╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
жаешь к станции, стараешься выглянуть из-под
брезента, чтобы прочесть ее название, а потом, как настоящий пассажир,
заглядываешь в расписание. Там указаны численность населения, чем оно
занимается, всякие такие сведения. Я как-то слышал, как один "хобо" объявил:
"Это Гатеринга, в Таунсвиль прибудем в девять тридцать вечера". Так время
быстрее проходит - вдобавок знаешь, где находишься и когда сможешь следующий
раз перекусить.
- Но так не должно быть, - сказал я. Внезапно меня охватила злоба при
мысли, что существуют условия, лишающие людей нормальной жизни, будущего. -
Сотни парней едут "зайцем" в одну сторону, сотни - в другую. Едут в надежде,
что найдут работу там, куда их привезет поезд. Именно этот поезд. Потом
приходит время, когда надежды гаснут, и вы хотите только одного - продолжать
двигаться дальше. Постоянная работа, свой дом - все это уходит в область
мечты. Остается одна цель: попасть на пляжи Северного Квинсленда.
- Ты меня неправильно понял! - возразил спокойно Кудрявый. - Не так все
это просто. Спроси у Рыжего: он тебе растолкует. "Мы делаем историю", -
говорит он. При том, как у нас в стране все складывалось, ничего другого и
получиться не могло, - это Рыжий так считает.
Никакая полиция не может вечно перегонять людей с места на место.
Когда-то "хобо" должен где-то приткнуться. На станциях в Квинсленде висит
плакат: "Пользуйтесь железнодорожным транспортом; вы владеете им". Я сказал
одному фараону: "Ведь я же хозяин этого поезда. Вон видишь, это ваши власти
говорят". А он говорит: "Заткнись, босяк! Я тебе покажу, как со мной шутки
шутить". И засадил меня на семь суток за непристойные слова и сопротивление
при аресте.
Подожди, познакомишься с Рыжим, он тебе растолкует, что к чему. Не могу
я объяснить, как он. Знаю только, что верх возьмем мы. Не скоро, может быть,
но возьмем.
Кудрявый вдруг умолк и стал внимательно вглядываться в дорогу.
- Замедли немного ход, в город заезжать нам не надо. Этот перекресток
проедем, а потом свернем налево, там и барак будет. Придержи на минутку, я
разберусь, где мы. Пожалуй, лучше все-таки сверни здесь. Правильно... Вот
черт... пылища какая. Теперь прямо. Куда же девалась проклятая плотина? А-а,
вот она! Теперь опять поворот налево. Приехали. Вот он, барак, видишь, за
деревьями спрятался. Какие-то парни у дверей стоят...
Барак с крышей из оцинкованного железа примостился края большой
плотины. У входа стояли четверо мужчин.
За плотиной темнело высохшее болото, на растрескавшейся квадратами -
как плиты мостовой - земле росли самшитовые деревья, дальше виднелись
мертвые кустики травы и чертополоха и ямки, оставленные проследовавшей мимо
овечьей отарой.
Я остановил машину у входа в барак, там, где расположились парни. Один
из них сидел на ступеньках. Местная газета, которую он просматривал, и
котелок с молоком у его ног свидетельствовали о раннем налете на город,
начинавшийся сразу за лугом.
Кудрявый быстро подхватил свою скатку и сумку и выскочил из машины.
- "Хобо" по прозвищу Рыжий в бараке?
- Нет, - ответил один из парней. - Здесь нас всего четверо. Ты что,
дружка потерял?
- Похоже на то. Но сегодня я его обязательно найду.
- Где же ты его потерял?
- В Тарабине. Вчера еще мы там были вместе. Садились в поезд на ходу,
только он не сумел сесть.
- А какой он из себя, твой друг? - спросил человек, читавший газету. -
Высокий парень с рыжими волосами?
- Да.
Человек с газетой вдруг замолчал, потом поднялся, протянул Кудрявому
газету, ткнул пальцем в заметку на первой странице, повернулся и ушел в
барак.
Кудрявый начал читать заметку. Внезапно он страшно побледнел, лицо его
помертвело; на этом лице жили одни только глаза, и я отвел взгляд.
Он выронил газету, схватил скатку и сумку и быстро зашагал прочь. Он
шел через луг, глядя прямо перед собой.
Я поднял газету и прочел: под поездом погиб неизвестный, высокого роста
с рыжими волосами, - погиб Рыжий.
Я двинулся было к машине, хотел догнать Кудрявого.
Но в дверях появился человек, давший Кудрявому газету.
- Оставь его, - сказал он мне. - Он не ушел бы, если бы хотел быть с
тобой.
Я вернулся и сел на ступеньку рядом с этим человеком.
И уже никогда больше я не видел Кудрявого.
ГЛАВА 22
Я не вернулся к мосту. Поехал на запад от города - в район крупных
овцеводческих ферм. Я надеялся, что смогу собрать там среди стригальщиков и
батраков австралийские легенды и баллады: соскучившись в одиночестве, эти
люди охотно вступали в разговор с каждым заезжим человеком.
Я записывал все свои встречи, события, которым был свидетелем,
наблюдения и мысли, однако чувствовал, что у моих заметок нет единого
стержня. Я не умел сразу творчески переработать собранный материал; события
должны были отодвинуться, стать воспоминаниями, занять свое место в общей
картине моей жизни, охватывавшей и прошлое и настоящее, - только тогда я мог
поведать о них людям.
Отдельный случай не может представлять большого интереса и значения.
Для того чтобы в рассказе об этом случае отразилась, как в капле воды, жизнь
множества людей, нужно было не только время, но и целый ряд других случаев,
которые дополнили бы и обогатили его.
Позже я использовал этот материал в рассказах и статьях. Но когда я
переезжал от фермы к ферме на западе Нового Южного Уэльса, мои все
разбухавшие записные книжки казались мне порой ненужными и бесполезными. В
них описывались события из жизни других людей. Я близко сходился с этими
людьми и глубоко переживал испытания, выпавшие на их долю, но активным
участником событий никогда не был, и это начало угнетать меня, внушало мысль
о собственной никчемности. Я еще не сознавал тогда, до какой степени важен
для формирования писателя - да, впрочем, и всех людей, стремящихся понять
себе подобных, - интерес к окружающей жизни.
К концу зимы я повернул назад: в районе Мели, на севере штата Виктория,
в провинциальных городках начинался сезон ярмарок, и мне представлялся
случай потолкаться в пестрой человеческой толпе.
Бродячие комедианты, циркачи, актеры - в фургонах, на грузовиках, в
старых машинах - переезжали из города в город... Они торопились разбить свои
балаганы на территории ярмарки за день до ее открытия. Они строили
подмостки, вывешивали выцветшие флажки и эмблемы, а потом появлялись под
барабанный бой из глубин балагана перед вопящей толпой. Стоя на помостах,
под кричащими афишами, они настойчиво зазывали публику:
- Ирландец Великан! Ирландец Великан - самый высокий человек в мире!
Воплощение мужской силы! Семь футов, шесть с половиной дюймов, и все еще
продолжает расти! Это - колосс! Не пропустите такое зрелище! Побеседуйте с
самым высоким человеком в мире! Побеседуйте с Ирландцем Великаном!
- Пять вместо одного! - кричали под другой афишей. - Пять замечательных
представлений, а плата как за одно! Заходите! У нас вы увидите женщину,
которая затем исчезнет у вас на глазах! Как сквозь землю провалится. Это
ново! Это невиданно! Познакомьтесь с мадам Арко - она умеет читать мысли.
Да, леди и джентльмены, хотя вы никогда с ней не встречались, она скажет
вам, о чем вы думаете, прочтет все ваши мысли! Она потрясающа! Она
невероятна! Она чудо света! И еще вы увидите у нас Делию-танцовщицу.
Смотрите в ее исполнении знаменитый танец Ламбет Уок с раздеванием. Дух
захватывает от этого зрелища! Спешите, спешите, спешите! Делии-танцовщице не
терпится сбросить одежду! Дети не допускаются на этот номер, ни в коем
случае! Даже за пять фунтов! Посмотрите на нее - у вас десять лет с плеч
скатится, а талия станет на десять дюймов тоньше. Мужчины, предупреждаю:
любуйтесь издали! В нашем балагане вы увидите все, что пожелаете. Следуйте
за остальными, следуйте за умными людьми... Видите, куда они идут. Пять
замечательных представлений. Мы покажем вам человека - швейную машину. Он
глотает иголки. Он глотает нитки. Он вдевает нитку в иголку в своем желудке.
