▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      ╠рЁ°рыы └ырэ. ┬ ёхЁфЎх ьюхь -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
мне удовольствие), и надо только уметь вовремя остановиться". "Понимаете, я просто не знаю, как мне вести себя. Если в театре мы сидим три часа подряд, взявшись за руки, мне начинает хотеться поцелуев... хочется, чтоб меня обняли... Мама была бы в ужасе, узнав это". "...и почти все молодые люди ведут себя так. Следует ли уступать им? Я пишу вам вовсе не потому, что у меня испорченное воображение, мне действительно нужна помощь. Видите ли, трудно принимать решение, когда знаешь, что потеряешь его дружбу, если не уступишь. Ведь если им отказываешь, они не хотят больше с тобой встречаться. С мамой я не могу говорить о таких вещах, потому и пишу вам". "...Я пошла в школу шести лет, но из-за высокого роста мне можно было дать двенадцать. В начале года я сильно болела, и когда мама привела меня в класс, она сказала учительнице, что я "отстала". Тогда учительница посадила меня туда, где, по ее мнению, мне следовало сидеть - рядом с тремя слабоумными учениками, одинакового со мной роста. С этого и-началось то, о чем я хочу вам рассказать..." "...Я сильно хромаю, так как в детстве со мной произошел несчастный случай. Немало слез я пролила, потому что из-за моей хромоты мужчины не обращают на меня внимания... Там, где я работаю, у всех девушек есть женихи, мужья или дружки. А что ожидает меня?" "...Моя мама не одобряет ваши статьи, но я с ней не согласна; мне нужна ваша помощь. Если вы можете ответить мне, пожалуйста, пошлите письмо по адресу моей подруги в...". "...Я спросила об этом свою мать, и она дала мне книгу по вопросам пола, но мне от этого стало только тяжелей". Вот о каких столкновениях с жизнью писали мне. Эти проблемы были невыдуманные, а настоящие, и помочь разрешить их мог только человек, сам обладающий жизненным опытом. Отвечать на такие признания можно было только письмами, написанными в доброжелательном тоне, адресованными прямо встревоженной девушке, обратившейся к вам: ведь проблемы, какими бы типичными они ни казались, порождены в каждом отдельном случае множеством самых разнообразных причин, влияющих на девушку с младенческих лет. Нет в мире двух людей, которые пришли бы к какому-нибудь решению одинаковыми путями. И, обращая к человеку слова сочувствия, протягивая руку помощи в тяжелый для него момент, нельзя упускать из виду, что у каждого за плечами свой неповторимый путь к решению общей проблемы - иначе помощь ваша не будет иметь никакой ценности. В каждом отдельном случае внимания требует не сама проблема, а путь к ней. Книги, рассказывающие девушкам о вопросах пола, предполагают ограниченное число путей к решению этих проблем, и сухие книжные фразы обычно кажутся читательнице далекими от жизни, не имеющими отношения к ее личным затруднениям. Человеку нужен живой голос. Читательницы моих статей отводили душу не только в письмах. Они узнавали мой адрес и являлись со своими бедами прямо ко мне домой. Чаще всего это были девушки, дошедшие до отчаяния; не проходило недели, чтобы какая-нибудь из них не являлась ко мне со своей бедой, надеясь, что, взмахнув некоей волшебной палочкой, я зачеркну прошлое. Увы, на свете нет такой палочки. Прежде чем вновь обрести веру в себя и в будущее, ей предстояло пройти через новые страдания. Это относилось к девушкам, ждавшим ребенка, на которых неотвратимо надвигалось объяснение с родителями. Меня поражал ужас, охватывавший их при одной мысли об этом. "Они убьют меня!" "О, вы их не знаете". "Мать с ума сойдет". "Они будут говорить, что я их опозорила". Вот какие восклицания приходилось мне слышать. Под любым предлогом девушки старались оттянуть разговор