а, ни всю  следующую
неделю  и потом  еще несколько недель.  Пока доктор объяснял  обезумевшей от
горя  матери,  как  ухаживать  за  больным  и  чем  его  кормить,  Мери  Энн
проскользнула в спальню и взяла отчима за руку. Он уже был в сознании.
     - Что же будет?  - сказал  он. - Они наймут кого-нибудь  другого вместо
меня. Им не нужен больной работник.
     - Не беспокойся.
     - Тебе придется отнести им записку. Спроси господина Дея, управляющего.
- Он закрыл глаза: разговор утомил его.
     Мери  Энн спустилась вниз.  Мать  смотрела  на нее  с выражением полной
безнадежности.
     -  Это конец, - проговорила она. -  Они  заплатят  ему  только  за  эту
неделю. Может, он оправится только через несколько месяцев, а к тому времени
его место уже будет занято. На что нам жить?
     - Утром я схожу в типографию.
     - Расскажи им все, как есть. Что твой отец болен.
     - Я так и сделаю.
     Мери Энн бережно расправила оттиск. Нельзя упускать такой случай, а для
этого следует проверить  каждое слово.  Она уже знала, как отмечать ошибки -
крохотные  пометки на полях: еще ни разу оттиск не возвращался  в типографию
без  пометок  ее  отчима.  Она  прекрасно  знала  его почерк. Наклонная "Р".
Завиток  на  "Ф".  В  самом  низу  оттиска  она  написала:  "Исправлено. Боб
Фаркуар".
     На следующее утро  она тщательно умылась, надела  свое выходное платье.
Непослушные локоны  делали ее  похожей на маленькую девочку. Она отрезала их
ножницами и повернулась к зеркалу посмотреть, что получилось. Намного лучше,
но  чего-то недостает -  не хватает  яркого мазка. Она пробралась в спальню.
Отчим спал.  Она  открыла шкаф,  в  котором  мать деражала свою одежду.  Там
висело платье, которое та ни  разу  не надевала с тех пор, как стала жить на
Баулинг Инн Элли, платье, которое было из "лучших дней", с бантом из красных
лент на корсаже. Мери Энн взяла одну ленту,  собрала ею волосы и  посмотрела
на себя в зеркало. Да, лента решила все проблемы.
     Она тихо выскользнула из дома,  чтобы мать  и  братья не увидели ее, и,
зажав в руке свернутый оттиск, направилась к Флит-стрит.

        "Глава 3"

     Двери  были  открыты, и она могла идти,  куда  ей вздумается.  Никто не
обращал на  нее внимания. Работал печатный станок.  Она мельком взглянула на
эту  огромную деревянную  махину, которая была  установлена  в длинной узкой
комнате. Рядом со  станком стояли двое рабочих  и мальчик, державший в руках
рулоны бумаги, которые он  передавал  рабочим.  Невдалеке  стояли  еще  двое
рабочих, которые  о чем-то  беседовали, и другой мальчик, постоянно бегавший
по лестнице  в комнату на втором этаже  и  возвращавшийся с новыми  рулонами
бумаги. Один  из мужчин стал говорить громче, так как грохот станка заглушал
его слова.
     Напротив входа в печатный цех находилась дверь с табличкой "Посторонним
вход  воспрещен".  Мери  Энн  постучала  в  эту  дверь.  В  ответ  раздалось
раздраженное: "Войдите!" Девочка вошла в комнату.
     - Что тебе надо?!
     Обладатель этого  раздраженного  голоса был  настоящим джентльменом. На
нем был отлично сшитый  камзол, шелковые чулки  и напудренный завитой парик,
повязанный черной лентой.
     - Я пришла с запиской от моего отца. Он заболел.
     - Кто твой отец?
     - Роберт Фаркуар.
     Джентльмен пожал  плечами и отвернулся. Сидевший рядом с ним мужчина, в
чулках грубой вязки и без парика, принялся объяснять:
     - Боб  Фаркуар,  господин  Хьюэс.  Один  из  наших  лучших  работников.
Наборщик и корректор.  Какое  несчастье. - Он повернулся  к  девочке. -  Что
случилось с твоим отцом?
     -  Ему стало  плохо  вчера  вечером.  Доктор  говорит,  что  он  сможет
вернуться на работу только через несколько недель.
     - Вычеркни его, - проговорил раздаженный джентльмен, он  стоял у окна и
полировал  ногти.  -  Мы  запросто  найдем  замену. Выдай девочке  недельное
жалование, и пусть она уходит домой.
     Но второй мужчина казался обеспокоенным.