А сейчас, леди и джентльмены, сложите руки ладонями вместе, приветствуйте
индийца - пожирателя огня! Сейчас, здесь на помосте, он продемонстрирует вам
свое искусство! Совершенно бесплатно! Он извергает огонь. Видите, как огонь
вырывается у него изо рта. Видите, как его тело извивается от нестерпимого
жара!
- Фунт стерлингов мужчине, которому удастся поцеловать вот эту японочку
прямо в ее прелестные губки! Целый фунт, и никакого подвоха. А вот три
красивые девушки; они борчихи! Ну-ка, попробуйте сорвать у них поцелуй! Кто
первый попытает счастья?
- Знаменитая дедовская игра скуэро {Скуэро (от слова скуэр - квадрат) -
азартная австралийская игра, похожая на рулетку. (Прим. перев.)}. Попадете в
квадрат - получите с меня выигрыш. Не суйтесь в балаган бокса - там вам
дадут взбучку. А здесь вы заработаете хорошие денежки!.. Единственная
честная игра на всей ярмарке - у меня! За шестипенсовик вы получаете семь
пенсов. Ставка - один шиллинг, выигрыш - три шиллинга. Знаменитая скуэро!
Попадете на черту - деньги хозяину. В квадрат - выигрыш ваш!
По вечерам я сиживал с этим народом возле их балаганов или у костра и
слушал их рассказы. Мне хотелось понять, как это им удается играть на
человеческом простодушии, на чувствах и слабостях людей.
Циничные зазывалы боксерских балаганов, с презрением относившиеся к
доверчивым простакам, в совершенстве владели искусством доводить толпу до
исступления.
Если какой-нибудь фермер из толпы, сгрудившейся перед помостом, начинал
с возмущением уличать зазывалу в отклонении от истины - это означало, что он
уже попался на удочку. Толпа поддерживала его громкими криками, а зазывала с
довольным видом ухмылялся. Теперь они были в его руках. Почва подготовлена,
страсти накалены и вот-вот закипят.
Шумя и толкаясь, люди устремлялись в балаган, там они забывали свои
неприятности и огорчения и становились сильными, ловкими и смелыми, как тот
человек, который осыпал ударами противника на ринге. Это их руки в
боксерских перчатках наносили молниеносные яростные удары. А вот согнувшееся
от ловкого удара существо - шатающееся, измазанное кровью, задыхающееся -
олицетворяло их одиночество, безысходность положения, жадных жен, банки,
засуху, несбывшиеся мечты... Здесь получали выход накопившиеся обиды, здесь
можно было почувствовать себя сильным, властным и достойным восхищения.
Такие чувства испытывал и я.
Рэд Маллиген играл в труппе боксеров роль "заводилы". "Заводила" обычно
появляется в городке на несколько дней раньше, чем вся труппа, и выдает себя
за известного боксера-любителя; он толкается в толпе и разглагольствует о
том, до чего ему не терпится схватиться с лучшим боксером приезжающей
труппы.
Рэд был грузный, крепко скроенный человек, с подвижным выразительным
лицом, таким избитым и обмякшим, что при улыбке щеки его собирались в
глубокие складки. Он никогда не был в рядах первоклассных боксеров - для
этого он был слишком медлителен и осторожен.
Роль, которую играл Рэд, заставляла его держаться в стороне от
остальных боксеров, и времени у него было хоть отбавляй. Поэтому он мог
подолгу сидеть со мной у костра, потягивая кружку за кружкой крепкий чай, до
того сладкий, что он напоминал сироп.
Я обычно сидел на ящике близ огня, чтобы иметь возможность
переворачивать отбивные на сковородке или помешивать суп, варившийся в
котелке.
Вокруг нас громко лаяли терьеры, сидящие на цепи под повозками. В тени
колес испуганно жались тонкогубые, быстроглазые обезьянки, тут же лежали
вороха брезента, грязные бархатные курточки, флажки и стояли крохотные
фургончики, в которые запрягали во время представления собак.
Мужчины натягивали канаты балаганов, деревянными молотками забивали
железные колышки. Поблекшие, растрепанные женщины с отвисшими грудями стояли
в освещенных квадратах дверей фургонов и что-то пронзительно кричали детям.
Пегие лошадки, привязанные к колышкам, беспокойно били копытом.
В тени большой палатки карлик изливал свое горе на скрипке, упершись в
нее тяжелым подбородком.
В воздухе носились запахи жареного лука, кофе я свежего конского
навоза, из раскрытых ящиков, где хранились плюшевые костюмы с галунами,
пахло нафталином.
Двигались тени, мерцали огни, беспокойные и в то же время странно
успокаивающие, а сверху смотрели одинокие, полные сострадания звезды.
- Не пойму, как это люди не выведут тебя на чистую воду, - сказал я,
переворачивая котлеты.
- А зачем им это надо, - ответил Рэд. - Им хочется поволноваться,
получить удовольствие.
- Ты что, всегда вызываешь одного и того же парня? - продолжал
расспрашивать я,
- Нет, бывает, что я дерусь со всеми.
- Как так?
- Видишь ли, в труппе обычно четыре боксера. Надо, чтобы они были
разного веса, разной категории - на все случаи жизни. Один - совсем зеленый,
который только учится боксу. И надеется пробить себе дорогу на настоящий
городской ринг. Другой - любитель; по большей части - это здоровенный
верзила, у нас сейчас есть такой парень. Боб его зовут. Третий - так
сказать, полупрофессионал, это молодой Дэвис, он участвовал и в настоящих
матчах. Говорят, что он трус, не знаю... Он - абориген...: Ну, и, наконец,
чемпион, звезда труппы. У нас это Джонни. Его обычно толпа не любит. Мало
кто из местных Может с ним тягаться. Иногда, если ему захочется подбодрить
какого-нибудь паренька, в боксе мало что смыслящего, но имеющего много
дружков среди зрителей, Джонни надевает тяжелые перчатки и некоторое время
поддается ему.
Беда вся в том, что среди местных иногда попадаются хорошие боксеры,
которые могут покалечить наших ребят. Местные обычно предпочитают драться с
нашим Новичком. Хозяин должен в оба смотреть, против кого он его выставляет.
Я тоже часто начинаю с Новичка. Он обычно падает в начале третьего раунда
или если после одного из моих ударов ему удается отдернуть голову, как будто
стукнул я его со страшной силой.
Потом мы снова выходим на ринг, тут я начинаю скандалить, из себя лезу
вон, и хозяин выставляет против меня Боба. Ну, и так дальше, пока под конец
я не затеваю драку с чемпионом. Он прыгает с подмостков и врезается в толпу,
где я стою. Я осыпаю его ругательствами, он дает мне в зубы. В пылу драки мы
сбиваем с ног несколько человек. Они это любят - когда им самим перепадает.
Да завтра ты все это сам увидишь.
- А что ты делал сегодня? - спросил я.
- Ходил в пивную, трепался там до одури; рассказывал здешним, что копаю
картошку. Ну и хвастал, конечно: "Вот подождите, откроется ярмарка, я не я
буду, если не уложу кого-нибудь из этих приезжих парней".
- Ты всегда говоришь, что копаешь картошку?
- Нет, иногда хозяин заставляет меня водить на веревке быка. Берет на
время у какого-нибудь фермера - а люди думают, что я веду быка на ярмарку.
Когда я прохожу мимо нашего балагана, хозяин начинает кричать: "Где тот
здоровенный скотовод, о котором все говорят? Где тот верзила, который всюду
похваляется, будто его нельзя сбить с ног? Может, он сейчас здесь?" - "Это
я! - кричу. - Давайте мне любого из ваших шалопаев, я ему покажу".
Хозяин делает вид, что рассвирепел.
"Привяжи где-нибудь своего быка и иди сюда!" - орет он.
Толпа ужасно любит такие фортели.
- Неужели тебе нравится такая жизнь? - спросил я. - И что ждет тебя
впереди?
- А ничего, - пожал плечами Рэд Маллиген. - Что может меня ждать?
Кончаешь тем, что спиваешься или превращаешься в идиота. Если
посчастливится, устроишься дворником при пивной. Некоторым удается поступить
на фабрику или еще куда-нибудь, но это только если глаза еще видят и уши
слышат и не ходишь, спотыкаясь, как будто под тобой земля качается.
Он замолчал и запустил широко растопыренные пальцы в волосы.
- Не знаю, - сказал он; потом, приняв вдруг какое-то решение, добавил
другим тоном: - Сейчас я тебе кое-что покажу.
Он вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, развернул
его и протянул мне:
- Вот мой контракт. Прочти.
Это было соглашение, изобилующее юридическими терминами - Рэд Маллиген,
"нижеименуемый, работающий по найму", обязывался на протяжении девяти
месяцев служить боксером у Вильяма Хадсона "и ломимо того выполнять другие
работы, связанные с установкой, разборкой и упаковкой оборудования, палаток,
багажа и присмотром за таковыми, а также нести любые другие обязанности по
усмотрению хозяина".
За эту работу Рэду полагалось вознаграждение в раз-" мере двух фунтов в
неделю и пропитание.
"Он должен будет отдавать все свое внимание и время своим обязанностям
- гласило соглашение - и честно и преданно служить хозяину".
Далее следовала оговорка, что контракт расторгается в случае болезни
Рэда; что контракт может быть расторгнут и по другим причинам, и что Рэд "не
должен разглашать или обсуждать с кем-либо содержание контракта". В
заключительном абзаце Рэд ставился в известность, что хозяин имеет право
уволить его за проступок или пьянство, ничего при этом не заплатив.
- А кому дается право решать, что такое проступок? - спросил я Рэда.
- Хозяину. Мы до конца сезона не получаем ни гроша. Предполагается, что
хозяин произведет расчет после окончания сезона, но на последней неделе он
выбирает день и ставит нам выпивку, мы, конечно, на нее набрасываемся - что
поделаешь, уж такие мы уродились! А после выпивки объявляет представление.
Мы не являемся - потому что все вдребезину пьяные. Это - уже проступок. И
всех нас по шапке - да еще без гроша!
Маллиген налил себе еще кружку чая и стал ложку за ложкой накладывать
сахар.
- Интересно, что дает человеку сахар? - спросил он.
- Говорят, сахар дает энергию.
- Черт возьми, как раз то, что мне нужно.
- Сколько раз за сезон тебе приходится выходить на ринг?
- Сейчас соображу. - Он прищурил глаза, устремил их в небо и, беззвучно
двигая губами, начал считать. - Около ста пятидесяти раз. Вот, смотри сам:
два представления в неделю, девять месяцев, два выхода на ринг в каждом
представлении, четыре выхода в неделю, тридцать девять недель. Всего сто
пятьдесят шесть выходов, верно? - Он замолчал. - Да, правильно - сто
пятьдесят шесть. На деле получается еще больше.
- И если бы еще только бокс, - продолжал Рэд. - За сезон мы покрываем
расстояние больше двадцати тысяч миль. Выезжаем из города часто в восемь
вечера, едем всю ночь, чтобы поспеть к утру в другой город, где в тот же
день выступаем. Чтобы поставить балаган, надо два часа. Это, доложу я тебе,
работенка!
- Интересно, сколько ударов падает на твою голову в течение сезона, -
сказал я, все еще думая о цифрах его печальной статистики.
Рэд улыбнулся:
- Да с тысячу, я думаю. - Он потер пальцами щеку. - И все они дают себя
знать...
На следующий день я стоял среди нескольких любопытных перед боксерским
балаганом и наблюдал, как
Вильям Хадсон готовится зазывать зрителей на свое представление. Был он
невысокий, толстый, с растрескавшимися губами и ярким цветом лица. На нем
был костюм в клетку, красный галстук бабочкой и серая фетровая шляпа,
сдвинутая на затылок.
Чувствовалась в нем уверенность человека, который привык, чтобы его
слушались, который нажил много денег и собир