авела мотор, развернула машину, проехала по причалу,  потом
вон из порта и дальше, в объезд  и  предместьями,  пока  не  выбралась  на
шоссе, ведущее к Джилонгу.
   Здесь она прибавила  газу  и  по  свободному  шоссе  без  помех,  делая
семьдесят миль в час,  помчалась  к  Джилонгу  -  бледная  девушка  вся  в
ярко-алом, с летящими по  ветру  волосами,  немного  хмельная,  на  полной
скорости вела она большую машину. Миновала Лейвертон и  тамошний  огромный
аэродром, Уэррибийскую опытную ферму и понеслась пустынной дорогой  дальше
на юг. Незадолго до Корайо ее скрутил внезапный спазм, пришлось остановить
машину и укрыться в кустах; четверть часа спустя она  вышла  оттуда  белее
полотна и жадно отпила из бутылки.
   Потом с той же скоростью помчалась дальше.  Слева  промелькнула  школа,
потом  унылые  заводские  кварталы  Корайо,  и  вот  уже  Джилонг  с   его
величественным собором. На  высокой  башне  звонят  колокола,  возвещая  о
каком-то  богослужении.  Проезжая  через  город,  Мойра  немного   сбавила
скорость, но дорога  была  пустынна,  лишь  стояли  у  обочин  заброшенные
машины. На глаза попались только три человека, все трое - мужчины.
   Прочь из Джилонга, до мыса Баруон  и  до  моря  еще  четырнадцать  миль
дороги. Пересекая затопленный дождями выгон, Мойра почувствовала - силы ее
иссякают, но теперь уже совсем  недалеко.  Еще  через  четверть  часа  она
свернула вправо, на широкую аллею, обсаженную деревьями макрокарпа,  -  то
была главная улица городка. В конце ее Мойра повернула налево, оставляя  в
стороне поле для игры в гольф и  домик,  где  провела  в  детстве  столько
счастливых часов, - никогда больше  она  всего  этого  не  увидит.  Теперь
направо, к мосту, до десяти остается  еще  минут  двадцать,  через  пустую
летнюю стоянку для жилых автоприцепов - на вершину мыса. И вот они, бурные
мрачные воды, огромные валы катятся с юга и разбиваются о каменистый берег
далеко внизу.
   Океан пустынен и мрачен под низким серым небом, но далеко на востоке  в
тучах разрыв, и оттуда на воду падает сноп света. Мойра  поставила  "форд"
поперек дороги, так, что впереди  открылась  вся  водная  ширь,  вышла  из
машины, выпила еще коньяку и стала пытливо осматривать горизонт - не видно
ли подводной лодки. И когда посмотрела в  сторону  Лонсдейлского  маяка  и
входа в залив Порт-Филип, в каких-нибудь  пяти  милях,  едва  выступая  из
воды, возникла длинная серая тень и устремилась прочь, на юг.
   Мойра не могла ничего различить, но  знала  -  Дуайт  стоит  сейчас  на
капитанском мостике, уводя свой корабль в последний рейс. Она знала  -  он
не может ее видеть и не может знать, что она смотрит  вслед,  но  помахала
ему рукой. Потом снова села  в  машину  -  слишком  резок  ледяной  ветер,
налетающий откуда-то с Южного полюса, а чувствует она себя  прескверно,  с
таким же успехом можно смотреть вслед Дуайту из укрытия.
   Так она сидела,  держа  на  коленях  бутылку,  и  тупо  смотрела  вслед
скользящей низко в воде серой тени, уходящей в туманную даль. Вот и конец,
всему, всему конец.
   Вскоре лодку было уже  не  различить,  она  скрылась  в  тумане.  Мойра
взглянула на ручные часики - одна минута одиннадцатого.  В  эти  последние
минуты ей вспомнилась давняя детская вера; надо что-то  сделать,  подумала
она. И слегка заплетающимся после выпитого языком пробормотала "Отче наш".
   Потом достала из сумки красную коробочку, открыла пластиковый  пузырек,
подержала таблетки на ладони. Вздрогнула,  ощутив  новый  спазм,  и  слабо
улыбнулась.
   - На этот раз я улизнула, - сказала она.
   Откупорила бутылку. Десять минут одиннадцатого. Сказала очень серьезно:
   - Дуайт, если ты уже уходишь, подожди меня.
   Высыпала таблетки в рот и, сидя за  рулем  большой  машины,  запила  их
коньяком.