     -  Мне было  бы жаль потерять такого  работника,  сэр. Он уже много лет
работает у нас.
     - Ничем не могу помочь. Я не могу содержать больных работников.
     - Да, сэр. - Мужчина  вздохнул и, открыв ящик стола, вытащил деньги.  -
Скажи своему отцу, что нам очень  жаль и, если он надумает зайти к нам после
того,  как поправится, мы  попробуем  ему подыскать какую-нибудь работу.  Но
обещать мы ничего не можем. Вот его жалование за неделю.
     - А вы господин Дей?
     - Да.
     - Значит, это вам я должна отдать оттиск.
     Она  протянула  ему  драгоценный  свиток  и  стала  наблюдать,  как  он
разворачивает его. Она заметила, что он бросил взгляд на подпись.
     - Твой отец внес правки вчера вечером до того, как ему стало плохо?
     - Да.
     - И  здесь убыток, господин  Хьюэс.  Боб  Фаркуар обычно  брал  оттиски
домой, и мы экономили на заработной плате второму рабочему.
     - Значит, теперь тот, кто согласится на сверхурочные,  будет оставаться
здесь после работы и вносить правку. Отдай девочке деньги и прогони ее.
     Господин Дей протянул Мери Энн деньги.
     - Мне очень жаль, - сказал он.
     Мери Энн взяла деньги и вышла из комнаты.  Но домой она не пошла. Выйдя
на улицу, она отошла  на  несколько шагов и принялась ждать, пока наконец не
увидела, что  господин Хьюэс  вышел  из  типографии  и направился  вверх  по
Флит-стрит. После этого она вернулась и вновь  постучала в дверь с табличкой
"Посторонним вход запрещен". Ей разрешили войти. Господин Дей что-то писал.
     - Опять ты? - сказал он, удивленно взглянув на  нее. -  Я же отдал тебе
деньги.
     Мери Энн плотно затворила за собой дверь.
     - Скажите, с оттиском все в порядке?
     - Что ты имеешь в виду? Он чистый. Ты что, уронила его по дороге?
     - Нет. Я имею в виду, хорошо ли сделаны исправления?
     - Да. Его уже отправили в печатный цех.
     - И ошибок нет?
     - Нет. Твой отец всегда очень внимателен. Потому-то  мне и даль  терять
такого работника. Но,  как  ты успела  заметить, господина Хьюэса  трудно  в
чем-то убедить.
     - Если кто-нибудь  из рабочих будет вносить правки здесь, в типографии,
ему  придется задерживаться после работы, и он потребует, чтобы ему  платили
сверхурочные. Правильно?
     -  Да. Но за сверхурочные  мы заплатим ему столько  же, сколько платили
твоему отцу за полный рабочий день.
     -  Эти деньги  дали бы  возможность  нашей семье не умереть с  голоду и
помогли бы моему больному отцу встать на ноги.
     Управляющий уставился на девочку.
     - Это отец просил тебя сказать?
     -  Нет.  Я сама так подумала. Если я  буду  забирать оттиски домой и по
утрам приносить их в типографию, вас это устроит, не правда ли? И, может, не
надо говорить об этом господину Хьюэсу?
     Господин Дей улыбнулся. Девочка тоже улыбнулась. Ей действительно очень
шла красная лента.
     - Почему ты не предложила это, когда здесь был господин Хьюэс?
     - Господин Хьюэс велел бы мне убираться отсюда.
     - Сколько тебе лет?
     - Тринадцать.
     - Ты ходишь в школу?
     - Нет. У моего отца нет денег, чтобы платить за обучение.
     - Ты могла бы ходить в воскресную школу.
     - Моя мама говорит, что  у детей,  которые  ходят в  воскресную  школу,
слишком вульгарные манеры.
     Господин Дей укоризненно взглянул на нее.
     - Ты вырастешь невеждой, если  не будешь учиться. Каждый ребенок должен
уметь писать и читать.
     -  Я умею  и читать, и писать.  Я  сама научилась. Могу ли  я вернуться
домой  и  сказать  отцу,  что  вы  будете платить ему за  правку, пока он не
выздоровеет?
     Господин  Дей колебался. Он вновь скользнул взглядом по красной ленте в
ее  волосах, посмотрел  в ее огромные глаза. Его  удивляла  ее  необъяснимая
уверенность.
     -  Ну  ладно,  -  наконец проговорил он, - даю неделю.  Посмотрим,  что
получится,  хотя  я  не  совсем понимаю,  как  больной  человек будет делать
правку. Ведь такая работа требует огромного внимания.
