▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      ╠рЁ°рыы └ырэ. ┬ ёхЁфЎх ьюхь -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
жаешь к станции, стараешься выглянуть из-под брезента, чтобы прочесть ее название, а потом, как настоящий пассажир, заглядываешь в расписание. Там указаны численность населения, чем оно занимается, всякие такие сведения. Я как-то слышал, как один "хобо" объявил: "Это Гатеринга, в Таунсвиль прибудем в девять тридцать вечера". Так время быстрее проходит - вдобавок знаешь, где находишься и когда сможешь следующий раз перекусить. - Но так не должно быть, - сказал я. Внезапно меня охватила злоба при мысли, что существуют условия, лишающие людей нормальной жизни, будущего. - Сотни парней едут "зайцем" в одну сторону, сотни - в другую. Едут в надежде, что найдут работу там, куда их привезет поезд. Именно этот поезд. Потом приходит время, когда надежды гаснут, и вы хотите только одного - продолжать двигаться дальше. Постоянная работа, свой дом - все это уходит в область мечты. Остается одна цель: попасть на пляжи Северного Квинсленда. - Ты меня неправильно понял! - возразил спокойно Кудрявый. - Не так все это просто. Спроси у Рыжего: он тебе растолкует. "Мы делаем историю", - говорит он. При том, как у нас в стране все складывалось, ничего другого и получиться не могло, - это Рыжий так считает. Никакая полиция не может вечно перегонять людей с места на место. Когда-то "хобо" должен где-то приткнуться. На станциях в Квинсленде висит плакат: "Пользуйтесь железнодорожным транспортом; вы владеете им". Я сказал одному фараону: "Ведь я же хозяин этого поезда. Вон видишь, это ваши власти говорят". А он говорит: "Заткнись, босяк! Я тебе покажу, как со мной шутки шутить". И засадил меня на семь суток за непристойные слова и сопротивление при аресте. Подожди, познакомишься с Рыжим, он тебе растолкует, что к чему. Не могу я объяснить, как он. Знаю только, что верх возьмем мы. Не скоро, может быть, но возьмем. Кудрявый вдруг умолк и стал внимательно вглядываться в дорогу. - Замедли немного ход, в город заезжать нам не надо. Этот перекресток проедем, а потом свернем налево, там и барак будет. Придержи на минутку, я разберусь, где мы. Пожалуй, лучше все-таки сверни здесь. Правильно... Вот черт... пылища какая. Теперь прямо. Куда же девалась проклятая плотина? А-а, вот она! Теперь опять поворот налево. Приехали. Вот он, барак, видишь, за деревьями спрятался. Какие-то парни у дверей стоят... Барак с крышей из оцинкованного железа примостился края большой плотины. У входа стояли четверо мужчин. За плотиной темнело высохшее болото, на растрескавшейся квадратами - как плиты мостовой - земле росли самшитовые деревья, дальше виднелись мертвые кустики травы и чертополоха и ямки, оставленные проследовавшей мимо овечьей отарой. Я остановил машину у входа в барак, там, где расположились парни. Один из них сидел на ступеньках. Местная газета, которую он просматривал, и котелок с молоком у его ног свидетельствовали о раннем налете на город, начинавшийся сразу за лугом. Кудрявый быстро подхватил свою скатку и сумку и выскочил из машины. - "Хобо" по прозвищу Рыжий в бараке? - Нет, - ответил один из парней. - Здесь нас всего четверо. Ты что, дружка потерял? - Похоже на то. Но сегодня я его обязательно найду. - Где же ты его потерял? - В Тарабине. Вчера еще мы там были вместе. Садились в поезд на ходу, только он не сумел сесть. - А какой он из себя, твой друг? - спросил человек, читавший газету. - Высокий парень с рыжими волосами? - Да. Человек с газетой вдруг замолчал, потом поднялся, протянул Кудрявому газету, ткнул пальцем в заметку на первой странице, повернулся и ушел в барак. Кудрявый начал читать заметку. Внезапно он страшно побледнел, лицо его помертвело; на этом лице жили одни