Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
со своей женой, констатировал факт смерти. Молодой
доктор выглядел испуганно, словно только что понял, что его профессия
будет преследовать его до могилы, словно мстительный монстр из фильма
ужасов. К тому времени, когда он закончил свой осмотр, небольшая толпа
сгрудилась вокруг мертвого тела, распростертого на полу в окружении
банок растворимого кофе, представлявших собой последнюю часть этого
мира, над которой молодая женщина утвердила свою чисто человеческую
привилегию переустройства. Теперь она сама стала частью этого мира и
подлежит переустройству со стороны других людей. Ее тележка была
наполовину заполнена продуктами, которые, судя по всему, составляли
недельный запас, и вид этих банок, коробок и полиэтиленовых упаковок
вызвал в нем чувство острого, мучительного ужаса.
Глядя на тележку умершей женщины, он задумался о том, что они сделают
с ее покупками. Поставят их обратно на полки? Сложат их в кабинете
менеджера, где они будут валяться до тех пор, пока не придут
родственники и не уплатят по счету?
Кто-то вызвал полицейского, и тот появился в проходе со стороны касс
и принялся с важным видом расчищать себе путь в толпе.
- Эй, посторонитесь, - командовал он. - Меньше народу - больше
кислороду. - Можно подумать, что виновница происшествия в нем нуждалась.
Он отвернулся и, выставив плечо вперед, стал выбираться из толпы.
Покой последних пяти дней был разрушен. Вполне возможно, что
восстановить его уже не удастся. Сталкивался ли кто-нибудь в своей жизни
с более ясным предзнаменованием? Разумеется, нет. Но вот только, что оно
означало? Что?
Добравшись до дома, он убрал готовые обеды в морозильную камеру и
приготовил себе крепкий коктейль. У него началось усиленное
сердцебиение. Возвращаясь из супермаркета, он задавал себе один и тот же
вопрос: что они сделали с одеждой Чарли?
Они отдали его игрушки в благотворительный магазин в Нортоне. Его
банковский счет (тысяча долларов на обучение в колледже - половина всех
денежных подарков, которые Чарли получал от родственников на Рождество и
день рождения, шли на этот счет, несмотря на яростные вопли протеста с
его стороны) был объединен с их семейным счетом. Его кровать и
постельное белье они сожгли по совету Мамаши Джин. Сам он не видел в
этом никакого смысла, но решил не возражать. Весь мир распался на куски,
так какой смысл спорить о судьбе пружинного матраса? Но одежда - это
совсем другое дело. Что же они сделали с одеждой Чарли?
Этот вопрос мучил его весь день. Ему не сиделось на месте, и раз он
даже чуть было не позвонил Мэри и не спросил у нее об этом. Но это
значило бы отрезать себе все пути к отступлению, не так ли? После такого
вопроса ей уже не пришлось бы гадать по поводу его душевного здоровья.
Перед самым заходом солнца он поднялся на небольшой чердак - через
люк в потолке чулана, смежного со спальней. Он подставил себе стул и
вскарабкался наверх. Он не поднимался на чердак давным-давно, но
стоваттная голая лампочка по-прежнему работала. Свет ее был тусклым
из-за пыли и паутины, но этого было вполне достаточно.
Он наугад раскрыл пыльную картонную коробку и обнаружил аккуратную
стопку своих школьных и университетских альбомов. На обложке каждого
школьного альбома были вытиснены слова:
ЦЕНТУРИОН Средняя Школа Бэй На обложке университетских альбомов (они
были потолще и в более шикарных переплетах) надпись была другая:
ПРИЗМА Так будем помнить обо всем... Сначала он принялся за свои
школьные альбомы, листая их с конца. Последняя страница с неизбежными
шуточными стишками ("Уж лучше в стену биться лбом, // Чем написать стихи
в альбом" - А.Ф.А. "Конни"), вслед за ней - фотографии учителей,
застывших за письменными столами или перед досками, с неопределенной
улыбкой на губах, потом фотографии одноклассников, которых он едва
помнил, с их собственноручными подписями, кличками и маленьким девизом.
Судьба некоторых из них была ему известна (Ами, помощник управляющего
банком, погиб в автомобильной катастрофе), но другие скрылись из виду, и
о их жизни он ничего не знал.
В альбоме за последний класс средней школы он натолкнулся на юного
Джорджа Бартона Доуза, который мечтательно смотрел в будущее с
ретушированной фотографии, сделанной в ателье Кресси. Он был поражен
тем, как мало известно этому мальчику о его будущем и как он похож на
сына того человека, который пришел на чердак в поисках старой одежды.
Мальчик на фотографии еще даже не накопил сперму, которой суждено в
будущем стать половиной его сына. Под фотографией было написано:
Бартон Дж.Доуз по прозвищу "Молодчага"
Туристский клуб 1,2,3,4 Общество ј 3,4 Средняя Школа Бэй Барт, наш
классный клоун, помог нам нести тяготы учебы!
Он уложил альбомы обратно в коробку и продолжил свои поиски. Они
увенчались находкой занавесок, которые Мэри сняла пять лет назад,
старого мягкого кресла с отломанным подлокотником, сломанного радио с
часами, альбома со свадебными фотографиями, который у него не хватило
мужества раскрыть. Груды старых журналов. Надо бы от них избавиться,
сказал он самому себе. Летом из-за них может случиться пожар. Мотор от
стиральной машины, который он как-то притащил из прачечной и безуспешно
пытался починить. И одежда Чарли.
Одежда была уложена в трех пропахших нафталином картонных коробках.
Рубашки, брюки, свитера и даже нижнее белье Чарли. Он вынул их из
коробок и стал разглядывать, пытаясь представить себе, как Чарли носил
бы эти вещи, как он двигался бы в них, как он переустраивал бы в них
крошечные части этого мира.
Он ушел с чердака, потому что не мог больше переносить запах
нафталина. Запах вещей, тихо и бесполезно пролежавших на чердаке
несколько лет, вещей, у которых не было никакого практического
применения, которые служили только для того, чтобы ранить. Он думал об
этих вещах на протяжении всего вечера, пока алкоголь не лишил его
способности думать.
7 января, 1974
В четверть одиннадцатого раздался звонок. Когда он открыл дверь, за
ней оказался человек в костюме и в пальто, этакий рубаха-парень, плюющий
на условности и источающий добродушие. Он был хорошо выбрит и аккуратно
подстрижен. В руках у него был небольшой плоский чемоданчик, и сначала
он подумал, что человек этот - коммивояжер, а в чемоданчике у него -
образцы товара: галстуки, подписки на журналы, а может быть даже, и
чудодейственный стиральный порошок, рекламный проспект которого он
передал Рону Стоуну в один из последних своих рабочих дней. Он
приготовился проводить коммивояжера в комнату, усадить его, выслушать
внимательно его речь, задать несколько вопросов и, вполне возможно, даже
что-нибудь купить. За исключением Оливии, это был первый человек,
посетивший его дом, с тех пор как Мэри перебралась к родителям вот уже
почти пять недель назад.
Но человек этот не был коммивояжером. Он был адвокатом. Звали его
Филипп Т. Феннер, а клиентом его в данном случае выступал Городской
Совет. Все эти сведения он сообщил с робкой улыбкой на устах и
сопроводил их сердечным рукопожатием.
- Ну что ж, входите, - сказал он и вздохнул. Ему пришло в голову, что
в каком-то смысле можно считать, что этот человек действительно
коммивояжер. Можно даже сказать, что он продает стиральный порошок.
Феннер болтал с неудержимой скоростью.
- Замечательный у вас дом, доложу я вам. Просто замечательный.
Заботливый хозяин всегда виден, вот что я вам скажу. Это мое твердое
мнение. Я у вас много времени не отниму, мистер Доуз. Я прекрасно знаю,
что вы очень занятой человек, но так уж вышло, что Джек Гордон решил,
что раз мне по дороге, то я могу ненадолго заскочить и к вам и завезти
бланк, чтобы вы заполнили уведомление о переезде. Вы, наверное, уже
посылали конверт, но, сами знаете, в предрождественской суматохе
корреспонденция часто теряется. Да, и еще, я с радостью отвечу на любой
ваш вопрос, если вас что-то интересует.
- Один вопрос у меня есть, - сказал он веско.
Радостная наружность посетителя на мгновение соскользнула с него, и в
открывшейся пустоте он увидел настоящего Феннера - холодного и
механического, как часы "Пульсар". - И что же это за вопрос, мистер
Доуз?
Он улыбнулся. - Не желаете ли выпить чашечку кофе?
Вновь перед ним возник улыбающийся Феннер - развеселый вестовой
Городского Совета. - Ей-богу, вот это было бы здорово, если, конечно,
нетрудно. Там, знаете, холодновато. Градусов семнадцать, не больше. Мне
кажется, зимы с каждым годом становятся все холоднее и холоднее, а вы
как считаете?
- Да уж, это точно. - Чайник, который он вскипятил себе для кофе, еще
не остыл. - Надеюсь, вы ничего не имеете против растворимого? Моя жена
гостит у родителей, и я тут, знаете, веду такой холостяцкий образ жизни.
Всюду суматоха, беспорядок.
Феннер добродушно рассмеялся, и он понял, что Фен-неру абсолютно
точно известно, в каких отношениях он находится с Мэри, а может быть не
только с Мэри, но и с другими нижеперечисленными лицами и организациями:
со Стивеном Орднером, с Винни Мэйсоном, с корпорацией, с Господом Богом.
- Нет, конечно, нет. Растворимый - это прекрасно. Лично я всегда пью
растворимый. Все равно я разницы не чувствую. Ничего, если я тут разложу
на столе кое-какие бумаги?
- Конечно. Вы со сливками?
- Нет, черный. Черный - это прекрасно. - Феннер расстегнул пальто, но
не стал его снимать. Усаживаясь на стул, он расправил полы, словно
женщина, опасающаяся помять юбку. Он раскрыл чемоданчик и достал оттуда
скрепленные скрепкой бланки, по виду несколько напоминающие бланки
налоговой инспекции. Он налил Феннеру чашку кофе.
- Спасибо. Большое спасибо. А вы что же? Давайте за компанию.
- Я, пожалуй, лучше выпью.
- Ну что ж, каждому - свое, - сказал Феннер и обворожительно
улыбнулся. Потом он отхлебнул кофе и рассыпался в благодарностях. -
Чудно. Просто замечательно. Как раз то, что нужно.
Он смешал себе коктейль в высоком бокале и сказал:
- Извините меня, мне надо отлучиться на одну минуточку, мистер
Феннер. Телефонный звонок.
- Конечно, разумеется. - Он снова отхлебнул кофе и сладко причмокнул
губами.
Он вышел в прихожую, оставив дверь открытой, и набрал номер
Кэллоуэев. К телефону подошла Джин.
- Это Барт, - сказал он. - Джин, Мэри дома?
- Она спит, - ответила Джин ледяным тоном.
- Пожалуйста, разбуди ее. Я звоню по очень важному делу.
- Разумеется, по очень важному. А кто в этом сомневался? Я как раз
вчера говорила Лестеру, что настало время нам сменить номер телефона. И
он со мной согласился. Мы оба считаем, что у тебя мозги сдвинулись
набекрень, и это истинная правда, можешь быть уверен.
- Я понимаю, но мне действительно надо... Раздался щелчок - с
параллельного телефона сняли трубку, - и голос Мэри произнес:
- Барт?
- Да, Мэри, это я. Скажи мне, пожалуйста, заходил ли к тебе
адвокатишко по фамилии Феннер? Этакий парень с хорошо подвешенным
языком, который косит под Джимми Стюарта?
- Нет, - сказала она. Черт, в молоко! - Но он звонил по телефону, -
добавила она после паузы. В десятку! Феннер возник в дверном проеме,
спокойно попивая кофе. Выражение разудалой веселости в сочетании с
робким добродушием исчезло. Теперь он выглядел озабоченным.
- Мама, повесь трубку, - сказала Мэри, и Джин Кэллоуэй швырнула
трубку, предварительно выразив все свое возмущение презрительным
фырканьем.
- Он спрашивал обо мне? - спросил он.
- Да.
- Он разговаривал с тобой уже после вечеринки?
- Да, но... Но я ничего ему не сказала. Об этом.
- Ты могла сказать ему больше, чем сама об этом подозреваешь. Он
строит из себя послушную собачонку, но на самом деле он -
профессиональный резчик по яйцам на службе у Городского Совета. - Он
улыбнулся Феннеру. Тот улыбнулся в ответ, но довольно кисло. - У тебя
уже назначена с ним встреча?
- Да, но в чем дело? - В голосе ее послышалось удивленное недоумение.
- Но ведь он просто хочет поговорить о доме...
- Нет, это он только так говорит. На самом деле он хочет поговорить с
тобой обо мне. Думаю, что эти ребята собираются затащить меня на
психиатрическую экспертизу.
- Куда? - спросила она изумленно.
- Я до сих пор не взял их денег, следовательно, я сумасшедший. Мэри,
помнишь, о чем мы с тобой разговаривали в "Хэнди-Энди"?
- Барт, этот мистер Феннер у тебя?
- Да.
- Психиатр, - сказала она глухо. - Да, я упомянула, что ты
собираешься сходить к... Ой, Барт, прости меня.
- Ничего страшного, - сказал он мягко. - Ты ни в чем не виновата. Это
дело я улажу. Может быть, все остальное и полетит к чертовой матери, но
с этим я разберусь.
Он повесил трубку и обернулся к Феннеру. - Хотите, чтобы я позвонил
Стивену Орднеру? - спросил он. - Или, может быть, Винни Мэйсону? Рона
Стоуна и Тома Гренджера беспокоить не имеет смысла - они успеют
раскусить такого дешевого засранца, как ты, еще до того, как ты
раскроешь свой чемоданчик. Вот Винни не сумеет, а Орднер наверняка
примет тебя с распростертыми объятиями. Он роет под меня яму.
- Не надо никуда звонить, - сказал Феннер. - Вы не за того меня
принимаете, мистер Доуз. И вы явно имеете превратное представление о
моих клиентах. Никто за вами не охотится. Но действительно, поступила
информация, что вы - яростный противник расширения 784-й автострады. В
августе вы написали письмо в газету...
- В августе, - поразился он. - Так у вас что, ребята, есть
специальная служба, которая коллекционирует вырезки из газет, так что
ли?
- Разумеется.
Он закатил глаза и сжался в притворном испуге. - Тащите вырезки!
Наймите еще десять адвокатов, а лучше двадцать! Рон, отправляйся на
пресс-конференцию и навешай этим репортерам лапши на уши! Повсюду
прячутся враги. Мэвис, принесите мне мои таблетки! - Он выпрямился. -
Неужели все заболели паранойей? А я-то думал, это я болен.
- Кроме того, у нас есть служба по контактам с общественностью, -
сказал Феннер каменным голосом. - Мы здесь с вами говорим не о пакетике
попкорна, мистер Доуз. Мы обсуждаем десятимиллионный проект.
Он покачал головой. - Ваше дорожное управление - вот кого надо
отправить на психиатрическую экспертизу.
- Хорошо, я собираюсь выложить все свои карты на стол, мистер Доуз.
- Знаешь ли, мой жизненный опыт подсказывает мне, что когда люди
заявляют, что больше не собираются морочить друг другу голову разными
мелкими обманами, это означает, что они решили прибегнуть к большой лжи.
Феннер вспыхнул. Наконец-то в его голосе послышалась злоба. - Вы
написали в газету. Вы сорвали сделку по приобретению нового здания для
прачечной "Блу Риббон". Вас уволили...
- Ничего подобного. Я написал заявление об увольнении сам.
- ... И вы не предприняли никаких мер в связи с предстоящим
переездом, несмотря на все наши уведомления. Общее мнение таково, что
двадцатого числа вы собираетесь предпринять какую-нибудь публичную
акцию. Обзвоните газеты и телекомпании, созовете их всех сюда.
Героический домовладелец, который до последней капли крови сопротивлялся
агентам городского гестапо, пытавшимся оторвать его от родного очага.
- И это вас беспокоит.
- Еще бы нас это не беспокоило! Общественное мнение переменчиво, как
флюгер...
- А ваши клиенты избираются горожанами, не так ли?
Феннер посмотрел на него скучным взглядом.
- Ну, так что теперь? - спросил он. - Вы намереваетесь сделать мне
предложение, от которого я не в силах буду отказаться?
Феннер вздохнул. - Не понимаю, что мы тут спорим, мистер Доуз.
Городской Совет предлагает вам шестьдесят три тысячи долларов за...
- Шестьдесят три пятьсот.
- Хорошо. Так вот, Городской Совет предлагает вам эту сумму за дом и
участок. Многие люди получили гораздо меньше. Итак, вы получаете эти
деньги, и у вас нет никаких проблем, никаких неприятностей, никаких
беспокойств. Эти деньги практически не облагаются налогами, потому что
вы уже заплатили дядюшке Сэму с тех денег, которые вы потратили, чтобы
купить этот дом. Вы должны заплатить налог только с разницы между
прежней ценой и нынешней. Или вы считаете, что оценка произведена
несправедливо?
- Да нет, справедливо, - сказал он, подумав почему-то о Чарли. - В
том, что касается долларов и центов, у меня нет оснований быть
недовольным. Наверное, я получу за этот дом даже больше, чем если бы я
сам захотел его продать.
- Так о чем же мы спорим?
- Мы не спорим, - сказал он и отхлебнул глоток коктейля. Что ж, этот
человек действительно оказался коммивояжером. - У вас есть дом, мистер
Феннер?
- Да, есть, - торопливо ответил Феннер. - Прекрасный дом в Гринвуде.
И если вы собираетесь спросить меня, что бы я стал делать на вашем
месте, то я отвечу вам откровенно: я бы ухватил Городской Совет за вымя
и держал бы его до тех пор, пока не получил бы все, что можно. А потом
по дороге в банк я заливался бы радостным смехом.
- Разумеется, так вы и поступили бы. - Он засмеялся, подумав о Доне и
Рэе Таркингтоне, которые сначала ухватили бы Городской Совет за вымя, а
потом засунули бы ему в задницу флагшток со здания суда, чтоб неповадно
было впредь. - Стало быть, вы, ребята, действительно считаете, что у
меня шариков не хватает?
- Мы не знаем, - благоразумно ответил Феннер. - Но согласитесь, ваше
поведение в ситуации с покупкой нового здания для прачечной трудно
назвать нормальным.
- Ладно, вот что я вам скажу. У меня достаточно шариков, чтобы найти
себе адвоката, который не в восторге от права государства отчуждать
частную собственность за компенсацию и который до сих пор верит в эту
странную пословицу о том, что дом человека - это его крепость. Он вполне
может добиться судебного решения о временном прекращении работ на время
разбирательства, и тогда вы окажетесь в заднице на месяц или на два. При
удачном стечении обстоятельна и симпатии судей мы сможем протянуть
волынку по крайней мере до сентября.
Феннер не выглядел обескураженным. Напротив, он, казалось, испытывал
удовольствие от его слов. Впрочем, он на это и рассчитывал. Наконец-то
Феннер принялся думать. Посмотри, Фредди, какую наживку мы ему насадили.
Тебе нравится? Да, Джордж, не могу отрицать.
- Чего вы хотите? - спросил Феннер.
- Что вы можете предложить?
- Мы увеличим сумму компенсации на пять тысяч долларов. И ни цента
больше. Тогда никто не узнает о девчонке.
Он замер. Все вокруг замерло.
- Что? - прошептал он.
- О девчонке, мистер Доуз. Которую вы трахали. Она была у вас шестого
и седьмого декабря.
В течение нескольких секунд в голове у него вихрем пронеслось
множество мыслей. Некоторые были вполне благоразумными, хотя большинство
из них исказила и обессмыслила желтая пленка страха. Но и над
благоразумием, и над страхом царила слепая красная ярость, которая чуть
не заставила его перепрыгнуть через стол, вцепиться в горло этому
заводному человечку и сжимать его до тех пор, пока из ушей не полезут
часовые пружины. Но он не должен срываться. Только не это. Только не
сейчас.
- Дайте мне номер.
- Номер?
- Телефонный номер. Я позвоню вам сегодня днем и сообщу о своем
решении.
- Все-таки гораздо лучше было бы у