о невозможно пить.
     Зная  ваше  доброе  расположение  ко мне,  я ни  в малейшей  степени не
сомневаюсь, что вы не оставите меня в той ситуации, в которую я попал  из-за
того,  что вы так любезно исполнили мою просьбу. Прошу, мадам, войдите в мое
положение и спасите меня от всех этих  ужасов. Это будет благородным шагом с
вашей стороны, и я до конца дней своих останусь вашим должником.

     Ваш покорный слуга, мадам, Сэм Картер".

     Бедный  малыш,  Сэмми,  вынужденный  питаться солониной! Она  сразу  же
выслала пятьдесят фунтов, чтобы немного поддержать его силы. Какую ошибку он
совершил, оставив службу в ее доме, - она всегда знала, что он не создан для
солдатской жизни. Он рассыпался в благодарностях, приложив к  письму счет за
свое  обмундирование. Шпаги и кушаки,  пояса  и  перья, камзол  и украшения,
перчатки и чулки, даже выкупил часы из залога за два фунта десять шиллингов.
Все это обошлось еще в сорок фунтов. Но ведь надо  спасать бедного Сэма. Она
надеялась, что у него все наладится, и не стала заниматься его переводом.
     - Мадам?
     - Марта... что еще?
     - К вам пришел доктор Тинн.
     По крайней  мере, доктор Тинн не  требовал денег.  Слава  Богу, ему уже
заплатили  за  его услуги: детские простуды зимой,  ревматизм у  матери,  ее
собственное недомогание, длившееся двое суток (которое прошло после  умелого
лечения, не оправдав надежд герцога),  припарки  для  Марты,  банки Паркеру,
кучеру.
     - Дорогой доктор Тинн, чем могу быть вам полезна?
     - Не мне, госпожа Кларк. Я хочу замолвить слово за друга...
     Опять то  же самое... Но Тинн никогда  раньше этим не занимался. Хватит
обмениваться любезностями, вежливо улыбаться ("Спасибо, сегодня мне лучше, я
прекрасно себя чувствую"), приступим к делу.
     - Поподробнее. - Стандартная формула.
     - У одной моей пациентки есть муж, а у того - брат, полковник Найт.
     - Короче, вы просите за Найта?
     - Да, госпожа  Кларк. Полковник Найт может поменяться местами с  другим
офицером,  полковником  Бруком.  Они  направили   прошения  в  установленном
порядке, но пока никакого ответа...
     - Я знаю, знаю. - Эти слова повторялись каждый раз. -  Сделаю  все, что
смогу. Они знают, во что им это обойдется?
     - В двести фунтов, как сказала моя пациентка.
     Раньше за перевод она брала триста пятьдесят, но это  было до того, как
в министерство пришел Гордон. Но в настоящий момент ей не стоит пренебрегать
и этими деньгами.
     -  Двести  - слишком мало, но для вас, как друга,  я сделаю исключение.
Наличными, естественно.
     - Как пожелаете, госпожа Кларк. Мой друг будет безмерно благодарен.
     - Он должен прислать деньги сюда сразу же, как  только его имя появится
в официальном бюллетене. Я займусь его делом в конце месяца.
     Господи, какая жара. В июле  Лондон замер. Даже в Уэйбридже было душно.
Вода в  море  была именно  такой,  какая  ей  требовалась,  чтобы  полностью
расслабиться. Если  она  не  отдохнет,  то сойдет  с  ума,  станет такой  же
ненормальной, как король. Его отвезли  в Уэймут на ванны. Морские ванны были
последним достижением медицины в  области  лечения  слабоумия. Если бы у нее
были деньги, она  тоже  поехала бы в  Уэймут. Двести фунтов от  Найта  могут
оказаться очень кстати. Мысли  так и  вертелись вокруг  клубка  неразрешимых
проблем.
     В то  лето  страну опять охватила военная лихорадка, единственной темой
разговора было  вторжение. Неужели Бони осмелится? У него достаточно войска,
но нет  кораблей, к тому  же погода  неважная: весь Ла-Манш затянут туманом,
один человек сможет разделаться  с десятком французов. Но  если  все  же  он
высадится, каковы планы Лондона?
     -  В  вашем  положении вам  многое  должно  быть  известно. Пожалуйста,
расскажите нам, что намерен предпринять герцог? Правда  ли, что, как говорит
лорд  Стенхоуп,  у  французов  есть  какое-то  секретное  оружие, с  помощью
которого они собираются потопить наши корабли?
     Как  будто   она  знает...  или,   зная  все,  рассказала  бы.  Столько
недоброжелателей,  которые  только  и  ждут  случая,  чтобы дискредитировать
герцога. Эти письма в "Морнинг Пост", подписанные "Велизарий". Она  пыталась
выяснить, кто их автор,  но безуспешно. Саттон клялся, что это один человек,
по  имени  Донован,  ветеран  на половинном  окладе,  который имеет  зуб  на
герцога. Но Донован заезжал  к ней и доказал свою  непричастность, к тому же
прислал ей клиентов (получив при этом свою долю).
     Самым  удивительным событием,  случившимся весной, была  помощь  Билла.
После их ссоры в  кабинете она около года почти не виделась с  ним. Но страх
перед  вторжением  охватил  и его. Он  признал это  во время  торжественного
приема,  данного в  честь  свадьбы  Изабель, в  нем пробудились патриотизм и
напыщенность.
     - Когда страна находится в тяжелом положении,  я не  могу оставаться  в
стороне. Я собираюсь как можно скорее найти работу.
     - Какую работу?
     - Мне трудно сказать. Такую,  на которой я принес бы наибольшую пользу.
Я готов работать в любой области.
     Она подумала о деньгах, которые придется заплатить за прием...
     - Не так просто получить назначение. Все хорошие куски уже расхватали.
     - Я прекрасно понимаю это, - сказал он. - Я не гонюсь за жирным куском.
Как и другие, я просто хочу служить своей стране.
     - Возможно, тебе придется платить за такую привилегию.
     - Я знаю.
     - В том случае, если я найду тебе работу, ты сможешь заплатить мне.
     Она произнесла это с улыбкой. Он отвернулся. Но когда жених с невестой,
осыпаемые  розовыми  лепестками,  уехали  и  разошлись  остальные гости, она
поймала его, но на этот раз она не улыбалась, и ее глаза были полны слез.
     - В чем дело?
     - Изабель  была такой счастливой. Моя свадьба тринадцать лет назад была
совсем  другой. Никаких гостей, никаких розовых  лепестков. Придется платить
за сегодняшний прием, но одному Богу известно, когда я смогу это сделать.
     - Все еще трудно с деньгами?
     - Совсем плохо, но  я не буду надоедать тебе... Надеюсь, тебе повезет с
работой...
     Он понял, что она имела в виду. Разрываемый внутренними противоречиями,
он долго смотрел  на нее.  Моральные  устои,  принципы, все, что  он  считал
основополагающим в жизни, с одной  стороны,  и ее потребность  в  деньгах, с
другой стороны.
     - Скажи точно, сколько тебе нужно? - решился он наконец.
     -  По приблизительным подсчетам - тысяча фунтов. Пятьсот -  за свадьбу.
Остальные? Заткнуть  рот ювелиру,  который  начал давить на меня. В обмен на
это я найду тебе место. И никто кроме нас, не будет ни о чем знать.
     - Мне придется рассказать отцу. У меня нет денег.
     -  Расскажи, если  надо. Он  знает жизнь. Хорошие места не валяются  на
дороге. Кто-то  должен  выполнить роль  посредника. И почему бы эту  роль не
взять на  себя твоему самому близкому другу? Или я не близкий  друг?  Вопрос
решен?
     Обошлось  без споров:  ему было  некуда  отступать.  Она держала его на
крючке,  и  через   три  месяца  он  уже  работал  в  Колчестере  помощником
уполномоченного по  снабжению  Армии Его Величества. За свадебный прием было
заплачено, ювелир умиротворен.

     - Сэр?
     - Что, моя дорогая?
     - Могу я поехать в Уэймут?
     - Это невозможно, мой ангел. Там будет король.
     - Но ведь король не приедет в два часа ночи в снятую мною квартиру...
     - И  я  не  приеду. Это официальная поездка.  К тому  же  в воскресенье
крестины  сына  Честерфилда. Меня попросили  стать  крестным  отцом, поэтому
почти все время я буду  занят. Если бы  ты поехала, я не смог бы выбраться к
тебе.
     Он всегда  четко разделяет  официальное и личное, ни  разу не попытался
перебросить мостик  через  эту пропасть, тогда как принц  Уэльский и госпожа
Фитцхерберт...  герцог  Кларенский  и  госпожа  Джордан...  даже  Кент и его
давнишняя  любовница-француженка...  Она  предполагала,  что  им   руководит
чувство долга, что он жалеет герцогиню.
     - Ты стесняешься появляться со мной?
     Он пристально взглянул на нее.
     - Что тебя беспокоит, любимая, у тебя колики?
     - Нет... собирается гроза, я неважно себя чувствую.
     Он  никогда  не   понял  бы  временами  охватывавшей  ее  настоятельной
потребности  иметь больше власти, составлять  планы, принимать решения, быть
частью его  жизни, но  не в той роли, которая у нее  была до  сих пор, а как
равная. Она вспомнила свое бестактное  поведение в Уэйбридже в  воскресенье.
Она села на скамью в церкви, а когда он вошел вместе с герцогиней, принялась
прихорашиваться  и улыбаться  ему.  Лицо  его омрачилось,  он  отвернулся, а
вечером все ей высказал.
     - Чего ты добиваешься,  выставляя себя напоказ перед моей  семьей? Если
ты еще раз посмеешь так вести себя, я велю тебя выпороть.
     Боже  мой... он  действительно  собирался это  сделать. Она  ничего  не
забыла. И хотя все в Уэйбридже знали о ее существовании, на его визиты к ней
смотрели  сквозь пальцы,  к ним  относились  спокойно.  Опять разделительная
линия. В личной жизни это допустимо. Но петь "Славься" вместе с герцогиней -
кощунство. Однако с просьбой похлопотать о повышении  обращались отнюдь не к
герцогине.
     - Вы знаете доктора О'Миру, сэр?
     - Никогда не слышал о нем.
     - В Ирландии он считается дьяконом,  но очень хочет стать епископом. Он
несколько раз умолял меня представить его вам.
     - Это ко  мне не  относится. У  моего  департамента нет  никаких  дел с
церковью. К тому же мне не нравится это "О" перед его фамилией.
     - Он протестант... Он так же предан короне, как и ты.
     - Ирландец может быть верен только своей собственной шкуре. Передай  от
меня господину О'Мире, пусть он сидит в своем болоте.
     Ну-ну...  при таком  отношении нечего  рассчитывать  на повышение. И на
записку  с выражениями благодарности.  А сколько могла  бы  стоить должность
епископа?  Столько  же, сколько звание  полковника? Вилл Огилви наверняка не
знает, а вот Доновану может быть известно.
     - Если ты не пустишь меня в Уэймут, я поеду в Уэртинг.
     - Почему в Уэртинг, родная? Почему ты не можешь оставаться дома?
     - В Лондоне, в конце июля? Здесь все вымерло.
     В Уэртинге были Коксхед-Марш и Вилли Фитцджеральд, сын члена парламента
от  Ирландии.  Это  место  соперничало с  Брайтоном  по  своей популярности.
Уэртинг  успокоил  бы ее  самолюбие, а детей  она  оставила бы  с матерью  в
Уэйбридже.  Даже  деньги  были,  их  как раз принесли  сегодня утром: двести
фунтов  от господина Роберта Найта, брата полковника,  который переведен  на
новое место (благодаря стараниям доктора Тинна).
     - Ну ладно, езжай  в  Уэртинг. Если тебе  так хочется.  У  тебя  хватит
денег?
     Поразительный вопрос! Этот вопрос  так  редко обсуждался. Возможно, его
замучила  совесть.  Но,  учитывая  все  обстоятельства,  не  следует   этому
удивляться. Он не выплачивал ей содержания с мая.
     - Благодаря доктору мне удалось выкрутиться.
     - Какому доктору?
     - Доктору Тинну, а не тому ирландскому дьякону. Маленькая перестановка,
разве  ты не помнишь? Сегодня фамилии  опубликованы в бюллетене. Но подобные
мелочи  не достойны твоего внимания. Одна  сложность -  он  прислал  мне две
банкноты  по сто  фунтов,  а я не хочу показывать  их хозяину  меблированных
комнат.
     - Пирсон разменяет.
     - Что, в это время?
     - Конечно.  Если он  скажет,  для  кого  нужно разменять  деньги, любой
торговец с радостью сделает это.
     "На самом же деле, - подумала она,  - мне  не  понадобится много денег.
Коксхед-Маршу и  Фитцджеральду придется поделить между  собой  мои  расходы.
Номер в гостинице и посещение танцевальных вечеров".
     -  Пирсон,  разменяйте  эти  деньги,  возьмите  банкнотами по десять  и
двадцать фунтов.
     - Слушаюсь, мэм.
     Герцог встал из-за стола и подал ей руку.
     - Мой ангел будет скучать обо мне?
     - Ты сам знаешь, что будет.
     - Я постараюсь не задерживаться более десяти дней.
     - Даже девять для меня слишком долго... Думай обо мне, помни, что я там
буду совсем одна.
     - Попроси крошку Мей поехать с тобой.
     - Может быть. Посмотрим.
     От чего это зависит? От того, будет ли  ей интересно  с Коксхед-Маршем,
достоин ли Вилли Фитцджеральд своих легендарных ирландских глаз?
     Долгий-долгий поцелуй.
     - Береги свою венценосную персону. - Погладить по голове, пощекотать за
ушами.
     - Проклятье, если бы я мог, я взял бы  тебя  с собой  в  Уэймут. Чертов
Честерфилд со своим выродком.
     - Я знаю... знаю.
     Два часа на то, чтобы уверить его в своих  чувствах, и вот он уже сидит
верхом,  собираясь ехать на ночь  глядя, так как боится  опоздать. Последний
взмах платка из окна.
     - Мадам, Пирсон разменял деньги.
     - Спасибо, Марта.
     -  Мадам, приехал  доктор  О'Мира,  хочет видеть  вас.  Он сказал,  что
надеялся  застать Его Королевское  Высочество до того, как тот уедет. Он сам
собирается быть в Уэймуте в воскресенье.
     - Пусть  им движет  надежда. Если бы он сменил "О" на "Мак", он смог бы
достичь большего.
     - Он просил передать вам, мэм, что купил подарок.
     Подарок! Несколько преждевременно. Но не может же она принимать доктора
в неглиже и к тому же в столь поздний час.
     -  Передай доктору О'Мире, что я сейчас напишу записку Его Королевскому
Высочеству, и, раз он собирается в Уэймут, пусть сам передаст ее. Скажи еще,
что я благодарю за подарок, и принеси его сюда.
     Довольно необычно, что ей дают деньги, не имея никаких гарантий. Дьякон
больше верит в ее могущество, чем солдаты.

     "Заезжал  дьякон,  -  писала  она,  -  и  принес   деньги.  Пусть  ваше
королевское великодушие подскажет  вам, как действовать дальше. Ваша подушка
выглядит очень несчастной. Мне одиноко.
     Подпись: М.Э. Дата: 31-е".

     В дверях спальни появилась Марта со свертком в руках.
     - Разверни, Марта, но сначала отнеси записку дьякону.
     Она  обломала все  ногти,  пытаясь развязать  веревку.  Марта  принесла
ножницы. Это могла быть напрестольная пелена, в которую завернуты деньги, но
сверток слишком тверд;  тогда это,  должно  быть,  жезл. Она сорвала остатки
бумаги.
     - Набор спиц для крикетных ворот для мастера Джорджа, - сказала Марта.
     На коробке дьякон написал: "Это для вашего  очаровательного мальчика. А
позже я привезу куклы для девочек. Нижайший поклон".
     Слишком поздно, письмо герцогу не воротить. Дьякон уже уехал.
     - Хорошо, Марта, захвати с собой в Уэйбридж.
     - Это был священник, да, мэм?
     - Очень умный священник.
     Больше она не будет иметь дел с церковниками. Дьякон может остаться  на
своем  месте.  А что  же  он  подарил за  то,  что  его назначили  дьяконом?
Попробуем  догадаться.  Преподнес  королеве теннисную ракетку? Или крокетный
набор?   Вот  настоящий  протестант!   Неудивительно,   что  католики  хотят
освобождения.
     Спицы для крикетных ворот для  Джорджа... может,  в  этом есть какой-то
скрытый  смысл? Намек, что  следует  поощрять  игры. Какое-нибудь ирландское
иносказание, игра  слов? Она спросит об этом  Вилли Фитцджеральда, он должен
знать.
     Зевая, она прильнула к подушке. Как приятно хоть  раз в жизни иметь всю
кровать в своем распоряжении,  не просыпаясь, проспать до десяти. Завтрашняя
поездка  к  морю  развеет  всю скуку,  она  проветрится,  освежит  в  памяти
крикет...  Вилли  расскажет  ей правила, ведь он учится в Оксфорде... Герцог
всегда в бегах, всегда  занят,  а Вилли такой милашка - студенты  последнего
курса прекрасно полнимают настроение. Пора осваивать новые игры.

        "Глава 7"

     Со временем страх перед вторжением пропал - это было заслугой Нельсона,
стоившей ему  жизни. Страна с  ликованием восприняла победу при Трафальгаре,
всех  охватил  единый  патриотический  порыв,  который стих  сразу же  после
Аустерлица. Враг казался непобедимым.
     У главнокомандующего почти не было свободного времени. С девяти до семи
он  находился в  штабе, ведя непрерывное сражение за  выполнение  всех своих
приказов.  С одной стороны,  его армия нуждалась в  оружии и обмундировании,
экспедиционные   силы   оказались   неподготовленными;  с   другой  стороны,
политические деятели во весь  голос требовали,  чтобы  войска неедленно были
отправлены и лорд Каткарт  отослан на  Эльбу для  воссоединения с  генералом
Доном -  неважно,  что все  мероприятие  безнадежно, главное,  чтобы  войска
выступили.
     Герцог не позволял себя запугивать.  Его  письма  премьер-министру были
четкими  и  исчерпывающими. "Экспедиционные  силы  еще  не  готовы к военным
действиям". Это  очень  устраивало Питта  и  поогало ему  воздействовать  на
общественное  мнение  -   он  первым  разражался  гневными  тирадами,  когда
приходили  сообщения  о  неудачах,  а  вся  страна вторила  ему.  "Еще  одно
поражение" -  вина главнокомандующего,  плохо организовавшего работу.  Пусть
все министерство перемстится в штаб и возьмет  на себя управление  армией: у
них сразу же опустятся руки и они будут молить об отставке.
     Беспокойство   внушало   и   здоровье   премьер-министра.   Редко   кто
прислушивается к замечаниям больного. Но не было никого, кто мог бы в полной
мере  заменить  его,  уйди  он в  отставку.  Нужно  было  как-то  налаживать
отношения  между  партиями, поэтоу Фокс получил место в  Кабинете, и страсти
улеглись. Пусть  король  против - еу придется  уступить.  Он все  еще был  в
плохом состоянии - еще  одна проблема. Временами его  голова прояснялась, но
на короткий срок.
     -  Если  кто-то хочет  занять  мое место  -  милости  просим, - однажды
вечером во время обеда сказал герцог. У него не было аппетита, и он пребывал
в  плохом настроении.  У него с Питтом состоялся разговор, который ни к чему
не  привел;  потом  он  полчаса  просидел  с  королем,  который  отказывался
подписывать  какую-то бумагу и заставил герцога  сыграть с ним в вист. Потом
были  вызывающие  усмешку рапорты с призывами  к "действию"; потом передовая
статья в "Таймс", полная бессмыслица с намекаи на дело Малвилла, на скандал,
случившийся этой весной, - если первый лорд Адмиралтейства вынужден подать в
отставку, что можно говорить об армейском руководстве? Последней каплей было
ожидавшее  его  на  Глочестер-сквер письмо, наглая  анонимка.  Пообедав,  он
подсел к камину в кабинете, вытащил письмо из кармана и начал читать вслух:

     "Его Королевскому Высочеству,  нарушающему супружескую  верность.  Вам,
без сомнения, известен закон, но  если ошибаюсь я,  то  существуют настоящие
профессионалы, которые свои знанием всех законов  зарабатывают себе на хлеб.
Лишить  мужа законной  жены, лишить детей  отца считается преступлением.  Вы
виноваты и в том, и в другом. Ждите последствий".

     Герцог отшвырнул листок и рассмеялся. Но смех прозвучал натянуто.
     - Какой-то ненормальный из твоего прошлого?
     Она  сразу же  узнала  почерк.  Что-то  в ее душе  дрогнуло, но тут  же
превратилось в камень. Джозеф...  Хотя почерк был  нечетким,  принадлежность
письма  не  вызывала  сомнений.  Джозеф, которого, как она  слышала,  увезли
куда-то в  Нортхэмптон.  Он был безнадежен, за  ним  ухаживали родственники,
которые не расспрашивали о ней, даже не упоминали ее имени.
     - Сумасшедший или пьяный, -  ответила она, разрывая записку, - а может,
и то, и другое.
     - Что этот приятель  имел в виду, говоря,  что я лишил мужа жены? Ведь,
лежа в могиле, нельзя претендовать на нежные чувства.
     - Очевидно,  этот человек именно этого от меня и ожидал, а  потом вдруг
услышал, что мы с тобой вместе. Меня это не волнует. Брось  клочки в огонь -
там им место.
     Он так и  сделал,  но вид у него был  расстроенный. Записка всколыхнула
какие-то давние воспоминания. Он  никогда не слушал ее болтовни: дрянной уж,
умирающий  от  эпилепсии;  она сама, вынужденная каким-то  образом содержать
четверых маленьких детей