льто она вытащила потрепанный дорожный атлас. - Так на карте.
   - Найди нужную страницу и посмотри еще раз. Она послушалась.
   - Каким цветом обозначена на карте магистраль, по которой  мы  сейчас
едем?
   - Зеленым.
   - А какого цвета та часть, которая проходит через город?
   - Зеленый пунктир. Это... О, Господи! Там же идут дорожные работы!
   - Вот именно. Знаменитые на весь мир работы по  строительству  нового
участка  784-й  автострады.  Девочка,  ты  никогда  не   доберешься   до
Лас-Вегаса, если не  изучишь  внимательно  условные  обозначения  твоего
атласа.
   Она склонилась над картой, почти касаясь носом бумаги. Кожа  ее  была
чистой, в нормальном состоянии - скорее всего, молочного цвета, но из-за
мороза щеки и лоб ее раскраснелись. Кончик носа ее тоже был  красным,  и
небольшая капля повисла у  ее  левой  ноздри.  Волосы  ее  были  коротко
острижены - и не очень аккуратно. Домашняя стрижка. Приятный  каштановый
цвет. Жаль стричь такие волосы, а еще жальче - стричь их неумело.
   Как там назывался  этот  рассказ  О.Генри?  "Дары  волхвов"  <В  этом
рассказе муж, чтобы подарить жене на Рождество гребень для ее прекрасных
волос,  продает  свои  часы,  не  зная  о  том,  что   она   продала   в
парикмахерскую свои волосы, чтобы подарить ему часовую  цепочку  -  прим
перев.>.  Кому  ты  купила  в  подарок  цепочку  для  часов,   маленькая
симпатичная странница?
   - Непрерывный зеленый снова начинается у места под названием Лэнди, -
сказала она. - Сколько до Лэнди от того места, где кончается дорога?
   - Около тридцати миль.
   - О, Господи. Она поразмыслила еще некоторое время над  атласом.  Они
миновали пост ј 15.
   - А какая дорога идет в объезд? - спросила она наконец. - А то я  тут
запуталась, как в лабиринте.
   - Лучше всего ехать по шоссе ј 7, - сказал он.  -  Это  у  последнего
поворота, рядом с западной заставой. - Он поколебался. - Но  лучше  тебе
эту ночь  переждать  в  городе.  Здесь  есть  "Холидей  Инн".  Когда  мы
доберемся до заставы,  будет  уже  темно,  а  я  бы  не  советовал  тебе
голосовать на шоссе ј 7 после наступления темноты.
   - Почему? - спросила она, поднимая  на  него  глаза.  Взгляд  ее  был
пристальным, и его  не  так-то  легко  было  выдержать.  Глаза  ее  были
зелеными - того самого  цвета,  о  котором  порой  приходится  читать  в
книгах, но который редко встречается в действительности.
   - Это городская объездная дорога, - сказал он, перестраиваясь в левый
ряд,  чтобы  обогнать  целую  колонну  машин,  плетущихся  со  скоростью
пятьдесят миль  в  час.  Несколько  водителей  проводили  его  сердитыми
гудками. - Четыре полосы с небольшим бетонным разделителем.  Две  полосы
ведут на запад, к  Лэнди,  а  две  -  на  восток,  в  город.  Там  полно
универсальных магазинов, "Макдональдсов", кегельбанов  и  тому  подобных
заведений. Водители то и дело останавливаются,  чтобы  заскочить  поесть
или что-нибудь купить. Никто не хочет подсаживать себе пассажира.
   - Понятно, - она вздохнула. - А автобус в Лэнди ходит?
   - Раньше туда ходил один городской автобус, но  этот  маршрут  сняли,
так как  он  себя  не  окупал.  Наверное,  если  сесть  на  какой-нибудь
междугородный автобус, то...
   - Ладно, забудь про это. - Она сложила атлас и запихала его обратно в
карман. Потом она стала смотреть в окно, но вид у нее был  встревоженный
и расстроенный.