с родителями. Если девушка была совсем уж не в силах объясниться с родителями, я сам, случалось, делал это за нее. Для разговора с родителями, я выбирал время, когда самой девушки не было дома. Вспоминаю пригородную виллу с гортензиями на внешнем выступе окна. Дверь открыла мать. Из освещенной комнаты позади нее выскочил пес и стал обнюхивать мои башмаки, виляя хвостом в знак приветствия. - Вам кого? - неуверенно спросила женщина, вглядываясь в мое лицо. Я назвал свое имя и сказал, что я журналист и мне хотелось бы поговорить с ней, если она не возражает. Есть одно дело, которое мне хотелось бы обсудить с ней, и я рассчитываю на ее помощь. - А-а! Так это вы? - протянула женщина. - Ну, конечно... Я слыхала о вас. Заходите, пожалуйста. Она улыбнулась: - Эдит читает ваши статьи, она будет жалеть, что вы приходили без нее. А сейчас ее нет дома. Это была полная женщина в пестром платье; на талии оно собралось складками, открыв ноги выше, чем следовало. У нее было усталое, раздраженное лицо; но сейчас, когда произошло нечто необычное, обещавшее внести разнообразие в жизнь, лицо женщины просветлело, и жесткие линии рта смягчились. Она одернула платье и пригласила меня в дом. Я вошел в комнату, где в кресле, протянув ноги к пылающему камину, сидел мужчина, одетый в старый серый джемпер и хорошо отглаженные брюки. Он просматривал проспект скобяных товаров. Когда я вошел, он положил проспект на пол и встал, напряженно всматриваясь в меня, стараясь угадать причину моего появления. - Это Алан Маршалл, Джим, - представила меня жена. - Ну, знаешь... тот, что пишет те самые статьи. - Что?.. - неуверенно произнес мужчина, он повернул голову и озадаченно поглядел на жену, ожидая дальнейших объяснений. - Статьи... ты же слышишь - статьи! - нетерпеливо пояснила жена, с трудом сохраняя приветливую улыбку. - Которые читает Эдит. Ну, ты же знаешь. - А! Да, да. - Мужчина вновь обернулся ко мне. - " Статьи? Верно, верно! Рад познакомиться. Садитесь, пожалуйста. Мы пожали друг другу руки. Он опустил глаза, и я догадался, что он так и не понял, кто я такой. - Холодно, не правда ли? - сказал он. - По радио говорили, что в горах снег выпал. Видимо, зима будет холодная. - Да, похоже на то, - сказал я. Он заговорил о том, как опасно водить машину ночью но мокрым дорогам, и пожаловался, что нынче развелось множество неумелых водителей. - Это все молокососы, - сказал он. - Следовало бы запретить им садиться за руль. Жена слушала его с растущим нетерпением. Наконец она не выдержала: - Откуда вы нас знаете, мистер Маршалл? - спросила она, подавшись вперед на стуле. - Я знаком с вашей дочерью, - сказал я. - Она мне очень нравится. Чудесная девушка. Вы - счастливые родители. - Мы тоже так думаем, - самодовольно улыбнулась мать. - Временами, правда, с ней бывает трудно, что и говорить. Но в наши дни все девушки такие. - Думаю, что в юности с нами со всеми бывает нелегко, - заметил я и добавил, кивнув на фотографию в рамке, стоявшую на каминной доске: - Это ведь Эдит? - Да, - сказала мать. - Два года назад, когда она кончала школу. Она встала, взяла фотографию с каминной доски и, проведя рукавом по стеклу, протянула ее мне. - Очень похоже вышла, правда? - Да, - сказал я. - Сразу можно узнать. Это была цветная фотография, ретушированная, сильно приукрашенная, больше похожая на портрет кинозвезды, хотя сходство с оригиналом и сохранилось. Черные, резко очерченные брови, искусно вырисованные губы, карие глаза под темными штрихами ресниц. Я видел другое лицо, - лицо, искаженное горем, когда она сидела у меня дома, комкая в руках мокрый платочек. Но в том лице была индивидуальность; в этом, на фотографии, ее не было. - Действительно, снимок очень искусно раскрашен, - сказал я. - Да, она