только глаза, и я отвел взгляд. Он выронил газету, схватил скатку и сумку и быстро зашагал прочь. Он шел через луг, глядя прямо перед собой. Я поднял газету и прочел: под поездом погиб неизвестный, высокого роста с рыжими волосами, - погиб Рыжий. Я двинулся было к машине, хотел догнать Кудрявого. Но в дверях появился человек, давший Кудрявому газету. - Оставь его, - сказал он мне. - Он не ушел бы, если бы хотел быть с тобой. Я вернулся и сел на ступеньку рядом с этим человеком. И уже никогда больше я не видел Кудрявого. ГЛАВА 22 Я не вернулся к мосту. Поехал на запад от города - в район крупных овцеводческих ферм. Я надеялся, что смогу собрать там среди стригальщиков и батраков австралийские легенды и баллады: соскучившись в одиночестве, эти люди охотно вступали в разговор с каждым заезжим человеком. Я записывал все свои встречи, события, которым был свидетелем, наблюдения и мысли, однако чувствовал, что у моих заметок нет единого стержня. Я не умел сразу творчески переработать собранный материал; события должны были отодвинуться, стать воспоминаниями, занять свое место в общей картине моей жизни, охватывавшей и прошлое и настоящее, - только тогда я мог поведать о них людям. Отдельный случай не может представлять большого интереса и значения. Для того чтобы в рассказе об этом случае отразилась, как в капле воды, жизнь множества людей, нужно было не только время, но и целый ряд других случаев, которые дополнили бы и обогатили его. Позже я использовал этот материал в рассказах и статьях. Но когда я переезжал от фермы к ферме на западе Нового Южного Уэльса, мои все разбухавшие записные книжки казались мне порой ненужными и бесполезными. В них описывались события из жизни других людей. Я близко сходился с этими людьми и глубоко переживал испытания, выпавшие на их долю, но активным участником событий никогда не был, и это начало угнетать меня, внушало мысль о собственной никчемности. Я еще не сознавал тогда, до какой степени важен для формирования писателя - да, впрочем, и всех людей, стремящихся понять себе подобных, - интерес к окружающей жизни. К концу зимы я повернул назад: в районе Мели, на севере штата Виктория, в провинциальных городках начинался сезон ярмарок, и мне представлялся случай потолкаться в пестрой человеческой толпе. Бродячие комедианты, циркачи, актеры - в фургонах, на грузовиках, в старых машинах - переезжали из города в город... Они торопились разбить свои балаганы на территории ярмарки за день до ее открытия. Они строили подмостки, вывешивали выцветшие флажки и эмблемы, а потом появлялись под барабанный бой из глубин балагана перед вопящей толпой. Стоя на помостах, под кричащими афишами, они настойчиво зазывали публику: - Ирландец Великан! Ирландец Великан - самый высокий человек в мире! Воплощение мужской силы! Семь футов, шесть с половиной дюймов, и все еще продолжает расти! Это - колосс! Не пропустите такое зрелище! Побеседуйте с самым высоким человеком в мире! Побеседуйте с Ирландцем Великаном! - Пять вместо одного! - кричали под другой афишей. - Пять замечательных представлений, а плата как за одно! Заходите! У нас вы увидите женщину, которая затем исчезнет у вас на глазах! Как сквозь землю провалится. Это ново! Это невиданно! Познакомьтесь с мадам Арко - она умеет читать мысли. Да, леди и джентльмены, хотя вы никогда с ней не встречались, она скажет вам, о чем вы думаете, прочтет все ваши мысли! Она потрясающа! Она невероятна! Она чудо света! И еще вы увидите у нас Делию-танцовщицу. Смотрите в ее исполнении знаменитый танец Ламбет Уок с раздеванием. Дух захватывает от этого зрелища! Спешите, спешите, спешите! Делии-танцовщице не терпится сбросить одежду! Дети не допускаются на этот номер, ни в коем случае! Даже за пять фунтов! Посмотрите на нее - у вас десять лет с плеч