культурной
ценностью.
     --  А  я  как  раз  хотела  поговорить  с  вами  о  его,  так  сказать,
материальной ценности, -- подхватила Надя. -- Собственно, письмо принадлежит
не мне,  а одной  моей  подруге, которая вынуждена  его продавать по причине
стесненных материальных обстоятельств.
     -- И, должно быть, ваша подруга -- правнучка Ушаковой?  -- спросил Петр
Петрович, как-то странно глянув на свою собеседницу.
     -- Почти, -- обаятельно улыбнулась Надя. -- Она правнучка ее горничной.
     -- Вообще-то у меня есть возможность устроить выгодную продажу, -- чуть
подумав, произнес искусствовед. -- И сколько ваша подруга хотела бы выручить
за письмо?
     -- Желательно сто  тысяч, --  не задумываясь  ответила Надя. -- Минимум
девяносто.
     -- Ну что ж, письмо Александра Сергеича  того стоит, -- со знанием дела
заметил Петр Петрович. -- Однако хотелось бы прежде на него взглянуть.
     Надя  раскрыла сумочку и  протянула Петру Петровичу  сложенный вчетверо
лист:
     --  Это  ксерокопия.   Вы  можете  ее  изучить  и  убедиться,  что  там
действительно автограф Пушкина.
     -- Да, пожалуй.  -- Петр  Петрович бережно сунул  листок  во внутренний
карман поношенного плаща. -- Знаете, вашей подруге крупно повезло -- как раз
сейчас  в  Кислоярске гостит  один мой  знакомый бизнесмен, большой любитель
искусств. Настоящий  Третьяков, но удивительно  скромный: скупает  картины и
вообще всякие  художественные ценности, а потом совершенно бескорыстно дарит
их музеям и научным институтам.
     --  Я тут на  днях  читала  в  одной  газете,  будто некто,  пожелавший
остаться неизвестным, передал в Пушкинский дом неизвестные письма Тургенева,
-- подпустила Надя. -- Это случайно не он?
     -- Он  самый, --  радостно  закивал  Петр Петрович. -- И ни  за  что не
захотел, чтобы его имя предали гласности! По правде сказать, до знакомства с
ним я и не знал, что такие люди еще встречаются.
     -- Взглянуть бы на него, -- вздохнула Надя.
     --  Если  хотите,  я вас познакомлю, -- с  готовностью  предложил  Петр
Петрович, -- только, боюсь, вас ждет разочарование: по  внешности и  манерам
он типичный "новый  русский". Это, конечно, своего рода маскировка, чтобы не
выглядеть "белой вороной"...
     -- Нет-нет, раз он такой скромный человек, то  не стоит, -- завозражала
Надя. -- Может быть, если он согласится приобрести письмо, то нельзя  ли все
провести через вас? Заодно и сами сколько-нибудь заработаете...
     Надя заметила,  как загорелись  глазки  у искусствоведа,  но ответил он
примерно так, как Надя и ожидала:
     -- Когда  речь  идет об искусстве, а  тем более о Пушкине,  я  отвергаю
любые  корыстные мотивы! -- Однако,  немного помолчав, он добавил: -- Если я
уговорю бизнесмена дать сто  тысяч, то  согласится  ли  ваша подруга  десять
тысяч заплатить мне?
     -- Не сомневаюсь, что согласится, -- уверенно ответила Надя. --  Ей так
нужны деньги, и как можно быстрее, что торговаться она не станет.
     -- Ну так как же мы  договоримся? --  уже совсем по-деловому  заговорил
Петр Петрович.  --  Давайте  так: я ознакомлюсь с письмом, поговорю со своим
другом-меценатом, а потом  сообщу результат. Можно ли узнать телефончик либо
ваш, либо вашей подруги?
     Надя на минутку задумалась: "Да,  этого мы  не  учли.  Если я дам  свой
здешний  телефон, то  Петр  Петрович, или как его там на самом  деле,  может
выяснить, что это -- телефон особняка вдовы Лавантус, где квартирует Василий
Дубов, и тогда рыбка сорвется с крючка. Ну что ж, придется изворачиваться".
     -- Видите ли, Петр  Петрович, у  меня нет  телефона, а подруга живет  в
коммуналке и не очень афиширует свое пушкинское письмо, так что  ей лучше не
звонить -- вдруг соседи по параллельному подслушают...