совершенно как живая! Такие фотографии значительно лучше, чем обычные черно-белые. - Женщина поставила фотографию на место и снова села. - За ней сейчас ухаживает превосходный молодой человек. Вы знакомы с ним? - Нет, незнаком. - Мне нужно было собраться с силами, чтобы сказать ей правду. - Только боюсь, вы ошибаетесь, он отнюдь не превосходный молодой человек. Собственно, из-за него-то я и пришел к вам. Мне очень неприятно расстраивать вас, но, видите ли, ваша дочь просила у меня совета. Дело в том, что она беременна, а этот молодой человек вовсе не собирается на ней жениться. При этих словах муж и жена резко повернулись, ища взглядом поддержки друг у друга. У женщины вырвалось какое-то восклицание, потом она умолкла, зажав рукой рот. В широко раскрытых глазах ее застыл испуг. Муж ее вцепился в ручки кресла и наклонился вперед, точно готовясь встать. На несколько мгновений он застыл в этой позе, затем судорожно глотнул - гнев постепенно закипал в нем. Гнев этот, как мне показалось, был направлен не толь- " ко против дочери, но и против жены. Взгляд его, устремленный на жену, говорил о многом - муж точно обвинял ее и снимал с себя всякую ответственность за случившееся. Некоторое время они сидели так, молча, потом жена, пытаясь уйти от взгляда мужа, умилостивить его видом собственных страданий, вскочила и, колотя воздух кулаком, стала выкрикивать с отчаянием: - Что подумают соседи? Что они скажут? Что нам делать? Что же нам делать? - Успокойся, - оборвал муж, и так же резко обратился ко мне: - Вы в этом уверены? - Она сама мне сказала. - И как давно это с ней случилось? - Она говорит, три месяца. Женщина опять страдальчески вскрикнула, потом с внезапной яростью обрушилась на меня: - Но почему она не сказала нам? У нас не спросила совета? Почему обратилась к вам? Она же вам чужая. Теперь все об этом узнают. Все знакомые узнают. На улице будут тыкать в меня пальцами. Что будет с нами? Об этом она подумала? Почему сразу не сказала нам? Дождалась, когда уже ничего нельзя сделать... А потом пошла к вам. Она опозорила нас, вот что она сделала. Мы для нее ничего не жалели. Воспитывали как принцессу. Мы порядочные люди. Всякий раз, как она приходила после полуночи, я ее предупреждала, чем это кончится. И вот как она нас отблагодарила за все. Она нас опозорила, опозорила. - Поздно теперь разговаривать, - отрывисто сказал муж. - Ничего не поделаешь. Придется ее куда-нибудь отправить. Необходимо замять дело. - Он обернулся ко мне. - Надеюсь, на вас можно положиться... "...Отец придет в ярость, когда вы ему скажете! - предупреждала меня Эдит. - Он будет неистовствовать. Он вас возненавидит. Возненавидит меня. Он захочет меня выгнать". - "Этого он наверняка не сделает", - сказал я. "Но сделает?! Вы его не знаете!" Она в отчаянии озиралась по сторонам, словно за ней захлопнулась дверца западни. "Лучше бы мне умереть..." - ..Я не стану говорить об этом никому, - сказал я ее отцу. - Что ж, больше, пожалуй, обсуждать нечего. - И он встал, давая мне понять, что пора уходить. - Прежде чем уйти, - сказал я, поднимаясь, - позвольте мне сказать вам одну вещь. Ваша дочь - порядочная девушка. Она не относится к числу тех девушек, которых люди невежественные называют легкомысленными. Она любила этого юношу и верила, что и он ее любит. Она не сомневалась, что со временем они поженятся. То, что произошло потом, вполне естественно, если люди любят друг друга. Ее ошибка была в том, что она поверила ему. Трагическая ошибка! Она не сумела его понять - в этом все дело. Но каково ей теперь! Она невыносимо страдает. Сейчас больше, чем когда-либо, ей необходимы ваша любовь и сочувствие. Она говорила мне, что иногда думает о самоубийстве. Все будущее вашей дочери зависит от