  Духа.  Дух
оглянулся через плечо и придвинулся  ближе  к  Стиву,  страшась  встретиться
взглядом с Аркадием.
   - Ты слишком чистый, Дух, - сказал Аркадий,  и  хотя  его  голос  был  не
громче, чем шелест крыльев полуночного мотылька в пыльном  темном  коридоре,
они оба его услышали. - Я не  солгал,  когда  говорил  тебе,  что  ты  очень
храбрый, чудовищно храбрый. Ты не питал ко мне никаких  чувств,  но  ты  был
согласен отдаться, чтобы спасти своего друга. И если бы нас не  прервали,  я
бы воспользовался этим согласием. Но ты  действительно  слишком  чистый.  Мы
должны выступить вместе против вечной ночи. Вампиры забрали моего брата, и я
не дам им забрать еще одну молодую жизнь. Я помогу вам. С Божьей помощью,  я
вам помогу.

***

   - Папоротник. - Аркадий поднес ближе к свету пакетик с сухими листьями.
   Они спустились  вниз,  в  магазин,  и  зажгли  ароматные  свечи.  Корица,
мускатный орех, лакричник.  Аркадий  разложил  все  свои  принадлежности  на
стеклянном прилавке: стеклянные  и  инкрустированные  флакончики,  ступка  с
пестиком, какие-то крошечные пакетики. Теперь он как  раз  разбирался  с  их
содержимым - просеивал, отмеривал, принюхивался и что-то  тихонько  бормотал
себе под нос.
   Стив стоял в самом дальнем  углу,  кривя  губы,  но  все-таки  исподтишка
наблюдая за манипуляциями Аркадия. Хотя он старательно делал  вид,  что  ему
все равно, ему все-таки было любопытно. Дух наблюдал за Аркадием, не  таясь.
Он  сидел,  положив  подбородок  на  руки,  и  следил  за   Аркадием   очень
внимательно. Ему совсем  не  хотелось  видеть,  из  чего  состоит  снадобье,
которое вычистит плод из утробы Энн, но он знал, что ему нужно смотреть. Все
это было ему знакомо. Даже слишком знакомо. Ему вспоминались бабушка и  мисс
Катлин или только одна бабушка - как она склоняется  над  столом  при  свете
свечей и перебирает сухие травы. Дух потихонечку входил в комнату и прятался
в тени от книжного шкафа или стоял в дверях, и  иногда  бабушка  чувствовала
его присутствие и звала его, чтобы он посмотрел. Она  объясняла  ему,  какие
травы и ароматические масла она  сейчас  смешивает  и  зачем.  Это  принесет
кому-то удачу, - говорила она. Или:  Это  облегчит  женские  месячные  боли.
Иногда эти снадобья пахли вкусно, а иногда - неприятно.  Иногда  они  просто
воняли, и противные коричневые испарения поднимались из  ступки  со  смесью.
Когда бабушка готовила эти снадобья, она всегда прогоняла Духа в постель.
   - Базилик, - сказал Аркадий. - Лавровый лист.
   Стив зашевелился и подошел поближе.
   - Блин, да это в любом магазине можно купить.
   - Мята болотная, -  продолжил  Аркадий,  сверкнув  глазами  на  Стива.  -
Тысячелистник обыкновенный, вероника-поточник.  И  чеснок.  -  Он  улыбнулся
одними уголками губ. -  Ему  чеснок  не  понравится.  -  Он  взял  крошечную
бутылочку  синего  стекла  и  вылил  в  ступку  несколько  капель   какой-то
мутно-белой жидкости. Травы холодно зашипели. Из ступки поднялся дымок.
   Стив встрепенулся:
   - А это еще что за хрень?
   Аркадий улыбнулся:
   - Самый главный ингредиент. Без него  вся  эта  мешанина  -  обыкновенный
салат.
   Стив скривился. Это было все равно как если бы  Аркадий  сказал  ему:  Не
твоего ума дело.
   Дух наблюдал за тем, как Аркадий соскребает получившуюся пасту со  стенок
ступки  и  выкладывает  ее  на  квадратик   вощеной   бумаги.   Паста   была
ярко-зеленого цвета и, кажется, разъедала бумагу. Снадобье из тысячи горьких
трав, - подумал Дух. Когда  они  заставят  Энн  проглотить  эту  штуку,  она
наверняка обожжет ей горло.