     --  А,  понимаю,  понимаю,  -- закивал  Петр Петрович. -- В таких делах
всегда нужно  соблюдать конфиденциальность. Тогда знаете что,  Надюша, я вам
оставлю свой  телефончик -- позвоните... Ну,  скажем,  завтра вечерком -- за
это  время я  успею оценить товар,  то есть, простите, проверить подлинность
письма, и столковаться с  покупателем. -- Искусствовед извлек из внутреннего
кармана мятый листок и авторучку, что-то нацарапал и протянул Наде.
     --  Непременно позвоню,  --  закивала та,  пряча  листок в сумочку.  --
Только знаете что, Петр Петрович...  Вообще-то  я редко ошибаюсь в  людях, а
глядя на вас могу сказать, что почти на девяносто девять процентов уверена в
вашей совершенной честности и порядочности...
     -- Ну зачем вы так, -- смутился искусствовед.
     -- Это я к тому, что "доверяй, но проверяй", как говаривал Рейган.
     --  Да, безусловно, -- согласился Петр Петрович. -- Контроль --  первая
вещь в любом деле.
     -- Ну вот, --  продолжала Надя, -- если  ваш меценат решится приобрести
письмо,  то  при  акте  купли-продажи  я непременно  буду сопровождать  свою
подругу, и мы обязательно проверим и даже пересчитаем все деньги.
     -- Это ваше право, -- недовольно буркнул Петр Петрович.
     --  Поймите, это не от недоверия к вам или, упаси боже, к вашему другу,
а просто обычная мера  предосторожности.  Тем более,  я слышала,  что совсем
недавно здесь же, в Кислоярске, одной даме всучили так называемую "куклу" --
пустые бумажки в пачках из-под долларов.
     -- Извините, не в курсе, -- чуть вздрогнув, проговорил Петр Петрович.
     -- Нет, ну это я так, к слову, -- деланно смутилась Надя. -- Я уверена,
что с вами у нас  подобных недоразумений  возникнуть  просто  не может... Ну
хорошо, я пойду, так что ждите звонка.
     Пожав  руку Петру  Петровичу,  Надя неспешно удалилась, а ее собеседник
вернулся к недопитому пиву.

        "x x x"

     Приближалось время обеда, и зал ресторана "Три яйца всмятку" постепенно
наполнялся посетителями.  Сидевшие за столиком в дальнем углу две женщины --
Надежда Чаликова и ее подруга, крупная осанистая дама  в  красном платье  до
пят -- то и дело поглядывали в сторону входных дверей: с  минуту  на  минуту
должен был появиться Петр Петрович. Однако всякий раз входил кто-то другой.
     -- Ну, теперь-то уж точно он, -- загадала Надя, когда дверь в очередной
раз  приоткрылась.  Но  ошиблась --  в зал вошел собственной персоной доктор
Серапионыч. Заметив Надю, он приветливо помахал ей рукой, а сам направился к
столику  в середине зала, где  уже  уплетали обед  и  одновременно оживленно
беседовали еще несколько человек.
     -- У них тут чуть не каждый день  собирается милая  компания, -- низким
грудным  голосом  сообщила Надина  подруга.  --  Доктор Владлен  Серапионыч,
инспектор  Столбовой, турбизнесмен Ерофеев. Вон та дама в темном --  историк
Хелен фон Ачкасофф. Обычно еще бывает частный сыщик Дубов, но сегодня что-то
не видно...
     Тут дверь вновь раскрылась, и в зал вошел Петр Петрович.  При  нем была
огромная хозяйственная сумка --  столь  же старомодная, как  его  болониевый
плащ. Увидев Надю с подругой, он тут же направился в их угол:
     -- Добрый день, сударыни.
     -- Вот это и есть искусствовед Петр Петрович, -- сказала Надя. -- А это
моя подруга, э-э-э...
     -- Василиса Николаевна, --  представилась дама.  --  Ну что же, дорогой
Петр Петрович, к делу?
     --  Да-да, разумеется, --  подхватил Петр  Петрович. -- Надеюсь, письмо
при вас?
     Вместо  ответа  Василиса  Николаевна  извлекла  из-под  разреза  платья
большой незаклеенный конверт и протянула его  искусствоведу. Петр Петрович с
неподдельным трепетом вынул оттуда несколько пожелтевших листков, исписанных
характерным пушкинским почерком.
     -- Да, все в порядке, -- констатировал он, внимательно осмотрев письмо.
-- Мой друг-меценат будет очень доволен. А это вам, -- похлопал он по сумке.
-- Девяносто тысяч, как договаривались. Будете проверять?
     -- Будем! -- решительно заявила Чаликова.
     -- Здесь девяносто  пачек по тысяче, -- пояснил Петр Петрович. -- Стало
быть, в каждой по сто десятидолларовых банкнот.