того, как вы встретите ее сегодня. Обнимите ее, когда она придет, скажите, что любите ее. Скажите, что вы верите, что она порядочная девушка. Скажите, чтоб она не тревожилась: что бы ни произошло, вы поддержите ее. Улыбнитесь, погладьте ее по голове. Если вы сделаете это, вы спасете ее. Если же встретите с возмущением и злобой, вы погубите ее. - Там увидим, - коротко бросил отец. - Приходится думать не только о ее будущем, но и о нашем. Благодарю за то, что пришли. Жена его опустилась на стул, а я следом за хозяином пошел к двери. ГЛАВА 26 Среди девушек, приходивших ко мне, были и такие, которые жили в вечном страхе. Им казалось, что они находятся на краю пропасти, скрывающей в своих безднах страшные призраки. Об этих призраках девушки иногда рассказывали мне. Я почти не был знаком с основами психологии, а о душевных болезнях знал и того меньше. Бывали случаи, когда я заходил в тупик, не знал, что предпринять, и направлял своих посетительниц к психиатру, с которым у меня была договоренность на этот счет. Передо мной сидела девушка. Она покачивала ногой и напряженно улыбалась. Я открыл дверь на ее стук, и когда она сказала, что хочет поговорить со мной, я пригласил ее в комнату; войдя, она села и стала молча озираться по сторонам. Это была девушка лет девятнадцати, одетая в темно-зеленую юбку и красную блузку. У нее были тонкие, нежные руки, ногти покрыты красным лаком. Казалось, она изо всех сил старается сохранить неприступное выражение лица, - зачем ей было это надо, я пока понять не мог. Временами, однако, она теряла власть над собой, и тогда вместо застывшей маски я видел перед собой глаза, полные смятения и мольбы; но это выражение исчезало так же быстро, как появлялось, и вполне могло быть плодом моей фантазии. Девушка была хорошенькая, с большими темными глазами и длинными ресницами. Казалось, она обладала большим обаянием, - впрочем, впечатление это, возможно, было обманчивым. Я старался представить себе, что именно привело эту девушку ко мне. Какая беда заставила ее искать помощи у совершенно чужого человека? Я заметил на безымянном пальце ее левой руки обручальное кольцо и решил, что речь пойдет о женихе, уклоняющемся от брака. Такие случаи встречались сплошь и рядом. Я сел за письменный стол и повернулся к ней. - Ну, - сказал я. - Что же с вами случилось? Казалось, она не слышала моего вопроса. - Что это? - спросила она, показав на предмет, лежавший на столе. - Череп коалы, - ответил я. - Череп коалы, - удивленно повторила она. - Почему череп коалы? И почему - у вас на столе? Разве вас интересуют черепа и смерть? - Нет, но меня интересуют коалы. - Мертвые коалы? - Скорее, живые. Я нашел этот череп в зарослях. Благодаря этому черепу я теперь больше знаю о живых коалах. - Пройдет немного времени, и наши черепа будут такими же, - сказала она, вкладывая какой-то тревожный смысл в эти слова. - Такими же белыми, отполированными. И, наверное, они тоже будут валяться в траве - и жуки будут ползать по ним. Я улыбнулся: - Что это вы вдруг? Черепа в траве! Боже праведный! Вам больше пристало бы думать о цветах в траве. Видели вы когда-нибудь цветы в траве? - Видела. Мысли, казалось, унесли ее далеко от меня. Она подняла руки над головой, словно собираясь потянуться, потом, вздрогнув, опустила их. Подавшись вперед, она взглянула мне прямо в глаза. Однако мне показалось, что смотрит она не на меня, а на какую-то точку в пространстве между нами. - Я не кажусь вам ненормальной? - спросила, она. - Н-нет. - Я задумался. - На мой взгляд, вы - очень привлекательная девушка. Возможно, наш разговор показался бы кому-нибудь ненормальным. Может быть, оба мы немного ненормальны. Каждый человек в чем-то ненормален. А разве вы считаете себя ненормальной? - Да. - В