министру
пришло бы такое в голову, если бы не она.
   - По-моему, затея дикая. Совершенно безответственная. Бог весть до чего
мы докатимся...
   Они продолжали это обсуждать, а между тем появлялись еще  и  еще  члены
клуба и тоже вступали в беседу. И мистер Сайкс убедился, что большинство -
за перенос заветной даты.
   - В конце концов, - заявил кто-то, - по вкусу вам это или не по  вкусу,
если погода хороша и люди могут выбраться в августе, они все равно  начнут
рыбачить. И вам не удастся ни оштрафовать их, ни засадить в тюрьму: на суд
не останется времени. С таким же успехом можете  установить  более  раннюю
дату, и неизбежность обернется  благоразумием.  Конечно,  -  рассудительно
прибавил оратор, - порядок будет изменен только на один год.
   - По-моему, прекрасная мысль, - заметил известный врач,  специалист  по
глазным болезням. - Если рыба попадется плохая, не обязательно  брать  ее;
просто выпустим обратно в речку. Если начать пораньше,  форель  не  станет
клевать на муху, придется нам ловить на блесну. Но все равно я  за  ранний
лов. Уж если помирать, так я хотел бы умереть в солнечный денек на берегу,
с удочкой в руках.
   - Как тот матрос, которого потеряла  американская  подводная  лодка,  -
подсказал кто-то.
   - Да, вот именно. По-моему, тот парень поступил очень разумно.
   Итак, мистер Сайкс ознакомился с мнением наиболее влиятельных личностей
в городе, и на душе у него полегчало; он возвратился  к  себе  в  кабинет,
позвонил министру и в тот же день набросал для передачи по радио сообщение
из  тех,  что  знаменуют  быстрые  перемены  в  политике,   продиктованные
требованиями времени, легко  осуществляемые  в  небольших,  высокоразвитых
странах и весьма характерные для Австралии. Дуайт Тауэрс услышал новость в
тот  же  день  в  гулкой  безлюдной  кают-компании  британского  авианосца
"Сидней" и возликовал, нимало не подозревая о связи между этим событием  и
своим недавним разговором с  Джоном  Осборном.  Он  тотчас  начал  строить
планы,  хорошо  бы  испытать  удочку  сына.  Вопрос  -  как  добраться,  с
транспортом  трудно,  однако  Главнокомандующему   военно-морским   флотом
Соединенных Штатов под силу одолеть трудности.
   В той части Австралии, где жизнь  в  этом  году  еще  продолжалась,  на
переломе зимы люди как бы расслабились. К  началу  июля,  когда  кончились
Брокен-Хилл и Перт, в Мельбурне работали только немногие, и лишь там,  где
без  этого  не   обойтись.   Без   перебоев   действовало   электричество,
производились основные продукты питания, но, чтобы раздобыть  топливо  для
очага и предметы весьма  относительной  роскоши,  людям,  не  обремененным
другими делами, надо было изловчиться. С каждой неделей все заметнее брала
верх трезвость; еще случались шумные  пирушки,  еще  попадались  спящие  в
канаве пьяные, но куда реже прежнего. И, словно гонцы  наступающей  весны,
понемногу появились на пустынных дорогах автомобили.
   Сперва трудно было понять, откуда они взялись и  откуда  взяли  бензин,
при ближайшем рассмотрении оказывалось, каждый  случай  -  единственный  в
своем роде. Владелец дома, который арендовал Питер Холмс, явился однажды с
фургончиком "холден" забрать на дрова сваленные когда-то деревья и не  без
смущения пояснил, что сохранил немножко драгоценной  жидкости  для  чистки
одежды. Некий родич  Холмсов,  военный  летчик,  приехал  навестить  их  с
Лавертонского аэродрома на быстроходной военной  малолитражке  и  пояснил,
что экономил бензин, а дольше его беречь нет  смысла:  явный  вздор,  Билл
отродясь ничего не экономил. Один механик с нефтеперегонного завода  фирмы
Шелл в Корайо уверял, что умудрился купить немного бензина на черном рынке
в Фицрое, но решительно отказался назвать негодяя продавца.  Точно  губка,
под давлением обстоятельств Австралия начала по  капле  выжимать  из  себя
бензин, шли недели - и капли слились в струйку.
   Однажды Питер Холмс, прихватив канистру, съездил в  Мельбурн  навестить
Джона Осборна. В этот вечер он впервые за два года услышал,  как  работает
мотор его маленького "морриса", машина извергала  клубы  черного  дыма,  и
наконец Питер выключил мотор и мудрил над "моррисом", покуда не  избавился
от такого неряшества. И покатил по дороге, рядом сидела ликующая Мэри,  на
коленях у нее - Дженнифер.
   -  Мы  как  будто  только-только  заполучили  свою  первую  машину!   -
воскликнула Мэри. - Чудесно, Питер! А ты не сможешь достать еще бензина?
   - Мы его сберегли, - ответил муж.  -  Сэкономили.  В  саду  зарыто  еще
несколько жестянок, но никому нельзя говорить сколько.
   - Даже Мойре?
   - Боже упаси. Ей - ни в коем случае.  -  Он  задумался.  -  Теперь  еще
закавыка - покрышки. Ума не приложу, как с этим быть.
   Назавтра он отправился в Уильямстаун, въехал в ворота порта и  поставил
машину на пристани рядом с почти совсем обезлюдевшим авианосцем. А вечером
на машине вернулся домой.
   Его обязанности  на  верфи  теперь  были  чисто  символические.  Ремонт
подводной  лодки  подвигался  черепашьим  шагом,  и   присутствие   Питера
требовалось не чаше двух раз в неделю, что  было  очень  кстати  при  том,
сколько хлопот доставляла собственная малолитражка. Дуайт Тауэрс  проводил
в порту почти каждое утро,  но  и  он  тоже  обрел  свободу  передвижения.
Однажды утром  за  ним  послал  адмирал  Хартмен,  с  непроницаемым  видом
объявил, что Главнокомандующему военно-морскими силами Соединенных  Штатов
не подобает обходиться без личного транспорта, и Дуайт получил  в  подарок
свежевыкрашенный в серый цвет "шевроле" и  при  нем  водителя  -  старшину
Эдгара. На этой машине Дуайт чаще всего  ездил  в  клуб  обедать,  либо  в
Харкауэй, где шагал за волом, разбрасывая по  выгонам  навоз,  а  старшина
перелопачивал силос.
   Конец июля почти для всех прошел очень славно. Погода, как полагается в
эту пору, была неважная - сильный ветер, частые дожди,  температура  упала
почти  до  сорока,  но  люди  отбросили  прежние   досадные   ограничения.
Еженедельное жалованье  не  стоило  большого  труда  и  не  имело  особого
значения: если явишься в пятницу на службу,  скорее  всего  получишь  свою
пачку бумажек независимо от того, работал ты или нет, а получив,  едва  ли
найдешь им применение. Если сунуть в  кассу  в  мясной  лавке  деньги,  их
возьмут, а не сунуть - никто не огорчится,  и  если  мясо  есть,  попросту
возьмешь, сколько надо. Если его нету, пойдешь и поищешь в  другом  месте.
Весь день в твоем распоряжении.
   Высоко в горах лыжники катались в будни не меньше, чем по воскресеньям.
Мэри и Питер Холмс разбили в своем садике новые  клумбы,  обнесли  забором
огород и посадили вокруг страстоцвет: вырастет и  обовьет  колья  сплошной
завесой. Никогда прежде у них не находилось столько досуга  для  работы  в
саду и для подобных новшеств.
   - Будет так красиво, - с удовольствием говорила Мэри.  -  У  нас  будет
самый красивый маленький садик во всем Фолмуте.
   В  городском  гараже  Джон  Осборн  с  кучкой  добровольных  помощников
увлеченно  трудился  над  своим   "феррари".   В   те   времена   главными
автомобильными состязаниями в южном полушарии были гонки на  Большой  приз
Австралии, и в этом  году  решено  было  вместо  ноября  назначить  их  на
семнадцатое   августа.   Прежде   гонки   происходили    в    мельбурнском
Альберт-парке, это примерно то же, что Центральный парк  в  Нью-Йорке  или
лондонский  Гайд-парк.  Организаторам  хотелось  и  эти  последние   гонки
провести в Альберт-парке, но они столкнулись с неодолимыми трудностями.  С
самого начала стало ясно - не хватит ни распорядителей, ни рабочих,  чтобы
обеспечить простейшие меры безопасности для зрителей,  которых,  вероятно,
наберется тысяч  полтораста.  Вполне  возможно,  что  какую-нибудь  машину
занесет, она сорвется с трассы и убьет нескольких зрителей, а  на  будущие
годы разрешение проводить автомобильные гонки в парке,  пожалуй,  дано  не
будет, но это никого особенно  не  волновало.  Однако  вряд  ли  наберется
достаточно распорядителей, чтобы удержать толпу, готовую хлынуть на дорогу
и оказаться на пути мчащихся машин, а сколь ни необычные настали  времена,
редкий водитель способен врезаться в толпу зевак на скорости сто  двадцать
миль в час. Гоночная машина быстроходна, но хрупка и при столкновении даже
с одним человеком выбывает из состязаний. Итак, с сожалением порешили, что
проводить Большие гонки в Альберт-парке непрактично и следует перенести их
на трассу в Турадине.
   Тем самым гонки  становились  как  бы  развлечением  только  для  самих
участников: при теперешних трудностях с транспортом едва ли много зрителей
сумеют  выехать  за  сорок  миль  от  города.  Против  ожиданий,  желающих
участвовать оказалась уйма. Едва ли не каждый  житель  Виктории  и  Нового
Южного Уэлса, кто  владел  быстроходной  машиной,  новой  ли,  старой  ли,
вызвался соперничать за обладание главным австралийским  призом,  а  машин
сыскалось около двухсот восьмидесяти. Такое множество немыслимо было сразу
выпустить на трассу, они лишь помешали  бы  настоящим  гонщикам,  и  перед
великим днем по воскресеньям дважды заранее устраивались отборочные заезды
для машин разных классов.  Эти  пробы  устраивались  по  жребию,  и  Джону
Осборну выпало  состязаться  с  трехлитровым  "мазерати"  опытного  Джерри
Коллинза, парочкой  "ягуаров",  "буревестником",  двумя  "бугатти",  тремя
"бентли" давних выпусков и чудищем - метисом,  состряпанным  из  шасси  от
"лотоса" и авиамотора "джипси куин" мощностью  почти  в  триста  лошадиных
сил, при очень малом переднем  обзоре;  смастерил  и  водил  эту  диковину
молодой авиамеханик Сэм Бейли, и слыла она очень резвой.
   Из-за дальности расстояния от города зрителей вдоль трехмильной  трассы
набралось не густо. Дуайт Тауэрс прибыл в служебном  "шевроле",  прихватив
по пути Мойру Дэвидсон и чету Холмс. В этот день  намечались  заезды  пяти
классов, начиная с самых маленьких машин, каждый - на пятьдесят миль.  Еще
до конца  первого  заезда  организаторы  спешно  вызвали  по  телефону  из
Мельбурна две добавочные санитарные кареты - две обеспеченные  заранее  не
справлялись.
   Начать с того, что трасса была  мокрая  после  дождей,  хотя  во  время
первого заезда с неба еще не капало. Шесть "лотосов" состязались с восемью
"Куперами" и пятью военными малолитражками "МГ",  одним  малышом  из  этой
пятерки управляла молодая девушка, мисс  Фэй  Гордон.  Трасса  протянулась
примерно на три мили. За длинной прямой с ремонтными  пунктами  посередине
поджидала небольшая извилина, а за нею сворачивала влево дуга ровно в  180
градусов, с широким радиусом,  огибая  озерко,  оно  так  и  называлось  -
Дуговое. Дальше - Сенной угол, правый поворот градусов на  120  и  наконец
"Шпилька", крутой изгиб влево, на  вершину  взгорка,  -  здесь,  казалось,
тупик, а на  самом  деле  спуском  отсюда  начинался  обратный  путь.  Эта
обратная  дорога,  легко  проходимая,  лишь  чуть   волнистая,   в   конце
сворачивала влево и тотчас круто сбегала с холма к острому  углу  поворота
вправо, место  это  называлось  Оползень.  Отсюда  плавный  левый  поворот
выводил назад, на финишную прямую.
   С самого начала первого заезда ясно стало - состязания будут необычные.
Гонщики так рванули с места, что не оставалось сомнений: они  не  намерены
щадить ни машины, ни соперников, ни самих себя. Первый круг чудом  одолели
все, а потом пошла беда за бедой. Одна из "МГ" на Сенном углу завертелась,
сорвалась с дороги, и ее понесло по неровной обочине, заросшей низкорослым
кустарником.  Водитель  протаранил  кустарник,  не  останавливаясь,  круто
повернул и ухитрился  вновь  выехать  на  дорогу.  Шедший  следом  "купер"
вильнул, чтобы  на  нее  не  налететь,  на  скользкой  мокрой  дороге  его
развернуло боком - и тут-то в него, в самую середину,  врезался  еще  один
"купер", настигавший сзади. Первого водителя убило мгновенно,  обе  машины
беспорядочной грудой свалились  на  обочину,  второго  водителя  отбросило
прочь  со  сломанной  ключицей  и  внутренними  кровоизлияниями.  Водитель
малыша, проходя по второму  кругу,  мельком  удивился  -  из-за  чего  тут
случилась авария.
   Во время пятого круга один из "лотосов" обогнал Фэй Гордон на  финишной
прямой, а потом, в тридцати ярдах перед нею, на мокрой дороге  у  Дугового
озера, его завертело. Другой "лотос"  обходил  ее  справа;  ей  оставалось
только взять левее. На скорости девяносто пять миль  в  час  она  сошла  с
трассы, в отчаянной попытке вернуться на нее пересекла полоску земли подле
озера,  налетела  боком  на  кусты  и  скатилась  в  воду.   Когда   опали
взметнувшиеся тучей брызги и пена, маленькая машина Фэй лежала опрокинутая
в десяти ярдах от берега, над водой виднелись только краешки задних колес.
Лишь через полчаса спасатели вброд добрались до нее и извлекли тело.
   На тринадцатом круге три автомобиля столкнулись на спуске с  Оползня  и
загорелись.  Два  гонщика  почти  не  пострадали,  и,  прежде  чем   пламя
разгорелось вовсю, им удалось вытащить третьего, обе ноги у него оказались
переломаны. Из девятнадцати вышедших на старт финишировали семеро, и двоих
первых сочли достойными участвовать в Большой гонке.
   Когда опустился  клетчатый  флажок,  отмечая  победителя,  Джон  Осборн
закурил сигарету.
   - Наши игры и забавы, -  произнес  он.  Ему  предстояло  участвовать  в
последнем заезде этого дня.
   - Да, они явно жаждут победить, - задумчиво промолвил Питер.
   - Ну конечно, - сказал физик. - Такими и должны быть гонки.  А  если  и
угробишься, терять нечего.
   - Разве только разобьете свой "феррари".
   Джон кивнул.
   - Вот это мне было бы очень, очень жаль.
   Пошел мелкий дождик, заново смачивая асфальт. Дуайт Тауэрс обратился  к
Мойре, стоявшей чуть поодаль:
   - Садитесь в машину, детка. Вы промокнете.
   Она не шевельнулась. Спросила:
   - Неужели они станут продолжать под дождем? После стольких несчастий?
   - Не знаю, - сказал Дуайт. - Могут и продолжать. Ведь  у  всех  впереди
одно и то же. Гонщикам вовсе незачем нестись с такой бешеной скоростью.  А
если в это время года ждать сухой погоды... понимаете, вряд ли они  успеют
дождаться.
   - Но это ужасно! - возразила девушка. - В первом же заезде двое погибли
и человек  семь  покалечены.  Так  дальше  невозможно!  Что  они,  римские
гладиаторы, что ли?
   Минуту-другую Дуайт молча стоял под дождем. Наконец промолвил:
   - Нет, тут другое. Нету толпы зрителей. Никто  не  заставляет  гонщиков
так рисковать. - Он огляделся. - Если не считать их самих, их механиков  и
помощников, по-моему, не наберется и пятисот зевак. И делается это  не  за
деньги. Они рискуют головой, потому что им это нравится, детка.
   - Не верю, не может это нравиться.
   Дуайт улыбнулся:
   - Подите к Джону Осборну и предложите ему вычеркнуть его  "феррари"  из
списка и уехать домой. - Девушка промолчала. - Садитесь в мою машину, и  я
налью вам коньяку с содовой.
   - Самую капельку, Дуайт. Если уж смотреть на все это, я хочу оставаться
трезвой.
   В следующих двух заездах случилось девять аварий, четыре  гонщика  были
ранены, но погиб только один  -  водитель  "остина-хили",  оказавшегося  в
самом низу в груде четырех машин,  столкнувшихся  на  повороте  "Шпильки".
Дождь перешел в слабую, застилающую глаза морось, но  и  это  не  охладило
участников состязания. Перед последним заездом Джон Осборн оставил друзей,
теперь,  окруженный  помощниками,  он   сидел   в   своем   "феррари"   на
предстартовой площадке, разогревая мотор. Вскоре,  удовлетворенный,  вылез
из машины, разговаривал и курил в кучке  других  гонщиков.  Дон  Харрисон,
водитель "ягуара", стоял тут же  со  стаканом  виски  в  руке,  рядом,  на
опрокинутом  ящике,  поблескивали  еще  стаканы  и  две-три  бутылки;   он
предложил Джону выпить, но тот отказался:
   - Не желаю давать вам козыри против  меня,  хитрецы,  -  и  усмехнулся.
Машина его была, вероятно, быстроходней всех  остальных,  зато  сам  он  -
пожалуй, самый неопытный среди гонщиков. Сзади на корпусе "феррари" до сих
пор красовались три широкие полосы-наклейки, знак, что водитель - новичок;
и он все еще сознавал, что, если занесет  на  повороте,  инстинкт  его  не
выручит. Если машина вдруг волчком  завертится  на  месте,  это  всегда  -
неожиданность, застигающая врасплох. Он не подозревал, что  на  мокрых  от
дождя дорогах и остальным водителям не легче; ни у кого  из  них  не  было
опыта  езды  при  таких  условиях,  и  сознание  собственной  неопытности,
пожалуй, могло надежнее уберечь его, чем их - уверенность в себе.
   Когда помощники вытолкнули "феррари" к старту, он  оказался  во  втором
ряду, перед ним "мазерати",  два  "ягуара",  метис  "джипси-лотос",  рядом
"буревестник".  Джон  уселся  поудобнее,   включил,   разогревая,   мотор,
застегнул спасательный пояс, приладил шлем и  защитные  очки.  А  в  мозгу
звучало: вот где меня убьет. Куда лучше, чем мучиться и маяться  и  меньше
чем через месяц  изойти  до  смерти  рвотой.  Лучше  гнать  как  дьявол  и
покончить с жизнью, делая  то,  что  хочется.  Большая  послушная  баранка
"феррари" ласкает руки, треск выхлопных труб - как  музыка.  С  безоблачно
счастливой улыбкой Джон обернулся к помощникам, потом устремил  взгляд  на
флажок в руке распорядителя.
   Когда  флажок  опустился,  он   стартовал   отлично,   обогнул   метиса
"джипси-лотос" и опередил "буревестника".  К  повороту  у  Дугового  озера
пришел по пятам за двумя "ягуарами", но правил на мокрой дороге  осторожно
- предстоит сделать семнадцать кругов. Рисковать еще успеется на последних
пяти кругах. Все так же с "ягуарами" он миновал  Сенной  угол,  Шпильку  и
осторожно прибавил скорость на волнистом обратном  отрезке.  Должно  быть,
прибавил недостаточно: с треском и ревом, обдав его фонтаном брызг, справа
пронесся мимо метис "джипси-лотос", Сэм Бейли гнал как сумасшедший.
   Джон Осборн, чуть замедлив ход, протер очки и  покатил  за  ним.  Метис
вилял то вправо, то влево, на дороге его  удерживала  только  молниеносная
реакция молодого водителя. Джон Осборн, глядя вслед,  ощущал:  эта  машина
словно  излучает  дух  неминучей  катастрофы;  лучше  пока  оставаться  на
безопасном расстоянии, посмотрим, что будет. Джон мельком глянул в зеркало
- "буревестник" в полусотне ярдов сзади, его как раз  обходит  "мазерати".
Еще есть время более или менее спокойно спуститься с Оползня, а потом надо
нажать.
   Выйдя в конце первого круга на финишную прямую, он  увидел,  что  метис
обогнал один из "ягуаров". На  скорости  примерно  сто  шестьдесят  в  час
Осборн  миновал  ремонтные  пункты  и  обошел  второй  "ягуар";   все-таки
спокойнее, когда между тобой и "метисом" идет  еще  машина.  Перед  озером
замедлил ход, глянул в зеркало и убедился, что намного опередил  следующие
две  машины;  если  удастся  сохранить  дистанцию,  можно  два-три   круга
продержаться четвертым, все еще соблюдая осторожность на поворотах.
   Так он и шел до шестого круга. К тому времени  метис  был  уже  впереди
всех и первые четыре машины оставили за собой один  из  "бентли".  Нажимая
после Оползня на педаль акселератора, Осборн мельком глянул в  зеркало,  и
взгляд уловил на углу какую-то дикую неразбериху.  "Мазерати"  с  "бентли"
сцепились боками, перегородив дорогу, "буревестник" взвился в воздух.  Еще
раз оглянуться было недосуг. Впереди головная машина -  метис  -  пыталась
обогнать один из "бугатти",  на  скорости  сто  сорок  миль  в  час  точно
повторяла его извилистые зигзаги, но обходные маневры  не  удавались.  Два
"ягуара" приотстали от них и держались на безопасном расстоянии.
   Подходя к Оползню на следующем круге, Осборн увидел  на  повороте,  что
недавняя неразбериха закончилась худо только для двух машин: "буревестник"
валялся вверх колесами ярдов за пятьдесят от трассы, "бентли"  с  разбитым
сзади кузовом стоял на дороге в  луже  бензина.  "Мазерати",  по-видимому,
про