     - Конечно, сэр. И я, и отец понимаем это.
     -  Ты думаешь,  у него достаточно  сил  для работы? Надеюсь, у  него не
удар, или лихорадка, или что там еще?
     - О, нет.
     - Но что же с ним такое?
     - Он... он сломал ногу. Он упал с лестницы.
     - Понятно. Хорошо, приходи сегодня вечером, и я дам для него оттиск. До
свидания.
     Когда Мери Энн вернулась домой, отец все еще лежал в постели. Окна были
закрыты, а шторы опущены, чтобы в комнату не проникала уличная вонь.
     - Только что приходил доктор,  - сказала мать. -  Он сказал, что помочь
ему могут только покой и тишина. Ты виделась с господином Деем?
     -  Да, он просил не  беспокоиться.  Он будет платить  пять  шиллингов в
неделю, пока папа болеет.
     - Пять шиллингов просто так? Как это великодушно.
     - Он сказал, что папа - один из лучших работников.
     Девочка поднялась наверх и спрятала красную ленту.
     В  течение  последующих  трех недель в  тайне  от всей семьи  Мери  Энн
правила оттиски и относила их управляющему.  Но  однажды, в начале четвертой
недели,  когда  она  вернулась с  прогулки в братишками, она  услышала голос
отчима, звавшего ее из своей душной темной спальни.
     - Только что ушел господин Дей.
     - О!
     - Он почему-то был очень изумлен. Он решил, что у меня сломана нога.
     - Это  я  ему  так сказала.  Мне  казалось,  что сломанная  нога звучит
гораздо лучше, чем апоплексия.
     - Но и  апоплексии у  меня  нет. У меня был самый обыкновенный тепловой
удар.
     - С тепловым ударом ты не смог бы править оттиски.
     - Конечно.
     Мери  Энн   молчала.  Она  попалась  в  ловушку,   расставленную  Бобом
Фаркуаром.
     - Господин Дей поблагодарил  меня за правку этого  оттиска. А  я сказал
ему, что никакой оттиск я не правил. Потом я догадался, что это твоя работа.
Ты хоть на минуту  задумывалась, за  сколь рискованное дело ты берешься?  Ну
две, ну три ошибки - но не полдюжины.
     -  Прежде чем  отнести  оттиск в типографию, я просмотрела  его  четыре
раза, потом еще раз при дневном свете.
     - И ошибок не было?
     - Нет. Иначе господин Дей сказал бы мне.
     - Ну ладно, теперь он знает, что ты правишь оттиски.
     - И что же он сказал? Что он со мной сделает? Ты потеряешь работу?
     - Тебе придется отправиться в типографию и поговорить с ним.
     Она опять надела  выходное  платье и  повязала  волосы красной  лентой.
Чарли,  следовавший  за  ней  как  тень,  с  беспокойством  наблюдал  за  ее
переодеванием.
     - Господин Дей узнал, что ты наделала. Он побьет тебя.
     - Нет, не побьет. Я уже вышла из того возраста,  когда  можно было меня
бить.
     - Ну, так еще что-нибудь сделает.
     Она не ответила. Она выскочила  из  дома  и побежала по Ченсери Лейн по
направлению  к  Флит-стрит.  Ее  сердце  бешено  стучало.  А если там  будет
господин  Хьюэс?  Уж  он  точно прикажет высечь ее. Он  даже  сам  может  ее
выпороть.
     Но  господина Хьюэса там не  было. В комнате сидел только господин Дей,
управляющий.
     Со смиренным видом Мери Энн остановилась у двери. Господин Дей держал в
руке  несколько испорченных оттисков, свернутых в трубки. По всей видимости,
она на самом деле пропускала ошибки.
     -  Послушай, Мери  Энн, - проговорил  управляющий. - Как  я  понял,  ты
пыталась всех нас одурачить.
     - Нет, сэр.
     - Зачем ты обманывала меня?
     - Нам нужны были деньги.
     -  Еще  до болезни твой  отец говорил мне, что  ты  уже много раз  сама
правила оттиски. Зачем ты это делала?
     - Мне нечего было читать.
     - Но девочкам не положено читать то, что написано в газетах.
     - Вот поэтому мне и нравится читать оттиски.
     Господин Дей  закашлял  и  отложил  в  сторону  листки. Мери  Энн стало
интересно, что он собирается делать. Очевидно, он сейчас накажет ее.
     - Сколько же из того, что ты читаешь, тебе понятно?
     - Не знаю.