   - Нет денег на мотель?
   - Мистер, у меня тринадцать  зеленых.  Я  не  могу  снять  себе  даже
конуру.
   - Можешь переночевать у меня дома, если хочешь, - сказал он.
   - Да, и, кстати, может, ты высадишь меня прямо сейчас?
   - Ладно-ладно. Предложение отменяется.
   - Кроме того, что сказала бы твоя жена? - Она  пристально  посмотрела
на обручальное  кольцо  у  него  на  пальце.  В  этом  взгляде  читалось
неприкрытое подозрение, не шатается ли он за забором школьных  площадок,
после того как сторож ушел домой.
   - Я и моя жена расстались.
   - Недавно?
   - Да, первого декабря.
   - А теперь у  тебя  появилось  свободное  время,  которое  ты  можешь
использовать с пользой для себя, - сказала она. В голосе ее  послышалось
презрение, но это было застарелое чувство, направленное не  против  него
лично. - Особенно с помощью молодого цыпленочка.
   - Честно говоря, мне сейчас не хочется  никого  трахать,  -  искренне
сказал он. - Вряд ли у  меня  и  член-то  встанет.  -  Он  подумал,  что
употребил выражения, которые никогда раньше не использовал в разговоре с
женщиной, но, похоже, ничего страшного не произошло. Это было не плохо и
не хорошо - просто нормально, все равно что говорить о погоде.
   - Ты  что,  хочешь  меня  раззадорить?  -  спросила  она,  затянулась
сигаретой и выдохнула большой клуб дыма.
   - Нет, - ответил он. - Не имею ни малейшего намерения.  Просто  хотел
тебе помочь. Я думаю, что девушке, которая одна добирается до Лас-Вегаса
автостопом, помощь не помешает.
   - Ну вот, начинается  часть  третья,  -  сказала  она.  В  голосе  ее
по-прежнему слышались  презрение  и  враждебность,  однако,  с  изрядной
примесью какого-то усталого любопытства. - А теперь спроси меня, как это
такая симпатичная девчонка колесит по дорогам в одиночку.
   - Ладно, к черту твою трепотню, - сказал он. - Ты просто  невозможная
девица.
   - Верно, так оно и есть, - сказала она, стряхнула пепел в  пепельницу
и, бросив взгляд внутрь, сморщила нос. - Ты только посмотри: все  забито
конфетными обертками, целлофаном и разным дерьмом. Почему ты не возишь с
собой в машине мусорный пакет?
   - Потому что я не курю. Вот если бы  ты  позвонила  бы  мне  хотя  бы
денька  за  два  и  сказала  бы:  Барт,  старина,  я  собираюсь  двинуть
автостопом по главной магистрали, так что  ты  уж,  пожалуйста,  подвези
меня, ладно? Да, и еще, чуть не  забыла,  вытряхни,  пожалуйста,  всякое
дерьмо из пепельницы, потому что я собираюсь  курить.  Вот  тогда  бы  я
подготовился как следует. Почему бы тебе просто не  выбросить  окурок  в
окно?
   Она улыбнулась.
   - Мне нравится твое чувство юмора.
   - При моей собачьей жизни без юмора нельзя.
   - А ты знаешь, сколько требуется  времени,  чтобы  сигаретный  фильтр
подвергся биоразложению? Двести лет, вот сколько. К  тому  времени  твои
внуки уже будут в могиле.
   Он пожал плечами.
   - Ты тут отравляешь воздух своими канцерогенами, портишь мне легкие и
при этом не желаешь выбрасывать окурок на дорогу. Странная логика.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Ничего.
   - Послушай, ты что, хочешь выгнать меня из машины? Я угадала?
   - Нет, - ответил  он.  -  Только  почему  бы  нам  не  поговорить  на
какую-нибудь  нейтральную  тему?  О   состоянии   национальной   валюты,
например. О политике. О штате Арканзас.