     Василиса Николаевна запустила руку  в сумку, извлекла первую попавшуюся
пачку  и,  чуть  сдвинув обертку, принялась  ловко, будто заправский кассир,
пересчитывать купюры.
     --  Вы  что,  прямо здесь?.. -- изумился Петр  Петрович. -- Может быть,
лучше пройдемте в отдельный кабинет?
     --  Да  зачем   же?  --   лучезарно  улыбнулась  Надежда  и   принялась
пересчитывать другую  пачку. -- Мы  ж ничего дурного не делаем, напротив  --
помогаем пушкиноведам приобрести новую бесценную реликвию!
     -- К тому же вон тот господин -- мой знакомый милицейский инспектор, --
добавила Василиса Николаевна. -- Так, знаете, на всякий случай.
     -- Все ясно, это ловушка, -- упавшим голосом произнес Петр Петрович.
     -- Да ну что вы, какая ловушка! -- еще лучезарнее возразила Надя. -- Мы
же  с  вами  честные  люди,  к  чему  нам   друг  друга  ловить?  Так,  мера
предосторожности.
     -- Ну, разве что, -- угрюмо пробормотал искусствовед.
     -- По-моему,  все верно,  -- заметила Василиса  Николаевна,  перелистав
купюры в своей пачке. -- Думаю, остальные пересчитывать не стоит.
     -- Посмотрим только, нет ли где пустых бумажек, -- добавила Надя.
     Когда  все пачки были просмотрены, Петр Петрович вместе с обеими дамами
закидал  их  обратно  в сумку,  каковую  вручил Василисе  Николаевне, а сам,
торопливо простившись, предпочел покинуть ресторан.
     Между тем обеденное время подходило к концу, и зал стремительно пустел.
Инспектор  Столбовой удалился сразу же за Петром  Петровичем,  следом за ним
расплатились и ушли бизнесмен Ерофеев  и баронесса фон Ачкасофф, лишь доктор
Серапионыч остался,  чтобы  в  одиночестве насладиться чашкой крепкого чая с
добавкой из заветной скляночки.
     Увидев, что Надя еще  не ушла, доктор прямо  с  чашкой направился  к ее
столику:
     -- Здравствуйте, Надюша! Добрый день, госпожа... э-э-э...
     -- Василиса Николаевна, -- подсказала Чаликова.
     -- Василий Николаевич, -- представилась Надина подруга и на манер шляпы
чуть приподняла на голове темный парик.
     -- Ух ты! -- восхищенно выдохнул Серапионыч.
     --  Что   поделаешь,  --  картинно   махнул  красным  рукавом   Василий
Николаевич, --  иногда ради пользы дела приходится  идти по скользкому  пути
нашего приятеля, прокурора Рейкина.  А  как вы думаете, доктор,  что лежит в
этой неприметной сумке?
     -- Судя по ее виду, наверное, картошка, -- предположил Серапионыч.
     -- А вот и не угадали! -- радостно захлопала в ладоши Чаликова.
     --  Девяносто тысяч  долларов, --  с  притворной  будничностью  сообщил
Дубов. -- Те, которые мы вернем вашей пациентке.
     -- Кассировой? -- переспросил доктор. -- Но откуда вы их взяли?
     --  Пустяки, -- пренебрежительно подернул плечами  детектив. -- Загнали
письмецо Пушкина.
     -- Александра Сергеича? --  еще больше удивился Серапионыч. -- Но, черт
возьми, откуда?..
     -- Да-да, Вася, я ведь тоже до сих пор не знаю, где вы его откопали, --
поддержала  Чаликова  докторский  запрос.  --  И  насколько  оно,  извините,
подлинное?
     -- Подлиннее и быть не может, -- самодовольно рассмеялся Василий. -- Уж
об этом мы с Женей позаботились!
     --  С Женей? --  настолько  изумился доктор, что едва не откусил  кусок
чашки.
     --  Да.  Но  сначала  я  позаимствовал  из  обширной  библиотеки  своей
домохозяйки  Софьи  Ивановны дореволюционное издание сочинений Пушкина,  еще
павленковское.  Там есть автограф  Пушкина  -- стихотворение, записанное его
рукой.  Вот с этим-то автографом Женя  и работал.  Я  не очень разбираюсь  в
компьютерной  графике,  но  знаю,  что сперва он  сосканировал  текст, затем
разделил  его на буквы и  создал  новый шрифт --  "пушкинский прописной". То
есть можно было нажать на  соответствующую  клавишу, и на экране  появлялась
соответствующая буква, написанная  почерком Пушкина.  Конечно, поначалу  при
таком методе рукопись  имела не совсем естественный вид -- ведь никто из нас
не пишет  одну  и ту же  букву всегда одинаково,  не говоря уже о соединении
букв и  о разных виньетках,  коих не чурался и  Александр Сергеевич. Так что
потом  Жене  пришлось  весьма  кропотливо  поработать над  письмом  в режиме
рисования. Ну а в  конце,  когда  все было готово, то окончательный  вариант
"выгнали"  на лазерном  принтере на  ту  пожелтевшую бумагу,  что осталась в
неоконченном дневнике кассировской прабабушки.
