,  ее  до  смерти  напугала
неожиданно выскочившая из-под ног кошка.
   - О, это Эврика, - заметил Рик, - моя сожительница. Она не переносит,
когда я оставляю ее дома одну.
   Миа наклонилась было погладить кошку, но Рик перехватил ее руку.
   - Я бы не делал этого на вашем месте, - пояснил он -  У  нее  слишком
острые  коготки.  И  она  всегда  пускает  их  в  ход  при   приближении
посторонних.
   Миа молча смотрела, как Эврика грациозно вскочила на стол, а оттуда -
на плечо Джеффу. Не отрываясь от работы, тот  на  ощупь  почесал  ее  за
ушком, и даже со своего  места  Миа  могла  слышать  громкое  мурлыканье
кошки.
   - Почти  всегда.  -  пробормотал  смущенный  Рик.  Чтобы  не  слишком
приближаться  во  время  съемки  к  Джеффу  и  не  беспокоить  его,  Миа
использовала длиннофокусный объектив, хотя и не была уверена, что это не
испортит снимки. Зато Джефф почти не замечал ее присутствия. Миа  купила
высокочувствительную пленку, и все же полусумрак, царивший  в  помещении
склада, заставлял ее использовать довольно большую выдержку. Каждый раз,
нажимая на кнопку спуска, Миа невольно вся напрягалась  от  замедленного
щелканья шторок.
   Положив на стол свою пачку бумаг,  Джефф  что-то  стал  показывать  и
объяснять  Рику,  и  пальцы  молодого  человека  с  утроенной  скоростью
забегали   по   клавишам   компьютера.   Легкий   ветерок,   создаваемый
вентиляторами, тихонько перебирал уголки в пачке  листков,  лежавшей  на
столе.  Миа,  закрывая  глаза,  прислушивалась  к  монотонному   гудению
вентиляторов,  едва  различимому  шелесту  бумаг  и  приглушенному   эху
голосов. В какую-то минуту она уронила крышку от объектива, и стук от ее
падения загулял, много раз повторенный эхом, среди  голых  стен.  Рик  и
Джефф недоуменно обернулись в ее сторону, а потом снова  склонились  над
своими бумагами.
   То, что на Джеффа не было надето  рубашки,  создавало  проблему.  Миа
старалась  полностью  сфокусировать  свое  внимание   на   его   голове,
особенностях лицевых костей, форме уха,  складках  кожи.  Однако  старая
выучка и добросовестность настоящего художника весьма  скоро  заявили  о
себе, и ее глаза невольно принялись изучать его плечи, лопатки, ключицы.
Его мускулатура не выглядела  особенно  рельефной,  однако  была  весьма
неплохо развита от природы и не укрывалась под  слоем  подкожного  жира.
Линии его торса были резкими и угловатыми, как и его  лицо.  Миа  успела
нащелкать не меньше десятка снимков его широкой груди,  покрытой  легким
золотистым пушком.
   - Почему бы вам не щелкнуть и меня разок-другой?  -  шутливо  спросил
Рик, и Миа с трудом оторвалась от захватившей ее работы при  звуках  его
голоса.
   - Хотел бы я знать, - продолжал он, откинувшись  на  спинку  стула  и
улыбаясь, - что вы нашли в нем такого, чего нет во мне?
   - Возможно, вы будете следующим на очереди, - пошутила Миа.
   Джефф поднял глаза от своих бумаг, и  на  какую-то  долю  секунды  их
взгляды  встретились.  Его  взор   выражал   хроническую   усталость   и
изнеможение,  и  было  в  нем  что-то   еще.   Отчаяние.   Миа,   словно
завороженная, не могла отвести от нею глаз, пока Джефф не опустил  веки,
тихонько столкнул с плеча Эврику и принялся массировать себе  затылок  и
плечи.
   - Эти вентиляторы с таким же успехом могли бы гнать воздух в обратную
сторону, - сказал он Рику. - По  крайней  мере  тогда  этот  раскаленный
воздух уходил бы наружу, а не нагнетался внутрь. - Он встал на  ноги,  и
кошка соскочила с его колен на пол  Обойдя  вокруг  стола,  Джефф  через
плечо Рика заглянул на дисплей, опираясь на  спинку  стула,  на  котором
сидел Рик. Миа тихонько зашла сзади и сделала еще три снимка, но тут  ее
пленка закончилась. Эти кадры запечатлели его грудь, спину  и  плечи,  а
также  кусок  шорт  цвета  хаки,  которые  могли  ей  понадобиться   для
воображаемой скульптуры.
