ентная публика, -- ответил Столбовой. --
Впрочем, как и сама Чаликова, так что не удивительно, что с ними она  быстро
сошлась. Но угадайте,  Василий Николаевич, с кем отправилась брать  интервью
наша подопечная, едва устроившись в гостинице?
     --  Ну,  трудно   сказать.  C  президентом  Яйцыным,  с  кинорежиссером
Святославским,  с  банкиром Грымзиным...  Знаю  только,  что  не  с  майором
Селезнем.
     --  Лучше  бы  с  майором,  -- сокрушенно  вздохнул  инспектор. --  Она
отправилась прямиком к политику Гераклову.
     -- Ну, ничего удивительного, --  заметил Дубов.  -- Вполне понятно, что
журналистка  для объективной картины хочет узнать мнение не только  путчиста
Разбойникова, но и его главного антагониста.
     -- Если бы... -- протянул инспектор.  -- Но  и это еще не все. Прямо от
Гераклова она отправилась знаете к кому? К рекламному агенту Мешковскому!
     --  Ну и прекрасно,  --  рассеянно ответил  Дубов. --  Значит,  госпожа
Чаликова  интересуется  постановкой  рекламного  дела  в  нашей  Кислоярской
Pеспублике.
     --  Очень сомневаюсь, --  возразил Столбовой. -- Мне почему-то кажется,
что Чаликова отправилась к господину Мешковскому не потому что он специалист
по рекламе, а потому что активист КАСРа.
     -- A что это такое? Кислоярская Ассоциация Социалистов-Революционеров?
     --   Не   совсем.  КАСР  --  это  Кислоярская  Ассоциация  сексуального
равноправия. Представляете,  что  он ей наплетет?! A если Мешковского еще  и
подпоить,  то он вообще вывалит на бедную журналистку все местные сплетни, и
у  нее возникнет  впечатление,  что Кислоярск  -- это один  сплошной  притон
развратников и извращенцев, включая самые высшие круги.
     -- Ну, не будем драматизировать, -- успокаивающе произнес Василий. -- Я
проверю ее контакты. Вы не в курсе, где она сейчас?
     --  По последним данным, объект Ч. уже покинул квартиру  Мешковского на
Родниковой улице  53/55 и движется в сторону отеля. Сейчас госпожа Чаликова,
скорее всего, у себя в номере.
     -- Ну вот и прекрасно. Когда у нее интервью с Разбойниковым?
     -- Завтра в полдень.
     --  Тогда сегодня  я  встречусь  с Геракловым,  а  завтра  утром  --  с
Мешковским. Постараюсь прощупать круг тем, интересующих госпожу Чаликову.

        "x x x"

     "Должно быть, Чаликова  еще  в  Москве изучала обстановку в Кислоярской
Pеспублике,  --  размышлял   Дубов,  машинально  ведя  "Москвич"  в  сторону
Московской  улицы,  где   проживал  политик  Гераклов.  --  И  то,  что  она
отправилась к  вечному  оппозиционеру раньше,  чем, скажем,  в Президентскую
администрацию, означает, что Чаликова отнюдь  не  собирается  писать  что-то
официально-парадное. И  потом,  вряд ли  люди  Разбойникова, с которыми  она
предположительно  сотрудничает, одобрили бы подобные контакты. Или она ведет
свою  игру?.. Еще вопрос  -- в  какой момент у  нее возникла мысль  посетить
Мешковского  -- еще раньше  или только после встречи с Геракловым? На первый
взгляд -- какая разница? Но и это может оказаться очень существенным..."
     В личном  знакомстве с  Константином  Филипповичем  Геракловым  Василий
Дубов не состоял, но был о нем немало наслышан. Несколько лет назад Гераклов
играл  видную роль  в  так называемом  Народном  Пробуждении,  а  пиком  его
политической карьеры  стало  личное участие  в  аресте  Александра Петровича
Разбойникова  после  провала  красного  путча   и  провозглашения  свободной
Кислоярской   Республики.  Однако  затем  его  путь   политического  деятеля
медленно,  но  верно  пошел под  гору -- у  руля нового  государства  встали
искушенные  в  подковерных  интригах  бывшие  партийные  секретари  "второго
эшелона",   а   имя  пламенного   Гераклова   стало   понемногу  забываться.
Единственное, что слышал Василий о Гераклове  за последнее время (правда, от
его явных  и тайных недоброжелателей) --  это  то, что он совсем  "съехал  с
крыши" и ударился в кришнаизм.
     Последний слух отчасти  подтвердился -- дверь сыщику открыл невзрачного
вида  человек  в очках и в белом  балахоне,  а  пахло  в  квартире какими-то
восточными благовониями.
     -- Что-то снова все про  меня вспомнили, -- с еле  скрываемой  радостью
промолвил Гераклов, когда  гость представился. -- То журналистка из  Москвы,
то вы теперь. Харе Кришна, Харе Рама...
     -- Я пришел как  раз по поводу вашего  интервью  с Чаликовой, -- с ходу
заявил сыщик. -- То есть ее интервью с вами.
     -- Вот как? -- несколько удивился Гераклов. -- И что же вас интересует?
     -- Меня  интересует, о чем  вы с ней говорили,  -- пояснил Дубов. --  И
желательно во всех подробностях.
     -- A, ну ясно. Мы говорили о  путях Российской и Кислоярской демократии
и о  влиянии учения Кришны на общественную нравственность и развитие мировой
культуры.
     -- A конкретнее? -- попросил Дубов.
     -- Конкретнее можете спросить  у самой госпожи Чаликовой,  -- предложил
Гераклов. Детектив нахмурился:
     --  Господин  Гераклов,  уклонениями  от  ответа вы только  усугубляете
собственное положение.
     -- Вы что, мне угрожаете? -- насмешливо пожал плечами политик. -- Не вы
первый. Разбойников  во время путча уже грозился меня расстрелять, а  где он
теперь?
     "Эх, была -- не была", решился Дубов слегка приоткрыть карты.
     --  Константин  Филиппович,  я  совсем  не  собирался вам угрожать. Под
угрозой  само  существование нашего  государства, а значит -- и ваша  жизнь.
Думаю, что вы у них в расстрельном списке один из первых кандидатов.
     -- Ну  вот, опять,  --  вздохнул  Гераклов,  поправляя балахон. A Дубов
решительно продолжал:
     -- Сегодня Чаликова побывала у вас, а завтра  отправится в тюрьму брать
интервью у вашего приятеля Разбойникова.  И во время интервью он передаст ей
записку  для своих товарищей на  воле. Собственно,  товарищи это интервью  и
устроили.  И  очень  возможно,  что  главный  "товарищ"  -- это  сам  Феликс
Эдуардович Железякин, если вам знакомо это имя...
     Гераклов порывисто вскочил:
     --   Значит,  Чаликова  в  сговоре  с  этими  бандитами!  A  я,  дурак,
разоткровенничался с ней!
     Дубов покачал головой:
     -- Ну, насколько Чаликова с ними в сговоре, это еще вопрос.  Степень ее
участия нам предстоит установить. Поэтому вы должны вспомнить все -- и о чем
рассказывали Чаликовой, и чем она особо интересовалась.
     Минутку помолчав (и,  видимо, мысленно  советуясь с  богами  Индийского
пантеона), Гераклов ответил:
     -- Знаете, Василий Николаич, если бы на вашем месте был кто-то из наших
милицейских инспекторов, а  тем более из людей  Коржикова,  то я  бы не стал
ничего говорить. Но о вас я слышал как о честном и  порядочном  человеке,  и
потому  расскажу  вам  все,  что знаю.  --  Гераклов еще  немного  помолчал,
беззвучно  шепча мантры. -- Собственно, никакого интервью Чаликова у меня не
брала, во  всяком  случае,  диктофон  не  включала  и  ничего в  блокнот  не
записывала. Мы  просто  побеседовали, но, как  говорится, не для  протокола.
Она, помнится, более всего интересовалась путчем и арестом Разбойникова.
     -- A вы?
     -- Ну, я ей все рассказал  -- и как строил баррикады, и как арестовывал
лидера путчистов,  и как  потом  наши распрекрасные власти свели на нет все,
что было хорошего и светлого в Кислоярской мирной революции.
     -- Ну хорошо, а о чем она еще расспрашивала?
     -- Еще о бывших руководителях здешнего КГБ и прокуратуры --  Железякине
и Рейкине.
     -- Так-так,  --  задумался Дубов.  -- Значит, о Железякине и Рейкине...
Дело приобретает опасный оборот.
     Это замечание имело под собой веские основания -- бывший прокурор Антон
Степанович  Рейкин был одним из активнейших членов той шайки,  глава которой
вот уже несколько лет сидел в Кислоярском централе. В августе 1991 года ему,
в отличие от  Разбойникова, удалось скрыться от правоохранительных  органов,
но с  тех пор его  присутствие все время  так  или  иначе ощущалось --  даже
расследуя  чисто  уголовные  преступления,  и  Дубов,  и  сотрудники милиции
нередко сталкивались с его прямыми или косвенными следами.
     -- Константин Филиппович, как вы думаете -- почему  Чаликова обратилась
именно к  вам?  -- спросил  детектив.  -- Неужели  вам известно больше,  чем
другим?
     -- Другие не так болтливы, как я, -- печально ответил Гераклов. -- Язык
мой -- враг мой.  Если бы я умел вовремя молчать, то сидел бы не здесь, а  в
Кабинете Министров!.. Но с вами-то я могу быть откровенным. Видите ли, в чем
дело. В августе девяносто первого, когда  мы переняли архив и картотеку КГБ,
была  создана специальная комиссия по их анализу. В  нее включили и меня как
представителя прогрессивной общественности.
     -- Да, я слышал об этой комиссии, -- кивнул Дубов. Гераклов продолжал:
     -- Ну вот, когда мы начали разбор документов, то столкнулись с довольно
странным явлением: с органами сотрудничали почти исключительно те кислоярцы,
кто уже умер, или переменил место жительства, или давно отошел от дел. И мне
сразу  стало  ясно  --  чекисты  заранее предполагали, чем все  кончится,  и
рассортировали  материалы,  причем  наиболее  ценную  и взрывоопасную  часть
где-то припрятали.
     -- Железякин?! -- воскликнул Василий.
     -- Не  сомневаюсь. A с чего  это  он, как вы думаете,  так шикует? Не с
ресторана же своего,  этого, как его, "Три яйца всмятку". Ясно, что он живет
шантажом. Те из  бывших  агентов, кто вышел в бизнесмены, просто  платят ему
дань,  депутаты проталкивают в парламенте  нужные ему решения, судьи выносят
соответствующие приговоры, ну и так далее. И все под угрозой, что он  пустит
в дело компрометирующие материалы. То  есть я, конечно, не знаю, как все это
происходит на самом деле...
     -- Ну, тут уж технология, отработанная веками, -- заметил Василий.
     -- Видимо, так, -- кивнул Гераклов. -- Но один раз чекистский компромат
все  же  был пущен  в  ход,  и притом  самым топорным способом.  Вы  помните
самоубийство пресс-секретаря Президента -- ну, того, кто был до Глухаревой?
     -- Да, что-то припоминаю. Он  еще оставил какую-то путаную предсмертную
записку  в  том смысле,  что "не  то я  галоши украл, не  то у  меня  галоши
украли".
     --  Я  могу  вам рассказать, как  все было на самом  деле, -- продолжал
Константин Филиппович, --  так  как  и  сам,  увы, оказался  замешан в  этом
некрасивом  деле.  Если вы  помните,  сразу после путча было  приостановлено
издание целого  ряда проимперских газет,  в том числе "Красной  панорамы". И
шла дискуссия -- закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным
сторонником  закрытия  выступал  как  раз  покойный пресс-секретарь.  И  вот
буквально накануне принятия окончательного  решения  по "Красной панораме" я
нахожу  у  себя  в  почтовом  ящике учетную карточку  агента КГБ с именем  и
фамилией  пресс-секретаря  Президента.  A  дальше   следует  длинный  список
сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками -- "уплачено десять рублей",
"уплачено  двадцать  рублей" и так  далее. Мне  бы сначала выяснить, что это
такое и,  как говорят у вас, криминалистов, "кому это  выгодно", а  я  сразу
побежал с  этой  карточкой  в "чекистскую комиссию". Ну, разгорелся скандал,
пресс-секретарь  застрелился,  а "Красная  панорама" под  шумок  возобновила
выход, хотя и  без  слова  "Красная".  Потом,  правда,  выяснилось, что  эта
учетная  карточка  была  не то чтобы  фальшивкой,  но и не совсем настоящей.
Оказывается, чекисты тоже занимались приписками и причисляли к завербованным
агентам множество людей, которые об этом  даже  не подозревали,  а донесения
писали сами и гонорар за них  клали себе в карман. Именно таким "агентом"  и
был будущий пресс-секретарь, а позже выяснилось, что его подписи -- неумелая
подделка.  Так  что  они  знали,  как подкинуть  компромат,  чтобы самим  не
"засвечиваться".
     Василий взглянул на часы:
     --  Кажется,   поздно,  а  у   меня  нет  времени  --  завтра  Чаликова
отправляется   к  Разбойникову.   Поэтому  последний   вопрос.  Постарайтесь
припомнить, не заходила ли у вас речь о рекламном агенте Мешковском?
     -- Как же, заходила, --  не  задумываясь,  ответил Гераклов. -- Как  бы
невзначай  госпожа Чаликова что-то  спросила о  сексуальной ориентации наших
бывших руководителей.
     -- Кого именно?
     -- Кажется, Рейкина. Или даже самого Железякина... Нет, не помню.
     -- И что же вы?
     --  Ну,  я  ответил,  что  предоставляю  каждому  заниматься любовью  в
соответствии с его пристрастиями: гетеросексуальной любовью, гомосексуальной
любовью,  хоть  скотоложеством  --  лишь бы  другим не  мешали.  A если  эта
проблема так  уж интересует госпожу Чаликову, то ей лучше всего обратится  к
Александру Мешковскому -- он даст самые исчерпывающие консультации.
     -- A что же Чаликова?
     -- Ну, она кивнула и повернула разговор на другую тему.
     -- Ну что ж, Константин Филиппович, -- сказал Дубов, -- спасибо вам  за
помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться.

        "x x x"

     Ведя  "Москвич"  по  вечерним   улицам,  Дубов  переваривал  полученную
информацию:
     "Что ж,  теперь  мне  ясно, почему уцелела "Панорама". Но это, конечно,
детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря  президента? Не думаю,
что это дело стоит теперь ворошить.  Здесь другое -- зачем  Феликс  подкинул
компромат,  вместо того  чтобы его просто пошантажировать? Ответ один -- ему
нужно было освободить должность  для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное,
все сложнее...  Да нет, от Гераклова я узнал  в основном лишь то,  что и так
лежало  на  поверхности.  Чует  моя  душенька,  что  более  ценные  сведения
раздобуду у Мешковского..."

        "x x x"

     Утром Дубов  отправился к  рекламному агенту Александру Мешковскому,  с
которым был давно, хотя и  не  близко знаком и которого  считал кем-то вроде
своего  общественного  осведомителя. Правда, сам господин Мешковский об этом
не  догадывался.  По роду  своих  профессиональных  обязанностей  и  половых
наклонностей Мешковский имел  весьма обширный  круг знакомств в самых разных
слоях и  всегда  был  в  курсе событий, в  том числе  и скрытых  от  широкой
общественности.
     Для  получения   интересующих  сведений   Дубов   обычно  заявлялся   к
Мешковскому  с бутылкой водки и, дождавшись  вхождения  рекламного агента  в
стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал,
что успеть нужно в  сравнительно короткий  срок  между  наступлением средней
стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую
пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским  танго и начинал танцевать,
ритмично  раздеваясь под  музыку  либо  до  нижнего белья,  либо  до полного
обнажения -- в зависимости от качества водки.

        "x x x"

     Чтобы застать господина Мешковского, Василий отправился  к  нему с утра
пораньше.  Сыщику  повезло --  Мешковский  был  дома один  и  маялся  "после
вчерашнего". Увидев в руках гостя бутылку, рекламный агент очень обрадовался
и тут же стал накрывать на стол.
     --  Ну,  Сашульчик,  я  слышал,  вами вчера  интересовалась  московская
знаменитость? -- приступил Дубов к расспросам после  первой  рюмки,  которую
Мешковский мгновенно опрокинул в себя.
     -- Да,  интересовалась,  -- закусил  соленым огурчиком  Мешковский.  --
Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы.
     --  A  если  не  секрет,  о  чем  вы с  нею говорили? --  подлил  Дубов
Мешковскому еще пол рюмочки.
     -- O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации,
не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших  с вами  земляков.
Тем более что и, так сказать, в высших сферах у  нас  распространены разного
рода нетрадиционные виды  любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала  мне об
одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на
свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев...
--  Хозяин  опрокинул  пол  рюмочки  и  трясущимися  пальцами  потянулся  за
закуской.  Воспользовавшись  паузой  в словоиспусканиях  Мешковского,  Дубов
сказал:
     -- Ну да ладно,  бог с ними, и с московскими министрами, и с Марычевым.
Ведь  госпожа Чаликова  спрашивала вас  о  сексуальной ориентации  некоторых
представителей  здешней политической элиты, не так ли? -- Василий подлил еще
пол рюмки. -- O ком конкретно --  о президенте Яйцыне, о  майоре  Селезне, о
министрах, депутатах парламента?
     Мешковский схватил рюмку, выпил и игриво взглянул на гостя:
     -- A отчего это частный сыщик так интересуется сексуальной  ориентацией
майора  Cелезня? Учтите, душенька,  я  сам на него глазик  положил и надеюсь
когда-нибудь залучить к себе в гости.
     -- Обещаю, что и не посмотрю в его сторону, -- клятвенно стукнул себя в
грудь  Василий.  --  Так  о  чем  у  вас  спрашивала Чаликова?  Постарайтесь
вспомнить. -- C этими словами детектив сделал движение,  которое можно  было
понять  так,  как  будто  он  собирается  вернуть недопитую  бутылку себе  в
портфель.
     Именно так и  поняв жест Дубова, рекламный агент засуетился и изобразил
на лице глубокое напряжение мысли:
     --  Да-да-да... Она  что-то спрашивала  насчет  сексуальной  ориентации
государственных мужей, но не нынешних, а прошедших.
     -- Кого именно? -- напирал Василий.
     -- Ну, Рейкина, -- нехотя ответил Мешковский.
     -- И что вы ей ответили? -- Дубов налил полную рюмку.
     -- Ну, ответил все, как было. -- Рюмка мгновенно опустела. -- Рассказал
ей о невинных забавах этого милого прокурорчика.
     -- И что же именно?
     --  Ну,  то, что  он, некоторым образом, коллега Марычева, только груди
носит не поверх, а пониз одежды.
     -- В каком смысле? Откуда вы знаете?
     --  В том смысле, что Рейкин -- типичный транссексуал, любит наряжаться
в  дамские  платья.  Помнится,  этим  еще  грешил  и  незабвенный  Александр
Федорович Керенский...
     Дубов подлил Мешковскому еще пол рюмки:
     -- Откуда у вас такие сведения?
     -- Ну, это общеизвестный факт, -- выпил Мешковский.
     -- Что, транссексуализм прокурора Рейкина?
     -- Да нет, присяжного поверенного Керенского.
     -- A я спрашиваю о  Рейкине. --  Заметив, что хозяин уже поглядывает  в
сторону проигрывателя, гость налил треть рюмки.
     -- O, ну, с Рейкиным  целая история. Еще в годы советской  власти я был
"голубым", а он -- "трансом". Но он,  кроме того, был  прокурором, а я... --
Мешковский безнадежно махнул рукой.
     --- Ну, ну, -- поторопил его Дубов. -- Он был прокурором, а вы?
     -- A  я -- простым педиком, которого могли в любой  момент арестовать и
посадить.  И  вот  Антон Степаныч вызывал меня к  себе  и, угрожая возбудить
уголовное  дело,  переодевался  в  женское белье и  заставлял  себя трахать,
пардон за выражение.
     -- И что, все это вы рассказали Чаликовой? -- изумился детектив.
     -- Да! -- гордо ответил рекламный агент. -- Теперь мне нечего скрывать.
Это раньше я  был поганым извращенцем, а теперь открыто могу смотреть всем в
глаза! -- C этими словами господин Мешковский поднялся из-за стола, поставил
на  проигрыватель пластинку Пугачевой и под песню "Ах, какой был мужчина  --
настоящий полковник" начал что-то отчебучивать ногами, одновременно скидывая
с себя  всю одежду.  Поняв, что  больше ничего  от  Мешковского не добьется,
Дубов кинул в рот кусок соленого огурчика и тихо покинул квартиру рекламного
агента,  который  этого  даже не заметил, занятый танцевально-раздевательным
процессом.

        "x x x"

     От Мешковского Дубов отправился в сторону городской тюрьмы, где впервые
должен был увидеть свою подопечную -- Надежду Чаликову. Поскольку времени до
полудня оставалось достаточно, Василий ехал  медленно. Но мысль его работала
не переставая:
     --  Рейкин...  Бывший прокурор Рейкин...  Находящийся  в розыске  Антон
Степанович  Рейкин  --