Невил Шют.
    На берегу

   -----------------------------------------------------------------------
   Nevil Shute. On the Beach (1957). Пер. - Н.Галь.
   М., "Художественная литература", 1991.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

                                                К месту последней встречи
                                                Влачимся вместе
                                                Страшимся речи
                                                На берегу полноводной реки
                                                Вот как кончится мир
                                                Вот как кончится мир
                                                Вот как кончится мир
                                                Не взрыв, но всхлип.
                                                    Т.С.Элиот "Полые люди"


1

   Питер Холмс, капитан-лейтенант австралийского  флота,  проснулся,  едва
рассвело. Дремотно понежился в ласковом  тепле,  что  исходило  от  спящей
рядом Мэри, глядя, как сквозь кретоновые занавески пробиваются  в  комнату
первые солнечные лучи. По наклону лучей он знал - уже  около  пяти,  скоро
свет дойдет до кроватки Дженнифер,  разбудит  малышку,  и  родителям  надо
будет встать и приняться за дневные хлопоты.  А  пока  можно  еще  немного
полежать.
   Он проснулся радостно и не сразу сообразил, откуда эта радость.  Не  от
Рождества, ведь Рождество миновало. В тот день он протянул от розетки, что
возле камина в гостиной, длинный провод и украсил разноцветными лампочками
елочку в саду - крохотную копию огромной елки, стоящей в миле от  их  дома
напротив  Фолмутского  муниципалитета.   На   рождественский   вечер   они
пригласили друзей, в саду был праздничный  ужин  -  жаркое  на  вертеле  и
прочее угощенье. Рождество миновало, и сегодня, медленно соображал  Питер,
сегодня уже четверг, двадцать седьмое. Он лежит в  постели,  и  спина  еще
побаливает, нажгло солнцем: вчера они весь день провели на  берегу,  и  он
участвовал в гонке яхт. Сегодня лучше походить в рубашке. Тут мысли Питера
прояснились - да, конечно же, сегодня надо надеть рубашку.  В  одиннадцать
часов он должен  явиться  в  Мельбурн,  в  военно-морское  ведомство.  Это
означает новое поручение, первую работу за  семь  месяцев.  Если  повезет,
даже пошлют в плаванье, он здорово стосковался по кораблю.
   Так или иначе, впереди  работа.  Вот  чему  он  радовался,  засыпая,  и
радость сохранилась до утра. С тех пор  как  в  августе  его  произвели  в
капитан-лейтенанты, ему не  давали  ни  одного  задания,  и  при  нынешних
обстоятельствах он почти отчаялся когда-нибудь вновь заняться своим делом.
Однако военно-морское  ведомство,  спасибо  ему,  все  эти  месяцы  сполна
выплачивало бездействующему моряку жалованье.
   В кроватке шевельнулась дочурка,  тихонько,  жалобно  захныкала.  Питер
протянул руку, включил возле кровати электрический  чайник  на  подносе  с
чашками и с едой для малышки, рядом зашевелилась Мэри.  Спросила,  который
час, он ответил. Поцеловал ее и сказал:
   - Утро опять чудесное.
   Она села, откинула волосы со лба.
   - Я так обгорела вчера. С вечера я помазала  Дженнифер  вазелином,  но,
по-моему, не стоит брать ее сегодня на пляж. - Тут  она  вспомнила:  -  О,
Питер, тебе ведь сегодня в Мельбурн?
   Он кивнул.
   - А ты бы осталась дома, посидела денек в тени.
   - Пожалуй, так я и сделаю.
   Он поднялся, пошел в ванную. Когда  вернулся,  Мэри  тоже  уже  встала;
малышка сидела на горшке, Мэри перед зеркалом  расчесывала  волосы.  Питер
сел на край кровати в отлогой полосе солнечного света и принялся  готовить
чай.
   - В Мельбурне сегодня будет страшная жара, Питер,  -  сказала  жена.  -
Может, мы  к  четырем  приедем  в  клуб,  ты  нас  там  встретишь,  и  все
искупаемся. Я возьму прицеп и захвачу все, что надо тебе для купанья.
   У них был небольшой автомобиль, но с тех пор, как год  назад  кончилась
"короткая война", он праздно стоял в гараже. Однако Питер Холмс,  выдумщик
и на все  руки  мастер,  изобрел  недурную  замену.  У  них  с  Мэри  есть
велосипеды. Он соорудил маленький двухколесный прицеп на передних  колесах
от двух мотоциклов, пристроил к обоим велосипедам крепление, и  теперь  он
или Мэри могут ездить с прицепом, который служит то детской  коляской,  то
тележкой для продуктов и любого груза. Труднее всего обоим  дается  долгий
подъем в гору на обратном пути из Фолмута.
   И сейчас Питер кивнул:
   - Неплохая мысль. Я возьму с собой велосипед и оставлю на станции.
   - Каким поездом поедешь?
   - Девять пять. - Он отхлебнул чаю, глянул на часы. - Вот только допью и
съезжу за молоком.
   Он надел шорты и майку и вышел. Холмсы жили в первом этаже старого дома
высоко над городом; отдельные квартиры сдавались внаем, Питеру принадлежал
гараж и солидная  часть  сада.  Была  и  веранда,  на  которой  он  держал
велосипеды и прицеп. Разумней бы поместить их в гараж, а машину  поставить
просто под деревьями, но на  это  у  Питера  не  хватало  духу.  Маленький
"моррис"  -  первая  его  собственная  машина  и  притом  честно   служила
владельцу, когда он ухаживал за Мэри. Они поженились в 1961-м, за  полгода
до войны, до того, как Питер ушел на корабле  королевского  флота  "Анзак"
[анзаками называли австралийских и новозеландских солдат британской армии]
и расстался с Мэри - бог весть как надолго, думали они тогда.  Но  грянула
короткая, загадочная война, та война, история которой не  была  и  никогда
уже не будет написана, пламя ее охватило все северное полушарие и угасло с
последними показаниями сейсмографов, отметившими взрыв на тридцать седьмой
день. К концу третьего месяца, пока государственные мужи южного  полушария
собрались в Веллингтоне  (Новая  Зеландия),  сравнивали  имеющиеся  у  них
данные и  определяли  создавшееся  положение,  Питер  пришел  на  "Анзаке"
обратно - последних остатков горючего кораблю хватило до  Уильямстауна,  -
оттуда добрался до Фолмута, к своей Мэри и маленькому  "моррису".  В  баке
машины оставалось три галлона бензина; Питер нерасчетливо  истратил  их  и
еще пять купил на заправочной станции, прежде чем до сознания австралийцев
дошло, что все горючее они прежде получали из северного полушария.
   Сейчас Питер вывел велосипед и прицеп с веранды на лужайку перед домом,
закрепил прицеп, оседлал велосипед и покатил прочь. Надо  проехать  четыре
мили за молоком и сливками: транспорта почти не осталось, с окрестных ферм
никаких продуктов не доставляют, и Холмсы научились сами сбивать  масло  в
домашней маслобойке. И вот Питер  катит  по  дороге,  пригревает  утреннее
солнышко, за спиной бренчат в прицепе пустые бидоны, и отрадно думать, что
его ждет работа.
   На дороге почти нет движения. Он обогнал повозку -  бывший  автомобиль,
мотор снят, лобовое стекло выбито, тащит эту  повозку  вол.  Обогнал  двух
всадников, они осторожно правят  лошадьми  по  усыпанной  гравием  обочине
асфальтового шоссе. Питер  не  жаждет  обзавестись  лошадью  -  они  стали
редкостью, требуют большого ухода, продают их по тысяче  фунтов,  а  то  и
дороже, но он уже подумывал ради Мэри купить вола. Он без труда  сумел  бы
переделать "моррис" в повозку, но уж очень это будет горько.
   За полчаса он доехал до фермы и прошел  прямиком  в  коровник.  Здешний
фермер, высокий, худощавый, не  речистый,  с  хромотою,  оставшейся  после
второй  мировой  войны,  -  его  давний  знакомец.  Питер  застал  его   в
сепараторной, здесь негромко гудел электрический мотор и молоко стекало  в
один бак, а сливки в другой.
   - Доброе утро, мистер Пол, - поздоровался моряк. - Как сегодня дела?
   - Хорошо, мистер Холмс. - Фермер взял у  Питера  бидон,  доверху  налил
молока. - А у вас все ладно?
   - Отлично. Вызывают в Мельбурн к  морскому  начальству.  Может  наконец
будет мне работа.
   - О, вот это хорошо. А то, пока  дожидаешься,  вроде  даже  устаешь,  -
сказал фермер.
   Питер кивнул.
   - Хотя, если пошлют в плаванье, дома станет сложнее. Но Мэри два раза в
неделю, будет к вам приезжать за молоком. Денег у нее хватит.
   - Насчет денег не беспокойтесь, - сказал фермер, - я обожду, покуда  вы
вернетесь. Молока у меня вдоволь, даже сейчас, в такую сушь, свиньи  всего
не выпивают. Вчера вечером я двадцать галлонов вылил в  речку,  вывезти-то
нет возможности. Допустим, стал бы я разводить больше свиней, а толку?  Не
поймешь, что делать... - Он минуту помолчал. - Трудновато будет вашей жене
сюда ездить. Как же ей быть с маленькой?
   - Я думаю, она станет брать Дженнифер с собой в прицепе.
   - Трудновато ей будет. - Фермер вышел  из-под  навеса  сепараторной  на
залитую солнцем дорожку,  оглядел  велосипед  Холмса  и  прицеп.  -  Хорош
прицеп, - сказал он. - Любо-дорого поглядеть. Сами сработали?
   - Сам.
   - А колеса откуда взяли, если не секрет?
   - Это мотоциклетные. Купил на Элизабет-стрит.
   - Может, добудете парочку и для меня?
   - Попробую, - сказал Питер.  -  Может,  там  еще  остались.  Они  лучше
маленьких, лучше идут на буксире. - Фермер кивнул. - Но, может, они уже  и
кончились. Народ сейчас больше раскупает мотоциклы.
   - Я вот жене говорил, будь у меня к велосипеду прицеп  вроде  этого,  я
приспособил бы для нее сиденье и возил бы ее в Фолмут за покупками. В наше
время тошно женщине одной на такой вот ферме, на отшибе. До войны-то  было
по-другому, села в машину, двадцать минут - и в городе.  А  на  повозке  с
волом тащись три с половиной часа в один конец да три с половиной  обратно
- семь часов только на дорогу. Думала жена выучиться на велосипеде, да  не
выйдет у нее, не такая уже молоденькая и опять  ребенка  ждет.  И  неохота
мне, чтоб она пробовала. А вот будь у меня прицеп вроде вашего, я два раза
в неделю возил бы ее в Фолмут и заодно возил  бы  миссис  Холмс  молоко  и
сливки. - Он опять помолчал, потом прибавил; - Мне хоть так бы  порадовать
жену. В конце-то концов, как послушаешь радио, уже недолго осталось.
   Моряк кивнул.
   - Я сегодня поразведаю в городе, может, и найду колеса. Если они дорого
обойдутся, вы не против?
   Фермер покачал головой.
   - Были бы хорошие, не подвели.  Главное,  чтоб  резина  была  надежная,
прослужила до конца. Вон как у ваших.
   Моряк снова кивнул:
   - Я сегодня поищу.
   - Для вас это лишние концы.
   - Туда я могу подъехать трамваем. Никаких хлопот.  Слава  богу,  у  нас
есть бурый уголь.
   Фермер обернулся к все еще работающему сепаратору.
   - Что верно, то верно. Хороши бы мы были без электричества. - Он  ловко
подставил под струю сливок пустой бачок и  отодвинул  полный.  -  Скажите,
мистер  Холмс,  ведь  для  добычи  угля  в  ходу  большие  машины,  верно?
Бульдозеры и всякое такое? - Холмс кивнул. - Так откуда же на это  берется
горючее?
   - Я тоже спрашивал, - сказал Питер. - Его выгоняют прямо  на  месте  из
бурого угля. И это обходится в два фунта галлон.
   - Да ну! - Фермер помолчал, соображая. - Я подумал было, если угольщики
могут гнать горючее для себя, так и для нас понемногу могли  бы.  Нет,  не
выйдет, уж больно высока цена...
   Питер взял бидоны с молоком и сливками, поставил в прицеп и  отправился
домой. Доехал он в половине  седьмого.  Принял  душ,  облачился  в  форму,
которую  ему  почти  не  случалось  надевать  с  тех  пор,  как  он   стал
капитан-лейтенантом, наскоро позавтракал и покатил на велосипеде под  гору
- надо поспеть к поезду 8:15, тогда прежде, чем явиться к  начальству,  он
сумеет поискать в магазинах мотоциклетные колеса.
   Он  оставил  велосипед  в  гараже,  который  в  былые  времена   служил
прибежищем  его  маленькой  машине.  Гараж  этот  больше   не   обслуживал
автомобили. Вместо машин тут оставляли лошадей,  лошадей  держали  главным
образом деловые люди, которые жили за городом;  они  приезжали  верхом,  в
бриджах и пластиковых плащах, лошадей  оставляли  в  бывшем  гараже,  а  к
центру добирались  на  трамвае.  Бензоколонки  заменяли  им  коновязь.  По
вечерам они возвращались трамваем из центра, седлали лошадей,  привязывали
портфели к седлам и верхом отправлялись по домам. Дела теперь велись  куда
медлительней прежнего,  и  это  облегчало  жизнь;  дневной  экспресс  5:03
отменили, вместо него поезд из Фолмута отходил в 4:17.
   Питер Холмс по дороге в  город  гадал  и  прикидывал,  какая  его  ждет
работа, ведь из-за бумажного голода  все  ежедневные  газеты  закрылись  и
единственным  источником  новостей   осталось   радио.   И   Австралийский
королевский флот  теперь  совсем  мал.  Ценой  огромных  трудов  и  затрат
переоборудовали семь небольших судов, кое-как приспособили работать вместо
жидкого топлива на угле; от попытки так же переделать авианосец "Мельбурн"
отказались, когда выяснилось, что он будет  слишком  тихоходен  и  посадка
чересчур опасна для самолета, разве что нужно было бы позарез. Да и  запас
авиационного горючего ничтожно мал, пришлось бы, по сути,  свести  на  нет
тренировочные  полеты,  короче  говоря,  нет  никакого  смысла   сохранять
военно-морскую авиацию. Ни о каких  переменах  в  командном  составе  семи
сторожевых кораблей и тральщиков  Питер  не  слыхал.  Может  быть,  кто-то
заболел и надо его заменить  или  наверху  решили  назначать  офицеров  на
службу по очереди, чтобы они не растеряли свой опыт.  А  всего  вероятнее,
предстоит какая-нибудь нудная работенка на берегу - в конторе,  в  казарме
либо на складе где-нибудь в унылой, богом забытой дыре вроде  Флиндерского
морского интендантства. Горько и обидно, если не придется выйти в море,  и
однако так будет лучше. Пока ты на берегу, можно, как сейчас, заботиться о
Мэри и малышке, а ведь осталось уже недолго.
   Примерно за час Питер доехал до города и пошел на вокзал. Трамвай бодро
покатил по улицам, свободным от всякого другого транспорта, и в два  счета
доставил Холмса в квартал,  где  прежде  торговали  машинами.  Большинство
магазинов закрылось или перешло в  руки  немногих  оставшихся  владельцев,
витрины все еще заполнены никому теперь не нужным товаром. Холмс некоторое
время бродил в поисках двух легких не слишком изношенных колес  и  наконец
подобрал пару одного размера, но от мотоциклов двух  разных  марок,  из-за
этого  придется  еще  подгонять  ось,  которую  можно  будет   достать   у
единственного оставшегося в гараже механика.
   Он связал колеса веревкой, доехал трамваем до Адмиралтейства. И  явился
к секретарю, знакомому лейтенанту-казначею.
   - Доброе утро, сэр, - сказал ему молодой лейтенант. - Ваше назначение у
адмирала на столе. Он хотел лично с вами поговорить. Я доложу ему, что  вы
уже здесь.
   Капитан-лейтенант Холмс поднял брови. Такой  прием  необычен,  но  ведь
флота осталось кот наплакал, не диво, что и порядки в нем стали не  совсем
обычные. Холмс положил колеса на пол возле  казначеева  стола,  озабоченно
оглядел свою форму, снял с лацкана кителя какую-то нитку,  кепи  взял  под
мышку.
   - Адмирал сейчас вас примет, сэр.
   Холмс прошагал в кабинет и стал  "смирно".  Адмирал,  сидя  за  столом,
наклонил голову в знак приветствия.
   - Здравствуйте, капитан-лейтенант. Вольно. Садитесь.
   Питер сел в кресло  возле  стола.  Адмирал,  наклонясь,  предложил  ему
сигарету из своего портсигара, щелкнул зажигалкой.
   - Вы уже довольно давно без работы.
   - Да, сэр.
   Адмирал тоже закурил.
   - Так вот, у меня есть для вас дело. Боюсь, я не могу вам приказать, не
могу даже назначить вас на один из  наших  кораблей.  Я  направляю  вас  в
качестве офицера связи на  американский  "Скорпион".  Как  я  понимаю,  вы
знакомы с капитаном Тауэрсом?
   - Да, сэр.
   За последние месяцы Холмс раза три встречался с капитаном  "Скорпиона",
спокойным, немногословным человеком лет тридцати пяти, по выговору  в  нем
угадывался уроженец Новой Англии. Холмс читал и американские  сообщения  о
его деятельности в дни войны. Начало войны застало его  атомную  подводную
лодку на  патрулировании  между  Киской  и  Мидуэем;  по  соответствующему
сигналу он вскрыл запечатанный приказ, погрузился и полным ходом взял курс
на Манилу. На четвертый  день,  где-то  севернее  Айво-Джаммы,  он  всплыл
настолько,  чтобы  выставить  перископ  и  осмотреться,  как  это   всегда
полагалось  во  время  каждой  дневной  вахты;  море  оказалось  пустынно,
видимости почти никакой  -  похоже,  мешала  какая-то  пыль;  и  детектор,
установленный наверху перископа, сразу указал на высокую  радиоактивность.
Капитан Тауэрс попытался доложить об этом в  Пирл-Харбор,  но  не  получил
ответа; он направился дальше к Филиппинам, радиоактивность все возрастала.
Ночью он сумел вызвать  Датч-Харбор  и  хотел  шифром  передать  сообщение
адмиралу, но его предупредили, что всякая связь стала крайне нерегулярной,
и никакого ответа он не получил.  А  на  следующую  ночь  ему  не  удалось
вызвать и Датч-Харбор. Продолжая следовать приказу, он  обогнул  с  севера
Лусон. В Балинтанском канале была  густая  пыль,  уровень  радиоактивности
много выше смертельного, дул западный ветер силой 4-5 баллов.  На  седьмой
день войны Тауэрс со своим "Скорпионом", все еще не имея  нового  приказа,
вошел в Манильский залив и через перископ оглядел  город.  Радиоактивность
воздуха здесь была несколько ниже, но все еще опасна для жизни; у  Тауэрса
не возникло ни малейшего желания вывести лодку на поверхность и  подняться
на мостик. Кое-какая видимость все же была; в перископ он увидал  плывущую
над городом пелену дыма и заключил, что  в  последние  дни  в  этих  краях
произошел по меньшей мере один ядерный взрыв. Из залива, с расстояния пяти
миль,  он  не  заметил  на  берегу  никаких  признаков  жизни.  Попробовал
приблизиться к суше  на  такой  глубине,  чтобы  продолжать  наблюдения  в
перископ, и неожиданно сел  на  мель,  хотя  лоцманские  карты  здесь,  на
главном судоходном направлении, показывали глубину  в  двенадцать  морских
саженей; это утвердило Тауэрса в его подозрениях. Он продул цистерны,  без
особого труда снялся с мели, повернул и вновь вышел в открытое море.
   В ту ночь ему опять не удалось вызвать ни одной американской станции  и
ни одного корабля, который мог бы передать его радиограмму дальше.  Продув
цистерны, он истратил большую часть  сжатого  воздуха  и  вовсе  не  желал
пополнять запасы отравленным воздухом здешних мест. К этому времени  лодка
шла с погружением восьмой день; на здоровье команды это еще не  сказалось,
но заметно было, что нервы у людей сдают,  все  тревожились  о  доме  и  о
семьях. Тауэрс связался с австралийской радиостанцией Порт-Морсби на Новой
Гвинее; судя по всему, обстановка там была нормальная, но передать  дальше
сигналы Тауэрса оттуда не смогли.
   Он решил, что самое правильное идти на юг. Снова обогнул с севера Лусон
и взял курс на остров Яп, где находилась станция под контролем Соединенных
Штатов. "Скорпион" дошел туда через  три  дня.  Радиоактивность  тут  была
низкая, почти нормальная;  при  спокойном  море  Тауэрс  поднял  лодку  на
поверхность, обновил воздух в лодке, наполнил цистерны и разрешил  команде
в несколько смен подняться  на  мостик.  Наконец-то  "Скорпион"  вышел  на
обычно оживленные морские пути, и здесь, к немалому облегчению Тауэрса, им
повстречался американский крейсер.  Оттуда  им  указали  место  стоянки  и
выслали шлюпку; Тауэрс  приказал  бросить  якорь,  разрешил  всей  команде
подняться на палубу, а сам отправился в шлюпке на крейсер и передал бразды
правления капитану Шоу.  Тут-то  он  впервые  услыхал  о  русско-китайской
войне, разгоревшейся из войны Россия - НАТО, которую в свой черед породила
война между Израилем и арабскими странами, затеянная Албанией.  Узнал  он,
что русские и китайцы пустили в ход кобальтовые бомбы; что  все  сообщения
пришли кружным путем, из Австралии через Кению. У крейсера назначена  была
подле острова Яп встреча с амери