   Она уложила  камеру  в  футляр  и  взяла  со  стола  персик.  Мужчины
оживленно обсуждали что-то на компьютерном дисплее.
   - Я прошу прощения за вмешательство, - сказала Миа, - но не могла  бы
я прийти завтра снова еще с одной пленкой?
   - Конечно, Миа, -  машинально  ответил  Джефф,  не  отрывая  глаз  от
экрана.
   - И это будет пленка для меня, хорошо? - улыбаясь, добавил Рик.
 
ГЛАВА 9 
 
   Мысль о том, что ей самой нужно  передать  Крису  ключи,  вызывала  у
Кармен ощущение  некоторой  неловкости.  Поэтому  она  предпочла  просто
оставить их в конверте с почтой на ступенях его  крыльца.  Она  боялась,
как бы он не счел себя униженным из-за лишнего напоминания о том, что  в
Шугабуше отныне хозяйничает  она  одна.  Крису  и  так  пришлось  немало
перестрадать на этой неделе, хотя в свое время Кармен была уверена,  что
нет на свете таких страданий, каких  бы  он  не  заслужил  в  наказание.
Теперь же перемены, произошедшие в характере Криса после  того,  как  он
сменил  род  деятельности,  вызывали  в  ней  искреннее   сочувствие   и
сожаление, и она уже говорила ему об этом. Казалось,  что  в  то  время,
когда к ней вернулась ясность мысли, здравомыслие покинуло Криса.
   Ее предложение о ремонте усадьбы было сделано чисто  импульсивно,  и,
видя, с какой готовностью он за него ухватился, Кармен тут  же  пожалела
об этом. Она не была уверена, насколько оправданным  было  впускать  его
снова в дом, из которого он был когда-то столь жестоко изгнан.  Ведь  он
любил это место. Когда они еще только познакомились, он часто вывозил ее
на длинные прогулки по извилистым закоулкам Бурого Каньона и всякий  раз
делал  так,  что  их  путь  пролегал  через  Шугабуш   с   его   укромно
расположенной усадьбой. И всякий раз он делился с  Кармен  своей  мечтой
стать когда-нибудь здесь хозяином. Теперь же этим  столь  притягательным
для него клочком земли целиком распоряжалась она, и лишь в исключительно
редкие  моменты  душевной  слабости  Кармен   начинала   сомневаться   в
справедливости такого положения дел.
   Он пообещал, что будет работать во время ее отсутствия, и  Кармен  не
имела понятия о  том,  что  он  уже  начал  ремонт  дома,  пока  в  одно
прекрасное утро, одеваясь перед тем, как отправиться на прием  к  врачу,
она не обнаружила следы шпаклевки на стенах ванной.  Она  обошла  дом  и
увидела, что Крис успел отшпаклевать также стены в гостиной,  а  окна  в
кухне больше не выражают протеста против  того,  чтобы  их  открыли  или
закрыли. Признаки его присутствия в доме бросали  ее  то  в  жар,  то  в
холод, и Кармен непрерывно думала о них все время, пока  не  доехала  до
автомобильной стоянки перед внушительных размеров  зданием  больницы  Ла
Джолла.
   В комнате для посетителей, выкрашенной в бледно-абрикосовые тона, она
застала еще двух женщин. Когда Кармен  вошла,  они  подняли  взгляды  от
своих журналов, и она успела уловить и блеск узнавания в их глазах  и  с
трудом  сдерживаемое  участившееся  дыхание.  Они  поскорее  постарались
спрятать за обложки своих журналов торжествующие ухмылки от предвкушения
того, как сегодня днем они будут звонить своим  товаркам  и  интригующим
тоном спрашивать: "Угадай, кого  я  видела  в  очереди  на  пластическую
операцию нынче утром?"
   Она знала, что главным образом ее возраст  бросается  в  глаза  из-за
седины в волосах. Седая прядь начиналась от ее правого виска и  тянулась
через всю голову блестящей,  как  снег,  дорожкой,  резко  выделяясь  на
черном фоне. Эта прядь появилась у нее  еще  в  юности  и  была  вначале
символом некоего романтизма, а потом - когда ей  было  двадцать  и  даже
тридцать -  превратилась  в  признак  ее  оригинальности,  самобытности.
Однажды в  "Утре"  Кармен  взяла  разоблачительное  интервью  у  бывшего
губернатора штата Джерри Брауна, и известный портретист изобразил ее  на
одном из своих картонов - седая прядь воспринималась как ее неповторимый
отличительный признак. Сейчас Кармен проклинала ее. Эта прядь к тому  же
стала шире раза в два  -  как  дань  неурядицам,  преследовавшим  ее  за
последние несколько лет. Она давно подумывала о том, чтобы избавиться от
нее, но опасалась, что это вызовет еще больше пересудов.
   Отметившись у регистратора, Кармен прошла в дальний  угол  комнаты  и
постаралась отвлечься чтением журнала. Иногда она украдкой  посматривала
на сидевших напротив двух женщин, гадая, что могло привести их  сюда.  У
одной из них была совершенно плоская грудь, тогда как все  остальное  не
вызывало нареканий. Интересно, чем же она недовольна: легкая горбинка на
носу или чуть-чуть скошенный подбородок?
   Великий Боже, неужели она действительно должна через все это  пройти?
Она  всегда  принадлежала   к   когорте   женщин,   отвергавших   услуги
пластической медицины,  собираясь  смиренно  принимать  признаки  своего
старения. Ей казалось, что ее образованность и профессионализм позволяет
ей оставаться самой собой, не прибегая к разного рода ухищрениям.
   Вчера  в  студии  "Новостей  после  девяти"  ее  навестил   известный
журналист Том Форрест, которого она всегда  считала  своим  наставником.
Она оказалась под его крылом еще в двадцать  четыре  года,  будучи  юной
стажеркой. Он сразу сказал ей, что она слишком нежно  выглядит.  Слишком
мягкой и недопустимо  податливой,  внушаемой  Он  научил  ее  тому,  как
прятать  свою  мягкость  под  непроницаемым   фасадом,   как   сохранять
эмоциональное равновесие и не позволять освещаемой ею истории  захватить
слишком глубоко ее чувства и мысли. И Кармен сумела прекрасно усвоить не
только то, чему он учил ее, но и кое-что сверх того.
   Она была удивлена, встретив Тома на студии, удивлена тем сухим, чисто
деловым приветствием, с которым  он  обратился  к  ней.  Со  времени  их
последней встречи он успел изрядно обрасти жирком, и забавная медвежесть
ею фигуры сменилась просто нездоровой полнотой. Он пригласил ее выпить с
ним чашку кофе, так как на студии не нашлось бы места, где  им  дали  бы
спокойно поговорить наедине, а именно на такую беседу он рассчитывал.
   - Кармен, я всегда был с тобой предельно откровенным и  не  собираюсь
понапрасну тратить слов и сейчас, - с ходу приступил он  к  цели  своего
визита, когда они уселись за столик в ресторане.  -  Кроме  того,  я  не
собираюсь называть тебе свои источники информации, можешь вообще  о  них
не спрашивать.
   - Что ты "вообще" имеешь в виду?
   - Ходят слухи, -  сказал  он,  весь  подавшись  вперед  и  уперевшись
ладонями в стол, - что тебе собираются  указать  на  дверь  сразу  после
того, как кончатся  пожары.  Ни  у  кого  больше  нет  желания  с  тобой
цацкаться.
   Кармен не позволила своему лицу отразить бурю чувств, разыгравшуюся в
душе. Она внимательно принялась изучать каждую ресницу на глазах у Тома,
изгиб его  седеющих  бровей  -  что  угодно,  лишь  бы  это  помогло  ей
удержаться от слез, как он учил ее много лет назад. Том Форрест вряд  ли
бы отнесся с сочувствием к ее слезам.
   - Однако они пока изменили решение, - продолжил он - По крайней  мере
они согласны подождать.
   - Почему? - Ее голос был почти спокойным.
   - Потому что тебе удалось добыть кое-какие крохи  сведений  о  Джеффе
Кабрио Они  решили  посмотреть,  чем  кончится  эта  история  Они  хотят
посмотреть, как ты сумеешь ее поднести публике - Он с сожалением покачал
головой. - Ты слишком долго была  вне  игры,  милочка.  Это  заметно.  Я
считаю, что Кабрио - твой последний шанс.
   Кармен откинулась на спинку стула,  стараясь  спокойно  обдумать  его
слова. Никогда, ни разу за все годы их знакомства,  Том  не  называл  ее
"милочкой". Какой же она, наверное, кажется ему беспомощной и жалкой.
   Ну что, что же еще может она рассказать о Джеффе Кабрио? Ведь она  не
имела на руках почти никаких  фактов,  хотя  и  была  весьма  искусна  в
разведении "турусов на колесах". Прошлым вечером она умудрилась показать
короткий фильм о том, как Джефф и Рик снимают с вездехода  две  огромные
канистры  и  катят  их  в  помещение  склада.  Кармен   добрых   полчаса
разглагольствовала по поводу возможного применения, которое Джефф  нашел
этим предметам, и как с их помощью можно создавать дождь.