скатится, а талия станет на десять дюймов тоньше. Мужчины, предупреждаю: любуйтесь издали! В нашем балагане вы увидите все, что пожелаете. Следуйте за остальными, следуйте за умными людьми... Видите, куда они идут. Пять замечательных представлений. Мы покажем вам человека - швейную машину. Он глотает иголки. Он глотает нитки. Он вдевает нитку в иголку в своем желудке. А сейчас, леди и джентльмены, сложите руки ладонями вместе, приветствуйте индийца - пожирателя огня! Сейчас, здесь на помосте, он продемонстрирует вам свое искусство! Совершенно бесплатно! Он извергает огонь. Видите, как огонь вырывается у него изо рта. Видите, как его тело извивается от нестерпимого жара! - Фунт стерлингов мужчине, которому удастся поцеловать вот эту японочку прямо в ее прелестные губки! Целый фунт, и никакого подвоха. А вот три красивые девушки; они борчихи! Ну-ка, попробуйте сорвать у них поцелуй! Кто первый попытает счастья? - Знаменитая дедовская игра скуэро {Скуэро (от слова скуэр - квадрат) - азартная австралийская игра, похожая на рулетку. (Прим. перев.)}. Попадете в квадрат - получите с меня выигрыш. Не суйтесь в балаган бокса - там вам дадут взбучку. А здесь вы заработаете хорошие денежки!.. Единственная честная игра на всей ярмарке - у меня! За шестипенсовик вы получаете семь пенсов. Ставка - один шиллинг, выигрыш - три шиллинга. Знаменитая скуэро! Попадете на черту - деньги хозяину. В квадрат - выигрыш ваш! По вечерам я сиживал с этим народом возле их балаганов или у костра и слушал их рассказы. Мне хотелось понять, как это им удается играть на человеческом простодушии, на чувствах и слабостях людей. Циничные зазывалы боксерских балаганов, с презрением относившиеся к доверчивым простакам, в совершенстве владели искусством доводить толпу до исступления. Если какой-нибудь фермер из толпы, сгрудившейся перед помостом, начинал с возмущением уличать зазывалу в отклонении от истины - это означало, что он уже попался на удочку. Толпа поддерживала его громкими криками, а зазывала с довольным видом ухмылялся. Теперь они были в его руках. Почва подготовлена, страсти накалены и вот-вот закипят. Шумя и толкаясь, люди устремлялись в балаган, там они забывали свои неприятности и огорчения и становились сильными, ловкими и смелыми, как тот человек, который осыпал ударами противника на ринге. Это их руки в боксерских перчатках наносили молниеносные яростные удары. А вот согнувшееся от ловкого удара существо - шатающееся, измазанное кровью, задыхающееся - олицетворяло их одиночество, безысходность положения, жадных жен, банки, засуху, несбывшиеся мечты... Здесь получали выход накопившиеся обиды, здесь можно было почувствовать себя сильным, властным и достойным восхищения. Такие чувства испытывал и я. Рэд Маллиген играл в труппе боксеров роль "заводилы". "Заводила" обычно появляется в городке на несколько дней раньше, чем вся труппа, и выдает себя за известного боксера-любителя; он толкается в толпе и разглагольствует о том, до чего ему не терпится схватиться с лучшим боксером приезжающей труппы. Рэд был грузный, крепко скроенный человек, с подвижным выразительным лицом, таким избитым и обмякшим, что при улыбке щеки его собирались в глубокие складки. Он никогда не был в рядах первоклассных боксеров - для этого он был слишком медлителен и осторожен. Роль, которую играл Рэд, заставляла его держаться в стороне от остальных боксеров, и времени у него было хоть отбавляй. Поэтому он мог подолгу сидеть со мной у костра, потягивая кружку за кружкой крепкий чай, до того сладкий, что он напоминал сироп. Я обычно сидел на ящике близ огня, чтобы иметь возможность переворачивать отбивные на сковородке или помешивать суп, варившийся в котелке. Вокруг нас громко лаяли терьеры, сидящие на цепи под повозками. В тени колес испуганно