Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
слышал, может, что-нибудь ваше напе
чатали. Когда вы ушли из Варшавы, куда вы
направились? В Белосток?
-- В Друскеники.
-- А как вы там оказались?
-- Перебрался через границу.
-- А что вы делали в Друскениках?
-- Работал в гостинице.
-- Да, это было правильно -- держаться по
дальше от братьев-писателей. Вы не смогли бы
стать коммунистом, а всех антикоммунистов
сразу же сослали в Сибирь. Но потом то же
--
самое было и с искренними сталинистами. А что вы делали в сорок первом?
-- Шел и шел.
- Куда?
-- Дотащился до Ковно, а оттуда уже доби
рался до Шанхая.
-- Чтобы получить визу, да? А что вы дела
ли в Шанхае?
-- Работал наборщиком.
-- Что же вы набирали?
-- "Шита Мекуббецет"1.
-- Ну и безумный же народ эти евреи!
Я слыхал, там была иешива, которая издавала
книги! Вы не писали?
-- Да. И это тоже было.
-- Когда вы очутились в Америке?
-- В начале сорок восьмого.
-- Я ушел из Варшавы в мае сорок первого.
В марте умер Морис.
-- Почему вы не взяли с собой Селию?
-- Некого было брать.
-- Она была больна?
-- Она умерла ровно через месяц после Мо
риса. Что называется, естественной смертью.
Мы с трудом втиснулись в автобус, идущий в Хадар-Йосеф, на окраину
Тель-Авива, заселенную новыми эмигрантами. Пассажиры про-
клинали друг друга по-еврейски, по-польски, по-немецки, на ломаном
иврите. Женщины ссорились из-за мест, мужчины их разнимали. Какая-то женщина
везла корзинку с живыми цыплятами. Они проделали дырку в корзинке, и теперь
летали у пассажиров над головами. Водитель кричал, что высадит каждого, кто
создает беспорядок. Наконец стало тихо, и я услышал, как Геймл говорит: "Да,
еврейский народ. Новоприбывшие, все до одного, -- не в своем уме. Жертвы
Гитлера. Каждый -- комок нервов. Они всегда подозревают, что их притесняют.
Сначала они проклинали Гитлера, теперь осыпают проклятиями Бен-Гурио-на.
Дети их, или даже внуки, уже будут нормальными людьми, если только
Всемогущий не снизошлет на нас новую катастрофу. Вы не знаете, да и не
можете знать, через что мы прошли. Вот вы не спрашиваете, а вам, наверно,
хочется знать, как я мог жениться на Жене после Селии. Сначала и Женя, и я
были просто два червяка, ползающие сами по себе. Потом получили эту
квартиру, где сейчас живем. Да и сколько может терпеть плоть? Она не Селия,
но она хорошая. Ее муж был учителем еврейской школы в Петрокове. Бундовцем.
Женя сначала верила в Сталина. Потом ей пришлось кое-что попробовать на
вкус. Забавно, она знала Файтельзона. Однажды пришла на его лекцию о
Швенглере, и он оставил ей на книге автограф. Она дежурит в госпитале. Туда
привозят раненых на скорой помощи. Красный Моген Довид. Случайно у нее как
раз сегодня выходной. Она все знает про вас. Я давал ей читать ваши книги.
Наконец мы приехали в Хадар-Йосеф. Между крышами были протянуты веревки
с бельем. Полуголые дети возились в песке. Бетонные ступени вели прямо в
кухню в квартире у Гейм-ла. Снаружи -- ящик для мусора, асфальт, запах
чего-то пряного и сладкого, который я не мог определить. В кухне пахло
щавелем и чесноком. У газовой плиты стояла женщина -- низкорослая, с коротко
остриженными полуседыми волосами. На ней было ситцевое платье, на босых
ногах -- драные шлепанцы. По-видимому, она подверглась операции, так как
кожа на левой щеке была стянута, на лице много шрамов, рот искривлен. Когда
мы вошли, она поливала цветы.
Геймл закричал: "Женя! Догадайся, кто это? "
-- Цуцик.
Геймл сразу смутился.
-- У него есть имя.
-- Ничего, так даже лучше, -- запротесто
вал я.
-- Простите, что так называю вас, -- про
должала Женя, -- но четыре года день и ночь
одно и то же: "Цуцик" да "Цуцик". Когда мой
муж кого-нибудь любит, он говорит о нем не
переставая. Мне доводилось видеть Фай-
тельзона, но вас я знаю только по портрету в
газете. Наконец-то я вас вижу. Почему ты не
сказал мне, что приведешь гостя? -- Женя
повернулась к Геймлу. -- Я бы навела поря
док. Мы тут постоянно сражаемся с мухами,
осами, даже с мышами. Много лет назад я не
могла смотреть на мышей и на насекомых как
на Божьи создания. А после того, как со мной
--
обращались будто я -- какая-то козявка, я на i многое смотрю иначе.
Проходите в комнату, пожалуйста. Такой неожиданный гость. Такая честь!
-- Видали ее щеку? -- показал Геймл. --
Это нацисты били ее куском трубы.
-- О чем это вы говорите? Проходите же! --
повторила Женя. -- Простите за беспорядок.
Мы прошли в комнату. Здесь стояла большая софа -- из тех, что служат
софой днем и кроватью ночью. Ванной в квартире не было. Только раковина и
туалет. Комната эта, видимо, служила и спальней, и столовой. В книжном шкафу
я заметил файтельзоновские "Духовные гормоны" и несколько моих книг. Геймл
заговорил опять: -- Это наша страна. Наш дом. Здесь, возможно, нам позволят
умереть, если до тех пор нас не потопят в море.
Вскоре вошла Женя и начала наводить порядок. Она подмела пол. Постелила
скатерть на стол. Беспрерывно извинялась. Уже настал вечер, когда она
накрыла на стол: немного мяса для себя и Геймла, а для меня -- овощи. Меня
удивило, что они смешивают мясную еду с молочной. Мне казалось: вопреки
тому, что Геймл рассуждает как еретик, он должен бы соблюдать еврейство
здесь, на земле Израиля.
Я спросил:
-- Если вы не религиозны, почему тогда от
растили бороду?
Женя положила ложку на стол.
-- Вот это же самое и я хочу знать.
-- О, еврей должен быть с бородой, -- ответил
Геймл. -- Надо же чем-то отличаться от гоев.
--
-- Как ты живешь, ты все равно что гой, --
сказала Женя.
-- Никогда в жизни я никого не убил и ни на
кого не поднимал руки и потому могу назы
вать себя евреем.
-- Где-то написано, что тот, кто нарушает
одну из десяти заповедей, нарушает и осталь
ные, -- возразила Женя.
-- Женя, десять заповедей были написаны
человеком, а не Богом. Пока ты никому не
причиняешь зла, можешь жить как тебе хочет
ся. Я любил Файтельзона. Если бы мне сказа
ли, что можно отдать жизнь за то, чтобы он
мог жить снова, я бы не колебался. Если Бог
есть, пусть Он будет свидетелем правдивости
моих слов. И Цуцика я люблю. Время соб
ственности скоро пройдет. Придет человек с
новыми инстинктами -- он будет всем делить
ся с другими. Это слова Мориса.
-- Тогда почему же ты был таким ярым ан
тикоммунистом в России? -- спросила Женя.
-- Они не хотят делиться. Они хотят толь
ко хапать.
Наступило молчание. Стало слышно, как поет сверчок. Те же звуки, что и
у нас на кухне, когда я был маленьким. Сгустились сумерки. Геймл сказал:
-- Я религиозен. Только на свой собственный лад. Я верю в бессмертие
души. Если скала может существовать биллионы лет, то почему же душа
человеческая, или как там это назвать, должна исчезнуть? Я с теми, кто умер.
Живу с ними. Когда я закрываю глаза, они здесь, со мной. Если солнечный луч
может блуждать и светить миллионы лет, почему же
это не может дух? Новая наука найдет этому объяснение, и оно будет
неожиданным.
-- Когда будет последний автобус на Тель-
Авив? -- спросил я.
-- Цуцик, оставайтесь ночевать.
-- Спасибо, Геймл, но ко мне должны прий
ти завтра с утра.
Женя собрала посуду и ушла в кухню. Слышно было, как она запирает
двери. Геймл не зажигал огня. Только бледный вечерний свет из окна освещал
комнату.
Геймл снова заговорил, обращаясь не то к себе, не то ко мне, и ни к
кому в частности:
-- Куда ушли все эти годы? Кто будет по
мнить их после того, как уйдем и мы? Писате
ли будут писать, но они все перевернут вверх
ногами. Должно же быть место, где все оста
нется, до мельчайших подробностей. Пускай
нам говорят, что мухи попадают в паутину и
паук их высасывает досуха. Во Вселенной су
ществует такое, что не может быть забыто.
Если все можно забыть, Вселенную не стоило
и создавать. Вы понимаете меня или нет?
-- Да, Геймл.
-- Цуцик, это ваши слова!
-- Не помню, чтобы я это говорил.
-- Вы не помните, а я помню. Я помню все,
что сказал Морис, сказали вы, сказала Селия.
Временами вы говорили забавные глупости, и
их я помню тоже. Если Бог есть мудрость, то
как может существовать глупость? А если Бог
есть жизнь, то как может существовать
смерть? Я лежу ночью, маленький человечек,
полураздавленное насекомое, и говорю со
смертью, с живыми, с Богом, если Он есть, и с
--
Сатаной, который уж определенно существует. Я спрашиваю у них: "Зачем
нужно, чтобы все это существовало?" -- и жду ответа. Как вы думаете, Цуцик,
есть где-нибудь ответ или нет?
-- Нет. Нет ответа.
-- Почему же нет?
-- Не может быть оправданий для страда
ний -- и для страдальцев его тоже нет.
-- Тогда чего же я жду?
Женя отворила дверь:
-- Что вы сидите в темноте, хотела бы я
знать?
Геймл улыбнулся:
-- Мы ждем ответа.