   Во всяком случае, Дух очень надеялся, что Энн придется это глотать.
   Аркадий сложил квадратный листок пополам и завернул края.
   - Ну вот, - сказал он. - Готово. Теперь вам надо найти девушку и привести
ее ко мне.
   Стив и Дух заговорили одновременно.
   - И где мы, по-вашему, будем ее искать? - спросил Стив.
   - Я все сделаю, - сказал Дух.

***

   Они поднялись к себе. Дух встал у окна, глядя на белые  дома  в  железных
узорах балконных решеток. Дальше влево - из окна этого было не видно - сияли
огни Бурбон-стрит. Несмотря на такой поздний час, люди еще гуляли. Звезды  в
небе, казалось, подрагивали и расплывались: огромные круглые звезды,  яркие,
галлюциногенные звезды.
   Аркадий тоже поднялся к себе и лег в постель.  Дух  уловил  его  мысли  -
сухие и одинокие: Он такой бледный, такой хрупкий... моя любовь наверняка бы
сломала его.
   А над городом  висела  луна,  маленькая  и  холодная.  Луна  как  обломок
замерзшей кости, луна в преддверии зимы.
   Дух отошел от окна.
   Стив уже лежал в постели, обнимая подушку. В бледном  свете  луны  темные
круги у него под  глазами  казались  еще  темнее.  Он  более-менее  распутал
пальцами свои свалявшиеся волосы,  и  они  больше  уже  не  торчали  во  все
стороны, а просто висели жирными  сосульками,  пропитанные  грязью  и  пылью
Французского квартала и потом долгой дороги. Сейчас он выглядел очень юным -
почти как тот мальчишка, которого Дух окликнул в осенней роще за  школой.  В
те времена, когда все было проще.
   - Ложись спать, - сказал Стив. - Уже почти утро. Завтра мы придумаем, как
найти Энн и заставить ее проглотить эту хрень. Может быть, это ее убьет.
   Дух почувствовал, как невысказанные слова повисли в воздухе, словно туман
от реки. Он забрался под одеяло, прижался к теплому боку Стива и молча  ждал
продолжения.
   Наконец Стив сказал:
   - Но это, наверное, лучше, чем если бы ее убили вампиры.
   - Если ты так считаешь... - отозвался Дух, но так тихо,  чтобы  Стив  мог
сделать вид, что это ему послышалось. Но Стив ответил:
   - Да. Я так считаю. Я видел лицо Зиллаха в тот вечер у клуба... я пытался
себя убедить, что мне показалось... но я его видел, и оно  было  нормальным.
Хотя должно было быть разбитым в котлету. Я устал себе врать. Все равно себя
не обманешь. Вот ты... ты никогда себя не обманываешь. Ты не  боишься  того,
что ты знаешь... что чувствуешь сердцем. Мне кажется, с Энн должно случиться
что-то очень плохое. Я в этом уверен,  потому  что  ты  в  этом  уверен.  Ты
считаешь, что Энн умрет, если ей не помочь. Ты так в это веришь,  что  готов
был продаться Аркадию. Чтобы спасти ее. И, как я понимаю, чтобы спасти меня.
   Он умолк на мгновение и добавил:
   - И я вовсе не собираюсь оспаривать то, во что ты так веришь, Дух.
   Стив нашел руку Духа под одеялом и сжал ее так крепко, что это было почти
больно. Дух услышал у  себя  в  голове  окончание  мысли,  которую  Стив  не
закончил вслух: Потому что я тебе доверяю, Дух. Никому больше, только  тебе.
И если ты в это веришь, то и я тоже верю. Пасхального зайца  не  существует.
Бога тоже не существует... и  Парикмахерской  феи.  Но  ты  -  ты  настоящее
волшебство.
   - Стив... - прошептал Дух. В груди нарастало тепло, его сердце стремилось
соединиться с сердцем Стива и слиться с ним воедино в биении жаркого пульса.
Ему представились сиамские близнецы, соединенные сердцем: две жизни в едином
ритме, общая кровь на двоих.
   Дух положил руку Стиву на грудь и почувствовал, как  бьется  его  сердце,
ровно и четко. Стив как будто слегка расслабился под его  прикосновением.  И
круги у него под глазами вроде бы стали бледнее, или это только так кажется?
Дух провел пальцами под глазами у Стива, как будто хотел стереть эти тени  -
снять, бережно подцепив их ногтями, и  убрать  куда-нибудь  подальше.  Может
быть, даже положить в  рот  и  для  верности  проглотить.  У  Стива  дрожали
ресницы, но он не закрыл глаза. Он доверял Духу. Ты - мой самый лучший друг,
ты - мой единственный брат...
   Дух прикоснулся к нежной и воспаленной коже под глазами у  Стива,  провел
пальцем по щеке Стива, заросшей четырехдневной  щетиной,  по  плотно  сжатым
губам, которые вроде бы тоже слегка размягчились под его прикосновением.  Он
положил голову Стиву на грудь, вслушиваясь в его ровное сердцебиение. Он  не
услышал, а скорее почувствовал, как Стив прошептал его имя:
   - Дух...
   Он ответил тихим вздохом. В горле вдруг встал комок.
   - Не бросай меня. Никогда. Слышишь, Дух, не бросай меня... не уходи...  -
Стив замолчал, но Дух почувствовал, как его голос вдруг сделался  жестким  и
хриплым.
   - Нет, - отозвался Дух. - Если кто-то и уйдет, то не я. - Сказать  больше
он просто не мог. Вместо слов он бы лучше стер тени  под  глазами  у  Стива;
слизал  бы  их  языком.  Он  склонился  к  Стиву,  но  вместо  того,   чтобы
прикоснуться губами к его глазам, он неуклюже прижался ртом ко рту Стива.
   Они оба напряглись. Дух подумал: Нет, я не хотел этого  делать.  Я  хотел
сделать совсем другое, - и Стив поднял руки, чтобы оттолкнуть его от себя.
   Но руки предали своего хозяина. Вместо того чтобы оттолкнуть  Духа,  Стив
обнял Духа за плечи и сцепил пальцы  у  него  на  спине.  Дух  с  удивлением
обнаружил, что Стив прижимает его к себе.  Может,  сегодня  -  сейчас  -  он
все-таки сможет помочь Стиву. Избавить его от кошмарного одиночества,  пусть
даже на время. Он попробовал приоткрыть языком губы Стива, и они  поддались.
Поначалу совсем чуть-чуть, но потом их языки  сплавились  воедино,  как  два
бьющихся сердца.
   Черная патока, - прошелестело откуда-то из темноты. - Ты остался таким же
на вкус. Как черная патока.
   - Что? - растерялся Дух.
   На мгновение их губы оторвались друг от друга, но лишь на мгновение.
   Случайные мысли сейчас не важны. Эти минуты должны  растянуться  надолго;
этот поцелуй должен длиться и длиться. Потому что уже через пару секунд Стив
отвернется, плотно сжав губы. Этот золотой привкус у Стива на  языке...  это
вовсе не пиво. Это сочный  вкус  лета  из  ушедшего  детства,  приправленный
темным привкусом страха. Стиву уже страшно, что он так безраздельно и  слепо
доверяет Духу. Он сам так сказал. Скоро этот поцелуй  прервется,  и  другого
уже никогда не будет, потому что Стив просто не выдержит  чего-то  большего,
чем этот первый и единственный поцелуй. Ему уже неудобно и слегка  тревожно.
Дух это чувствовал. Но ему это было нужно.
   Они заснули, вцепившись  друг  в  друга,  как  будто  боялись  утонуть  в
подушках и одеялах. Правда, Дух еще долго не спал. А вот Стив  заснул  почти
сразу, уткнувшись лицом Духу в плечо; дыхание Стива щекотало ему кожу,  ноги
Стива переплелись  с  его  ногами.  Дух  знал,  что  утром  Стив  проснется,
прищурится на свет и скажет:
   - Блин, я вчера так надрался, что вообще ничего не помню.
   Но это будет утром. А сейчас Дух возьмет себе Стивовы сны и  избавит  его
от кошмаров.

29

   Дух бродил по улицам старого Нового Орлеана в поисках Энн.
   Он вышел из магазина Аркадия с самыми мрачными мыслями: что у него ничего
не получится. Лучше бы они наняли частного  детектива  типа  того  парня  из
"Сердца ангела". Во всяком случае, у Гарри Ангела был бы шанс найти Энн  при
помощи логики с малой толикой удачи. А какие  шансы  были  у  Духа,  который
вообще не знал города и которого вела лишь обостренная  интуиция  и  вера  в
успех?!
   Поначалу ему казалось, что город буквально  пропитан  магией  -  ее  было
здесь слишком много. Она "забивала" его интуицию и смущала веру.  На  каждом
углу поджидала какая-нибудь волшебная история, в каждом тенистом  внутреннем
дворике жил свой печальный призрак. Среди них было немало таких,  кто  жадно
тянулся к Духу, к его чувствительному  сознанию,  и  беззвучно  шептал:  Иди
сюда, иди ко мне, послушай мою  историю.  Казалось,  что  даже  у  зданий  и
переулков есть свои шелестящие голоса, давящие на подсознание.
   Но вскоре Дух понял, что он  напрягается  слишком  сильно.  Надо  немного
расслабиться, и тогда эти призрачные голоса будут просто скользить  по  краю
его сознания наподобие тихой музыки, что играет по радио где-то вдали.  Надо
выключиться и вообще ни о чем не думать - пусть нога ведут его сами.
   Он прошел мимо группки ребят, одетых в черное. Черная  помада  на  губах,
густая черная подводка вокруг  глаз.  Кулоны  и  серьги  в  виде  серебряных
крестов, бритвенных лезвий, кинжалов. Они курили траву, передавая  косяк  по
кругу. Дети, влюбленные в смерть и ночь. Дети, которые слушают  музыку,  что
рассказывает о красотах тьмы и хрупкости смертного существования. Вампиры  -
вот их идеал, воплощение их мечты. Может быть, Бела Лугоши и  мертв,  но  он
жив в сердцах этих детей навсегда. Однажды вечером в  "Священном  тисе"  Дух
видел, как один мальчик показывает друзьям свою новую татуировку - две  алые
отметины от вампирских клыков у себя на горле.
   Эти дети могли сколько угодно мечтать о вампирах, но все они были  людьми
- непреложно  и  однозначно.  На  их  лицах  лежал  отпечаток  человеческого
несовершенства:  шрамы,  юношеские  угри,  ранние  мимические  морщинки.   У
настоящих вампиров есть своя "форменная" красота,  нестареющая  и  холодная.
Дух вспомнил лицо Зиллаха, которое было только немногим старше лица Никто, и
то исключительно из-за самодовольной улыбки и знающих и распутных глаз.
   Интересно, сравняется Никто по возрасту с Зиллахом и  остальными?  Может,
он  будет  меняться  внешне  до   некоего   определенного   "неопределенного
возраста", после чего остановится и  больше  не  будет  стареть?  Интересно,
подумал Дух, каково это - знать, что ты уже  никогда  не  состаришься  и  не
изменишься  внешне,  что  твоя  кожа  никогда  не  покроется  трещинками   и
морщинами,  что  твои  волосы  не  поседеют,  твои  руки  навечно  останутся
сильными, гладкими и молодыми? Он невольно поежился. Для себя он бы не хотел
подобной судьбы - смотреться в зеркало изо дня в день и видеть одно и то  же
лицо, на котором не отражаются радости и печали жизни.
   У Духа  сжималось  сердце  при  одной  только  мысли  о  том,  что  Никто
постепенно становится таким же пустым и холодным,  как  его  спутники.  Лица
Зиллаха, Молохи и Твига были подобны стилизованным маскам, гладким и  белым,
с глазами, горящими только пьяным безумием. Даже  у  Кристиана  было  пустое
лицо, хотя в глубине его глаз застыла печаль. Но Никто... лицо у Никто  было
еще таким юным, его губы - такими  нежными,  его  глаза  полны  удивительной
боли. Жалко, если все это сотрется под неумолимой рукой бессмертия.  Так  не
должно быть.
   Дух приехал сюда спасать Энн, а не Никто. Но ему все равно было больно за
этого мальчика. Не думать о нем было так же немыслимо и  невозможно,  как  и
остановить свое сердце. Но... Помогай тем, кого любишь,  -  однажды  сказала
ему бабушка. - Помогай, когда можешь  помочь,  а  потом  не  навязывай  свое
участие. Твой дар не дает тебе права обустраивать чью-то жизнь за него.  Да,
ты видишь их души. Но никто не захочет, чтобы ты был его зеркалом постоянно.
   Да, он видел душу Никто. В его  больших  затравленных  глазах,  в  темных
кругах под глазами... усталость, вечное  похмелье  и  размазанный  вчерашний
макияж. Никто - потерянная, пропащая душа. Потому что он сам это выбрал. Сам
этого хотел. Всегда. С самого рождения.
   Но Энн была околдована. Околдована блеском в глазах цвета шартреза, своим
собственным одиночеством, дурманящим опиумом в  слюне  Зиллаха  и  ядовитыми
соками существа, что росло у нее в утробе.
   И что это было за существо? Дух изначально отнесся к ребенку просто как к
темному сгустку крови, к семени, из которого прорастет смерть Энн. И так оно
и было. Но этот ребенок был также маленьким братиком или сестричкой Никто, а
Никто вовсе не был злым. Он был просто потерянным... и ту же судьбу повторит
и ребенок Энн.
   Дух представил себя запертым в материнской утробе,  его  кости  крошатся,
ядовитое снадобье обжигает и разъедает его нежную кожу. Яд,  который  сделал
Аркадий по их со Стивом просьбе. Причем просьба  сопровождалась  и  денежным
вознаграждением в размере двадцати долларов. Вот до чего они дошли.
   Дух прислонился к стене  и  закрыл  глаза.  Во  всем  есть  свои  "за"  и
"против". У каждого своя правда. Большинство людей видят только свою и умеют
не замечать остальных. А Дух так не умел... иной раз ему  казалось,  что  он
видит все правды, все "за" и "против". И не сказать, чтобы ему от этого было
легче.
   - Иди сюда и  поцелуй  меня...  -  прошептал  голос,  который,  казалось,
исходил прямо из стены.
   Дух вздрогнул и открыл  глаза.  В  последнее  время  голоса  из  ниоткуда
заставляли его сильно нервничать, но этот голос был не  похож  на  голос  из
кладовки в комнате близнецов. Он был сухой и едва различимый, почти на грани
слышимости, как писк насекомого.
   Дух подождал, но голос молчал.  Он  огляделся  и  понял,  что  потерялся.
Кажется, это был уже даже  и  не  Французский  квартал.  За  спиной  у  Духа
возвышались  какие-то  мрачные  многоэтажки  -  черные,  словно  обугленные.
Впереди простиралась  широкая  суетливая  улица.  Слева  в  стене  виднелась
маленькая калитка. Он прошел через эту калитку и оказался в городе мертвых.

***

   Дух кое-что слышал о кладбищах Нового Орлеана. Грунтовые воды под городом
проходят очень близко к поверхности, так что гробы не зарывают  в  землю,  а
устанавливают на земле  и  обносят  надгробиями.  Вырыть  яму  под  гроб  не
представляется возможным - она быстро наполняется жидкой грязью; а во  время
сильного дождя фобы, зарытые в землю, могут запросто всплыть на поверхность.
Но все, что Дух слышал и знал, не подготовило его к тому, что он  увидел  на
кладбище Сент-Луис, может быть, самом старом в городе и  уж  точно  -  самом
роскошном, самом кричаще безвкусном и беспорядочном  в  смысле  расположения
могил. Он ожидал чего угодно, но только не этого слепящего,  словно  нарочно
выбеленного пейзажа.
   Первое, что заметил Дух, - гробы, вставленные прямо в кирпичные  стены  в
несколько  рядов.  Кое-где  кирпич  раскрошился,  и  внутри  стен  виднелись
какие-то  бледные  тени.  Иногда  солнечный  свет  отражался   ослепительным
зайчиком от кости, кирпича или осколка стекла.  Неудивительно,  что  в  этих
стенах  жили  голоса.  Лабиринты  узких  тропинок  уводили  в  глубь   этого
некрополиса - города мертвых.
   Дух прошел чуть дальше и поразился тому, насколько близко  друг  к  другу
прилегают надгробные камни.
   В