каком отношении? - У меня бывают галлюцинации. - Да, это ощущение не из приятных, - сказал я; глядя в пол. - Что правда, то правда. - Галлюцинации бывают у меня, когда я еду и трамвае. Она помолчала и коснулась лба своими бледными пальцами. Потом снова заговорила, на этот раз быстро, взволнованно. - Я вполне нормальная, работаю в конторе машинисткой, - печатаю письма. Она вытянула перед собой руки, пальцы ее заплясали, точно по клавишам пишущей машинки. Потом одним взмахом руки она вынула воображаемый лист бумаги из машинки. Продолжая свою речь, она как бы изображала все, о чем рассказывала. Руки девушки ни на секунду не оставались спокойными, выражение ее лица поминутно менялось, как бы оттеняя каждое слово. - Я болтаю с подругами, я обедаю, я возвращаюсь в пансион к себе в комнату. Я такая же, как все, нормальная. Делаю то же, что все нормальные люди. Хожу в кино, обсуждаю картины с подругами. Встречаюсь с молодым человеком... Она помолчала и с горечью добавила: - Когда он бывает в Мельбурне... - Сжав руки, она вдруг пригнулась к коленям, потом, распрямившись, снова взглянула на меня. Я слушал молча. - Я нормальный человек, как же иначе. Я была ребенком, росла, играла, шалила, получала шлепки. Потом начала работать, полюбила одного человека, но теперь... теперь... Она вся подалась ко мне, вытянув руку с поднятым кверху пальцем. - Мне все хуже и хуже. С каждой неделей. С каждым днем. Когда я еду в трамвае, мне начинают лезть в голову странные мысли, и я не могу совладать с собой. Я думаю о вечности. Ей нет конца. И никогда не будет. И в этой вечности я. Навсегда. И все теряет смысл. Иногда я сижу где-нибудь в уголке трамвая и словно раздваиваюсь - вдруг я уже в другом конце вагона, и вижу себя со стороны, вижу, как я сижу съежившись, в уголке с книжкой, которую не читаю. Вижу, как смотрю перед собой, мимо книги, и думаю: через сто лет все, что живо сейчас, станет прахом. Вы умрете, я умру. Все мы умрем. Все деревья и животные, которые сейчас живы, станут прахом. Я начинаю думать о вселенной. Эта огромная, бездонная пустота. Вечная пустота, в нее можно падать, падать без конца... Иногда я оставляю себя в трамвае - он дребезжит, дребезжит, кругом гудят автомобильные рожки, - а сама выскакиваю из вагона и лечу вверх - вверх, вверх, вверх... И вот я уже стала крошечной точкой, а все лечу. А потом - я исчезаю, меня уже нет. Но я существую, я сижу в трамвае, прихожу на работу, работаю - и весь день не думаю ни о чем странном. Но вечером, когда я возвращаюсь домой на трамвае, все начинается снова. И дома, в моей комнате, тоже. Ночью, в кровати, когда тикают часы и на стене - тени, страшные, как призраки, я сижу в постели, и все кругом кажется мне ненастоящим. Она замолчала, руки ее успокоились. Она сидела, сжавшись в комочек, опустив голову, и прекрасные волосы, точно занавес, скрывали ее склоненное лицо. Она рыдала. Я подошел к ней, поднял ее голову рукой, поцеловал в щеку, потом вернулся на свое место и дождался, пока утихнут рыдания. - Помогите мне, - сказала девушка; я едва расслышал ее слова. - Где ваши родители? - Они живут в Брисбене. - Вы говорили с ними обо всем этом? - Нет, нет. Я не хочу их расстраивать. - Она продолжала твердить в отчаянии: - Нет, нет, они не должны знать. - Послушайте, - сказал я наконец. - И у меня бывают такие мысли. Должно быть, мы с вами очень похожи. Единственная разница между нами - в том, что я управляю своими мыслями, а ваши мысли управляют вами. Я могу забыть о них, заставить себя думать о другом, а вы не можете. И тогда они начинают брать над вами верх; вы просто потеряли контроль над мыслями - только и всего. Чтобы успокоить ее, я стал рассказ

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє