и  и успокаивает: "Не бойся,  я буду присматривать за
тобой", - чувствуя, как ее охватывает ярость, как  в ней разгорается желание
схватить первое,  что попадется  ей под руку, и бежать за обидчиком. Она еще
раз прочла объявление в "Газетт".
     - Не беспокойся, Чарли, я добьюсь, чтобы тебя восстановили.
     - Как? У тебя больше нет никакого влияния. Ты сама лишилась работы. Нам
конец.  - Он  рухнул на стул. Волосы взлохмачены,  китель  забрызган грязью,
пуговицы  нечищены.  - Поверь мне, у меня не было никакого  шанса. Мне давно
было  известно. И ты  знала, но  обманывала себя. Все эти несколько недель в
Эксмуте  ты  притворялась,  как  будто  все  хорошо,  будто Его  Королевское
Высочество сам предложил тебе  пожить в  этом доме и ждет не дождется осени,
чтобы вновь с тобой  увидеться. И что же будет осенью? Ты  приспособилась  к
Локтону, ты всем говоришь, что тебе нравится деревенский  воздух, что герцог
попросил Коксхед-Марша присматривать  за  тобой,  что твои счета  оплачивают
Молтби и Маннерс. Разве ты виделась с Его Королевским Высочеством? Ни  разу.
Даже писем не получала. Он порвал с тобой навсегда, и  все на свете знают об
этом. Но  ему этого оказалось мало,  он  приставил ко  мне  своих шпиков,  и
теперь  я  уволен.  И  Джорджа  тоже  выгонят. Больше  кадетов  в  Марлоу не
принимают, набор окончен. Я слышал об этом от одного офицера.
     Он рассмеялся, и казалось, что его смех звучит из прошлого. Он напомнил
ей о душном воздухе переулка, о вони сточных канав, о плаче детей, о затхлой
еде,  о том, как мать звала их из кухни, о  пиве,  которое разливал по столу
Боб Фаркуар.
     - Бога ради, придержи язык.
     - С чего это? Ты меня воспитала, я следовал за тобой всю свою жизнь. Ты
научила, к чему стремиться. "Стремись к самому верху,  -  говорила ты, - как
будто ты  никак не  можешь получить то,  что  хочешь. Я помогу тебе получить
все". Так ты говорила с самого начала. Мое первое назначение, потом перевод,
повышение.  Все доставалось легко, мне  был обеспечен успех. А  потом, из-за
какой-то проклятой ссоры, ты портишь свои отношения с герцогом и превращаешь
мою  жизнь  в кошмар. Мне  приходится страдать  из-за твоей  глупости.  И не
только мне, но и Джорджу, девочкам, всем нам.
     Он  разрыдался, истерически, как ребенок, возвращаясь к тем дням, когда
за слезами  следовали  поцелуи,  успокоение и шлепок,  засахаренное  яблоко,
сказки  о  серебряной пуговице и  клане  Маккензи. Теперь же его слезы  были
встречены молчанием, внезапно потускневшим взглядом, ласковым  поглаживанием
по голове. Она заговорила, ее голос звучал как-то  отдаленно, в нем слышался
испуг:
     - Я никогда не думала, что мои отношения с Его Королевским Высочеством,
дом  на  Глочестер  Плейс  так  много  значат для  тебя. Я  думала,  что  ты
воспринимаешь все как сделку, как временное пристанище на дни отпуска.
     - Сделку? О чем ты говоришь? Я жил в этом мире. В мире, который ты  мне
обещала, когда  ы  были детьми. Помнишь,  как  я  преклонялся  перед принцем
Чарли? Ты сказку  превратила в явь, во всяком случае, мне так казалось. В те
дни, когда я бывал дома  -  вряд ли ты помнишь, - он любил поболтать со мной
после  обеда, и я был горд,  когда возвращался в  полк,  чувствуя  себя, как
будто  беседовал с Богом... Ты не понимаешь. Ты  всего-навсего  женщина, его
любовница. Но мы с ним  -  мужчины. Мы говорили на одном языке. Он спрашивал
меня  о жизни  в полку. Я боготворил его, как никто  на свете. Он был своего
рода  символом - мне трудно объяснить, - символом мечты, которая влекла меня
всю жизнь. А теперь все кончено. Ничего не осталось.
     Она  смотрела, как он рвет "Газетт" и бросает клочки  в огонь,  где они
обугливались и рассыпались.
     - Ты думаешь, - спросила она, - что Джордж воспринимает все так же, как
ты?
     Он пожал плечами.
     - Откуда мне  знать? Он еще  ребенок. В девять лет он  может воображать
себе все,  что  угодно. Единственное,  что  мне известно, он считает герцога
своим отцом.