     -- То есть  пушкинское  письмо --  плод  компьютерной мистификации,  --
подытожила Надя. -- А как же текст  -- может, вы  и стиль  Пушкина подделали
при помощи компьютерных программ?
     --  Здесь тоже имелись свои трудности, -- признался Василий.  --  Стиль
Пушкина  я имитировал, может, и  не  особо мастерски,  но  все же достаточно
правдоподобно, а за  образцы взял  реальные письма  Пушкина, в том числе и к
другим дамам, каковые опубликованы в том  же павленковском  издании. Правда,
здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной -- она
дала несколько дельных советов из  области  литературной стилистики. Сложнее
было с правописанием  --  особенно с употреблением всяких i с  точкой,  ятя,
фиты и прочих ижиц.  Приходилось искать  соответствующие слова в  текстах. В
общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал
нашу продукцию  настоящему пушкиноведу, то тот  сразу определил бы подделку,
но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в
Москву  или Питер господа аферисты не рискнули -- иначе, гм, оригинал мог бы
уплыть  мимо  них.  Петр  Петрович  и  его  сообщник-лжебизнесмен  прекрасно
понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на
тургеневских, и чтобы  их  заполучить, готовы были  даже  расстаться  с теми
девяносто тысячами, что "зажилили" Кассировой.
     --  Да, Василий Николаич,  -- задумчиво отпил  Серапионыч  пару глотков
остывшего чая, -- но все же вы, как мне кажется,  несколько рисковали. Сколь
бы слабо  эти жулики не разбирались  в литературе, но не могли же они совсем
ничего не заподозрить!
     -- Риск  был, -- согласился Дубов. -- Я даже  представляю себе их спор.
Один говорил,  что дело  верное и наваримся еще больше, чем  на  Кассировой,
даже  если придется выложить  баксы. А  другой  наверняка сомневался -- мол,
подозрительно,  что в последние дни письма великих писателей просто косяками
пошли. И заметьте, друзья мои -- Петр Петрович назначил место для совершения
сделки именно в "Трех яйцах всмятку". Понятно -- он  ведь человек Железякина
и мог  заранее ознакомиться  со всеми ходами-переходами ресторана. Наверняка
он  еще и  надеялся, что попутно  удастся нас облапошить  -- взять письмо, а
денег  не отдать. Потому-то и приглашал нас  с Надей в отдельный номер. Но я
заранее  попросил  инспектора   Столбового  быть   начеку,   хотя   до   его
вмешательства, слава богу, дело не дошло.
     --  Что  ж, Василий  Николаич, поздравляю вас с успешной операцией,  --
отхлебнул  Серапионыч еще глоток  чая со скляночной  добавкой.  -- И что  вы
теперь собираетесь делать?
     -- Как что? -- удивился  Дубов. --  Вернуть деньги Кассировой. Так что,
доктор,  если вам  не трудно, пригласите  ее  ко мне  в  контору  ну хотя бы
сегодня  часов в шесть. А заодно и сами заходите. Только не говорите госпоже
Кассировой,  зачем я хочу  ее видеть, пусть это будет  маленький сюрприз. --
Василий  Николаевич глянул на  свои  дамские  часики. --  О,  что-то мы  тут
засиделись. Пора и за дела.
     Доктор поспешно допил остатки чая, и все трое покинули зал ресторана.

        "x x x"

     Ровно  в  шесть  вечера отворилась дверь, и, совсем  как несколько дней
назад, в сыскной  конторе появились Софья Кассирова  и Серапионыч.  Как  и в
прошлый раз, доктор поддерживал поэтессу под руку, а лицо госпожи Кассировой
выражало египетскую муку.
     --  Добрый вечер, Василий Николаевич, -- голосом умирающего  аллигатора
произнесла Софья.  -- Добрый  вечер, госпожа...  -- Эти  слова  относились к
Чаликовой, которая, в отличие от  прошлого раза, находилась не в "девичьей",
а тут же в конторе, сидя на стульчике у окна.