жались тонкогубые, быстроглазые обезьянки, тут же лежали вороха брезента, грязные бархатные курточки, флажки и стояли крохотные фургончики, в которые запрягали во время представления собак. Мужчины натягивали канаты балаганов, деревянными молотками забивали железные колышки. Поблекшие, растрепанные женщины с отвисшими грудями стояли в освещенных квадратах дверей фургонов и что-то пронзительно кричали детям. Пегие лошадки, привязанные к колышкам, беспокойно били копытом. В тени большой палатки карлик изливал свое горе на скрипке, упершись в нее тяжелым подбородком. В воздухе носились запахи жареного лука, кофе я свежего конского навоза, из раскрытых ящиков, где хранились плюшевые костюмы с галунами, пахло нафталином. Двигались тени, мерцали огни, беспокойные и в то же время странно успокаивающие, а сверху смотрели одинокие, полные сострадания звезды. - Не пойму, как это люди не выведут тебя на чистую воду, - сказал я, переворачивая котлеты. - А зачем им это надо, - ответил Рэд. - Им хочется поволноваться, получить удовольствие. - Ты что, всегда вызываешь одного и того же парня? - продолжал расспрашивать я, - Нет, бывает, что я дерусь со всеми. - Как так? - Видишь ли, в труппе обычно четыре боксера. Надо, чтобы они были разного веса, разной категории - на все случаи жизни. Один - совсем зеленый, который только учится боксу. И надеется пробить себе дорогу на настоящий городской ринг. Другой - любитель; по большей части - это здоровенный верзила, у нас сейчас есть такой парень. Боб его зовут. Третий - так сказать, полупрофессионал, это молодой Дэвис, он участвовал и в настоящих матчах. Говорят, что он трус, не знаю... Он - абориген...: Ну, и, наконец, чемпион, звезда труппы. У нас это Джонни. Его обычно толпа не любит. Мало кто из местных Может с ним тягаться. Иногда, если ему захочется подбодрить какого-нибудь паренька, в боксе мало что смыслящего, но имеющего много дружков среди зрителей, Джонни надевает тяжелые перчатки и некоторое время поддается ему. Беда вся в том, что среди местных иногда попадаются хорошие боксеры, которые могут покалечить наших ребят. Местные обычно предпочитают драться с нашим Новичком. Хозяин должен в оба смотреть, против кого он его выставляет. Я тоже часто начинаю с Новичка. Он обычно падает в начале третьего раунда или если после одного из моих ударов ему удается отдернуть голову, как будто стукнул я его со страшной силой. Потом мы снова выходим на ринг, тут я начинаю скандалить, из себя лезу вон, и хозяин выставляет против меня Боба. Ну, и так дальше, пока под конец я не затеваю драку с чемпионом. Он прыгает с подмостков и врезается в толпу, где я стою. Я осыпаю его ругательствами, он дает мне в зубы. В пылу драки мы сбиваем с ног несколько человек. Они это любят - когда им самим перепадает. Да завтра ты все это сам увидишь. - А что ты делал сегодня? - спросил я. - Ходил в пивную, трепался там до одури; рассказывал здешним, что копаю картошку. Ну и хвастал, конечно: "Вот подождите, откроется ярмарка, я не я буду, если не уложу кого-нибудь из этих приезжих парней". - Ты всегда говоришь, что копаешь картошку? - Нет, иногда хозяин заставляет меня водить на веревке быка. Берет на время у какого-нибудь фермера - а люди думают, что я веду быка на ярмарку. Когда я прохожу мимо нашего балагана, хозяин начинает кричать: "Где тот здоровенный скотовод, о котором все говорят? Где тот верзила, который всюду похваляется, будто его нельзя сбить с ног? Может, он сейчас здесь?" - "Это я! - кричу. - Давайте мне любого из ваших шалопаев, я ему покажу". Хозяин делает вид, что рассвирепел. "Привяжи где-нибудь своего быка и иди сюда!" - орет он. Толпа ужасно любит такие фортели. - Неужели тебе нравится такая жизнь? - спросил я. - И что ждет тебя впереди? - А ничего, - пожал плечами