   - Заткни им пасть своим Кабрио, Кармен, - посоветовал ей Том, покидая
ресторан, но она уже и так была полна решимости сделать именно это.
   Пациентов в клинике  принимали  одновременно  два  врача,  и  поэтому
ожидание Кармен не затянулось. Ее пригласила в свой кабинет доктор  Линн
Салли, и Кармен вошла в комнату, обклеенную изящными обоями все того  же
абрикосового цвета и устланную толстым темнозеленым  ковром.  По  стенам
были развешаны фотографии идеально красивых женщин. Кармен  хотела  было
разглядеть их повнимательнее, но почему-то не смогла оторвать взгляд  от
лица Линн Салли, гадая, кто из них двоих на самом  деле  старше.  Доктор
выглядела не больше, чем на тридцать-тридцать пять лет.
   Линн приветствовала Кармен теплой дружеской  улыбкой,  но  Кармен  не
смогла ответить ей тем же, будучи  в  слишком  смятенных  чувствах.  Она
уселась в одно из глубоких кожаных кресел, и Линн расположилась напротив
нее.
   - Мне очень приятно видеть вас, миссис Перес, - сказала доктор Салли,
- ведь я долгое  время  была  вашей  искренней  поклонницей  И  я  очень
обрадовалась, когда вы снова стали вести программу новости.
   - Благодарю вас. - Кармен скрестила руки на коленях, чтобы не  выдать
их дрожь, и продолжила:
   - Собственно говоря,  это  и  заставило  меня  обратиться  к  вам  за
помощью. Когда я увидела сейчас себя на телеэкране,  я  была  шокирована
тем... ну, словом,  я  была  шокирована  -  В  какой-то  ужасный  мы  ей
показалось, что она вот-вот заплачет.
   - Вы выглядите весьма экстраординарной женщиной. - Линн Салли  пришла
ей на помощь, стараясь вложить в свой голос побольше  тепла.  -  Что  же
именно привело вас сюда?
   - Ну, я подумала... о перетяжке лица, - и  она  провела  пальцами  по
щекам, - просто чтобы... чтобы выглядеть несколько моложе.
   Линн откинулась на спинку своего кресла. Ее улыбка  была  по-прежнему
дружеской, однако в уголках ее губ Кармен уловила снисходительный изгиб.
Она прижала к ткани юбки мигом вспотевшие ладони, ожидая, что еще скажет
доктор Салли.
   -   Вам   очень   нелегко   дались   последние   несколько   лет,   -
полуутвердительно произнесла та.
   - Да. И каждый год оставил свой отпечаток на моем лице, - подтвердила
Кармен.
   - Позвольте мне несколько продолжить  вашу  историю,  с  единственной
целью - взглянуть на все глазами врача. У вас было один  за  другим  два
выкидыша, и когда  наконец  родился  ребенок,  его  неожиданно  поразила
болезнь, приведшая к нарушениям мозговой деятельности. Это верно?
   Боже милостивый, неужели эта дама намерена  снова  копаться  во  всем
этом? Здесь? Сейчас?
   - Доктор Салли, - стараясь придать своему  голосу  как  можно  больше
твердости, сказала Кармен, - мне  непонятно,  какое  отношение  все  это
имеет к перетяжке лица. Мне кажется, что моя жизнь  должна  интересовать
лишь меня, и никого больше, кто бы он ни был.
   - Вы правы. Но я как врач обязана вдаваться в  некоторые  подробности
жизни моих предполагаемых  пациентов  с  тем,  чтобы  иметь  возможность
решить, подходят ли они как кандидаты для пластической операции.
   Ей надо было обратиться в другую клинику. Она сейчас встанет с кресла
и покинет этот кабинет, пока ей не изменило самообладание. Но Кармен  не
могла сдвинуться с места, ее тело словно сковало от напряжения.
   - Например, в вашем случае, - продолжала Линн, -  мне  известно,  что
после рождения вашего сына вы впали в настолько глубокую депрессию,  что
вас на какое-то время госпитализировали, верно?
   - Знаете, в чем я вижу несправедливость? - спросила в  ответ  Кармен,
подавшись вперед. - Вы слишком хорошо осведомлены о моем прошлом,  равно
как и все окружающие. Даже та парочка в вашей приемной,  которая  вольна
нагородить здесь перед вами что угодно о своей жизни, - и  тем  известна
моя жизнь. Почему же я, подобно им, не могу изложить  вам  свою  историю
так, как я хочу?