   - Если ты не против, то я  предпочла  бы  самую  малость  вздремнуть.
Похоже, что мне придется провести на ногах целую ночь.
   - Как хочешь.
   Она надвинула вязаную шапочку на  глаза,  сложила  руки  на  груди  и
откинулась на спинку сиденья. Спустя несколько секунд дыхание  ее  стало
размеренным и глубоким. Он время от времени поглядывал на нее,  стараясь
урывками составить законченный образ.  На  ней  были  голубые  джинсы  -
тесные, линялые, тонкие. Они достаточно плотно обтягивали ее ноги, чтобы
он мог убедиться что под ними ничего нет. Ноги у нее были  длинные,  она
для удобства  скрестила  их  под  приборной  доской.  Должно  быть,  они
покраснели от холода и сильно зудели.  Он  собрался  было  спросить,  не
зудят ли у нее ноги, но вовремя  подумал  о  том,  как  прозвучит  такой
вопрос, и запнулся. От мысли о том, что ей придется  целую  ночь  ловить
машины на шоссе ј 7, причем  в  лучшем  случае  ее  будут  подвозить  на
короткие расстояния, а в худшем - она простоит до утра на  одном  месте,
ему стало немного не по себе.  Ночь,  тонкие  джинсы,  температура  ниже
тридцати... Ладно, в конце концов  это  ее  дело.  Если  она  замерзнет,
вполне может зайти куда-нибудь и отогреться. Так что никаких проблем.
   Они проехали  повороты  на  тринадцатое  и  четырнадцатое  шоссе.  Он
перестал  поглядывать  на  нее  и  сосредоточился  на  дороге.   Стрелка
спидометра стояла на семидесяти, как приклеенная, и он  продолжал  ехать
по левому ряду. Ему посигналили еще несколько раз. Когда  они  проезжали
пост ј 12, человек,  сидевший  за  рулем  микроавтобуса,  на  бампере  у
которого была наклейка с надписью "КУДА ТЫ ТАК ТОРОПИШЬСЯ?",  посигналил
ему трижды и гневно сверкнул фарами. Он показал  микроавтобусу  поднятый
вверх палец. Не открывая глаз, она сказала:
   - Ты едешь слишком быстро. Поэтому они и дудят беспрерывно.
   - Я знаю, почему они это делают.
   - Но ты не обращаешь на них внимания.
   - Да.
   - Еще один обеспокоенный гражданин, - насмешливо проговорила  она,  -
который делает все от него зависящее, чтобы помочь Америке выбраться  из
тисков энергетического кризиса.
   - Я плевал на энергетический кризис.
   - Все так говорят.
   - Обычно я ездил по автостраде со скоростью  пятьдесят  пять  миль  в
час. Ни больше ни меньше. Теперь мне надоело поступать в соответствии  с
Этикой Дрессированной Собаки.  Ты,  конечно,  читала  о  такой  в  курсе
социологии. Или я ошибаюсь? Я просто решил, что ты наверняка должна быть
студенткой из колледжа.
   Она выпрямилась.
   - Какое-то время социология была моей профилирующей дисциплиной, но я
никогда не слышала об Этике Дрессированной Собаки.
   - Потому что я ее придумал.
   - Аа, понятно. - С недовольным видом она снова откинулась на  сиденье
и надвинула шапочку на глаза.
   - Этика Дрессированной Собаки,  впервые  выдвинутая  и  разработанная
Бартоном Джорджем Доузом в конце семьдесят третьего  года,  исчерпывающе
объясняет  такие  загадочные  явления,  как  кризис  денежной   системы,
инфляцию, войну во Вьетнаме и текущий энергетический кризис. Возьмем для
примера энергетический кризис. Американские  граждане  -  дрессированные
собаки. В данном случае речь идет о том, что  их  выдрессировали  любить
всякие потребляющие бензин игрушки. Машины, снегокаты, большие  моторные
лодки, джипы для передвижения по пустыне, мотоциклы, мопеды,  домики  на
колесах и многое-многое  другое.  Начиная  с  семьдесят  третьего  и  по
восьмидесятый  год  нас  будут  дрессировать,  чтобы  мы   возненавидели
потребляющие  энергию  игрушки.  Американцы  вообще  любят,   чтобы   их
дрессировали. Когда нас дрессируют, мы начинаем вилять хвостом.  Тратьте
энергию. Экономьте энергию. Писать надо только в  тарелку  с  песком.  Я
ничего не имею против экономии энергии, но я против дрессировки.
   Он неожиданно для самого  себя  вспомнил  о  собаке  мистера  Пьяцци,
которая сначала перестала вилять хвостом, потом начала закатывать глаза,
а потом разорвала горло Луиджи Бронтичелли.
   - Совсем как собаки Павлова, - сказал он. -  Их  выдрессировали  так,
чтобы у них текла слюна в ответ  на  звонок.  А  нас  приучили  истекать
слюной при виде цветного телевизора  фирмы  "Зенит"  с  моторизированной
антенной. У меня есть один  такой  дома.  У  него  пульт  дистанционного
управления. Можно, не вставая с кресла, переключать каналы, повышать или
понижать громкость, включать его и выключать. Однажды  я  засунул  пульт
себе в рот и нажал кнопку включения. Телевизор тут же включился.  Сигнал
прошел через мой мозг и все равно сделал свое дело. Удивительная штука -
технология.
   - Ты чокнутый, - сказала она.
   - Наверное, ты права, - отозвался он. Они миновали пост ј 11.
   - Я все-таки, пожалуй, посплю. Разбуди меня,  когда  мне  пора  будет
выходить.
   - О'кей.
   Она сложила руки на груди и вновь закрыла глаза.
   Они проехали мимо поста ј 10.
   - Собственно  говоря,  я  возражаю  не  против  Этики  Дрессированной
Собаки, - сказал он.  -  Я  возражаю  против  того  обстоятельства,  что
хозяева собак - умственные, моральные и духовные уроды.
   - Слишком много риторики, чтобы успокоить  свою  совесть,  -  сказала
она, не открывая глаз. - Почему бы тебе просто не  снизить  скорость  до
пятидесяти? Сразу почувствуешь себя лучше.
   - Я не почувствую себя лучше, - выплюнул он с такой яростью, что  она
подняла голову и посмотрела на него.
   - С тобой все в порядке?
   - У меня все отлично, - сказал он. -  Я  потерял  свою  жену  и  свою
работу по одной из двух причин:  либо  мир  сошел  с  ума,  либо  я  сам
чокнулся. Потом я  подбираю  на  трассе  человека  -  девятнадцатилетнюю
автостопщицу, которой сам Бог велел считать, что мир сошел с ума, а  она
заявляет мне, что это я чокнулся,  а  с  миром  все  в  порядке.  Нефти,
конечно, немного не хватает, но в остальном все идет по плану.
   - Мне двадцать один.
   - Тем лучше для тебя, - сказал он горько. - Если мир  такой  весь  из
себя нормальный, то почему же молоденькая девчонка,  вроде  тебя,  ловит
попутку до Лас-Вегаса ночью посреди зимы? Почему она собирается провести
всю ночь на шоссе ј 7 и, вполне возможно, отморозить ноги, потому что  у
нее ничего не надето под джинсами?
   - У меня, между прочим, кое-что  надето  под  джинсами.  За  кого  ты
вообще меня принимаешь?
   - Я тебя принимаю за последнюю дуру! - заорал он на нее.  -  Ты  ведь
задницу себе отморозишь, как ты этого не можешь понять?
   - И тогда тебе от нее не  удастся  отщипнуть  кусочек?  -  насмешливо
спросила она.
   - О, Господи, - пробормотал он. - Ну  и  дура.  Они  пронеслись  мимо
седана, ехавшего со скоростью пятьдесят миль в час.  Седан  загудел  ему
вслед. - Получи, скотина! - заорал он.
   - Мне кажется, будет лучше, если ты высадишь  меня  прямо  сейчас,  -
сказала она спокойно.
   - Не обращай внимания, - сказал он.  -  Я  не  собираюсь  попадать  в
аварию. Спи.
   Несколько долгих мгновений она недоверчиво смотрела на него, а  потом
сложила руки на груди и закрыла глаза. Они проехали мимо поста ј 9.  ***
Они проехали пост ј 2 в пять минут пятого.  Ложившиеся  на  дорогу  тени
приобрели тот странный синий оттенок,  который  бывает  у  теней  только
зимой. На востоке уже зажглась Венера.  По  мере  приближения  к  городу
движение становилось все более оживленным.
   Он мельком взглянул на нее и увидел, что она выпрямилась и смотрит на
поток торопливых, равнодушных автомашин. У машины, которая  ехала  прямо
перед ними, к багажнику на крыше  была  привязана  рождественская  елка.
Зеленые глаза девушки показались ему огромными, и на мгновение он утонул
в них и в кратком приступе сочувствия, которые,  к  счастью  для  людей,
нападают на них довольно редко, увидел мир ее глазами. Он увидел машины,
которые все до одной направлялись куда-то, где тепло,  куда-то,  где  их
владельцев ждут дела, в которых необходимо разобраться, друзья,  которые
будут рады их приветствиям, или ткацкий станок семейной  жизни,  который
только и ждет, когда на нем снова примутся ткать бесконечное  покрывало.
Он увидел их безразличие к  незнакомцам.  В  краткой,  холодной  вспышке
понимания он уловил, что хотел сказать Томас Карлейль, когда назвал  мир
огромным мертвым локомотивом, который без устали несется вперед.
   - Мы уже почти приехали? - спросила она.
   - Еще минут пятнадцать.
   - Послушай, если я тебе сказала что-то неприятное...
   - Нет, это я наговорил тебе кучу  гадостей.  Мне,  вообще-то,  сейчас
делать нечего. Если хочешь, я мигом довезу тебя до Лэнди.
   - Нет...
   - Или пристрою на одну ночь в "Холидей Инн". Без всякой задней мысли.
Просто подарок на Рождество.
   - Ты действительно расстался со своей женой?
   - Да.
   - И действительно так недавно?
   - Да.
   - Она забрала детей с собой?
   - У  нас  нет  детей.  -  Они  подъезжали  к  заставе.  Зеленые  огни
светофоров равнодушно моргнули в рано наступивших сумерках.
   - Тогда отвези меня к себе домой.
   - Это вовсе не обязательно,  то  есть  я  хочу  сказать,  что  ты  не
должна...
   - Мне просто хочется, чтобы со мной рядом кто-то был, - сказала  она.
- И я не хочу ловить попутку ночью. Мне страшно.
   Он подъехал к будке сборщика пошлины и опустил стекло, впустив внутрь
машины холодный воздух. Потом он отдал подошедшему сборщику свой билет и
доллар девяносто центов. Медленно тронулся в  путь.  Они  проехали  мимо
засверкавшего в свете фар щита с надписью:
   СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ВЫ СОБЛЮДАЛИ ПРАВИЛА ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ!
   - Ладно, - неуверенно сказал он. Он понимал, что, возможно, не  стоит
продолжать уверять ее  в  своей  порядочности  -  вполне  вероятно,  это
приведет к прямо противоположному эффекту, - но ничего не  мог  с  собой
поделать. - Видишь ли, просто в доме как-то уж очень  одиноко,  когда  я
один.  Мы  можем  поужинать,  а  потом  посмотреть  телевизор  и  поесть
попкорна. Ты можешь лечь в спальне наверху, а я... Она тихо  засмеялась,
и, притормозив перед перекрестком,  он  взглянул  на  ее  лицо.  Но  она
показалась ему какой-то расплывчатой, неопределенной, словно все это был
сон, а сейчас он вот-вот должен проснуться. Эта мысль слегка встревожила
его.
   - Послушай, - сказала она. - Лучше мне рассказать тебе об этом  прямо
сейчас. Помнишь, я тебе говорила об этом пьяном, с которым я ехала?  Так
вот, я переспала с ним. Он ехал в Стилсон - туда, где ты меня  подобрал.
Это была его цена.
   Он остановился на красный свет.
   - Моя соседка по комнате предупреждала меня, что так все и будет,  но
я ей не поверила. Уж я-то не собиралась  расплачиваться  своим  телом  с
водителями. - Она скользнула по нему взглядом, но ему так и  не  удалось
разглядеть в сгустившихся сумерках выражения ее лице. -  Но  дело  не  в
том,  что  меня  заставили.  Нет.  Просто  я  чувствовала   себя   такой
отчужденной  от  всего,  словно  в  безвоздушном   пространстве.   Когда
приезжаешь в большой город и думаешь о всех  тех  людях,  которые  здесь
живут, то хочется плакать. Не знаю почему, но это действительно  так.  И
бывает так плохо, что ты согласна провести всю  ночь,  выдавливая  прыщи
какому-нибудь парню, лишь бы слышать, как он говорит и дышит.
   - Мне нет никакого дела до того, с кем ты спала, - сказал он и тронул
машину с места. Он автоматически повернул на  улицу  Гранд,  направляясь
домой мимо дорожных работ на 784-й автостраде.
   - Этот коммивояжер, - сказала она, - он женат уже  четырнадцать  лет.
Он все повторял это, когда обнимал  меня.  Четырнадцать  лет,  Шэрон,  -
твердил  он,  -  целых  четырнадцать  лет.  Кончил  он  примерно   через
четырнадцать секунд. - Она издала отрывистый печальный смешок.
   - Значит, тебя зовут Шэрон?
   - Нет, это, наверное, имя его жены.
   Он свернул к обочине.
   - Что ты делаешь? - спросила она. В ее голосе вновь  зазвучали  нотки
недоверия.
   - Ничего особенного, - сказал он - Это  входит  отдельным  пунктом  в
программу возвращения домой. Выходи, если хочешь. Я тебе кое-что покажу.
   Они вышли из машины и  поднялись  на  смотровую  площадку,  абсолютно
пустынную. Он обхватил голыми руками холодную железную трубу  ограждения
и посмотрел вниз. Три последних рабочих дня они укладывали слой  гравия.
Сегодня  они  закончили  эту  работу  и  принялись  за  следующий  слой.
Брошенные машины  -  грузовики,  бульдозеры,  экскаваторы  -  неподвижно
стояли  в  тишине  наступивших  сумерек,   словно   музейные   экспонаты
динозавров.  Вот  стоит   стегозавр-вегетарианец,   а   вот   плотоядный
трицератопс  -  устрашающий  дизельный  бульдозер-землеед.  Ну  что   ж,
приятного аппетита.
   - Что ты об этом думаешь? - спросил он у нее.
   - А что, я что-то должна об этом думать? - ответила она  вопросом  на
вопрос, пытаясь понять, чего он от нее хочет.
   - Да, должна.
   Она пожала плечами.
   - Обычные дорожные работы - и что с того?  В  городе,  где  я  скорее
всего больше не окажусь ни разу в жизни, строят дорогу. Что  я  могу  по
этому поводу сказать? Выглядит отвратительно...
   - Отвратительно, - повторил он удовлетворенно.
   - Я выросла в Портленде, штат Мэн, - сказала она. - Мы жили в большом
многоквартирном доме, а через дорогу  построили  огр