     --  Госпожа Чаликова, -- представил Дубов  Надю. --  Помогает мне вести
ваше дело.
     --  Вы меня  пригласили,  чтобы  сообщить,  как продвигаются поиски? --
таким же слабым голосом продолжала поэтесса.
     -- Да, пожалуй, -- согласился детектив. -- Хотя, собственно, поиски уже
завершены. Наденька, прошу вас!
     Надя с трудом оторвала от пола стоявшую в углу за фикусом хозяйственную
сумку, поставила ее на стол Дубова, заблаговременно  освобожденный от  всего
лишнего,   и   с   ловкостью   фокусника-иллюзиониста   принялась  извлекать
тысячедолларовые пачки. Кассирова с широко открытыми глазами  и ртом глядела
на чаликовские священнодействия.
     --  Ровно  девяносто  тысяч, --  провозгласил  сыщик, когда  содержимое
хозяйственной сумки иссякло, а на столе выросла приличная горка.
     -- Василий  Николаич! --  вскричала  Кассирова, когда до нее наконец-то
дошел  смысл происходящего. -- Вы нашли их! -- И не  успел Дубов увернуться,
как поэтесса заключила его в могучие объятия.
     --  Ну  что вы, зачем  же так,  -- смущенно  бормотал детектив, пытаясь
освободиться от  железных  тисков,  похожих  на  пасть священного  нильского
крокодила.
     Внезапно Кассирова перешла на деловой тон:
     --  Простите, но вы сказали, что здесь девяносто тысяч.  А  я  потеряла
сто.
     -- Ну знаете, -- ахнула Надя, -- сказали бы спасибо, что вообще...
     -- Насколько я помню, -- поспешно перебил Василий, потирая пострадавшие
бока, --  вы обещали десять тысяч посреднику.  Он их и получил.  А вот  ваши
девяносто -- потрудитесь пересчитать.
     Издав горестный вздох дочери фараона, потерявшей  возлюбленного в водах
священного Нила, госпожа Кассирова принялась пересчитывать "зелененькие", но
тут зазвонил телефон. Дубов поднял трубку:
     -- Сыскная контора слушает. А, добрый денек, Ольга Ильинична.
     -- Василий Николаич, вы не очень заняты? -- сквозь помехи  раздался  из
трубки знакомый голос писательницы Заплатиной. -- Угадайте, откуда я звоню.
     -- Судя  по  слышимости,  откуда-то  с  Марса,  --  наугад  предположил
детектив.
     -- А вот и не угадали! Из  вашей гостиной  на Барбосовской. Заглянула к
вам в гости, но не застала, а Софья Ивановна уговорила меня вас подождать. И
даже напоила чаем со своими непревзойденными сандвичами.
     --  Да, сандвичи  у Софьи Ивановны бесподобные, -- согласился Дубов. --
Ольга  Ильинична,  если вы  не  спешите, то подождите --  я  скоро буду. Вот
отпущу клиента...
     -- Нет-нет, ради меня не торопитесь, --  ответила госпожа Заплатина, --
просто пока Софья Ивановна готовила сандвичи, я взяла с полки павленковского
Пушкина и еще раз просмотрела его переписку.
     -- И что же?
     --  Не  хочу  вас разочаровывать, но боюсь,  что с тем якобы пушкинским
письмом мы с вами дали маху.
     -- То есть? -- чуть нахмурился Василий.
     -- Мы  написали  его  по-русски,  а  в ту  пору  с дамами  было принято
переписываться по-французски.  У  Павленкова  имеются  даже  соответствующие
примечания. Разве что письма Пушкина  к Наталье Николаевне: пока та была его
невестой Н.Н. Гончаровой, он писал к ней  по-французски,  а  когда она стала
его супругой Н.Н. Пушкиной, то уже перешел на "великий и  могучий".  Кстати,
это ведь Александр Сергеич так его назвал?
     -- Нет, кажется, Иван Сергеич, -- не совсем уверенно ответил Дубов. При
этом имени Кассирова оторвалась от пересчета долларов и нервно оглянулась.
     -- Правда, последнее письмо  к Александре Осиповне Ишимовой, датируемое
днем  дуэли,  где  Пушкин  предлагает  ей  перевести Барри  Корнуолла,  тоже
написано по-русски,  но оно  адресовано  Ишимовой не  столько  как  к  даме,
сколько как к писательнице. Но то письмо, которое мы с вами имитировали, все
же обращено именно  к  даме... Скажите, Василий  Николаич, вы еще не пустили
его в дело?
     --  Пустил,  --  сознался  Дубов,  -- но