Куда  он  уехал?  Ревность,
вспыхнувшая в ней там, на взморье, когда от него перестали приходить письма,
сейчас охватила ее с удвоенной силой. Наверно, есть женщина, имеющая на него
какие-то права, или девушка, в которую он влюблен. Джип удивлялась тому, что
способна ревновать.  Ей  всегда  казалось,  что  она  слишком  горда,  чтобы
испытывать ревность, это темное, гнилое и недостойное, но  -  увы!  -  такое
страшно реальное и неотвязное чувство.
     Уинтон был в клубе, и ей пришлось наскоро пообедать  одной.  Потом  она
поспешно оделась и выскользнула на улицу. Джип направилась в сторону  церкви
Сент-Джеймс, прошла по  Пикадилли,  по  более  оживленной  стороне  улицы  и
двинулась к парку. Она  шла  с  неясной  улыбкой  на  лице,  насмехаясь  над
собственным безрассудством. Несколько проституток, вышедших из боковых улиц,
двигались  с   заученной,   нарочитой   медлительностью.   Их   растерянные,
испытующие,  почти  враждебные  взгляды,  нарумяненные  и  напудренные  лица
доставляли Джип какую-то злобную радость. Ее вид раздражал и ранил их, а  ей
этого и хотелось.
     С ней поравнялся какой-то господин в  вечернем  костюме  и  распахнутом
пальто. Зная, что он озадачен и нерешительно следует за ней, она  продолжала
идти вперед все с той же полуулыбкой. Наконец он увидел выражение ее лица  и
отскочил в сторону; она снова ощутила это злобное веселье.
     Она  пересекла   улицу   и,   миновав   парк,   повернула   в   сторону
Сент-Джеймс-стрит; теперь она вся погрузилась  в  глубокую,  темную  печаль.
Если бы он, любимый, был с нею -  в  этот  прекрасный  теплый  вечер,  среди
огней, среди теней деревьев! Почему его нет в  этой  толпе  прохожих?  Одной
улыбкой она могла бы привлечь к себе любого мужчину, но она не может, как по
волшебству, вызвать того единственного, кто ей был  нужен  в  этой  огромной
пустыне столицы. На углу Сент-Джеймс-стрит она остановилась. Здесь  был  его
клуб. Может быть, он  играет  сейчас  в  карты  или  на  бильярде,  всего  в
нескольких шагах от нее, но уже словно в другом мире? Вот сейчас он  выйдет,
направится в какой-нибудь мюзик-холл или медленно зашагает  домой,  думая  о
ней, а может быть, даже и не думая? Она прошла под окнами клуба и  торопливо
направилась к себе.
     На следующее утро пришло письмо. Саммерхэй писал из гостиницы  у  реки,
просил ее приехать одиннадцатичасовым поездом - он ее встретит  на  станции.
Он хочет показать ей дом, который нашел там, и они могут провести целый день
на реке! Джип прочла письмо, которое начиналось словами  "моя  любимая!",  с
таким  восторгом,  что  ей  не  удалось  его  скрыть.  Уинтон,   внимательно
наблюдавший за ней, вдруг сказал:
     - Я думаю, мне надо поехать в Ньюмаркет, Джип. Вернусь завтра вечером.
     В поезде она сидела в каком-то забытьи. Если бы он  даже  был  рядом  с
ней, обнимал ее - и тогда он не казался бы ей ближе, чем в эти минуты.
     Она увидела его, как только остановился поезд; но они  встретились  без
рукопожатия, без единого слова, только смотрели друг на друга и улыбались.
     Саммерхэй где-то  разыскал  допотопную  маленькую  коляску  -  "лошадь,
кучер, вот и все", как окрестил ее он, и они поехали по дороге. Под  кожаным
фартуком руки их сплелись.
     День был прекрасный, какие  бывают  только  в  начале  сентября,  когда
солнце уже не печет, а ровным светом заливает теряющие свою летнюю  пышность
деревья, отливающие золотом скошенные поля, серебристо-зеленые взгорья, луга
с золотистой горчицей. Временами издали  доносился  выстрел  и  падал  вдруг
лист, как будто сам по себе. Они свернули на  проселочную  дорогу,  миновали
