нности одежды той эпохи, и оружие...

   - Да, но не в ущерб ли основной идее поэмы? - вновь осторожно возразил
доктор. - И не потому ли в более поздних иллюстрациях он отказался от
изображения сиюминутных подробностей и сосредоточился на главном?..

   - И напрасно, - покачала головой баронесса. - По-моему, одно другому не
помеха. И если поэт в своей общемировой поэме все-таки нашел место и для
чисто земных реалий, значит, на то были какие-то причины! - И Хелен фон
Ачкасофф принялась за обед. Правда, уже порядком поостывший.

   - Общемировое значение - это, конечно, хорошо, - отметил бизнесмен
Ерофеев, который как раз только что расправился с обедом, - но есть вещи и
поважнее. Вот скажите, доктор, что бы вы сделали, если бы эти врубелевские
картины каким-то образом оказались у вас?

   - Конечно, отдал бы в музей, - не задумываясь ответил Серапионыч. - А
уж если бы при входе в зал приколотили табличку "Подарено музею доктором
таким-то"...

   - Но главное - люди могли бы наслаждаться высоким искусством, - добавил
Дубов.

   - Люди! - фыркнул Ерофеев. - Да давайте выйдем на улицу и спросим у
людей, известно ли им вообще, кто такой Врубель!

   - Ну, знаете!.. - возмутилась баронесса.

   - Знаю-знаю, - перебил Ерофеев, - народ надо воспитывать на высоких
образцах и все такое прочее. Да народу, дорогие мои, совсем другое нужно -
модно одеться, сытно пожрать, да допьяна напиться. И лишь тогда ему можно
предлагать - нет, не Лермонтова со Врубелем, а "Богатые тоже плачут" с
Тополем и Незнанским. И это еще в лучшем случае. И, может быть, только
после Незнанского один из ста захочет почитать что-то более серьезное -
хоть того же "Демона". А прочитав "Демона", встать с дивана, сходить в
музей и посмотреть картины Врубеля. Я, конечно, утрирую, но, поверьте мне,
самую малость!

   - Ну хорошо, - искоса глянул на бизнесмена доктор, - а как бы вы сами,
дорогой Георгий Иваныч, распорядились, ежели бы картины попали к вам?

   - Очень просто, - не задумываясь ответил Ерофеев, - продал бы
где-нибудь на "Сотби" - у них там, на Западе, богатых чудиков хватает, а
деньги бы вложил в развитие промышленности и сельского хозяйства...

   - Вы еще скажите - в ваш любимый туристический бизнес, - подпустила
баронесса.

   - Напрасно иронизируете, - с азартом подхватил Ерофеев. - Мы имеем все
предпосылки сделаться страной развитого туризма, нужно только не
полениться и поднять с земли то, что там лежит. Построить отели, привести
в порядок исторические и архитектурные объекты, отремонтировать дороги,
привлечь инвестиции... Что вы там говорили, доктор, о чудовище на
водохранилище? Да шотландцы давно уже превратили свою Несси в настоящий
бизнес, источник доходов, а мы чем хуже?

   - Ну, вас послушать, так все художественные ценности надо продать, а
выручку пустить в оборот, - не выдержал и Дубов.

   - Ну почему же, - чуть поостыл господин Ерофеев, - в оборот можно
пустить и сами художественные ценности. Картины Врубеля в Старгородском
музее, наверное, лет сто висели, и никто об этом и не знал, кроме разве
что знатоков и ценителей. А они там запросто могли воспользоваться этим
обстоятельством и превратить Старгород в мировой центр врубелеведения. Или
берите выше - в настоящую Мекку изящных искусств!

   - Ага, а в конце концов устроить междупланетный шахматный конгресс "По
Демонским местам", - ухмыльнулся Серапионыч.

   - А что, неплохая идея, - подхватил Ерофеев. - Но только поздно -
картины-то тю-тю!

   - В том-то и дело, - печально развел руками Василий.


   ***


   Частный детектив возвращался из ресторана в свою сыскную контору,
бережно неся альбом и размышляя об услышанном от баронессы Хелен фон
Ачкасофф. При этом он бормотал себе под нос:

   - Стоит ли браться за поиски? Баронесса зашла в полный тупик, иначе
черта с два она бы стала меня посвящать в это дело. Но, с другой стороны,
она вела как бы историческое расследование, а мои методы несколько иные...
Конечно, если грузовик сгорел при бомбежке, то ничего не осталось и искать
нет смысла. Но если ближе к истине Ерофеев? То есть не обязательно
ценности похитил директор Козицкий - их мог присвоить кто угодно и даже
через труп директора. В таком случае я уже не просто могу, но и обязан
что-то делать.
   Надо будет съездить в Старгород... Но перед этим постараюсь все же
что-то разведать и в Кислоярске.

   В конторе Василия ждал приятный сюрприз - он расположился в свободной
позе прямо за рабочим столом Дубова и имел облик московской журналистки
Надежды Чаликовой, с которой Великого Сыщика связывала не только
взаимоглубокая симпатия, но и совместное участие во многих приключениях.
Сразу по прибытии из Царь-Города Надя отъехала в Москву, и столь
неожиданное ее возвращение не только обрадовало, но и несколько удивило
Василия.

   - Вообще-то я не совсем к вам, Васенька, - сообщила Надежда после
первых бурных приветствий. - У меня редакционная командировка в
Придурильскую республику, просто я решила на пару деньков заглянуть к вам.
Вот прямо в город на Кислоярке, потом в город на Дурилке, а потом в город
на Неве. И еще могу открыть вам небольшой секрет - поскольку я так и так
провожу в здешних краях больше времени, чем у себя дома, то редактор
собирается назначить меня спецкором по вашему региону.

   - Очень хорошо! - обрадовался Дубов. - А то, что вы едете в Старгород -
это просто чудесное совпадение. Похоже, что и мой путь лежит туда же, так
что поедем вместе. Кстати, Наденька, а что вы собираетесь делать в
Петербурге?

   - Вот когда приеду, тогда и расскажу, - улыбнулась Чаликова. - А сейчас
лучше угостите меня кофейком. И если вы в него капнете немножечко
коньячку, то я не буду возражать.

   - А вы, Наденька, идете по скользкому пути нашего Серапионыча, -
засмеялся Василий.


   ***


   - Да, дело сложное, почти безнадежное, - сказала Надя, когда Василий
пересказал ей все, что узнал от баронессы Хелен фон Ачкасофф. - Но
попытаться все же надо. Тем более что речь идет о народном достоянии. Я
имею в виду отнюдь не только Мордавскую или Придурильскую республики -
ведь творчество Врубеля, согласитесь, имеет мировое значение.

   - И что же вы предлагаете? - спросил Василий. Надя на минутку
призадумалась:

   - Искать людей, которые что-то знают, видели или слышали, и из их
показаний делать логические выводы - ну, это уже по вашей части.
Баронесса, как истинный историк, вела поиски по архивам и библиотекам, но
это явно не тот случай. Начинать нужно с другого конца. Знаете, Вася, я
ведь была в Придурильской республике в самый разгар военных действий...
Да-да-да, я своими глазами видела, как омоновцы на северном выезде из
столицы сожгли какой-то грузовик. Но был ли он тот самый - сомневаюсь.
Ведь подобное происходило чуть ли не каждый день и на каждом шагу. Мы
непременно должны поехать в Старгород вместе - у меня там немало знакомых,
вплоть до мэра города...

   - Майор Селезень! - вдруг воскликнул Дубов. Надя чуть вздрогнула:

   - Ах, Вася, вы меня так напугали! Что майор Селезень?

   - Он же был там во время всей этой заварушки. Вот кто нам поможет!

   Надя скептически повела плечиками:

   - Нет-нет, Александр Иваныч появился там, как я понимаю, уже много
позже, во главе международного миротворческого контингента. Но вы правы -
поговорить с ним следовало бы в любом случае.