   - Прекрасно, - отвечала Линн, - продолжайте сами.
   Кармен опустила взгляд и с тревогой обнаружила, что  в  запальчивости
комкает в кулаках подол своей юбки.
   - Я произвела на свет неполноценного  ребенка,  после  чего  впала  в
глубокую депрессию, которую вынуждена  была  лечить  в  больнице.  Затем
последовал развод с моим мужем, что  также  далось  весьма  нелегко.  На
какое-то время я вынуждена была оставить работу, чтобы  прийти  в  себя.
После подобных передряг любой имеет право на передышку, не так ли?
   - Безусловно. Я вовсе не имела в виду...
   - А вот теперь я выздоровела и вернулась на работу. И меня беспокоит,
что я здорово состарилась во время... всего происшедшего. Следовательно,
мне необходимо что-то предпринять в этом направлении.
   - Извините меня - как можно более мягко  заговорила  Линн,  -  но  вы
слишком известная личность, и я не могу просто принять на веру  то,  что
вы изложили, тем паче,  что  мне  известно  о  вас  нечто  большее.  Мне
известна но, что вы совершили попытку самоубийства и что  вас  подвергли
болевой терапии. Я знаю, что вас  лечили  таким  способом  целых  четыре
года, после чего вы смогли вернуться к работе. Я говорю обо всем этом не
с тем, чтобы выбить вас из колеи, а чтобы вы яснее поняли  мою  позицию.
Полученный вами курс  лечения  должен  удержать  вас  от  новых  попыток
самоубийства, которые связаны с болью.  А  после  пластических  операций
большинству женщин с историей болезни, подобной вашей, приходится заново
проходить весь курс болевой терапии.
   - Я уверена, что мне это не понадобится.
   - А я уверена, что вы выбрали не лучшее время для  принятия  подобных
решений, - отрицательно кивая головой, возразила Линн. - Я понимаю,  что
ваши запросы к себе весьма высоки. А вы только что  успели  вернуться  к
работе. Дайте себе хотя бы шесть месяцев.  За  это  время  наша  психика
устоится...
   - Я и так устойчива. - Кармен поднялась с кресла. Ну что я должна еще
сделать, чтобы окружающие поверили в это?
   - Вы знаете, - доктор Салли тоже встала и доверительно положила  руку
Кармен на плечо, - в первый раз я увидела ваш  репортаж  по  телевизору,
когда в семьдесят восьмом году разбился самолет. Вы оказались  на  месте
всею через несколько минут после катастрофы, и я  хорошо  помню,  как  я
поразилась вашему спокойствию и даже безмятежности посреди  всего  этого
хаоса. И я тогда сказала себе:  "Это  невероятно  сильная  женщина.  Как
только ей удается быть такой?" И я гадала, есть ли  в  вас  вообще  хоть
какая-то мягкость. А  она  есть,  и  немало,  не  так  ли?  Она  глубоко
спрятана, но она есть. Это хорошо.
   Кармен освободила плечо и подняла с пола непонятно как упавший  ранее
радикюль.
   - Благодарю вас за осмотр, - сказала она.
   - Не требуйте от себя невозможно, - отвечала Линн. - Дайте  себе  еще
немного времени.
 
*** 
 
   Она хотела было выпить хоть кружку пива, а лучше две,  чтобы  немного
расслабиться, но, за несколько последних лет отвыкнув от этого  способа,
решила  не  прибегать  к  нему  и  теперь.  И  она  заставила  себя   не
останавливаясь вести машину по  направлению  к  скоростному  шоссе.  Она
могла бы сейчас пойти домой, забраться в постель и  укрыться  с  головой
одеялом. Но мысль об этом вызвала в  ней  еще  большее  отвращение,  чем
мысль о пьянке. Она слишком часто прибегала к этому способу - бегству  в
сон, - пока была больна.
   Вести машину по пустынному шоссе было нетрудно, и  у  нее  оставалась
возможность подумать.  Она  невольно  вспомнила  подробности  катастрофы
семьдесят восьмого года. Коммерческий  скоростной  самолет  и  маленькое
частное судно столкнулись в воздухе над Северным Парком и низверглись на
оказавшиеся под ними дома в клубах огня и дыма. Она оказалась первой  из
репортеров, прибывших на место, и не успела подготовиться к тому, что ей
предстоит увидеть. Да и невозможно было быть готовым к  подобным  вещам.
Ни одно существо, хо