     Она резко повернулась и изумленно взглянула на него.
     - Кто тебе это сказал?
     - Сам  Джордж. И Элен тоже так  думает. Какие-то сказки Марты. Вот Мери
известно больше, она помнит Джозефа, но ее  воспоинания туманны, и она скоро
совсем его забудет. Но Его Королевское Высочество они никогда не забудут: он
прочно вошел в их жизнь. И дом на Глочестер  Плейс, и все великолепие. Ничто
никогда с этим не сравнится. Ты испортила их будущее, и ты должна знать это.
     Каждое  его  слово  возрождало  в   ней  глубоко  запрятанные  чувства.
Последние полтора  года,  скучные  и  обыденные, проведенные  ежду Эксмутом,
Лондоном и Локтон Лодж, промелькнули как одно мгновение, не оставив никакого
следа, как  будто  их и не  было.  Их друзьями становились те, кто предлагал
оплатить  счет; их  жизнь превратилась в топтание на  месте,  в выжидание, в
постоянную  отсрочку.  И  она  вспомнила,  как  стояла на  Глочестер  Плейс,
разбирая  вещи, откладывая  то,  что предполагалось  выставить на продажу, а
рядом стоял Вилл Огилви и говорил: "Игра продолжается".
     Пустая,  глупая  игра,  которая  не  стоит свеч,  игра, рассчитанная на
любителей.  На чиновников какой-то  третьеразрядной конторы, предел мечтаний
которых - банкнота в десять фунтов. Никакого чувства удовлетворения, никакой
власти, никаких титулов. "Господин Роуланд Молтби поможет вам получить место
официанта".  А раньше:  "Его Королевское Высочество рекомендует..."  Что  ей
осталось  - кататься по Локтону в  сопровождении Коксхед-Марша, зевая от его
рассказов  о вальдшнепах, куропатках, голубях; пытаться убедить себя, что ей
нравится проводить осень в Эссексе, чувствуя  в то же время, как ее начинает
лихорадить: "Я хочу, чтобы он вернулся. Я хочу иметь власть, я хочу занимать
высокое  положение  в  свете".  Как  же  хорошо  она  помнит  шепот, которым
сопровождалось ее появление  в Воксхолле:  "Смотрите! Это  госпожа  Кларк...
ищет герцога", - и суета, улыбки, кивки, и море лиц.
     Все   кончено,   мыльный  пузырь  лопнул,  бушующий  поток  взбаламутил
спокойную заводь.
     -  И что больше всего  меня убивает, - продолжал Чарли,  - так это твое
полное спокойствие.  Никакой  борьбы. Неужели ты состарилась,  и тебя больше
ничто не волнует?
     На  этот раз он мог  бы получить затрещину  или она вцепилась бы  ему в
горло  - ну прямо-таки двое детей, дерущиеся в канаве, таскающие  друг друга
за волосы и истошно вопящие: "Прекрати, а то  я  убью тебя!" Но вместо этого
она подошла  к  окну;  оно выходило в сад,  за которым  тянулась  посыпанная
гравием дорога, - опрятный пейзаж, столь типичный для Эссекса.
     - Иди упаковывать свои вещи, - сказала она. - Мы едем в Лондон.
     - Зачем? Для чего?
     -  Не  задавай вопросов. Ведь  ты  доверял мне, когда был ребенком, так
верь и сейчас.
     - Ты восстановишь меня в прежней должности?
     - Да. И ты сразу же отправишься к месту службы. Твое будущее зависит от
того, как на это отреагирует твой коандир части. Если он действительно хочет
разделаться с тобой, он себя проявит.
     Наконец  у  нее  есть возможность  действовать, есть жертва, в  которую
можно вцепиться. Вся  ее  ярость обратилась на полковника Фейна, марионетку,
олицетворяющую  собой  закон  и  порядок,  агента  Эдама,  Гордона,  военное
министерство.  Ненависть  порождает ненависть. Одна женщина  против  мужской
половины рода  человеческого, чувствовавшей в ней  достойного  противника  и
поэтому  ненавидевшей ее.  Вон  из  наших рядов, не  суй  свой нос в то, что
принадлежит  только нам. Вот почему они возненавидели  ее: она доказала, что
они  равны.  Их  не волновала  госпожа Карей,  котоая  воцарилась в Фулхэме,
изредка  появляясь на подмостках, - артистов они  принимают, так  как  те не
вмешиваются в их дела. Но вдруг женщина перехватит у них инициативу, отнимет
их  заработок  и  начнет  всем  управлять  -  что будет  с  миром?  Общество
распадется.
     - О чем ты думаешь? - спросил ее Чарли, когда они ехали в  дилижансе  в
Лондон. - У тебя такой суровый вид.
     Она засмеялась.
     -  Я была далеко отсюда.  Но я  думала не о нас с тобой. Я представила,
как  мама моет  посуду,  склонившись  над  лоханью в дальнем  углу кухни,  -
помнишь, как там было темно без окна, - а мальчики ползают у нее под ногами,
хватают ее за щиколотки, и она не может шевельнуться. Входит отец и начинает
орать, требуя, чтобы ему подали ужин... Я  вспомнила, как подошла к  нему  и
ударила. Мне не забыть этого.
     - А почему ты вдруг, через столько лет, вспомнила об этом?
     - Не знаю... - Дилижанс, качаясь из стороны в сторону, медленно тащился
по  дороге. Одной рукой она ухватилась  за ремень, а  второй - за Чарли. Все
сомнения рассеялись.  Она была уверена в  себе  и счастлива.  С ее временным
пристанищем  на Берлингтон-стрит  покончено. Расселл Маннерс уехал в Индию -
вот и хорошо, ей сейчас не  нужны  накакие сложности, ей не  нужно оповещать
всех о своем возвращении.
     Два дня в отеле, потом меблированные комнаты в  Хэмпстеде. Она принесла
цветы  на  могилу  Эдварда,  посадила в  землю луковицы,  которые  расцветут
весной. Но думала она при этом не об Эдварде, а о Джордже. С Хэмпстедом было
связано ее  прошлое,  он  стал  родным, полным воспоминаний, но не о медовом
месяце с Джозефом, а о Билле. Госпожа Эндрюс в "Йеллоу Коттедж" была добра и
радушна, но  у нее не было комнат, которые она  могла бы сдать, хотя  бы  на
полгода,  а  весь  верхний  этаж был  отдан  одному издателю,  сэру  Ричарду
Филлипсу. Госпожа Кларк слышала о нем? Слышала... и сделала  себе заметку на
будущее. Издатель может пригодиться, все зависит от ее планов. Не согласится
ли  госпожа Эндрюс рекомендовать какие-нибудь другие  меблированные комнаты,
где  она  и  капитан  Томпсон  смогли бы  обосноваться  на  время?  Конечно,
попытайтесь поговорить с господином Никлосом, Фласк Уолк, Нью-Энд.  Он очень
респектабельный   джентльмен,  по   профессии  булочник.  Наконец  вопрос  с
комнатами был решен.
     Первый раунд был выигран.
     На  письмо,  отправленное  на  Портман-сквер,  ответа  не  было,  но...
двадцатого ноября Чарльз Фаркуар Томпсон, капитан 59-го пехотного полка, был
восстановлен в должности. С победной улыбкой она протянула Чарли "Газетт".
     - Ведь я обещала тебе, не так ли?
     - Да, но что дальше?
     -  Отправляйся  в полк. Ты  застанешь его в Колчестере. Если  полковник
Фейн будет опять нападать на тебя, сразу же напиши мне.
     Джордж спокойно продолжал учиться в Челси, но, как и говорил Чарли, его
имя  было вычеркнуто из списков  Марлоу. Начальниками училища были и Эдам, и
Гордон, так что сразу стало ясно,  кто оказался  инициатором этого шага. Так
получилось, что сначала ей пришлось заняться Чарли. Теперь должен быть решен
вопрос с  Джорджем. В меблированных комнатах господина Николса хватало места
для  всех: и для гувернантки-француженки (приходится  забыть о школе)  и для
Марты. Ее  мать  мможет пока  оставаться в  Локтоне. За последнее время  она
сильно  сдала,  довольно   плохо  себя  чувствовала,  все  время  на  что-то
жаловалась и спрашивала, почему Его Королевское Высочество не навещает ее. В
конце недели из  Колчестера  вернулся Чарли.  Одного взгляда  хватило, чтобы
понять: опять неприятности.
     - Что теперь?
     - Я вынужден сменить место.  Полковник Фейн говорит, что он не потерпит
моего присутствия в полку.
     - Он объяснил почему?
     - Все  потому же - отсутствие без  уважительной причины. И еще одно. Ты
помнишь те векселя, которые были выписаны на имя Расселла Маннерса и которые
мама подписала, а  ты отправила мне? По ним можно было получить деньги через
Роуланда Молтби  в Фишмангерз Холле, и незадолго  до  того, как я  заболел и
уехал в  отпуск,  я получил от  казначея в  Лидсе  наличные.  Но по векселям
платить отказались, а мы не можем доказать, что были уверены в своевременной
оплате. Командир части говорит, что меня могут обвинить в мошенничестве.
     - Странно. Роуланд Молтби всегда оплачивал векселя Расселла.
     - Мой случай оказался исключением: Молтби отказался оплатить именно эти
векселя. Может, у  тебя были  какие-то трения с Молтби и Маннерсом до твоего
отъезда в Локтон? Может, ты не хотела их видеть?
     - Великий Боже! Да они оба напились до потери сознания.
     - Так... теперь все понятно. Но казначей дал мне денег, а потом векселя
вернули. Если дело дойдет до суда, это будет моим концом.
     -  А  разве полковник Фейн сказал,  что  против  тебя  будет  выдвинуто
обвинение?
     -  Он сказал, что  дело закроют только  в том  случае, если я перейду в
другой полк.
     - Отлично. Мы добьемся твоего перевода. К Рождеству.
     Но   на  этот  раз  ничего  не  получилось.  Письма,   отправленные  на
Портман-сквер, возвращались  нераспечатанными.  Чарли просил его  о встрече.
Отказ. Марта, водившая  дружбу со слугами на Портман-сквер,  решила зайти  в
гости к своей  давней подруге,  кухарке. Но  никого  из  старых слуг там  не
оказалось,  а  новые  просто  не  пустили  ее  на  порог.  У  нее   возникло
впечатление, что все ее старые  друзья  были уволены  господином Эдамом.  За
Мери  и  Элен, гулявшими  по  Нис-стрит,  наблюдали. Гувернантка-француженка
устроила  из-за  этого  истерику   и  попросила   расчет:  какой-то  мужчина
дотронулся до нее и начал расспрашивать: "Госпожа Кларк в Хэмпстеде? Какой у
нее адрес?"
     Это могли  быть кредиторы  или даже Джозеф, но,  скорее  всего, за ними
следили шпики  Эдама. Чарли беспокойно  шагал из угла  в  угол по  маленькой
гостиной, грыз ногти и выглядывал в окно.
     - Есть что-нибудь о моем переводе?
     - Пока нет. Я уже написала.
     Не было  надобности  говориь  ему,  что его  продвижение  по  служебной
лестнице намеренно задерживали.  Она написала в пятьдесят полков  и отовсюду
получила отказ. Никакое агентство не хотело брать его на учет. Очевидно, все
получили  негласный приказ: "Внести в  черный список:  Ч.Ф.Томпсон". Друзья,
которые всего два года назад  с радостью бросились бы ей на помощь, внезапно
оказывались за  городом, или  больны,  или заняты. Она  отправилась к  Виллу
Огилви. По крайней мере, он скажет ей правду.
     - Что произошло, Вилл?
     - Разве вы не читали газеты?
     - Вы же знаете, что я все лето и почти всю очень провела в Локтоне.
     - Я же просил вас следить за развитием событий. Тогда вы бы все поняли.
А вместо этого вы позволили  себе  расслабиться и смотреть, как Коксхед-Марш
кольцует фазанов.
     -  Если вы считаете,  что я получала от этого удовольствие... Так о чем
пишут газеты?
     -   Они  почти  ежедневно  нападают  на  Его   Королевское  Высочество.
Оскорбительные, граничащие с неприличием памфлеты.
     - А какое отношение это имеет ко мне?
     - Официально -  никакого. Но  все военное министерство считает, что  их
пишете вы.
     - Боже мой! Жаль, что не я.
     -  Они  хорошо  поработали,  чтобы  выяснить кое-что  о вашем  прошлом.
Вернее,  Эдам  и  Гринвуд.  Но  не о  вашем  замужестве, дорогая,  - о вашем
сотрудничестве с  парнями  с Граб-стрит, о ваших побочных приработках, когда
вы жили в Холборне.
     - Поэтому они пытаются выкинуть Чарли из полка?
     - Конечно. Раз он ваш брат, значит, он увяз вместе с вами.
     - Но, Вилл, ведь это же ложь...
     - Не имеет значения. Вы опозорены, и их это  очень  устраивает.  Дело в
том,  что люди,  читая  памфлеты, говорят: "Дыма без  огня  не  бывает, рыба
начинает  гнить с  головы" - и так далее.  К нашему другу, Его  Королевскому
Высочеству, начинают относиться с меньшей благосклонностью. Его популярность
падает, а следовательно, падает популярность того,  что за ним стоит: армии,
церкви,  правительства  тори,  войны  с Францией,  конституции  страны.  Еще
несколько  месяцев, и мы  сможем совершенно  открыто вести свое  дело. Вы не
играете в шахматы - как же мне объяснить вам? Вы отличная пешка, Мери Энн, в
той игре, в которую я играю уже четырнадцать лет, с 1793 года, когда Франция
освободила себя.
     Она раздраженно пожала плечами.
     -  Все  еще  продолжаете надоедать с  разговорами о республике?  Ладно,
играйте  в  одиночку.  Я  вам  и  раньше говорила:  для  меня  важнее  всего
безопасность. Моей  семьи  и моя собственная. В настоящий момент меня больше
всего беспокоит мой брат Чарли. Они пытаются уволить его из 59-го.
     - Ну и пусть увольняют... Это ни для кого не имеет значения.
     - А для него имеет. И для меня. Будь я проклята, если допущу, чтобы его
уволили без всякой причины. Вы можете подыскать ему другое место?
     - Он  в черном  списке.  Ни  я, ни  кто-либо  другой  не  сможет ничего
сделать.  Попытайтесь  быть  более  дальновидной,  моя  дорогая,  и не  надо
нервничать. Через  год правительство падет, Его Королевское Высочество сдаст
свое командование... почему вы не можете подождать?
     - Я  люблю моего брата, а он  очень переживает. Единственное,  на что я
надеюсь, это поговорить с герцогом и выяснить  причины. Он  все еще ездит  в
Фулхэм к госпоже Карей?
     - Вы совсем отстали,  он теперь развлекается с супругой пэра... Сейчас,
поверьте мне, совершенно другая тактика. Вам следует  стремиться не  к тому,
чтобы вернуть его. Вам следует стремиться нанести ему сокрушительный удар. -
Маска вежливости  спала. Темные глаза сверкали.  Перед ней  стоял совершенно
другой Огилви, жесткий и безжалостный. - Из-за вашей дурацкой возни с братом
вы  теряете  время. Но  когда его наконец  выпрут, а выпрут его обязательно,
приходите ко мне: я  расскажу вам, что делать. В Локтоне  было очень скучно,
не так ли? Но в Девоне, среди морских водорослей, еще скучнее.
     Она ненавиделя его, он ей нравился, она боялась его и доверяла ему.
     -  Почему,  -  спросила она,  - я все время должна делать то, что вы от
меня хотите?
     - Потому, - ответил он, - что вы не можете жить по-другому.
     Он проводил ее  вниз, до экипажа, и закрыл дверь. Когда она вернулась в
Хэмпстед,  она  увидела,  что  дети  собрались  вокруг Чарли  и  все  чем-то
обеспокоены.
     -  За  нами  все  время  наблюдал  какой-то мужчина. Он спросил госпожу
Николс, писала ли ты письма на Флит-стрит.
     - Глупости. Не обращайте внимания. Какой-нибудь пьяница.
     Она  в  последний раз отправила записку на Портман-сквер, а потом Чарли
написал письмо в штаб.
     На ее записку пришел ответ: "Я не знаю, что вы имеете в виду. Я никогда
никому не  давал указаний  преследовать вас,  так  что можете  быть спокойны
относительно меня".
     Ответ  на  письмо  Чарли был краток  и  официален:  ему  предписывалось
немедленно отправиться в Уолчестер.
     - Значит, все в порядке? Меня не переведут?
     Чарли  радостно  помахал бланком.  Его  глаза  сияли.  Он  опять  обрел
уверенность в себе.
     - Да... Наверное, это так, - с улыбкой ответила она и поцеловала его.
     Итак, Огилви ошибался. Никакой вендетты.
     Чарли бросился собираться и вскоре уехал.
     Теперь  надо подумать, куда отдавать Джорджа. В Марлоу  или  в Вулвич -
это будет  довольно  легко  после  того, как  решился вопрос  с  Чарли.  Все
казалось легким. Дети были счастливы. Никто не доставлял ей неприятностей, и
все были  в  приподнятом настроении.  Единственное, чего ей не хватало после
отъезда  Чарли, это мужчины,  который  знал  бы  ее,  понимал. Но такого  не
было...  Она   схватила   газету:   "Не  возвращается   ли   экспедиция   из
Буэнос-Айреса?"
     Война  в   Южной  Америке  закончилась  полным  поражением.  Это   было
рассредоточением сил,  что  и  потребовалось  противнику. Ошибка  верховного
командования или политиков? Но это  неважно, главное,  что Билл, может быть,
вернется.  Полтора  года  она  не  вспоминала   о  нем,  но  сейчас  он  был
единственным на свете, кто мог бы понять ее.
     - Я немедленно напишу в Аксбридж. Он должен уже быть дома.
     Она забыла, как,  уязвленная продажей дома на  Глочестер Плейс, хотела,
чтобы о