буковую рощицу и остановились у ворот старого кирпичного дома,  увитого  уже
желтеющим диким виноградом, - дома с камином  и  низкими  широкими  трубами.
Перед домом раскинулась огороженная лужайка - запущенный садик с тополями  и
одной крупной орешиной. Казалось, все  солнце  собралось  в  садике,  оттуда
доносилось мощное гуденье пчел.  За  деревьями  виднелись  холмы,  где,  как
говорили, проводились рысистые испытания лошадей. У Саммерхэя  был  ключ  от
дома, и они вошли. Для Джип  это  было  что-то  вроде  детской  игры  -  она
воображала, что  вот  они  будут  здесь  жить  вместе,  станут  распределять
комнаты, обставлять каждую. Ей не хотелось портить  этот  великолепный  день
какими-либо спорами или снова думать о  том,  что  надо  принимать  какое-то
решение. И когда он спросил:
     - Ну, дорогая, нравится тебе? - она только ответила:
     - О,  в  своем  роде  прелестно!  Но  пойдем  к  реке  и  по-настоящему
насладимся ею.
     Они  взяли  лодку  в  гостинице,  где   остановился   Саммерхэй.   Ему,
оксфордскому гребцу, река была хорошо знакома от Лечлейда до Ричмонда;  Джип
никогда на ней не  бывала,  и  река  просто  ошеломила  ее  своим  спокойным
очарованием. Плыть в этот сверкающий безветренный день мимо широких, плоских
листьев водяных  лилий,  над  зеленоватыми  омутами,  слушать,  как  воркуют
голуби, глядеть на пролетающих стрекоз, на ленивые  всплески  рыб,  даже  не
касаться руля, а опускать в воду руку и охлаждать ею согретые  солнцем  щеки
и, не отрываясь, смотреть и  смотреть  на  Саммерхэя  -  все  это  было  как
путешествие по реке грез, полнейшее воплощение  блаженства!  Неужели  у  нее
была какая-то другая жизнь с другим человеком, всего лишь год тому назад?
     Когда он привязал лодку в последней заводи и  сел  рядом  с  Джип,  уже
вечерело. Ею стала овладевать смутная грусть, навеваемая затененной вечерней
рекой. У нее замерло сердце, когда он сказал:
     - Джип, мы должны уехать вместе. Нам не вынести этой жизни врозь, когда
приходится ловить часы для встреч.
     - Почему же, милый! Разве сегодня не было хорошо? Что  может  быть  для
нас прекраснее этого? Это - настоящий рай!
     - Да, но расставаться каждый день! Целые дни и ночи без тебя! Джип,  ты
должна, должна согласиться! Разве ты мало меня любишь?
     - Люблю очень. Но желать перемены -  это  значит  искушать  Провидение.
Пусть будет так, как есть, Брайан.
     - Ты чего-нибудь боишься?
     - Нет. Оставим все по-прежнему и не будем рисковать.
     - Рисковать? Значит, ты боишься людей, общества? А я  думал,  что  тебе
это безразлично.
     Джип улыбнулась.
     - Общество? Нет, я его не боюсь.
     - Кого же тогда - меня?
     - Не знаю. Мужчинам все быстро надоедает. Я во всем сомневаюсь, Брайан,
и ничего не могу поделать с этим.
     - Как можешь ты надоесть? Ты боишься самой себя?
     Снова Джип улыбнулась.
     - Во всяком случае, не того, что люблю слишком мало.
     - А разве можно любить слишком много? Она притянула к себе его голову и
поцеловала.
     - Нет, Брайан, пусть будет так, как есть. Нам вес  равно  будет  хорошо
вдвоем. Если тебе надоест со мной, я не перенесу этого.
     Он долго еще упрашивал, то сердясь, то целуя ее, то  стараясь  убедить,
но на все она отвечала тем же нежным, печальным "нет". Был уже вечер,  когда
они вернули лодку. Падала роса. Возле самой станции она прижала его  руку  к
своей груди.
     - Милый, не сердись на меня. Может быть, я соглашусь когда-нибудь.
     И когда она ехала в поезде, ей все хотелось снова  очутиться  в  лодке,
среди теней и шепчущихся камышей, среди всего  этого  спокойного  очарования
реки.

ГЛАВА XII

     Дома она украдкой прошла прямо в свою комнату. Она уже снимала  блузку,
когда вбежала Бетти; слезы катились по ее щекам.
     - Бетти! Что случилось?
     - Ах, милочка, где же вы были? Они украли ее! Это злой  человек  -  ваш
муж - выхватил ее прямо из коляски и увез с собой в большой машине, а с  ним
был тот, другой! Я чуть не помешалась! - Джип глядела  на  нее  в  ужасе.  -
Майора  не  было  дома.  Что  же  мне  оставалось  делать?  Я  ведь   только
отвернулась, чтобы закрыть калитку парка. Я и в глаза его не видела до того,
как он протянул свою длинную ручищу и выхватил крошку из коляски! - Бетти  в
изнеможении села на кровать и дала волю слезам.
     Потрясенная Джип застыла на месте. О, этот мстительный негодяй Росек!
     - Ах, Бетти! Девочка, наверно, плакала?
     В ответ последовал новый взрыв  стенаний.  Джип  вдруг  вспомнила,  что
говорил в прошлом году адвокат. По закону Фьорсен имеет  право  на  ребенка.
Она могла бы получить девочку, если бы возбудила тогда этот ужасный процесс;
но теперь, пожалуй, ей и не выиграть его! Чего же они добиваются? Чтобы  она
вернулась к Фьорсену? Или отказалась от любимого  человека?  Она  подошла  к
зеркалу и сказала:
     - Мы сейчас же поедем, Бетти, и уж как-нибудь возьмем  ребенка.  Умойте
лицо.
     Пока Бетти готовилась, Джип старалась отогнать две страшных мысли:  она
может потерять ребенка, может потерять возлюбленного! Но лучше не думать,  а
действовать, быстро и решительно.  Она  вспомнила,  что  у  нее  был  где-то
маленький стилет, подаренный ей очень давно.  Она  достала  его,  вынула  из
красных кожаных ножен и, наколов на острие  маленькую  пробку,  спрятала  на
груди. Если они могли украсть ребенка, они способны  на  все!  Она  оставила
записку отцу, объяснив, что случилось, и сообщив, куда  едет.  Потом  они  с
Бетти взяли такси. Холодная  вода  и  самообладание  хозяйки  помогли  Бетти
как-то оправиться. Но она все время крепко держала  Джип  за  руку  и  тяжко
вздыхала.
     Джип старалась не думать о ребенке. Если бы она представила  себе  свою
плачущую крошку, она сама не сдержала бы  слез.  В  ней  все  нарастал  гнев
против этих людей, которые нанесли ей трусливый удар из-за угла.  Она  вдруг
решилась и спокойно сказала:
     - Все из-за мистера  Саммерхэя,  Бетти.  Вот  почему  они  украли  нашу
малютку. Я думаю, вы знаете, что мы любим друг друга.  Они  украли  ребенка,
чтобы заставить меня сделать то, чего они хотят.
     Ответом был только глубокий вздох. В душе этой женщины с  круглым,  как
луна, лицом шла борьба между добродетельностью и верой в Джип, между боязнью
за нее и желанием видеть ее счастливой, между преданностью верного  слуги  и
страхом старой няньки за ребенка.
     - Ах, милая моя, он очень славный молодой человек!  Сказать  правду,  я
никогда и не считала вас по-настоящему замужем за  этим  иностранцем.  Да  и
свадьба была не настоящая в этом ужасном регистрационном бюро - без  музыки,
без цветов, без благословения, без всего.  Я  просто  выплакала  тогда,  все
глаза.
     - Да,  Бетти.  Мне  только  казалось  тогда,  что  я  влюблена.  -  Она
почувствовала судорожное рукопожатие и какие-то хлюпающие звуки, после  чего
Бетти снова разразилась слезами. - Не плачьте, мы  подъезжаем!  Подумайте  о
нашей крошке!
     Машина остановилась. Ощупав на груди клинок, Джип вышла  из  машины  и,
держа Бетти под руку, поднялась по ступенькам. Она вспомнила о  Дафне  Уинг,
Росеке, о той пышной даме - как ее звали?  -  о  многих  других;  об  унылых
часах, проведенных здесь; о том, как поздно ночью спускалась по этой широкой
лестнице и садилась в машину рядом с Фьорсеном; вспомнила и его широкоскулое
мрачное лицо, смутно маячившее в углу машины или близко склонившееся к  ней.
Однажды на рассвете они долго шли пешком,  и  Росек  шел  с  ними.  Смутные,
безжизненные воспоминания! Взяв крепче Бетти за руку, она позвонила.
     - Мистер Фьорсен здесь, Форд?
     - Нет, мэм; мистер Фьорсен и граф Росек уехали днем в деревню.  У  меня
сейчас нет их адреса. - Она, должно быть, очень побледнела, потому что слуга
добавил: - Может быть, что-либо подать вам, мэм?
     - Когда они уехали?
     - В час дня, мэм, в машине. Граф Росек  сам  вел  ее.  Я  полагаю,  они
недолго будут в отъезде. Взяли с собой только сумки. Я  могу  сообщить  вам,
как только они вернутся, мэм, если вы будете любезны оставить мне ваш адрес.
     Она протянула ему карточку и пробор мотала:
     - Благодарю вас, Форд; очень вам благодарна. - Она схватила  Бетти  под
руку и, тяжело опираясь на нее, спустилась по ступенькам.
     Теперь  это  был  уже  самый  настоящий  смертельный  страх.   Потерять
беспомощное дитя, зная, что ничем не можешь помочь, как бы оно ни  страдало!
Быть в полном неведении, когда в ушах стоит плач твоего ребенка, - весь этот
ужас Джип переживала сейчас. И ничего  нельзя  предпринять!  Ничего,  только
лечь в постель и ждать. К счастью, ей помогло то, что целый день она провела
на воздухе - она забылась наконец глубоким сном. Потом она услышала  стук  в
дверь и на подносе с чаем увидела письмо Фьорсена.

     "Джип,
     Я не похититель детей, как твой отец. По закону я имею право  на  моего
ребенка. Поклянись, что ты откажешься от своего любовника, - и ребенок будет
тут же возвращен тебе. А если ты не откажешься, я увезу девочку  из  Англии.
Пришли мне ответ  до  востребования  и  скажи  отцу,  чтобы  он  не  вздумал
пускаться на всякие подлости против меня.

                                                            Густав Фьорсен".

     На  письме  был  адрес  вест-эндского  почтового  отделения.  Джип   на
мгновение почувствовала, что у  нее  помутилось  в  голове,  но  способность
спокойно рассуждать быстро вернулась к ней. Пьян он был, что ли, когда писал
это? Ей даже показалось, что  от  бумаги  пахнет  коньяком.  Она  перечитала
письмо еще раз. Если бы он писал сам,  он  не  устоял  бы  перед  искушением
посмеяться  над  законами,  подшутить  над  собой  -  он-де   оберегает   ее
добродетель! Нет, все продиктовано Росеком. И гнев вспыхнул в  ней  с  новой
силой. Зачем ей быть щепетильной? Она встала с кровати и написала Фьорсену:

     "Как вы посмели поступить так жестоко! Во  всяком  случае,  с  девочкой
должна быть ее няня. Это не похоже на вас  -  заставлять  страдать  ребенка.
Бетти готова приехать, как только вы пошлете за  ней.  А  мне  нужно  время,
чтобы решить. Я дам вам знать в течение двух дней.

                                                                      Джип".

     Отослав записку Фьорсену и отправив телеграмму отцу в Ньюмаркет, она  в
третий раз перечитала письмо Фьорсена и теперь окончательно  убедилась,  что
его составлял Росек. И вдруг она вспомнила о Дафне  Уинг.  Через  нее  можно
что-нибудь узнать! Ей почудилось, что она снова видит эту девушку  -  смерть
отняла у нее только что рожденного ребенка, и она лежит бледная,  утратившая
всякую надежду. Да, стоит попытаться!
     Через час машина остановилась возле  двери  квартиры  Уэггов.  Она  уже
собиралась позвонить, когда услышала позади себя голос:
     - Разрешите, у меня ключ. Ах, это вы!
     Она обернулась. Мистер Уэгг в своем  профессиональном  облачении  стоял
перед нею.
     - Войдите же, прошу вас, - сказал он. - Я все думал: неужели мы вас  не
увидим больше после того, что произошло.
     Повесив черный цилиндр, почти  доверху  повязанный  крепом,  он  хрипло
проговорил:
     - А я-то думал, что все уже кончилось. - И он открыл дверь в столовую.
     В хорошо памятной ей комнате стол был покрыт грязной  белой  скатертью,
на нем стояла бутылка с уорчестерским соусом. Маленькой синей вазы не  было,
и ничто теперь не  нарушало  гармонии  красного  и  зеленого.  Джип  сказала
быстро:
     - Разве Дафна... Дэйзи больше не живет  дома?  На  лице  мистера  Уэгга
подозрительность, облегчение,
     хитрость смешались с тайным  восхищением,  которое  Джип,  по-видимому,
всегда вызывала в нем.
     - Должен ли я понять, что вы... э...
     - Я пришла спросить Дэйзи, не может ли она сделать кое-что для меня.
     Мистер Уэгг высморкался.
     - А вы не знаете, что...
     - Знаю. Скажу прямо: она встречается с моим мужем. Но мне все равно, он
для меня не существует.
     В  выражении  лица  мистера  Уэгга  появился   еще   один   оттенок   -
рассудительность отца семейства.
     - Ну, - сказал он, - возможно, тут нечему  и  удивляться  при  подобных
обстоятельствах. Я всегда думал...
     Джип перебила его:
     - Прошу вас, мистер Уэгг! Вы можете дать мене адрес Дэйзи?
     Мистер Уэгг глубоко задумался. Затем сказал отрывисто:
     - Комрэйд-стрит, 73, Сохо. У меня, должен сказать, были большие надежды
на лучшее будущее для Дэйзи до того, как я его встретил там однажды.  Теперь
я жалею, что не ударил его - он оказался слишком проворен для меня...  -  Он
поднял руку в черной перчатке и взмахнул  ею.  -  А  все  эта  ее  проклятая
независимость! Прошу извинения. Но как тут не  сказать  крепкого  словца?  -
закончил он неожиданно.
     Джип пошла мимо него к двери.
     - Как тут не выругаться? - слышала она  позади  его  голос.  -  А  я-то
думал, что она наконец стала на верный путь! - И пока Джип возилась с замком
двери, его красное одутловатое лицо с круглой седой бородой торчало  над  ее
плечом. - Если вы повидаетесь с ней, я надеюсь, что...
     Сидя в машине, Джип вся дрожала.  Однажды  она  завтракала  с  отцом  в
ресторане на Стрэнде. Ресторан был полон вот таких мистеров Уэггов.

ГЛАВА XIII

     Найти дом номер семьдесят третий на Комрэйд-стрит в Сохо было  нелегко;
но с помощью мальчишки - разносчика молока Джип наконец обнаружила  переулок
и нужную дверь. Пухленькая, белая рука высунулась в  дверь,  взяла  банку  с
молоком; послышался голос Дафны Уинг:
     - А где же сливки?
     - Нету.
     - О, я же вас всегда просила! Ровно в двенадцать на два пенса.
     - На два пенса? - Мальчик вытаращил глаза. -  Может  быть,  вы  желаете
поговорить с этой леди, мисс? - Он постучал в закрытую дверь. - Леди  желает
поговорить с вами. Доброго утра, мисс!
     Дафна Уинг в белом кимоно показалась в двери. Ее глаза впились в Джип.
     - Ах! - воскликнула она.
     - Можно войти?
     - О да! О, конечно! Я репетировала. Я так счастлива видеть вас!
     Посреди комнаты стоял столик, накрытый на двоих. Дафна Уинг  подошла  к
нему, Держа в одной руке банку с молоком, а в другой короткий  нож,  которым
она, видимо, открывала устрицы. Потом она обернулась к Джип. Лицо ее и шея в
треугольном вырезе кимоно стали пунцовыми.  Круглые,  словно  блюдца,  глаза
встретились с глазами Джип.
     - О миссис Фьорсен, я так рада! Право же, рада. Мне так хотелось, чтобы
вы посмотрели мою комнату, - нравится она вам? Откуда же вы  узнали,  где  я
живу? - Она опустила глаза и добавила: - Я думаю, лучше сказать вам.  Мистер
Фьорсен был здесь, а потом я виделась с ним у графа Росека - и... и...
     - Мне понятно. Не трудитесь рассказывать все это.
     Дафна Уинг поспешно продолжала:
     - Конечно, я теперь сама себе хозяйка. - Вдруг нелепая маска  "светской
дамы" словно упала с ее лица и  она  схватила  Джип  за  руку.  -  О  миссис
Фьорсен, я никогда не буду такой, как вы!
     - Надеюсь, что нет.
     Как может она просить о чем-либо эту  девушку?  Но  Джип  подавила  это
чувство и сказала с каменным лицом:
     - Вы помните моего ребенка? Хотя нет, конечно, вы никогда не видели мою
девочку. Так вот, он и граф Росек только что отняли ее у меня.
     Дафна Уинг судорожно сжала ей руку.
     - О, какая гадость! Когда?
     - Вчера днем.
     - Как я рада, что не видела его с тех  пор!  О,  я  убеждена,  что  это
гадость! Вы, наверно, в ужасном отчаянии?
     На губах Джип промелькнула усмешка. Дафна Уинг продолжала:
     - Вы знаете... я думаю... я  думаю,  что  в  вашем  самообладании  есть
что-то страшное! Оно пугает меня. Если бы мой ребенок был жив и  его  украли
бы, как вашего, я, наверно, была бы сейчас полумертвой.
     Джип сказала все с тем же каменным видом:
     - Так вот, я хочу вернуть мою девочку, и мне казалось...
     Дафна Уинг всплеснула руками.
     - О, я думаю, что смогу заставить его... - Смутившись,  она  замолчала,
потом торопливо добавила: - А вы действительно... ничего не имеете против?
     - Я ничего не имела бы против, будь  у  него  даже  пятьдесят  любовных
историй. Возможно, у него столько и есть.
     Дафна Уинг досадливо прикусила нижнюю губу.
     - Я думаю, что могу заставить его теперь делать то, что я  хочу,  а  не
то, что он  хочет.  Когда