лет  сорока,  бодряк  и  мастер
своего дела.
   - Право, доктор, мне очень совестно,  что  вас  заставили  приехать  по
такой погоде, - сказал пациент. - Не такая у меня хворь, чтобы не  прошла,
если полежать денек-другой в постели.
   Врач улыбнулся.
   - Приехать не трудно, и я очень рад с вами  познакомиться.  -  Он  взял
руку американца, нащупал пульс. - Как я понимаю,  вы  побывали  в  местах,
зараженных радиацией.
   - Ну да. Но мы не выходили наружу.
   - Все время оставались внутри, в подводной лодке?
   - Все время. С нами ходил в рейс один малый, физик из научного  центра,
он каждый день обнюхивал каждого гейгеровским счетчиком.
   - Была у вас рвота или понос?
   - Ничего похожего. И ни у кого на борту ничего такого не было.
   Врач сунул Дуайту в рот термометр  и,  стоя  подле  кровати,  продолжал
щупать пульс. Потом вынул термометр.
   - Сто два, - сказал он. -  Полежите-ка  немного  в  постели.  Долго  вы
плавали?
   - Пятьдесят три дня.
   - А сколько времени не всплывали?
   - Больше половины.
   - Переутомились?
   - Да, возможно, - чуть подумав, признался Дуайт.
   - По-моему, очень даже возможно. Оставайтесь в постели, пока не  упадет
температура, и потом еще день. А дня через два я  вас  навещу.  Думаю,  вы
подхватили грипп, он тут гуляет вовсю. Когда  встанете,  по  крайней  мере
неделю не следует возвращаться к работе, и еще после этого надо  бы  взять
отпуск и отдохнуть. Сможете?
   - Придется подумать.
   Потом поговорили немного о рейсе "Скорпиона", о положении  в  Сиэтле  и
Квинсленде. Под конец доктор сказал:
   - Вероятно, я загляну завтра днем, заброшу вам кое-какие лекарства. Мне
надо съездить в Дэнденонг; мой коллега оперирует в тамошней больнице, а  я
помогу, дам наркоз. Там я возьму лекарства и завезу вам на обратном пути.
   - Серьезная будет операция?
   - Не слишком. У женщины опухоль в желудке. Лучше убрать.  Это  все-таки
позволит ей прожить еще несколько лет не инвалидом.
   Доктор вышел, слышно было  -  за  окном,  стараясь  сбросить  всадника,
заупрямилась и взбрыкнула лошадь, он выругался. Но вот лошадь пошла рысью,
и Дуайт несколько минут  прислушивался  сквозь  шум  дождя  к  затихающему
топоту копыт на дороге. А потом дверь отворилась, и вошла Мойра.
   - Так вот, - сказала она, - завтра вы уж во всяком случае  остаетесь  в
постели. - Она подошла к камину, подбросила два-три полена. -  Наш  доктор
славный, правда?
   - Он чокнутый, - заявил Тауэрс.
   - Почему? Потому что прописал вам постельный режим?
   - Не то. Завтра он в больнице оперирует  женщину,  чтобы  она  могла  с
пользой прожить еще несколько лет.
   Девушка рассмеялась.
   -  Очень  на  него  похоже.  Отродясь  не  встречала   другого   такого
добросовестного человека. - И,  помолчав,  прибавила:  -  Папа  собирается
летом строить еще одну запруду. Он и раньше об  этом  толковал,  а  теперь
собрался всерьез. Он сегодня  звонил  одному  человеку,  у  которого  есть
бульдозер, и сговорился, чтоб тот приехал, как только земля подсохнет.
   - Когда это будет?
   - Примерно к Рождеству. Ему просто больно смотреть, как  столько  дождя
пропадает зря. Летом у нас тут все пересыхает.
   Она взяла со столика у постели Дуайта пустой стакан.
   - Хотите выпить еще горячего?
   Он покачал головой.
   - Сейчас не хочу, детка. Я прекрасно себя чувствую.
   - А поесть чего-нибудь?
   Он опять покачал головой.
   - Может быть, сменить грелку?
   - Я прекрасно себя чувствую. - И опять покачал головой.
   Мойра вышла, но через несколько минут вернулась с длинным свертком,  на
конце сверток расширялся.
   - Вот, я вам оставляю, можете смотреть на это всю ночь.
   И она поставила сверток в угол, но Дуайт приподнялся на локте.
   - А что это?
   Мойра засмеялась:
   - Угадывайте до трех раз, а утром увидите, которая догадка верна.
   - Я хочу посмотреть сейчас.
   - Завтра.
   - Нет, сейчас.
   Она поднесла ему сверток  и,  стоя  подле  кровати,  смотрела,  как  он
срывает  бумагу.  Главнокомандующий  военно-морскими  силами   Соединенных
Штатов, в сущности, просто мальчишка, подумала она.
   В руках у него, на  одеяле,  лежал  новенький,  сверкающий  "кузнечик".
Деревянная  рукоятка  отлакирована  и  блестит,   металлическая   подножка
лоснится красной эмалью. На рукоятке красной краской четко выведено:  ЭЛЕН
ТАУЭРС.
   - Вот здорово, - севшим от волнения голосом вымолвил Дуайт.  -  Никогда
таких не видал, да еще с именем. Она будет в восторге. - Он  поднял  глаза
на Мойру. - Где вы его раздобыли, детка?
   - Нашла мастерскую, где их делают,  это  в  Элстернвике.  Теперь-то  их
больше не выпускают, но для меня сделали.
   - Даже не знаю, как вас благодарить, - пробормотал Дуайт.  -  Теперь  у
меня для всех есть подарки.
   Мойра собрала рваную оберточную бумагу.
   - Пустяки, - небрежно сказала она. - Забавно было заниматься  поисками.
Я поставлю его в угол?
   Дуайт покачал головой.
   - Оставьте тут.
   Мойра кивнула и пошла к двери.
   - Я погашу верхний свет. Засыпайте скорей. У вас правда есть  все,  что
нужно?
   - Конечно, детка, - был ответ. - Теперь у меня все есть.
   - Спокойной ночи, - сказала Мойра. Вышла и затворила за собой дверь.
   Некоторое время Дуайт лежал при свете камина, думал о Шейрон и об Элен,
о солнечных днях и о кораблях, что высятся у набережных Мистика, об  Элен,
которая скачет  на  "кузнечике"  по  расчищенной  -  дорожке  между  двумя
снежными грядами, о Мойре - какая добрая девушка... и понемногу сон одолел
его, а рука так и осталась на лежащем под боком детском тренажере.
   На другой день Питер Холмс обедал с Джоном Осборном в офицерском клубе.
   - Утром я звонил на корабль, - сказал физик. - Хотел поймать  Дуайта  и
показать ему черновик доклада, прежде чем перепечатаю. А мне сказали,  что
он гостит у Дэвидсонов.
   Питер кивнул.
   - Он заболел гриппом. Вчера вечером мне звонила Мойра  и  сказала,  что
постарается не пускать меня к нему целую неделю, а то и дольше.
   Осборн озабоченно нахмурился.
   - Я не могу так долго тянуть с  докладом.  Йоргенсен  уже  прослышал  о
данных, которые мы привезли, и твердит, будто мы плохо вели наблюдения.  Я
должен отдать доклад в перепечатку не позже завтрашнего утра.
   - Если хотите, я его просмотрю, и, может быть, нам удастся поговорить с
первым помощником, хоть он сейчас и в отпуске.  Но  Дуайту  надо  бы  тоже
прочесть, прежде чем доклад пойдет дальше. Может быть, позвоните Мойре,  и
пускай она свезет его в Харкауэй?
   - А она там бывает? Я думал, она все время сидит в Мельбурне, обучается
машинописи и стенографии.
   - Не болтайте чепуху. Конечно же, она дома.
   Физик оживился:
   - Я могу сегодня же все отвезти Тауэрсу на "феррари".
   - Вы скоро останетесь без горючего, если станете его тратить  на  такие
прогулочки. Можно прекрасно доехать поездом.
   - Я поеду по службе, по делам флота, - возразил  Джон  Осборн.  -  Имею
право получить горючее из флотских запасов.  -  Он  наклонился  к  Питеру,
понизил голос. - Известен вам авианосец "Сидней"? В одной из  его  цистерн
имеется примерно три тысячи галлонов эфиро-спиртовой смеси. Там пытаются с
нею поднять в воздух самолет на поршневой  тяге,  только  пока  ничего  не
получается.
   - Но это горючее не про вас! - возмутился Питер.
   - Разве? Я поеду по делам флота, а может быть, и поважней,  чем  только
для флота.
   - Ладно, расскажите и мне про эту смесь. Годится она для малолитражного
"морриса"?
   - Придется помудрить с карбюратором и повысить сжатие двигателя. Выньте
прокладку, замените ее тоненькой медной пластиной и закрепите. Попытка  не
пытка.
   - А не опасно гонять в вашей машине по дорогам?
   - Ничуть, - сказал Осборн. - На дорогах сейчас и наскочить не  на  что,
разве только на трамвай. И на прохожих, конечно. Я всякий раз беру с собой
запасные свечи, а то при трех тысячах оборотов  в  минуту  их  забрасывает
маслом.
   - А какая у нее скорость при трех тысячах?
   - Ну, на самой большой скорости гонять не стоит. А так она делает  миль
сто в час или немного больше. Начинает с сорока пяти миль, потом, конечно,
разгоняется; надо, чтоб впереди дорога хоть ярдов на двести была свободна.
Я обычно выталкиваю  ее  из  гаража  на  Элизабет-стрит  вручную  и  потом
дожидаюсь перерыва между трамваями.
   Так он и поступил в этот день после обеда,  и  Питер  Холмс  помог  ему
толкать машину. Осборн втиснул папку с черновиком доклада  сбоку  сиденья,
на глазах собравшихся восхищенных зрителей влез в машину, застегнул ремень
безопасности и надел шлем.
   - Ради бога никого не угробьте, - негромко сказал ему Питер.
   - Все равно месяца через два все перемрут, и мы с вами тоже, -  заметил
физик. - Вот я и хочу прежде получить от своей тачки толику удовольствия.
   Мимо прошел трамвай,  и  Осборн  попробовал  запустить  остывший  мотор
стартером,  но  неудачно.  Мимо  прошел  еще  трамвай,  и  тотчас  десяток
добровольцев принялись подталкивать "феррари", но вот мотор заработал, и с
оглушительным треском выхлопа,  заверещав  шинами,  обдав  запахом  жженой
резины и облаком дыма, гоночная машина ракетой вырвалась из рук Осборновых
помощников. У "феррари" не было гудка, да ему и незачем  сигналить  -  его
слышно за добрых две мили; Джона Осборна больше заботило, что у него и фар
никаких нет, а к пяти часам уже темно. Чтобы доехать до Харкауэя, показать
капитану доклад и обернуться засветло, надо шпарить вовсю.
   На скорости пятьдесят миль в час он обогнал трамвай, круто  свернул  на
Лонгсдейл-стрит и, усевшись поудобнее, промчался  по  городу  на  скорости
семьдесят миль. Автомобили теперь стали редкостью, и, если б  не  трамваи,
на  улицах  не  встретишь  никаких  помех;  пешеходов   немало,   но   они
расступаются перед ним; не то в предместьях: на пустынных дорогах привыкла
играть детвора,  понятия  не  имеющая,  что  автомобиль  надо  пропустить;
Осборну не раз пришлось изо  всей  силы  жать  на  тормоза,  а  если  нога
соскальзывала с педали и машина с ревом проносилась дальше, у него  сердце
сжималось от страха перед  возможным  несчастьем,  и  он  утешался  только
мыслью, что тормоза-то особые, для гонок.
   Он домчался до Харкауэя за двадцать три минуты при скорости  в  среднем
семьдесят две мили в час и ни разу не переключил скорость на высшую. Срыву
обогнул клумбы, подкатил к дому, заглушил мотор; из дверей торопливо вышли
фермер с женой и дочерью и смотрели, как он снимает шлем и неуклюже -  все
суставы одеревенели - вылезает из машины.
   - Я к Дуайту Тауэрсу, - объяснил он. - Мне сказали, что он здесь.
   - Он как раз пытается уснуть, -  отрезала  Мойра.  -  До  чего  мерзкая
машина, Джон. Какая у нее скорость?
   - Что-то около двухсот в час. Мне нужно видеть Тауэрса по делу. У  меня
тут бумаги, он должен их посмотреть перед тем, как я отдам в  перепечатку.
А перепечатать надо не позднее завтрашнего дня.
   - Ну ладно. Не думаю, чтобы он сейчас спал.
   И она повела Осборна в запасную спальню.  -  Дуайт  не  спал,  сидел  в
постели.
   - Так и думал, что это вы, - сказал он. - Уже кого-нибудь угробили?
   - Пока нет, - ответил физик. - Надеюсь, первой жертвой буду я  сам.  Не
желаю провести последние дни своей жизни в  тюрьме.  Хватит  с  меня  двух
месяцев в "Скорпионе".
   Он открыл папку и объяснил, зачем приехал.
   Дуайт взял доклад и стал читать, изредка задавая  вопросы.  В  какую-то
минуту он сказал:
   - Жаль, что мы отключили ту радиостанцию. Может быть, нам еще разок дал
бы знать о себе старшина Суэйн.
   - Станция от него далеко.
   - У него ведь моторная лодка.  Может,  однажды  надоела  рыбалка  и  он
причалил бы там, подал весточку.
   - Не думаю, чтоб  он  мог  протянуть  так  долго,  сэр.  По-моему,  ему
оставалось никак не больше трех дней.
   Капитан кивнул.
   - Да, пожалуй, он не стал бы тратить на это время. Я бы не  стал,  будь
это мой последний день, да еще если рыба хорошо клюет.
   И продолжал читать, изредка задавая вопросы. Под конец сказал:
   - Все хорошо. Только лучше выкиньте  последний  пункт,  насчет  меня  и
лодки.
   - Я предпочел бы это оставить, сэр.
   - А я предпочитаю, чтобы вы  это  вычеркнули.  Мне  не  нравятся  такие
слова, когда человек просто-напросто исполняет ивой долг.
   - Как вам угодно. - И физик вычеркнул последний абзац.
   - Ваш "феррари" здесь?
   - Я на нем приехал.
   - Да, верно. Я же слышал. Смогу я увидеть его отсюда, из окна?
   - Да, он тут, рядом.
   Тауэрс поднялся и в пижаме подошел к окну.
   - Черт подери, вот это машина! Что вы будете с ней делать?
   - Участвовать в гонках. Времени осталось мало, так что  гоночный  сезон
откроют раньше обычного. Обычно начинают не раньше октября,  когда  дороги
просохнут. Хотя и зимой понемножку состязались. Я тоже до нашего рейса два
раза гонял.
   - Да, вы говорили. - Дуайт снова лег. - А я  никогда  не  участвовал  в
гонках. Никогда не водил такую машину. Какое при этом у гонщика чувство?
   - Душа в пятках. А как только все позади, хочется начать сызнова.
   - Вы и прежде этим занимались?
   Физик покачал головой.
   - Не было ни денег, ни времени. Но я всю жизнь об этом мечтал.
   - И таким способом вы хотите со всем покончить?
   Короткое молчание.
   - Да, хотелось бы так. Чем издыхать в грязи  и  рвоте  или  глотать  те
таблетки.  Только  неохота  мне  разбивать  машину.  Это  ведь   настоящее
произведение искусства. У меня не хватит духа умышленно ее уничтожить.
   - Пожалуй, вам и не придется сделать  это  умышленно,  если  вы  будете
гонять по непросохшим дорогам на скорости двести миль в час, -  усмехнулся
Дуайт.
   - Ну, об этом я тоже думал. Пускай теперь это, случится в любой день, я
не против.
   Тауэрс кивнул. Потом спросил:
   - Не может случиться, что то движение замедлится и даст нам  передышку,
такой надежды нет?
   Джон Осборн покачал головой.
   - Ни малейшей. Никаких признаков, пожалуй, наоборот -  процесс  немного
ускоряется. Вероятно потому,  что  чем  дальше  от  экватора,  тем  меньше
пространство,  поверхность  планеты;   от   широты   к   широте   радиация
продвигается быстрее. Видимо, последний срок - конец августа.
   Тауэрс опять кивнул.
   - Что ж, приятно знать. По мне пускай бы и раньше.
   - Вы собираетесь опять выйти в море на "Скорпионе"?
   - Такого приказа у меня  нет.  К  началу  июля  лодка  будет  в  полной
готовности.  Я  намерен  до  последнего   оставить   ее   в   распоряжении
австралийских властей. Наберется ли у меня достаточно команды, чтобы выйти
в плаванье, -  другой  вопрос.  Большинство  обзавелось  тут  в  Мельбурне
подружками, примерно четверть женились. Может быть, им и думать противно о
новом рейсе, кто их знает. Думаю, не пойдут.
   Помолчали.
   - Я почти завидую вам с вашим "феррари", - негромко сказал Дуайт.  -  А
вот мне предстоит нервотрепка и работа до самого конца.
   - А почему, собственно? - возразил физик. - Вам надо бы  взять  отпуск.
Поездить, посмотреть Австралию.
   Американец усмехнулся:
   - Не так много от нее осталось, что уж смотреть.
   - Да, верно. Хотя есть еще горы. По Маунт-Баллер и  по  Хотэму  лыжники
носятся как угорелые. Вы ходите на лыжах?
   - Уже лет десять не  ходил,  отвык.  Не  хотел  бы  я  сломать  ногу  и
встретить конец прикованным к постели...  Послушайте,  -  прибавил  он  не
сразу, - а там в горах не ловится форель?
   Джон Осборн кивнул.
   - Рыбная ловля у нас отличная.
   - Только в определенное время разрешается или  можно  рыбачить  круглый
год?
   - В Эйлдон Уэйр окуня берут круглый  год.  На  блесну,  с  лодки.  А  в
небольших горных речках хорошо ловится форель. - Он слабо улыбнулся. -  Но
сейчас не время для форели. Ловля разрешается только с первого сентября.
   Оба минуту помолчали.
   - Да, времени в обрез,  -  сказал  наконец  Дуайт.  -  Я  не  прочь  бы
денек-другой поудить форель, но, судя по  вашим  словам,  тогда  мы  будем
слишком заняты другим.
   - По-моему, невелика разница, если в этом году вы начнете на две недели
раньше.
   - Вот этого я не хочу, - серьезно сказал американец. - У себя в  Штатах
- пожалуй. Но в чужой стране, я считаю, надо строго соблюдать все правила.
   Время шло, на "феррари" не было фар, а медленней пятидесяти миль в  час
его не поведешь. Джон Осборн собрал бумаги, уложил в  папку,  простился  с
Тауэрсом и собрался в город.  И  уходя,  в  гостиной  Дэвидсонов  встретил
Мойру.
   - Как он, по-твоему? - спросила девушка.
   - В порядке, - ответил физик. - Разве что свихнулся малость.
   Мойра чуть нахмурилась, это уже не о детских игрушках.
