знает  ли  кто,  зачем  ты  продинамил  корпорацию  с
уотерфордским заводом и кто тебе за это заплатил.  Но  разговор  шел  не
только об этом. Он еще много чего о тебе спрашивал.
   - Например?
   - Например, уносил ли ты что-нибудь к себе домой,  ну,  там,  порошок
или что-нибудь из офиса. Брал ли ты деньги из ссудной кассы, не оставляя
расписки. Вел ли ты какие-нибудь махинации за спиной у компании. Он даже
спросил у меня, не брал ли ты взятки от хозяев мотелей.
   - Вот это сукин сын, - сказал он удивленно.
   - Короче, он ищет на тебя компромат, Барт, чтобы  хорошенько  отыметь
тебя в задницу. Не удивлюсь, если он предъявит тебе уголовное обвинение.
   - Он не сумеет. Это все дела семейные. А семья уже распалась.
   - Она распалась давным-давно, - спокойно произнес Том.  -  Еще  когда
умер Рэй Таркингтон. Я не знаю никого, кроме Орднера, который бы имел на
тебя зуб. Эти ребята с сорокового этажа... Для них мы только  доллары  и
центы. Они не знают ничего о прачечной и не желают знать.
   Он не знал, что сказать в ответ.
   - Ну вот... - Том  вздохнул.  -  Просто  я  подумал,  что  надо  тебе
позвонить, рассказать. Что еще? Думаю, о  брате  Джонни  Уокера  ты  уже
слышал.
   - Об Арни? Нет, я ничего не слышал. А что с ним такое случилось?
   - Покончил жизнь самоубийством.
   - Что? На другом конце линии раздался такой звук, словно Том всасывал
слюну через верхнюю вставную челюсть. - Надел шланг на  выхлопную  трубу
своей машины, всунул его  в  заднее  окно  и  закрылся  там.  Его  нашел
мальчик, который разносит газеты.
   - Господи помилуй, - прошептал он. Он подумал об Арни Уокере, сидящем
на стуле в комнате ожидания, и содрогнулся, словно гусь  проковылял  над
местом его будущей могилы <Английская примета -  прим.  Перев.>.  -  Это
просто ужасно.
   - Дааа... - На другом конце линии снова раздался этот сосущий звук. -
Ну ладно, Барт. Надеюсь, завтра мы с тобой еще увидимся.
   - Да-да, спасибо, что позвонил.
   - Да ладно, чего уж там. Ну, счастливо. Он медленно  положил  трубку,
все еще думая об Арни Уокере и вспоминая тот  странный,  скулящий  звук,
который вырвался у него из горла, когда священник  торопливо  прошел  по
коридору и скрылся за углом.
   Господи, у него же с собой была дарохранительница! Ты видел?
   - Да, ну и история, - сказал он, обращаясь к пустой комнате.  Трупики
слов, сорвавшиеся с его губ, упали на пол и остались лежать  там,  а  он
отправился на кухню, чтобы приготовить себе выпить.
   Самоубийство. У слова этого было  свистящее,  приглушенное  звучание.
Похожий звук издает змея, скользящая в небольшой расщелине в скале.  Это
слово выскользнуло у  него  в  просвет  между  небом  и  языком,  словно
приговоренный к смерти, сумевший бежать накануне казни.
   Самоубийство.  Он  взял  бутылку  "Южного  Утешения"  и  принялся  за
приготовление своего любимого  напитка.  Руки  его  дрожали  и  горлышко
бутылки то и дело позвякивало о край стакана. Объясни мне, Фредди, зачем
он это  сделал?  Подумаешь,  они  ведь  были  всего  лишь  парой  старых
пердунов, живших в одной комнате! Господи Иисусе Христе, как вообще хоть
кто-нибудь может решиться на такой безумный поступок? Почему? Зачем?
   Впрочем, ему показалось, что он знает ответы на эти вопросы.
 
18-19 декабря, 1973 
 
   Он был у прачечной в восемь часов  утра.  Работы  начались  только  в
девять, но уже к восьми собралась небольшая толпа народа. Они стояли  на
морозе, засунув руки в карманы, и облачка пара вырывались у них изо рта,
словно воздушные шары для реплик у персонажей комикса.  Здесь  были  Том
Гренджер, Рон Стоун, Этель Даймент - девчонка, которая гладила рубашки и
имела обыкновение принять на грудь во время ленча, после чего  множество
безвинных  воротничков  погибало  под  ее  руками,  Грейси  Флойд  и  ее
двоюродная сестра Морин - обе они работали  на  утюжном  прессе,  и  еще
десять-пятнадцать человек.
   Управление дорожных  работ  выставило  вокруг  желтые  заграждения  с
красными фонарями и таблички,  на  которых  черным  по  оранжевому  было
написано:
   ОБЪЕЗД
   Движение теперь шло вокруг квартала. Тротуар  перед  прачечной  также
был закрыт для прохода.
   Том  Гренджер  помахал  ему  издали,  но  не  подошел  поздороваться.
Остальные лишь бросили на него любопытные взгляды, а потом отвернулись.
   Сон параноика, Фредди. Кто первый подойдет ко мне  и  крикнет  мне  в
лицо:
   Я обвиняю? Фред в разговоры вступать не желал.
   Без четверти  девять  подъехала  новенькая  "Тойота  Королла"  модели
семьдесят четвертого года, и из  нее  вышел  Винни  Мэйсон,  великолепно
смотрящийся  в  своем  новом  пальто  из  верблюжьей  шерсти  и  кожаных
перчатках. Впрочем, в движениях его сквозила некоторая неловкость. Винни
бросил на него кислый взгляд  -  если  бы  взгляд  обладал  способностью
жалить, он был бы уже мертв - и направился туда, где Рон Стоун  стоял  в
компании Дэйва и Поллака.
   Без десяти девять к прачечной подъехал огромный кран. Со  стрелы  его
свисало ядро, похожее на сосок негритянской богини. Кран двигался  очень
медленно  на  своих  десяти  колесах  высотой  с  человеческий  рост,  и
непрерывный грохот его выхлопа  долбил  по  серебристому  холодку  утра,
словно молоток ремесленника, изготовляющего скульптуру, значение которой
пока не ясно.
   Человек в желтой каске направил кран  на  тротуар.  Громадная  махина
медленно выползла на автостоянку. Ему было видно, как  высоко  в  кабине
водитель переключает передачи и  давит  на  педаль  ногой  в  квадратном
сапоге. Из трубы над кабиной вырывался коричневый дым.
   Странное, призрачное чувство то и дело охватывало его с тех пор,  как
он запарковал микроавтобус в трех кварталах отсюда  и  пришел  пешком  к
прачечной. Все это что-то ему напоминало, но он  никак  не  мог  понять,
что. Теперь, наблюдая за тем, как кран остановился у длинного кирпичного
здания прачечной, чуть левее того,  что  в  прошлом  было  воротами  для
грузовиков с грязным бельем, он, наконец, понял природу своих  ощущений.
Все это было  похоже  на  последнюю  главу  у  Эллери  Куин,  когда  все
персонажи наконец-то собрались в одном месте, и можно начать  объяснение
механики преступления  и  разоблачить  виновного.  Пройдет  еще  немного
времени, и кто-нибудь - скорее всего это будет Стив Орднер -  шагнет  из
толпы, устремит на него указующий перст и закричит:
   Вот он, преступник! Это он, Бартон Доуз! Это он убил "Блу Риббон"!  И
тогда он выхватит пистолет, чтобы заставить своего обвинителя замолчать,
но полицейские опередят его, и он упадет, изрешеченный их пулями.
   Фантазии эти привели его в тревожное состояние духа. Он посмотрел  на
улицу, чтобы вернуться к реальности, и с чувством, которое  возникает  в
опускающемся вниз скоростном лифте, увидел бутылочно-зеленую "Дельту-88"
Стивена Орднера, остановившуюся прямо у желтых заградительных  барьеров.
Из двойной выхлопной трубы вырывался синий дымок.
   Стив Орднер спокойно и изучающе смотрел на него сквозь поляризованное
стекло.
   В этот момент ядро с визжащим скрежетом описало  в  воздухе  дугу,  и
толпа затаила дыхание, наблюдая за тем, как оно ударило кирпичную  стену
и пробило ее насквозь с глухим звуком, похожим на пушечный выстрел.
   К четырем часам дня от "Блу Риббон" не осталось ничего,  кроме  груды
кирпичей и битого стекла, из которых  тут  и  там  торчали  измочаленные
несущие  конструкции,  словно  кости  найденного   во   время   раскопок
динозавра.
   То, что он сделал позже, он делал, словно в беспамятстве, без  единой
мысли о последствиях.  Все  это  происходило  примерно  так  же,  как  в
"Оружейном магазине Харви" месяц назад. Вот только не было  уже  никакой
необходимости пользоваться прерывателем, потому  что  Фредди  голоса  не
подавал.