   А Дубов уже листал записную книжку, отыскивая букву "С".

   - Селезень у аппарата, - после нескольких длинных гудков раздался в
трубке характерный бас бравого майора. - Ба, да это вы, Василий
Николаевич! Всегда рад слышать.

   - Александр Иваныч, у меня к вам одно дельце, не могли бы мы с вами
встретиться лично? - предложил детектив. - К тому же не совсем
безызвестная вам госпожа Чаликова жаждет снять с вас интервью.

   - Ха-ха-ха! - От раскатистого майорского хохота едва не лопнула
телефонная мембрана. - Голову с меня уже снимали, и, как слышите, все еще
жив и трепыхаюсь. Так что операция по снятию интервью... Да-да, пардон, вы
человек занятой, не буду вам пудрить мозги. Только вот еще один нюанс о
дамах: я тут на днях видел эту бешеную кошку Анну Сергевну. Или мне так,
по крайней мере, показалось.

   - Глухареву? - удивился Василий. - Так ведь на ней до сих пор висит
уголовное дело, и появляться здесь для нее слишком рискованно.

   - А может, я и обознался, - хмыкнул майор. - Действительно, что ей
здесь делать?

   - Да бог с ней, с этой Анной Сергеевной, - в тон отвечал Дубов, - пусть
ею милиция занимается. Так как насчет нашей встречи?

   - Где и когда? - снова перешел Селезень на деловой тон.


   ***


   Анна Сергеевна Глухарева, чье имя упомянул майор, была странной
женщиной. И странность эта выражалась в увлечении идеями маркиза де Сада.
Например, ей нравилось, чтобы ее унижали и третировали. Именно ради этого
она в свое время пошла работать в администрацию Кислоярского президента. И
даже стала его пресс-секретарем. Видимо, тиранские замашки главы
государства находили отклик в ее садо-мазохической душе. Но Анна Сергеевна
совершила роковую ошибку - она попыталась шантажировать президента, дабы
привязать его к себе покрепче. Странная форма любви, конечно, но,
начитавшись де Сада, и не до такого можно додуматься...

   А дальше жизнь госпожи Глухаревой закрутилась еще более необычным
образом.
   Она связалась с экстрасенсом и аферистом Каширским. Трудно сказать, что
их объединяло, так как Каширского интересовали в этом мире лишь две вещи:
   деньги и власть. А Анну Сергевну - лишь мучения и страдания, как свои,
так и чужие. Апофеозом же наслаждения было насилие. Но Каширский, в свою
очередь, считал насилие грубой и примитивной формой власти. В этом
отношении он был эстет. И, соответственно, всегда старался подчинить людей
хитростью и коварством. Но, так или иначе, экстрасенс и садо-мазохистка
частенько действовали заодно. Естественно, когда подворачивалось
подходящее дельце.

   Для Дубова же из всей этой информации было важно лишь одно - связь
Глухаревой с Каширским. Вот это надо было держать в уме. Ведь дыма без
огня, как известно, не бывает.


   ***


   К месту встречи, небольшому скверику в центре Кислоярска, хорошо
известный нам вездеходный "Джип" майора Селезня подъехал минута в минуту.
Дубов и Чаликова уже ожидали его на скамеечке. Едва Василий заикнулся о
музейной коллекции, майор сразу смекнул, в чем дело:

   - А, вы ищете тот самосвал с картинами! Добре, добре. Правда, все это
случилось еще до моего миротворческого въезда, но я этим делом занимался.
   Даже опрашивал местных жителей.

   - И что же? - нетерпеливо спросил Дубов.

   - Да негусто. Я ведь туда не картины приехал искать, а мир наводить. Ну
вот, мир навел, а картины не нашел. Хотя кое-что выяснил. Правда, больше
на уровне слухов.

   - И что же это за слухи? - заинтересовалась Чаликова.

   - Машина якобы выехала из города в восточном направлении, - охотно
пояснил Селезень. - Если она, конечно, та самая. Ну а дальше следует уже
полная клиника: будто бы во время бомбежки некий грузовик, похожий на тот,
в котором везли музейные ценности, был взят на небо спустившимися оттуда
инопланетянами.

   - И в каком месте это произошло? - без малейшего удивления спросил
сыщик.

   - Не имею понятия, - пробасил майор. - Я ведь об этом слышал не из
первых рук, а хорошо если из восьмых.

   - Александр Иваныч, вы сказали - "грузовик, похожий на тот". А что, он
чем-то отличался от других грузовиков? - продолжал Василий свои расспросы.

   - Номером, - кратко ответил Селезень. - Судя по накладной, директору
музея Козицкому был выделен грузовик "Зил-130" номер 33-33 МОР, и именно
такие цифры были у машины, вознесенной на небо. Впрочем, все это бабские
сказки. - Было видно, что даже невероятные приключения в Царь-Городе и в
Белой Пуще ничуть не поколебали уверенность майора в том, что чудес на
свете не бывает.

   - Сказки-то сказки, - заметила Надя, - но, насколько я поняла, это
единственный случай, когда грузовик после выезда из города хоть как-то
"засветился".

   - Пожалуй, что так точно, - согласился майор. - Но это все, чем я могу
помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем
в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие,
ежели вы туда отправитесь... А это у вас что - альбом с картинами? Неужто
тот самый?

   - Да, там Врубель и еще многое другое, - ответил Василий, доставая
альбом.
   Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не
помещался.

   - Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. - Майор перелистал
несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары
в национальной воинской одежде. - Да, так я и думал, - с некоторым
разочарованием пробасил Селезень. - Именно так я и предполагал.

   - В каком смысле? - удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа
зачитал стихи под репродукцией:


   - Он сам, властитель Синодала,
   Ведет богатый караван.

   Ремнем затянут ловкий стан;
   Оправа сабли и кинжала
   Блестит на солнце; за спиной
   Ружье с насечкой вырезной.

   Играет ветер рукавами
   Его чухи - кругом она
   Вся галуном обложена.

   Цветными вышита шелками
   Его седло; узда с кистями;
   Под ним весь в мыле конь лихой
   Бесценной масти, золотой.

   Питомец резвый Карабаха...


   - Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах - это фамилия
конезаводчика, - заметил майор. - А о том, что это такое на самом деле,
узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя!
   И иллюстрировать тоже негоже.

   - А в чем дело? - пожала плечами Надя. - Прекрасные стихи. И
иллюстрация неплохая...

   - Так-то так, - отложил альбом Селезень, - но что получается? И Тамара,
и Демон - это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими
страстями, а жених Тамары - просто ничтожество, о котором как о человеке и
сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне!

   - Выходит, что так, - согласился Дубов.

   - Нет, не так! - стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. -
Почему-то считается, что раз военный - значит, солдафон или полный кретин.
   Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то
что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с
ружьем! Или возьмем "Песню про купца Калашникова": купец - благородный
человек и образцовый семьянин, а царский опричник - негодяй и
прелюбодей... Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим
патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский
конфликт разгорелся, кого позвали - высокодуховных художников? яйцеголовых
профессоров? Нет - позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в
майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько
зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров,
видите ли, тоже душа есть. - И, уже успокоившись, Селезень добавил: - А
вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не
развяжешься. Лермонтов "Демона" написал - и погиб в расцвете лет. А
Врубель так и вовсе с крыши съехал... Ну, бывайте, - резко прервал майор
содержательную беседу и двинулся к своему "Джипу", оставив Надю и Василия
переваривать новую информацию.

   - Да, ребята! - внезапно обернулся Селезень. - Если наклюнется еще
какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня.

   - Всенепременно, Александр Иваныч! - улыбнулся Василий, и "Джип",
взревев мотором, сорвался с места.

   - Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, - проводив взглядом
машину Селезня, резюмировал Дубов. - Тут мы ничего толком не узнаем.
Предлагаю отправляться завтра с утра.

   - Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место.

   - В какое?

   - В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники
что-то расскажут про своего коллегу Козицкого.

   - Может быть, - без особого энтузиазма отозвался Василий. - Ну хорошо,
вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу.


   ***


   Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова
встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже
попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять,
если вдруг паче чаяния кто-то позвонит.

   - Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по
этому делу, - говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю.
   - Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком
откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде
говоря, и известно мне не слишком-то много.

   - Что за дама, я уже догадываюсь, - заметила Надя. - Но почему ко мне
такое доверие?

   Директриса чуть смутилась:

   - Видите ли, у меня нет уверенности, если так можно выразиться, в
чистоте замыслов госпожи баронессы фон Ачкасофф. А вы - другое дело, тем
более что действуете не совсем сами, а вместе с Василием Николаевичем
Дубовым, не так ли? - Надя кивнула. - А уж господина Дубова я давно знаю
за исключительно честного и бескорыстного человека. Между прочим, однажды
он уже помог обогатить нашу коллекцию необычайно ценным экспонатом...

   - Тамара Михайловна, может быть, вы были знакомы со своим Старгородским
коллегой Всеволодом Борисовичем Козицким? - спросила Надя. - Что это был
за человек?

   Госпожа Свешникова на минутку задумалась:

   - Н-нет, лично с ним знакома не была, может, и видела когда на слете
музейных работников. Но все наши общие знакомые, искусствоведы и
музейщики, говорили буквально в один голос - умница, эрудит, специалист в
самых разных областях искусства, полиглот... А когда начались военные
действия, Козицкий прислал мне письмо, в котором спрашивал совета, что
делать с ценностями Старгородского музея.

   - Письмо сохранилось? - спросила Надя.

   - Да нет, Всеволод Борисович прислал его, что называется, с оказией и
просил по прочтении сжечь, а ответ послать с той же оказией. Он писал, что
готовится к эвакуации музейных ценностей из Старгорода, и спрашивал, смогу
ли я разместить их у себя в музее. Естественно, я написала, что согласна и
сделаю все, что только смогу, чтобы музейные экспонаты были в целости и
сохранности. Но даже не знаю, успел ли он получить мой ответ, так как
вскоре все ценности были вывезены из Старгорода и исчезли вместе с
директором.

   - Тамара Михайловна, а почему он собирался их вывезти именно в
Кислоярск?
   - спросила несколько удивленная Надя.

   - Ну что ж, - чуть дрогнувшим голосом сказала директриса, - я вам
открою все, что мне известно, до конца. Но убедительно прошу в случае чего
на меня не ссылаться. Всеволод Борисович писал, что, по его сведениям,
Придурильские власти намерены продать картины Врубеля куда-то на Запад, а
на вырученные деньги приобрести партию оружия. Естественно, Козицкий не
мог допустить, чтобы искусство служило войне и смерти. Более того, он был
одним из немногих, кто во времена военно-патриотической истерии имел
мужество открыто выступать за мирное разрешение мордавско-придурильского
конфликта. И потому опасался, что власти могут в любой момент снять его с
должности "за пацифизм и измену Родине" и поставить послушного им
человека. Оттого-то он так и торопился с эвакуацией. Но это не для
протокола, - еще раз подчеркнула Тамара Михайловна. - И вот еще один
момент - скорее всего, он не имеет никакого отношения к вашим разысканьям,
но имеет некоторое отношение к содержанию исчезнувших картин Врубеля.

   - Да, это весьма любопытно. - После таких откровений госпожи
Свешниковой Наде уже было бы не совсем удобно не проявить должной
заинтересованности даже в том вопросе, который ее в данный момент не
слишком волновал.


   ***


   Пока Чаликова беседовала с директрисой музея, Дубов сидел у себя в
сыскной конторе и составлял список предметов, который ну