м. В такое время, как сейчас,  многие  просто
не могут без спиртного. - Он оглядел полицейского на углу. - Видно, и ваши
полицейские того же мнения, по крайней мере здесь, в городе. Я еще ни разу
не видел, чтобы пьяного забрали, а уж если - так не за то, что напился.
   Прощаясь на станции. Мойра поблагодарила его и пожелала спокойной ночи.
   - Чудный был вечерок, - сказала она. - И весь день тоже. Спасибо вам за
все, Дуайт.
   - Мне тоже было очень приятно, Мойра, - ответил он. - Я уже сто лет  не
танцевал.
   - А танцуете совсем не плохо, - заметила Мойра. Потом  спросила:  -  Вы
уже знаете, когда надо будет идти на север?
   Он покачал головой:
   - Пока не знаю. Как раз перед тем, как мы сошли на берег, мне передали,
что в понедельник утром мне и капитан-лейтенанту  Холмсу  надо  явиться  к
адмиралу Хартмену. Думаю, тогда мы получим все распоряжения  и,  возможно,
уже днем отчалим.
   - Желаю удачи, - сказала Мойра. - Вы мне позвоните, когда  вернетесь  в
Уильямстаун?
   - Ну конечно. С удовольствием. Может быть, мы опять пройдемся  на  яхте
или поужинаем и потанцуем, как сегодня.
   - Вот будет весело! А теперь надо бежать, не то мой  поезд  уйдет.  Еще
раз до свиданья и спасибо за все.
   - Сегодня было очень весело, - сказал Дуайт. - До свиданья.
   Он стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась  в  толпе.  Сзади,  в
легком летнем платье, она немного напоминает Шейрон - или, может быть,  он
уже забывает и путает? Нет, и правда немного  напоминает  Шейрон  -  почти
такая же походка. А больше ничего общего. Быть может,  оттого  она  ему  и
нравится - самую малость чем-то напоминает жену.
   Он круто повернулся и пошел к поезду на Уильямстаун.
   Наутро он отправился в Уильямстаунскую церковь - если только  позволяли
обстоятельства, он никогда не пропускал воскресную службу. А в понедельник
в десять утра они с Питером Холмсом были уже в приемной главнокомандующего
военно-морскими силами вице-адмирала Дэвида Хартмена.
   - Он сию минуту вас примет, сэр, - сказал секретарь.  -  Насколько  мне
известно, он поедет с вами обоими в резиденцию правительства.
   - Вот как?
   Лейтенант кивнул.
   - Он распорядился подать машину. - Тут зажужжал зуммер, молодой человек
скрылся в кабинете и тотчас вышел. - Заходите, пожалуйста.
   Они прошли в кабинет. Вице-адмирал поднялся им навстречу.
   - Доброе утро, капитан  Тауэрс.  Доброе  утро,  Холмс.  Премьер-министр
хочет поговорить с вами перед вашим походом, так  что  сейчас  мы  к  нему
отправимся. Но сначала я хочу вручить вам вот это. - Он повернулся и  взял
со стола объемистую пачку отпечатанных на машинке  листов.  -  Это  доклад
командира  американской  подводной  лодки  "Меч-рыба"  о  его  походе   из
Рио-де-Жанейро в Северную Атлантику. - Он подал машинописные листы Дуайту.
- Очень жаль, что это получено с таким запозданием, но радиостанции  Южной
Америки чрезвычайно загружены, а доклад  очень  длинный.  Возьмите  его  с
собой и почитайте на досуге.
   Американец взял пачку, с любопытством полистал.
   - Это будет для нас драгоценным подспорьем, сэр.  Есть  тут  что-нибудь
такое, что повлияет на план операции?
   -  Не  думаю.  Он  обнаружил  высокую  радиоактивность  -   атмосферную
радиоактивность  -  на  всем  обследованном   пространстве,   на   севере,
естественно, больше, чем на юге. Погрузился он... давайте-ка  посмотрим...
- Вице-адмирал взял у Дуайта бумаги, быстро перевернул несколько  страниц.
- Погрузился на втором градусе южной широты, возле Парнаибы  и  весь  рейс
шел с погружением; когда возвращался, всплыл опять на  поверхность  только
на пятом градусе южной широты вблизи Сан-Роке.
   - Сколько же времени он оставался под водой, сэр?
   - Тридцать два дня.
   - Наверно, это рекорд.
   Вице-адмирал кивнул:
   - Как будто так. Кажется, где-то он  об  этом  упоминает.  -  Он  отдал
Тауэрсу бумаги. - Так вот, возьмите это и внимательно прочитайте. Получите
представление об обстановке на севере. Кстати, если вы захотите сами с ним
связаться, он направился на "Меч-рыбе" в Уругвай. Сейчас он в Монтевидео.
   - А в Рио становится опасно, сэр? - спросил Питер.
   - Да, это надвигается все ближе.
   Они вышли из кабинета, во дворе ждал электробус. Он бесшумно покатил по
пустынным городским улицам на обсаженную деревьями Коллинз-стрит, к зданию
правительства. Через  несколько  минут  они  уже  сидели  вокруг  стола  в
обществе премьер-министра Австралии Доналда Ритчи.
   - Я хотел увидеть вас до вашего отплытия, капитан, - сказал премьер,  -
хочу сказать несколько слов о  цели  вашего  рейса  и  пожелать  удачи.  Я
ознакомился с планом операции, мне почти нечего добавить. Вы направляетесь
к Кэрнсу, Порт-Морсби и Дарвину и доложите о том, какова  там  обстановка.
Разумеется, особенно интересно выяснить,  уцелела  ли  там  хоть  какая-то
жизнь, будь то люди или  животные.  И  сохранилась  ли  растительность.  И
морские птицы, если вам удастся что-нибудь о них узнать.
   - Это, думаю, будет нелегко, сэр, - заметил Дуайт.
   - Да, я тоже так полагаю. Во всяком случае, насколько мне  известно,  с
вами отправляется ученый из НОНПИ.
   - Да, сэр, мистер Осборн.
   Премьер-министр привычно провел рукой по лицу.
   - Так вот. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Более того, я
запрещаю вам рисковать. Мне нужно, чтобы-вы вернулись,  сохранив  лодку  в
целости и команду в добром  здоровье.  Будьте  осторожны,  когда  решаете,
выйти ли вам самому на палубу, всплыть ли лодке, следуйте  советам  вашего
научного консультанта. Вот рамки, которыми вы ограничены, в этих  пределах
нам нужны все сведения, какие только можно получить. Если позволит уровень
радиации, неплохо бы выйти на берег и осмотреть города.  Но  едва  ли  это
возможно.
   Вице-адмирал покачал головой.
   - Сильно  сомневаюсь.  Думаю,  когда  вы  достигнете  двадцать  второго
градуса южной широты, вам уже надо будет погрузиться.
   Американец быстро прикинул:
   - Это южнее Таунсвила.
   - Да, - медленно произнес премьер. - Да. В  Таунсвиле  еще  есть  живые
люди.   Вам   категорически   запрещается   туда   заходить,   разве   что
военно-морское ведомство особым  приказом  изменит  план  операции.  -  Он
поднял голову и посмотрел американцу в глаза. - Вам это  может  показаться
жестокостью, капитан. Но вы ничем не в силах им помочь, а дать им  увидеть
вашу лодку значит  только  пробудить  напрасные  надежды.  И  кроме  всего
прочего, обстановка в Таунсвиле нам  известна.  У  нас  еще  есть  с  ними
телеграфная связь.
   - Я понимаю, сэр.
   - И последнее, о чем  я  должен  вас  предупредить.  Вам  категорически
запрещается во время рейса брать кого бы то ни было на борт, разве  только
вы получите на это особое разрешение по радио от Адмиралтейства. Я уверен,
вы понимаете, насколько важно, чтобы ни вы, ни члены вашей  команды  ни  в
коем случае не соприкасались с человеком, подвергшимся облучению. Вам  все
ясно?
   - Все ясно, сэр.
   Премьер-министр поднялся.
   - Итак, удачи вам всем. Буду ждать  новой  встречи  с  вами  через  две
недели, капитан Тауэрс.



3

   Спустя девять дней, на исходе ночи, подводная лодка Соединенных  Штатов
"Скорпион" стала всплывать. В сером предрассветном сумраке, под блекнущими
звездами,  подле  Песчаного  мыса  близ  Бандаберга,  штат  Квинсленд,  на
двадцать четвертом  градусе  южной  широты  из  спокойных  вод  показались
перископы. На этой глубине лодка оставалась четверть часа - за  это  время
капитан  по  маяку  на  далеком  берегу  и   по   эхо-сигналам   определил
местоположение лодки, а Джон Осборн, досадливо и неловко тыча  пальцами  в
кнопки своих инструментов, определил уровень  радиации  в  атмосфере  и  в
море. Затем  лодка  выскользнула  из  глубины  -  длинная  серая  стальная
скорлупа, низко сидящая в воде - и со скоростью двадцати  узлов  двинулась
на юг. На мостике с лязгом откинулся люк, на палубу вышел дежурный офицер,
за ним капитан, потом еще и еще люди. В  безветрии  раскрылись  носовые  и
кормовые торпедные люки и  внутрь  на  смену  застоявшемуся  пошел  свежий
воздух. От надстройки к носу и корме протянули леера, и все члены команды,
свободные от  вахты,  выбрались  на  палубу  вдохнуть  утреннюю  свежесть,
побледневшие, счастливые оттого, что можно  наконец  выйти  из  заточения,
увидеть восходящее  солнце.  Лодка  не  всплывала  на  поверхность  больше
недели.
   Через полчаса все проголодались,  уже  несколько  дней  никому  так  не
хотелось есть. Когда удар гонга позвал к завтраку, все  так  и  посыпались
вниз, повара же в свой черед поднялись на палубу. Отстояв вахту, поспешили
поглядеть на яркое солнышко все, кто освободился. Вышли на мостик офицеры,
закурили, и вступил в свои права обычный порядок похода на поверхности, по
синим водам "Скорпион" направился на юг, к берегам  Квинсленда.  Поставили
радиомачту,   сообщили,   где   находятся.   А   потом   стали   принимать
развлекательную  передачу,  и,  сливаясь  с  бормотаньем  турбин  и  шумом
вспененной воды за бортом, лодку наполнила легкая музыка.
   На мостике капитан сказал офицеру связи:
   - Трудновато нам будет написать этот отчет.
   Питер кивнул:
   - Насчет танкера, сэр.
   - Вот именно, насчет танкера, - сказал Дуайт.
   В Коралловом море, между Кэрнсом и Порт-Морсби, они  обнаружили  судно.
Это оказался танкер, без груза, с одним только балластом, при  выключенных
машинах, его несло по воле волн.  Танкер  был  из  Амстердама.  Подводники
обошли его кругом, окликая через рупор, но ответа не  получили,  и  только
через перископ подробно осмотрели, сверяясь  по  справочнику  Ллойда.  Все
шлюпки оставались на месте, закрепленные на шлюпбалках, но нигде ни  души.
И корпус ржавый, весь  покрыт  ржавчиной.  Под  конец  решили,  что  судно
давным-давно покинуто и носится по волнам со времен войны; пострадало оно,
похоже, только от непогоды,  никаких  повреждений  не  видно.  Тут  ничего
нельзя было поделать, атмосфера слишком насыщена радиацией - на палубу  не
выйдешь, подняться на  танкер  нечего  и  думать,  даже  если  бы  удалось
взобраться на его  крутой  борт.  И  час  спустя  "Скорпион"  пошел  своей
дорогой,  оставив  безжизненное  судно  на  прежнем  месте,  -  его   лишь
сфотографировали  через  перископ  да  записали  координаты.  И  это   был
единственный корабль, который они повстречали за все время рейса.
   - Я доложу покороче, ограничусь сведениями нашего непогрешимого Джона о
радиоактивности.
   - В сущности, это самое главное, -  согласился  капитан.  -  И  еще  та
собака.
   Да, было не так-то просто написать отчет  о  рейсе,  слишком  мало  они
видели и узнали. К Кэрнсу подошли не погружаясь, но  на  мостик  никто  не
поднялся, слишком сильна  была  радиация.  Чтобы  приблизиться  к  Кэрнсу,
пришлось очень осторожно пробираться через Большой Барьерный риф, на  ночь
даже легли в дрейф - Дуайт рассудил, что слишком опасно идти в  темноте  в
этих водах, где маяки и створные огни  слишком  ненадежны.  Когда  наконец
разглядели Грин-Айленд и подошли поближе,  в  облике  города  не  заметили
ничего необычного. Он стоял на берегу, омытый  солнечным  светом,  за  ним
стеной  поднималось  Атертонское  плоскогорье.  В  перископ   видны   были
осененные пальмами улицы, магазины, больница, опрятные одноэтажные  виллы,
поднятые над землей на сваях в  защиту  от  термитов;  кое-где  на  улицах
стояли неподвижно автомобили, развевались два-три флага. "Скорпион" прошел
к реке, в док. И здесь все выглядело очень обыкновенно  и  естественно,  в
устье реки стояли на якоре рыбачьи лодки;  на  верфи  ни  одного  корабля.
Вдоль верфи вереницей  выстроились  подъемные  краны,  все  они  аккуратно
закреплены. Хотя "Скорпион" подошел совсем близко, на берегу почти  ничего
не удалось увидеть: перископ слишком мало поднимался над опалубкой  верфи,
а город за нею заслоняли здания  портовых  складов.  Только  и  виден  был
затихший порт, в точности как бывает  по  воскресеньям  или  в  праздники,
разве что тогда здесь сновали  бы  ялики  и  яхты.  На  пристани  появился
большой черный пес и, завидев перископ, свирепо залаял.
   Часа два они оставались в устье реки, подле  верфи,  и  звали,  включив
громкоговоритель на полную мощность, так что зов наверняка  разносился  по
всему городу. Никакого отклика не дождались, город спал непробудным сном.
   "Скорпион" повернул, отошел немного от верфи, опять стали видны "Стрэнд
-отель" и часть торгового центра. Постояли здесь, опять звали и  опять  не
получили ответа. И отступились, пошли в открытое море, надо  было  дотемна
выбраться за Барьерный риф. Если не считать  данных  об  уровне  радиации,
собранных Джоном Осборном, они ничего не узнали, разве что получили своего
рода отрицательные сведения: Кэрнс с виду остается в  точности  таким  же,
каким  был  всегда.  Улицы  залиты  солнцем,  на  дальних  горных  склонах
пламенеют заросли банксии, витрины  магазинов  затенены  навесами  широких
веранд. Приятный уголок для жизни в тропиках, только, похоже, никто  здесь
не живет, кроме одной-единственной собаки.
   Таков же оказался и Порт-Морсби. С моря, глядя в перископ,  не  заметно
было, что с городом хоть что-то неладно. На рейде стояло на якоре торговое
судно, приписанное к Ливерпулю, с  борта  спущен  трап.  Еще  два  корабля
выброшены на берег - должно быть, однажды  во  время  шторма  не  удержали
якоря.  Подводники  провели  здесь  несколько  часов,  обошли  весь  рейд,
заглянули в док, опять и опять звали  через  громкоговоритель.  Ответа  не
было, но совсем не заметно было, чтобы с  городом  случилось  неладное.  И
спустя  некоторое  время  "Скорпион"  ушел,  явно   незачем   было   здесь
оставаться.
   Через два дня достигли Дарвина и остановились  в  гавани,  под  высоким
берегом.   Здесь   в   перископ   видны   были   только    верфь,    крыша
правительственного  здания  да  часть  отеля  "Дарвин".  На  якоре  стояли
рыболовные суда, и подводники некоторое время кружили среди них, окликая и
разглядывая в  перископ.  И  опять  ничего  не  узнали,  только  пришли  к
заключению, что под конец люди старались умереть пристойно.
   - Так поступают звери, - сказал Джон Осборн. - Забираются в  берлоги  и
норы и там умирают. Горожане, наверно, все лежат в своих постелях.
   - Хватит об этом, - сказал капитан Тауэрс.
   - Но это правда, - возразил ученый.
   - Хорошо, пусть правда. И не будем больше об этом говорить.
   Да, не так-то легко будет написать отчет.
   Они оставили Дарвин, как оставили перед тем Кэрнс и Порт-Морсби, и,  не
всплывая  на  поверхность,  прошли  обратно  через   Торресов   пролив   и
направились вдоль квинслендского берега на юг. Теперь на всех  сказывалось
пережитое в рейсе  напряжение;  пока,  спустя  три  дня  после  отхода  из
Дарвина, не всплыли на поверхность, люди почти  не  разговаривали  друг  с
другом. Лишь теперь, побывав на палубе и глотнув свежего воздуха, Дуайт  с
помощниками выбрали время обдумать, что же могут они  рассказать  о  своем
рейсе, когда вернутся в Мельбурн.
   Они обсуждали это после обеда, сидя в кают-компании и дымя сигаретами.
   - Разумеется, то же самое обнаружила и "Меч-рыба", -  сказал  Дуайт.  -
Они ровным счетом ничего не увидели ни в Штатах, ни в Европе.
   Питер потянулся за изрядно потрепанным отчетом, что лежал  позади  него
на буфете, хотя за время рейса и так без конца читал его и перечитывал.
   - Вот о чем я ни разу не подумал, -  медленно  произнес  он.  -  Совсем
упустил из виду, а ведь это  очень  верно.  У  них  тут  нет  ни  слова  о
положении на берегу.
   - Они не могли посмотреть, что делается на берегу, точно так же, как не
смогли мы, - сказал капитан. - Никто никогда не узнает, как на самом  деле
выглядит "горячий" город, пораженный  радиацией.  И  вообще  все  северное
полушарие.
   - Так оно и лучше, - сказал Питер.
   - Я думаю, так и должно  быть,  -  подтвердил  капитан.  -  Есть  вещи,
которые видеть не следует.
   - Сегодня ночью я думал об этом, - сказал Джон Осборн. - Приходило  вам
в голову, что больше никто никогда -  ни-ког-да  -  не  увидит  Кэрнса?  И
Морсби, и Дарвина?
   Собеседники уставились на него во все глаза, эта мысль поразила обоих.
   - Никто не мог увидеть больше, чем видели мы, - сказал капитан.
   - А кто, кроме нас, мог бы туда попасть? Но мы туда больше  не  пойдем.
Времени не останется.
   - Да, верно, - задумчиво сказал Дуайт. -  Едва  ли  нас  еще  раз  туда
пошлют. Я об этом не подумал, но вы правы. После нас ни  одна  живая  душа
уже не увидит этих мест. - Он  помолчал.  -  А  мы,  по  сути,  ничего  не
увидели. Что ж, я думаю, так и должно быть.
   Питер беспокойно выпрямился.
   - А ведь это принадлежит истории, - сказал он. - Должен же где-то  быть
полный  отчет,  правда?  Пишет  кто-нибудь  что-то  вроде  истории  нашего
времени?
   - Ничего такого не слыхал, - сказал Джон Осборн. -  Попробую  выяснить.
Только навряд ли есть смысл писать то, чего никто не прочтет.
   - Все равно, что-то следовало бы записать, - сказал американец. -  Даже
если читать будут только в ближайшие месяцы. - Он немного помолчал. -  Вот
я хотел бы прочитать историю этой последней войны. Какое-то время я в  ней
был замешан и, однако, ровным счетом ничего про нее не знаю. Неужели никто
ничего не писал?
   - Во всяком случае не историю, - сказал Осборн. - По крайней мере  я  о
таком не слыхал. Со сведениями, которые мы собрали, конечно, познакомиться
можно, но они бессвязны и отрывочны. Думаю, там слишком много провалов,  о
многом нам совсем ничего не известно.
   - Я не прочь разобраться хотя бы в том,  что  нам  известно,  -  сказал
капитан.
   - В чем именно, сэр?
   - Для начала - сколько сброшено бомб? Я имею в виду - атомных.
   -  Сейсмографы  отметили  примерно  четыре  тысячи  семьсот.  Некоторые
донесения ненадежны, возможно, было больше.
   - И в том числе сколько больших - термоядерных, водородных, как там они
у вас называются?
   - Не могу сказать  точно.  Вероятно,  большинство.  В  русско-китайской
войне  все  были  водородные.  И,  думаю,  большинство  -  с   кобальтовой
оболочкой.
   - Почему они это сделали? Почему применили кобальт? - спросил Питер.
   Ученый пожал плечами.
   - Такова радиологическая война. Больше ничего не могу сказать.
   - А я, пожалуй, могу, - заметил американец.  -  За  месяц  до  войны  я
слушал  лекции  для  командного  состава  в  институте  Йерба   Буэна,   в
Сан-Франциско. Нам сообщили предположения о том, что может произойти между
Россией и Китаем. Это ли через полтора месяца произошло на самом деле  или
что другое - об этом я знаю не больше вашего.
   Джон Осборн спросил негромко:
   - Что же именно вам сказали?
   Капитан помедлил, вспоминая.
   - Все это связано с тепловодными морскими портами, -  сказал  он.  -  У
русских зимой не замерзает только один-единственный порт - Одесса,  а  она
находится на Черном море. Чтобы выйти из Черного моря в океан, судам  надо
миновать два узких пролива - Босфор и Гибралтар, а во время войны оба  они
- под контролем НАТО. Мурманск и Владивосток зимой  можно  использовать  с
помощью ледоколов, но оба эти порта чересчур  далеки  от  тех  мест,  куда
Россия поставляет свои товары.  -  Он  опять  помедлил.  -  Тот  малый  из
Интеллидженс сервис нам заявил, что Россия хочет заполучить Шанхай.
   - Это было бы удобно для промышленности Сибири? - спросил ученый.
   Капитан кивнул.
   - Вот именно. Во время второй  мировой  войны  русские  перевели  очень
многие свои заводы по Транссибирской магистрали на  восток,  за  Урал,  до
самого озера Байкал. Построили там новые города и все такое. Но оттуда  до
одесского порта очень, очень далеко. Путь до Шанхая примерно вдвое короче.
   - И вот что еще он нам сказал, - помолчав, задумчиво продолжал  Тауэрс.
- В Китае народу втрое больше, чем в России, страна отчаянно перенаселена.
А под боком, за северной  границей,  у  России