   Он  поехал  на  заправочную  станцию  и  заправил  свой  "ЛТД"  самым
высококачественным бензином. Днем над  городом  сгустились  тучи,  и  по
радио обещали сильный снегопад - от  шести  до  десяти  дюймов  осадков.
Потом он поехал домой, поставил  микроавтобус  в  гараж  и  спустился  в
погреб.
   Прямо под лестницей стояли две больших картонных  коробки  с  пустыми
бутылками из-под соды и пива. Сверху  они  были  покрыты  толстым  слоем
пыли. Лежали они здесь уже, наверное, лет пять. Даже Мэри забыла о них и
перестала  донимать  его  требованиями  сдать  их  в   приемный   пункт.
Собственно говоря, большинство магазинов уже  и  не  принимают  бутылки.
Выпил - и выбрасывай к чертовой матери.
   Он поставил одну коробку на другую и  понес  их  в  гараж.  Когда  он
вернулся на кухню за ножом, воронкой и мэриным ведром для  мытья  полов,
шел уже густой снег. Он включил в гараже свет и снял  с  гвоздя  зеленый
садовый шланг, висевший  там  с  третьей  недели  сентября.  Он  отрезал
насадку, и она упала на пол с бессмысленным стуком. Отмотав три фута, он
снова разрезал шланг. Остальное он отпихнул ногой  в  угол  и  некоторое
время вдумчиво созерцал оставшийся  у  него  в  руках  кусок.  Потом  он
отвинтил крышечку бензобака и осторожно, словно нежный любовник, вставил
туда шланг. Ему случалось раньше видеть,  как  отсасывают  из  бензобака
бензин, он знал теоретически, как это делается, но ни разу  не  пробовал
сам на практике. Он приготовился ощутить во рту вкус  бензина,  обхватил
конец шланга губами и  втянул  в  себя  воздух.  Сначала  он  ничего  не
почувствовал, кроме невидимого, вязкого сопротивления, а потом  рот  его
наполнился жидкостью такой холодной  и  непривычной,  что  он  с  трудом
подавил желание поймать ртом хоть немного воздуха  и  неминуемо  сделать
глоток. Скривившись от отвращения, он выплюнул  бензин,  ощущая  его  на
языке, словно вкус смерти. Он направил шланг в  мэрино  ведро,  и  струя
розоватого бензина  устремилась  на  дно.  Сначала  она  уменьшилась  до
тоненькой струйки, и он уж было подумал, что придется повторить  ритуал,
но потом поток немного усилился и больше уже не менялся. Бензин лился  в
ведро с тем же звуком, с которым струя мочи бьет в фаянс писсуара.
   Он сплюнул на пол, прополоскал рот своей  собственной  слюной,  снова
сплюнул. Стало полегче. Неожиданно в голову ему пришла мысль,  что  хотя
он использовал бензин на протяжении почти всей своей сознательной жизни,
впервые он вступил с ним в такой интимный контакт. До  этого  ему  разве
что случалось замочить слегка руки, заливая небольшой бак  газонокосилки
фирмы "Бриггс энд Страттон". Неожиданно он  обрадовался  тому,  что  это
наконец произошло. Даже все еще ощущавшийся во рту привкус не  раздражал
его.
   Пока ведро заполнялось, он пошел в дом (снегопад  все  усиливался)  и
достал несколько старых ковриков из шкафчика  под  раковиной.  Потом  он
вернулся в гараж, разодрал коврики на полоски и разложил  их  на  капоте
своего "ЛТД".
   Когда мэрино ведро наполовину наполнилось,  он  подставил  под  шланг
свое оцинкованное ведро, в котором  он  обычно  возил  песок  у  себя  в
багажнике, чтобы было чем посыпать  лед,  если  машина  забуксует.  Пока
ведро наполнялось, он поставил двадцать бутылок в четыре аккуратных ряда
и с помощью воронки залил  каждую  из  них  бензином  на  три  четверти.
Закончив эту работу, он вытащил шланг из бензобака и перелил  содержимое
оцинкованного ведра в ведро Мэри. Оно наполнилось почти до краев.  Потом
он запихнул  ковровые  полоски  в  каждую  бутылку,  плотно  закупоривая
горлышки. Покончив  с  этим,  он  отправился  домой,  захватив  с  собой
воронку. Дул ветер, и снежинки чертили в воздухе косые наклонные  линии.
Он положил воронку в раковину, а потом отыскал  в  шкафу  подходившую  к
ведру крышку. Он отнес крышку в гараж и  закрыл  ею  ведро  с  бензином.
Потом он открыл заднюю дверь своего "ЛТД"  и  осторожно  поставил  ведро
внутрь. Потом он взял одну из картонных коробок  и  поставил  туда  свои
коктейли Молотова, плотно пригоняя их друг к дружке,  чтобы  они  стояли
смирно, как хорошие солдаты. Он поставил картонную коробку  на  переднее
сиденье справа, чтобы можно  было  дотянуться  до  нее  с  водительского
места. Потом он вернулся в дом, сел на стул и включил "Зенит" с  помощью
командного  модуля.  Как  обычно  по  вторникам,   в   это   время   шел
художественный фильм. Это  был  вестерн.  Главную  роль  исполнял  Дэвид
Янссен. Он подумал, что ковбой из Дэвида Янссена получился хреновый.
   Когда фильм закончился, он стал  смотреть,  как  Маркус  Уэлби  лечит
испуганного подростка от эпилепсии. Испуганный подросток то и дело бился
в припадках в  общественных  местах.  Уэлби  вправил  ему  мозги.  После
Маркуса появилась заставка телеканала, а вслед за ней  -  два  рекламных
ролика. В одном рекламировалась Волшебная Мясорубка, в другом  -  альбом
лучших спиричуэлс <Спиричуэл  -  негритянский  религиозный  гимн,  жанр,
стоявший у истоков джаза и рока - прим. Перев.>. Потом начались новости.
Синоптик сказал, что снег будет идти сегодня всю ночь  и  большую  часть
завтрашнего утра.  Он  советовал  людям  без  крайней  необходимости  не
выходить из  дома.  Дороги  сейчас  представляют  большую  опасность,  а
большинство снегоочистителей смогут выехать на  улицы  и  автострады  не
раньше двух часов ночи. Из-за сильного ветра образуются сугробы, и, судя
по  всему,  намекнул  синоптик,  положение  будет  оставаться  таким  же
хреновым и завтра.
   После новостей на экране появился Дик Кэветт. С полчаса он  посмотрел
его программу, а потом выключил телевизор. Так, стало быть, Орднер хочет
подловить его на чем-нибудь криминальном, верно? Что ж, если после того,
как все кончится,  "ЛТД"  застрянет  в  ближайшем  сугробе,  то  желание
Орднера исполнится. И все-таки у него неплохие шансы.  "ЛТД"  -  сильная
машина, а на задних колесах у нее - шипованная резина.
   В прихожей он надел пальто, шляпу и перчатки и на мгновение помедлил.
Потом он  прошел  через  весь  свой  дом,  теплый,  ярко  освещенный,  и
внимательно оглядел все вокруг - кухонный стол, комод в столовой,  камин
в гостиной... Он  ощутил  в  себе  теплую  волну  любви  к  этому  дому,
необоримое желание защитить его. Он мысленно представил себе, как ядро с
грохотом пронесется сквозь него, сокрушая стены, разбивая  окна,  усыпая
останками пол. Он не допустит, чтобы это произошло. По этим полам ползал
Чарли, в этой гостиной он делал свои первые шаги,  с  этой  лестницы  он
как-то раз упал, испугав до полусмерти прибежавших  на  крик  родителей.
Комната Чарли на втором этаже  теперь  была  переделана  в  кабинет,  но
именно в ней его сын впервые ощутил, что у него болит голова, впервые  в
глазах у него стало двоиться,  впервые  почувствовал  он  этот  странный
запах, иногда напоминающий  жареную  свинину  иногда  горящую  траву,  а
иногда карандашные стружки. Когда Чарли умер, около ста людей  пришло  к
ним выразить свои соболезнования, и Мэри угощала их в гостиной пирожными
и тортом.
   Нет, Чарли, - подумал он. - Только через мой труп. Он поднял гаражную
дверь и увидел, что на подъездной  дороге  лежит  уже  по  крайней  мере
четыре дюйма снега, пушистого и очень легкого. Он сел в  "ЛТД"  и  завел
двигатель. Судя по стрелке, бак был заполнен на три четверти.  Он  решил
дать  двигателю  как  следует  прогреться   и,   окруженный   загадочным
зеленоватым сиянием, исходившим от приборной доски,  задумался  об  Арни
Уокере. Этого куска шланга как раз бы хватило. Что ж, не такой уж плохой
выход. Просто  заснешь  и  не  проснешься.  Он  где-то  читал,  что  при
отравлении угарным газом человек медленно погружается в  сон  -  и  все.
Даже щеки от  него  покраснеют,  так  что  будешь  выглядеть  румяным  и
здоровым, полным жизненных сил.
   Его охватила дрожь - снова гусь забрел на его могилу, - и он  включил
печку. Когда воздух в машине накалился, и дрожь прекратилась, он включил
заднюю передачу и осторожно выехал из гаража.  Он  услышал,  как  бензин
плещется в мэрином ведре, и это ему напомнило, что он кое о чем позабыл.
   Он поставил машину на ручной тормоз и вернулся в дом. В ящике  комода
лежала большая упаковка спичек,  и  он  распихал  по  карманам  коробков
двадцать, не меньше. Потом он снова вышел. ***  Дорожное  покрытие  было
очень скользким.
   Местами под свежевыпавшим снегом  мостовая  обледенела,  и  когда  он
затормозил на красный свет на углу Крестоллин и Гарнер, "ЛТД" занесло  и
развернуло  почти  на  девяносто   градусов.   Когда   машина   все-таки
остановилась, сердце его гулко стучало в грудную клетку. Господи, да  он
просто с ума сошел! Если кто-нибудь врежется в него сзади,  то  с  таким
количеством бензина в  багажнике  его  можно  будет  соскрести  столовой
ложкой с мостовой и похоронить в банке из-под собачьих консервов.
   И все-таки это лучше, чем самоубийство. Самоубийство -  это  смертный
грех. Ну вот,  проснулось  в  тебе  католическое  воспитание.  Вряд  ли,
впрочем, он с кем-нибудь столкнется. Машин на улицах почти не  было,  не
видно было и полицейских. Может быть, они все попрятались по  переулкам,
набившись в теплые машины.
   Он осторожно повернул на бульвар Кеннеди, который, как ему  казалось,
он всегда будет называть про себя  улицей  Дюмон,  несмотря  на  решение
специального заседания городского совета о  переименовании,  принятое  в
январе шестьдесят четвертого года. Бульвар Дюмон/Кеннеди вел из западной
части города в центральный деловой район. Примерно около  двух  миль  он
шел параллельно строительным работам на новом участке 784-й  автострады.
Ему предстояло проехать около мили по  бульвару,  а  потом  свернуть  на
улицу Грэнд. Спустя полмили улица Грэнд уходила в ничто, вслед за старым
кинотеатром "Грэнд" - светлая ему память. К следующему лету улица  Грэнд
воскреснет в форме эстакады (одна из трех эстакад, о которых он  говорил
Мальоре), но это будет уже  совсем  другая  улица.  Вместо  того,  чтобы
увидеть по правую руку от себя кинотеатр, вы увидите под собой  шесть  -
или все-таки восемь? - рядов несущихся машин. Он  многое  знал  о  новой
дороге. Он усвоил эту информацию из сообщений по радио и телевидению, из
статей в  городских  газетах,  но  не  путем  сознательной  концентрации
внимания, а с помощью своего  рода  информационного  осмоса.  Он  хранил
добытые сведения инстинктивно, как белка хранит свои  орешки.  Он  знал,
что строительные компании, подрядившиеся на работы  по  созданию  нового
участка, почти покончили с собственно дорожными работами на эту зиму, но
знал он также  и  то,  что  они  собираются  закончить  все  необходимые
подрывные работы <подрывные работы - ничего себе выраженьице,  я  думаю,
оно должно тебе понравиться, а, Фред? - Фред опять не поднял перчатку> в
черте города к концу февраля. Включая снос  Крестоллин,  Запад.  В  этом
была какая-то ирония. Если бы они с Мэри жили на милю дальше, то их  дом
снесли бы только  поздней  весной  -  в  мае  или  даже  в  начале  июня
следующего года. А если бы да кабы, да во рту росли грибы, то был бы  не
рот, а целый огород. Кроме того, в результате собственных наблюдений уже
сознательного характера, он установил, что большинство дорожной  техники
стоит на стоянке как раз рядом с  тем  местом,  где  вершилось  убийство
улицы Грэнд.
   Он повернул на улицу Грэнд, и  машину  снова  занесло,  но  он  сумел
справиться с рулем и восстановил контроль над машиной. Двигатель работал
без перебоев, шины оставляли четкие отпечатки на почти девственном снегу
-  следы  последней  проехавшей  до   него   машины   были   практически
неразличимы. По непонятной причине вид свежевыпавшего снега на  мостовой
привел его в благостное расположение духа. Хорошо было двигаться вперед,
хорошо было действовать. Он  неторопливо  ехал  по  Грэнд  с  постоянной
скоростью в двадцать пять миль в час, а мысли его тем временем вернулись
к Мэри, а также к  понятию  греха  -  смертного  и  простительного.  Она
получила католическое воспитание, училась в приходской школе, и  хотя  к
тому времени, когда они встретились, она от