     - А что, к примеру, мы печатали на прошлой неделе про премьер-министра?
     - Вы писали, что Билли Питт слишком крепко  держит в руках вожжи, чтобы
его можно было вышибить из седла,  а Чарли Фоксу гораздо полезнее играть  на
Сент-Джеймс-стрит  в  теннис  с  принцем   Уэльским  и  господином   Маклоу,
владельцем корта. Я  не совсем уверена,  но мне кажется,  что здесь какой-то
скрытый смысл.
     Господин  Дей был  ошарашен  и  посмотрел  на  девочку  с  еще  большим
неодобрением.
     - По крайней мере, тебе не понятен газетный жаргон! - воскликнул он.
     - Я знаю, что значит "взять крученый".
     - И что же это значит?
     - На самом деле это выражение теннисистов. Но когда оно употребляется в
газете, то обозначает "облапошить простака".
     Господин Дей удивленно поднял брови.
     - У нас с твоим  отцом был долгий разговор,  - сообщил он, - и я сказал
ему, что мы с  радостью примем его  на работу, когда он поправится. Но ты не
должна больше править оттиски.  Во  всяком  случае,  сейчас. Вместо этого ты
пойдешь в школу.
     - В школу?
     - Да. Не  в  воскресную,  а  в  пансион  для благородных девиц, который
находится в Хэме в Эссексе.
     Мери  Энн  изумленно смотрела на господина  Дея. Может, он повредился в
рассудке?
     - Я  не могу ехать  туда, - наконец  сказала  она.  - У моего  отца нет
денег, чтобы платить за мое обучение, да и мама не отпустит меня из дома.
     Господин  Дей  поднялся.  Во  взгляде  больше  не  было  осуждения.  Он
улыбался.
     -  Я  предложил платить за  твое обучение, -  признался он. -  Я думаю,
девочка с такими способностями должна учиться. У меня есть дочка, ей столько
же лет, сколько тебе, и она  учится в  этом пансионе.  Уверен, что  тебе там
понравится.
     - А господин Хьюэс знает?
     - Это наше личное дело. Оно совершенно не касается господина Хьюэса.
     Управляющий нахмурился. Странно, что девочка спросила об этом. Конечно,
он не собирался сообщать об этом господину Хьюэсу, потому что господин Хьюэс
плохо  думает  о людях  и  скажет своему  управляющему,  что  эта  маленькая
плутовка, которой  на вид можно было  дать  пятнадцать и  которая повязывала
волосы красной лентой, обвела его вокруг пальца.
     - Вы очень добры, - сказала Мери Энн, - но для чего вам это нужно?
     - Через два года мы обсудим с тобой этот вопрос, - ответил он.
     Он проводил ее до двери и пожал руку.
     -  Но раз пансион  предназначен для благородных девиц, значит,  я  тоже
стану благородной? - спросила девочка.
     - Да, если будешь хорошо учиться.
     - А мне нужно учиться правильно говорить?
     - Обязательно.
     Девочка  была безмерно  счастлива.  Начиналось что-то новое, начиналось
приключение.  Уехать  из дома,  оставить  этот переулок,  стать  благородной
девицей - и все только потому, что она совершила  то, чего  от нее  никто не
ожидал. Она обманула господина Дея, а господин Дей  собирается платить за ее
обучение. Значит, обман окупается.
     -  Ты приедешь  повидать  твоих  родителей на неделю,  -  сказал  он. -
Кстати, как я понимаю, Боб Фаркуар вовсе не твой отец, а отчим. Твоего  отца
звали Томпсоном. Какое из этих двух имен ты хотела бы выбрать?
     Мери   Энн   быстро  соображала.   Дворянин  из   Абердина.   Дворянин,
прикомандированный к войскам. Дворянин, с которым мать провела "лучшие дни".
Об  этом можно было бы рассказывать девочкам в пансионе, если  бы не фамилия
Томпсон. Томпсонов очень много. Мери Энн  Томпсон. Мери Энн Фаркуар. Фаркуар
-  звучит  лучше, к тому же где-то на заднем  плане  вырисовываются  неясные
очертания Маккензи.

        "Глава 4"

     Мери Энн было пятнадцать с  половиной лет, когда воспитательница, очень
добрая женщина, следившая за девочками в пансионе в Хэме, сообщила господину
Дею, что его  протеже закончила  обучение. Мери Энн научилась хорошо читать,
правильно говорить,  у  нее  был великолепный  почерк.  Она  проявила особые
познания в  области истории и  английской литературы. Она научилась  шить  и
вышивать, рисовать, играть на арфе.
     Но она была слишком зрелой для своего возраста, что создавало некоторые
проблемы воспитательницам. Яркая внешность мисс  Фаркуар привлекала внимание
жителей  окрестностей.  На  нее  глазели  в  церкви.  Ее  провожали  долгими
взглядами на улице. Ей через стену бросали записки. Какой-то молодой человек
подавал  ей знаки из окна дома, стоявшего напротив пансиона, и говорили, что
мисс Фаркуар отвечала  ему.  Подобные происшествия  будоражат это  почтенное
учебное заведение. Господин Дей, без сомнения, поймет все правильно, заберет
свою подопечную и оставит ее на попечение родителей.
     Господин Дей, который прибыл в Хэм в почтовом  дилижансе,  ни  капли не
удивился, когда услышал, что  люди таращатся на Мери Энн в церкви. Он сам не
мог  оторвать от нее глаз. Ее никто  не  назвал бы красавицей, но вздернутый
носик и что-то в ее постоянно меняющемся взгляде придавали ей особую живость
и очарование. Она понятия не имела  о девичьей скромности.  Она  без всякого
смущения  бросилась  к нему  навстречу и  принялась  расспрашивать, как  ему
работается в качестве редактора.
     - Нам разрешили читать "Морнинг Пост", - сообщила  она, -  но  для меня
эта газета слишком  скучна.  Обо  всех  новостях  можно  узнать  из  "Паблик
Эдвертайзер".  Когда нас  отпускали в город, я обычно ее и покупала, а потом
прятала  под подушкой.  К тому  же мне ужасно  не хватало  ваших памфлетов и
светских сплетен.  Я  слышала, что герцог  Йоркский  собирается жениться  на
германской принцессе с  соломенными волосами. Теперь он не  будет драться на
дуэлях.  А  королю,  как и раньше,  не нравится господин Питт, и тори  очень
нервничают оттого, что французы так часто отрубают головы и мы можем этим от
них заразиться.
     Господин Дей подумал, что его протеже дома придется трудно. Не может же
он пойти на такой риск и посадить ее работать в типографии. Лучше всего этой
молодой  женщине  -  он не  мог  больше называть  ее  девочкой  - стать  его
экономкой. Он был  вдовцом, а его дочь все еще находилась в пансионе в Хэме.
Мери Энн  станет  великолепной  экономкой, а  потом,  со временем,  если его
отношения с ней станут более теплыми, он сможет подумать о дальнейших шагах.
Он  не  будет  торопить  ее.  Прежде  всего  она  должна  вернуться  домой и
встретиться с родителями. Но он был уверен, что  очень скоро она  устанет от
общения с ними.
     За три года у Фаркуаров произошли некоторые изменения. Они переехали из
обшарпанного дома  на Баулинг Инн Элли в новый  дом на  Блэк Рейвен Пэссидж,
рядом  с  Керситор-стрит.   Дом  принадлежал  господину   Томасу   Бурнеллу,
известному резчику по камню  и мастеру масонской ложи. Его контора находлась
на  первом  этаже. Трое братьев  Мери  Энн все дни проводили  в школе,  дома
оставалась  только Изабель.  Боб Фаркуар, такой же заботливый и добродушный,
сильно растолстел,  стал еще  вульгарнее,  обленился  и  гораздо  чаще,  чем
раньше, прикладывался к бутылке.
     Мери Энн  пыталась поговорить об  этом с матерью, но  та, замкнувшись в
себе, дала понять, что у нее нет желания обсуждать подобные вопросы.
     - У любого мужчины есть недостатки, - только и ответила она. - Не один,
так другой.
     Под "другим",  как  предположила Мери  Энн, подразумевались женщины. Ее
отчим  иногда возвращался домой очень поздно,  и, когда  она видела,  как он
виновато  отводит глаза  и  еле держится  на  ногах, у нее возникало желание
ударить его. Вид страдалицы теперь никогда не покидал ее мать. Она безмолвно
жаловалась,  и  сердце  Мери  Энн разрывалось от жалости к  обоим. Она  была
молода и весела, жизнь  била в  ней ключом, и  ей очень хотелось,  чтобы все
вокруг тоже были счастливы.  Однако целыми днями она  вытирала в доме  пыль,
учила Изабель считать, ходила по  магазинам. Ей  пока  еще нравилось, что ее
везде сопровождал  Чарли, однако она  стала все  чаще обращать  внимание  на
разницу в возрасте.  Она смотрела на него глазами взрослой женщины, и, когда
он  начинал упрашивать ее рас