   - А в чем дело?
   - Пока мы еще не  отправились  к  праотцам,  он  хотел  бы  день-другой
порыбачить, - отвечал двоюродный брат.  -  Но  ловить  форель  разрешается
только с первого сентября, и он не желает нарушать правила.
   Мойра ответила не сразу:
   - Ну и что тут такого? Он соблюдает  закон.  Не  то  что  ты  со  своей
мерзкой машиной. Где ты достаешь бензин?
   - Она заправляется не бензином. Я добываю горючее из пробирки.
   - Подозрительно попахивает твоя добыча, - заявила Мойра.
   Она следила, как он уселся на низком сиденье и застегнул  шлем,  злобно
затрещал оживший мотор, и  машина  умчалась,  оставив  на  клумбе  двойную
полукруглую вмятину - след разворота.


   Спустя две недели, в двадцать минут первого, мистер Алан Сайкс вошел  в
маленькую  курительную  клуба  "На  природе",  намереваясь  выпить.   Обед
подавали начиная с часу дня, и в комнате еще никого не было; мистер  Сайкс
налил себе джину и стоял в одиночестве,  обдумывая  некую  задачу.  Будучи
директором  департамента  по  делам  охоты  и  рыболовства,  он  в   своих
действиях,  невзирая  ни  на  какие  политические  соображения,  неизменно
соблюдал  благоразумные  правила  и  законы.  Нынешние   смутные   времена
перевернули привычный порядок, и теперь он маялся, выбитый из колеи.
   В курительную вошел сэр Дуглас Фрауд. Что-то походка у него нетвердая и
лицо еще краснее обычного, мысленно отметил мистер Сайкс.
   - Доброе утро, Дуглас, - сказал он. - Могу составить вам компанию.
   - Спасибо, спасибо, - обрадовался старик. - Выпьем  с  вами  испанского
хереса. - Он налил себе и Сайксу, рука его тряслась. - Знаете, я считаю, в
нашей клубной комиссии  по  винам  все  посходили  с  ума.  У  нас  больше
четырехсот бутылок великолепного хереса, сухой Руи де Лопес 1947  года,  и
комиссия, похоже, собирается так и оставить все это  в  погребе.  Дескать,
члены клуба все не выпьют, слишком высока цена. Я им сказал  -  не  можете
продать, говорю, так раздавайте даром. Не  пропадать  же  добру.  Так  что
теперь этому хересу одна цена с нашим  австралийским.  -  И  через  минуту
прибавил: - Дайте я налью вам еще, Алан. Качество выше всяких похвал.
   - Я выпью позже. Послушайте, если я не ошибаюсь, вы однажды  упоминали,
что Билл Дэвидсон вам родня?
   Старик закивал трясущейся головой.
   - То ли родственник, то ли  свойственник.  Кажется,  свойственник.  Его
мать вышла за моего... за моего... Нет, забыл. Что-то у меня память  стала
сдавать.
   - А вы знаете его дочь Мойру?
   - Славная девочка, только слишком  много  пьет.  Правда,  говорят,  она
предпочитает коньяк, это другое дело.
   - У меня из-за нее неприятности.
   - Как так?
   - Она была у министра, и он послал ее ко мне с запиской. Ей, видите ли,
угодно, чтобы мы в этом году пораньше разрешили ловить форель,  иначе  эта
форель вовсе никому не достанется. Полагаю, он  уже  заботится  о  будущих
выборах.
   - Разрешить ловлю форели раньше срока? То есть до первого сентября?
   - Вот такая идея.
   - Прескверная идея, скажу я вам. Рыба еще не кончит метать икру, а если
и кончит, будет еще очень плоха. Если  учинить  такое,  мы  останемся  без
форели на годы. Когда он намерен разрешить ловлю?
   - Он предлагает с десятого августа, - сказал мистер Сайкс и,  помедлив,
прибавил: - Это ваша родственница, девица эта затеяла.  Едва  ли