Рэд Маллиген. - Что может меня ждать? Кончаешь тем, что спиваешься или превращаешься в идиота. Если посчастливится, устроишься дворником при пивной. Некоторым удается поступить на фабрику или еще куда-нибудь, но это только если глаза еще видят и уши слышат и не ходишь, спотыкаясь, как будто под тобой земля качается. Он замолчал и запустил широко растопыренные пальцы в волосы. - Не знаю, - сказал он; потом, приняв вдруг какое-то решение, добавил другим тоном: - Сейчас я тебе кое-что покажу. Он вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, развернул его и протянул мне: - Вот мой контракт. Прочти. Это было соглашение, изобилующее юридическими терминами - Рэд Маллиген, "нижеименуемый, работающий по найму", обязывался на протяжении девяти месяцев служить боксером у Вильяма Хадсона "и ломимо того выполнять другие работы, связанные с установкой, разборкой и упаковкой оборудования, палаток, багажа и присмотром за таковыми, а также нести любые другие обязанности по усмотрению хозяина". За эту работу Рэду полагалось вознаграждение в раз-" мере двух фунтов в неделю и пропитание. "Он должен будет отдавать все свое внимание и время своим обязанностям - гласило соглашение - и честно и преданно служить хозяину". Далее следовала оговорка, что контракт расторгается в случае болезни Рэда; что контракт может быть расторгнут и по другим причинам, и что Рэд "не должен разглашать или обсуждать с кем-либо содержание контракта". В заключительном абзаце Рэд ставился в известность, что хозяин имеет право уволить его за проступок или пьянство, ничего при этом не заплатив. - А кому дается право решать, что такое проступок? - спросил я Рэда. - Хозяину. Мы до конца сезона не получаем ни гроша. Предполагается, что хозяин произведет расчет после окончания сезона, но на последней неделе он выбирает день и ставит нам выпивку, мы, конечно, на нее набрасываемся - что поделаешь, уж такие мы уродились! А после выпивки объявляет представление. Мы не являемся - потому что все вдребезину пьяные. Это - уже проступок. И всех нас по шапке - да еще без гроша! Маллиген налил себе еще кружку чая и стал ложку за ложкой накладывать сахар. - Интересно, что дает человеку сахар? - спросил он. - Говорят, сахар дает энергию. - Черт возьми, как раз то, что мне нужно. - Сколько раз за сезон тебе приходится выходить на ринг? - Сейчас соображу. - Он прищурил глаза, устремил их в небо и, беззвучно двигая губами, начал считать. - Около ста пятидесяти раз. Вот, смотри сам: два представления в неделю, девять месяцев, два выхода на ринг в каждом представлении, четыре выхода в неделю, тридцать девять недель. Всего сто пятьдесят шесть выходов, верно? - Он замолчал. - Да, правильно - сто пятьдесят шесть. На деле получается еще больше. - И если бы еще только бокс, - продолжал Рэд. - За сезон мы покрываем расстояние больше двадцати тысяч миль. Выезжаем из города часто в восемь вечера, едем всю ночь, чтобы поспеть к утру в другой город, где в тот же день выступаем. Чтобы поставить балаган, надо два часа. Это, доложу я тебе, работенка! - Интересно, сколько ударов падает на твою голову в течение сезона, - сказал я, все еще думая о цифрах его печальной статистики. Рэд улыбнулся: - Да с тысячу, я думаю. - Он потер пальцами щеку. - И все они дают себя знать... На следующий день я стоял среди нескольких любопытных перед боксерским балаганом и наблюдал, как Вильям Хадсон готовится зазывать зрителей на свое представление. Был он невысокий, толстый, с растрескавшимися губами и ярким цветом лица. На нем был костюм в клетку, красный галстук бабочкой и серая фетровая шляпа, сдвинутая на затылок. Чувствовалась в нем уверенность человека, который привык, чтобы его слушались, который нажил много денег и собир

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє