но людоед, как я понимаю, ни
перед чем не остановится, если захочет  добиться  своего. Даже не знаю, кого
теперь подозревать!
   -- Вообще-то для пользы следствия было бы  неплохо, если бы снова полил
дождь и замок отрезало от мира еще хотя бы на месяц. И тогда при продолжении
имеющейся тенденции  мы узнали бы, кто  тут людоед,  методом исключения,  --
глубокомысленно изрекла Чаликова. -- Точнее говоря, методом съедения.
   --  Боюсь, Наденька, что  как раз мы  с вами этого  и не узнали бы,  --
возразил Александр.
   -- Поняла! --  вскрикнула Надя.  Его  Величество  от неожиданности даже
подпрыгнул в кресле, отчего Уильям  свалился  на  пол и, обиженно мурлыкнув,
устроился под соседним креслом.
   -- Что вы поняли? -- чуть удивился король.
   -- Я поняла, в чем тут дело! Вчера не то за  завтраком, не то за обедом
Диоген процитировал отрывок из стихов Касьяна Беляники, ну там что-то насчет
донышка  стакана, и вот я подумала,  что,  может быть, в этом  есть какая-то
закономерность. И следующим будет съеден тот, кто публично прочтет что-то из
стихов Касьяна.
   -- Ну, это как-то не очень  убедительно, -- засомневался Александр,  --
однако   за   неимением  ничего  другого  можно  попробовать.  Я  бы  сам  с
удовольствием  зачитал  что-нибудь  из его  стихов.  Хоть бы,  например,  за
обедом.
   --  Как,  Ваше  Величество!  --  запротестовала  Надя.  --  Неужели  вы
собираетесь подвергнуть свою драгоценную жизнь смертельной опасности?
   --  Нет,  ну мы ведь будем ожидать  людоеда  во всеоружии, --  возразил
король. -- Надеюсь, вы разделите мое общество?
   -- Что за вопрос! -- возмутилась Чаликова.
   Александр поднялся и задумчиво подошел к окну.
   -- Я понимаю,  -- заговорил  король, глядя  куда-то вдаль, --  приезжим
трудно представить, за что можно любить эти болота...
   Чаликова  удивилась  столь  неожиданной  перемене  темы,  однако  молча
слушала,  не  задавая  вопросов,  да  и,  казалось,  Александр  говорил,  не
обращаясь ни к кому.
   -- Просто я здесь родился и вырос. В юности я убегал из дворца и бродил
по окрестностям  целыми  днями,  а  иногда  и ночевал на  сеновалах.  Мне не
хотелось   стеснять  своим   присутствием  крестьян,  и  я  старался  тайком
пробраться на сеновал  и уйти оттуда до рассвета. А  крестьяне относились ко
мне с большой любовью. При случае угощали парным молоком  с ржаным хлебом. И
с гордостью говорили:  это наш маленький король. Нет, они не завидовали мне.
Более того  --  они,  кажется, жалели меня. И вот теперь,  став  королем,  я
понимаю почему.
   И, внезапно обернувшись, он спросил:
   -- А вы как думаете, Надежда, зачем нужен король?
   Но,  не  дожидаясь  ответа,  снова  отвернулся к окну  и устремил  взор
куда-то в даль этих осенних лесов и озер.
   -- Отец  мой поощрял такие прогулки,  но заставлял брать  с собой лук и
меч. А я  их прятал  в развилке вон того дуба, -- указал рукой Александр. --
Несколько лет назад  в него  попала молния,  но он только обгорел местами, а
так все  тот же. Да. Эх, молодость, молодость. Я тогда бродил по  болотам  в
надежде  найти  спящую  красавицу  в  хрустальном  гробу,  поцеловать  ее  и
пробудить  от  векового  сна.  --  Александр  усмехнулся.  --  Я  был  очень
возвышенным юношей, начитавшимся  всяческих умных  книжек. И все же... И все
же  тогда я был добрей и беззаботней. Потому что сейчас  ощущаю себя душевно
опустошенным. Пустые  дела,  пустые разговоры. И жизнь  уходит, как песок  в
часах. -- Александр тяжело вздохнул. -- Хотя нет, конечно, не все так плохо.
Есть и у меня  своя маленькая  звезда,  которая светит мне во мраке. Это уже
очень,  очень много... Да. Однажды  я заблудился на  болотах, так меня вывел
оттуда  водяной. Да-да, самый  настоящий водяной. Правда, это  мне уже потом
моя нянька мне  объяснила. Это  был  такой  полный человек, я бы  сказал, ну
вроде как тюлень. Ему трудно было идти по земле, и он как бы переваливался с
ноги на ногу и весь колыхался при этом. И говорил неустанно.  Он рассказывал
мне  про наших озерных рыб. Про хитрых,  самоуверенных  окуней. Про сонных и
жирных линей. Про пронырливых  пескарей. Про  глупых, но стремительных  щук.
Заслушавшись его, я даже не заметил, как мы подошли к замку. И тут он быстро
попрощался и... и как в воду канул.  То есть действительно  исчез в болотном
озерце. Без всплеска и  брызг. Как выдра  -- он вошел в  воду, а не упал как
булыжник. --  Александр снова  вздохнул. -- Да,  вот такие вот бывали у меня
похождения. Хотя Спящую Красавицу я так и не нашел. Зато мне кажется сейчас,
что в своих  странствиях  по  болотам я  обрел нечто большее.  Но это трудно
выразить словами. Надеюсь, вы меня понимаете, Надежда.
   --  О да, Ваше Величество, -- с неподдельным почтением отозвалась Надя.
-- Я вас понимаю.


x x x


   Водяной неспеша вел Василия по едва заметной тропинке среди болот и при
этом  беспрерывно  говорил  --  видимо,  такая  возможность  выдавалась  ему
нечасто:
   -- Да-да, Василий Николаевич, если кто спросит, то так и отвечу -- мол,
видел вас мертвым и с ножом в груди. Ах-ах-ах, такого человека убили!
   -- Погодите-погодите, -- перебил Дубов, --  вот этого как  раз не надо.
Вы меня никогда прежде не видели, кто я такой -- не знаете.
   --  Ну конечно же не знаю!  -- радостно подхватил водяной. --  Откуда ж
мне вас знать. Высокий такой, кудрявый? Нет, никогда не видел. -- Дубов лишь
горестно вздохнул, а водяной продолжал: -- Да только,  видать, не простой вы
человек, ежели вас в первую же ночь ножичком пырнули!
   --  И  впрямь  бы  пырнули,  кабы  Кузька не упредил, --  чуть поежился
Василий. Кажется, только сейчас до  детектива начало по-настоящему доходить,
что с ним могло произойти ночью.
   -- И откуда только у них, у домовых, такое чутье? -- подивился водяной.
--  Хотя Кузьма-то теперь не у дел. Да ведь раньше-то он, кажись, проживал в
Белой Пуще, не так ли?
   -- Так, -- нехотя ответил Василий.
   --  А, ну тогда  понятно,  почему они вас...  -- заговорщически понизил
голос водяной.  --  Да нет,  вы  не подумайте, я  завсегда с вами. Если что,
готов помочь. Сам-то я тутошный, а вот дружок мой леший -- он тоже оттуда. A
когда  князь Григорий леса повырубил и своим  вурдалакам волю дал,  то  всем
честным  лешим,  домовым, русалкам да кикиморам пришлось уходить кому  куда.
Этому хоть повезло -- корчму открыл...
   -- Как, неужели наш корчмарь -- леший? -- изумился Дубов.
   -- Леший, Василий Николаич, как есть  леший! -- затараторил водяной. --
Жаль мне его, зябнет на болотах, мокнет, по родным лесам тоскует.
   -- Ничего, скажите  ему, что мы посадим новый лес, еще лучше  прежнего,
-- оптимистично перефразировал Василий знаменитые слова из "Вишневого сада".
   -- Как же, так вам и позволит князь Григорий, -- хмыкнул водяной.
   -- А вот когда его не будет...
   -- Эк загнули! Да он же бессмертный.
   -- Да ничего он не бессмертный, -- с досадой проговорил  Дубов. -- Или,
вернее сказать, это зависит от нас с вами.
   -- Вы мне  ничего не говорили, я не слышал! -- Водяной сделал вид,  что
собирается заткнуть уши. -- Меня попросили, я вас провел, и всего делов.
   Василий  огляделся  -- оказалось,  что  они  идут  уже  не  по  обычной
тропинке,  а  по узкой  полоске  земли, возвышающейся среди двух канавок. За
ними тянулись  такие же полоски, поросшие вереском, багульником и брусникой,
над которыми изредка возвышались рябиновые и бузинные деревца.
   -- Ну вот, идите прямо по  этой грядке, а потом, когда болото кончится,
прямо по тропинке  через перелесок, и выйдете как раз на задворки  замка, --
пояснил  водяной. -- А теперь позвольте  вас  покинуть.  Если что, всегда  к
услугам. --  С этими словами водяной, как накануне вечером, сиганул прямо  в
поросшую ряской канавку и исчез из вида. А Василий один двинулся в указанном
направлении  --  там  в лениво рассеивающемся  тумане  уже проступали  башни
Беовульфова замка.


x x x


   Князь Григорий сидел  за  столом  в  своем  рабочем  кабинете  и слушал
внеочередной доклад барона Альберта:
   --  Ваша  Светлость,  тут  вот  пришли  сведения  относительно  боярина
Василия. Нам  удалось взять его под наблюдение.  -- Альберт заглянул  в свои
бумаги. -- Вчера он посетил сначала Беовульфа, а потом Гренделя...
   -- Так я и думал, -- помрачнел князь. -- Ну и что же дальше?
   --  Дальше, Ваша  Светлость,  наши  люди действовали в  соответствии  с
вашими указаниями. Согласно  донесению, ночью боярин Василий был  обезврежен
по месту временного проживания -- в корчме.
   -- Надеюсь, все было сделано чисто? -- заметно повеселел князь.
   -- Знатоки работали, -- позволил себе ухмыльнуться барон Альберт.
   -- А как насчет Длиннорукого? -- продолжал расспросы князь Григорий. --
Вы тут, помнится, собирались за ним приглядеть.
   -- Да-да,  мы приглядывали, -- несколько смутился  Альберт.  --  Утром,
уйдя от вас, он побывал на конюшне, где беседовал  с душегубом Петровичем, а
затем исчез из видимости.
   -- То есть как исчез? -- удивился князь Григорий.
   -- А вот так вот и исчез. У себя его нет, но и кремль он не покидал.
   --  Ну  ладно,  и  черт с  ним,  --  махнул рукой  князь. --  Но  когда
объявится, то пускай его пригласят ко мне.
   -- Будет исполнено, -- подобострастно кивнул барон.
   Тут в кабинет заглянул охранник:
   -- Ваша Светлость, к вам князь Длиннорукий.
   -- А, легок на помине, -- провел пальцем по усам князь Григорий. -- Ну,
пусть заходит.
   В комнату бочком вошел Длиннорукий:
   -- Здравствуй, князь-батюшка, как я тебя давно не видел!
   -- Да  вроде бы утром виделись,  -- проворчал Григорий.  -- Ну, заходи,
раз пришел.
   -- Вот, бежал  из темницы, --  продолжал  Длиннорукий, -- из  темных уз
Дормидонтовой темницы. На тебя, князь, уповаю!
   --  Да  знаю  я, что ты  бежал, --  несколько  удивленно  ответил князь
Григорий. -- Чего это с тобой нынче? Лишку выпил, что ли?
   -- Три  дни  не пил,  три ночи не ел,  до тебя добираючись, -- зачастил
Длиннорукий, --  а ты  меня,  князь  Григорий, столь  неласково  встречаешь.
Приказал бы баньку истопить, самоварчик поставить...
   -- Ладно, князь  Длиннорукий, я вижу, ты  нынче малость не  в  себе, --
поморщился князь Григорий. -- Ступай проспись, а завтра о делах и поговорим.
Альберт, проводи его. -- Князь махнул рукой и углубился в свои бумаги.
   Однако двери  вновь  приотворились, и вновь заглянул тот  же  охранник,
хотя физиономия у него была несколько обескураженная:
   -- Ваша Светлость, к вам снова князь Длиннорукий.
   -- Пусть входит, -- не отрываясь от бумаг, ответил князь Григорий.
   Дверь открылась  шире,  и  в кабинет вошел собственной  персоной бывший
царь-городский   градоначальник   князь   Длиннорукий.   Барон   Альберт  от
неожиданности  вскрикнул,  а  два  Длинноруких  застыли  как  вкопанные,   с
изумлением глядя друг на друга.
   --  Ну,  что   там  такое?  --  нехотя   оторвался  Григорий  от  своих
государственных дел.
   -- Вот... -- пролепетал  барон  Альберт,  дрожащим  перстом указывая на
двух Длинноруких.
   Князь же Григорий, кажется, вовсе не удивился такому повороту.
   --  Ну что ж,  прекрасно, -- проворчал князь, скривив губы в брезгливой
усмешке. -- Верно говорят, что хорошего  человека должно быть много. Но  два
князя Длинноруких для одной Белой Пущи, пожалуй, уж совсем замного будет.
   -- Да  что ты, князь-батюшка, это ж я Длиннорукий! -- с чувством ударил
себя в грудь "первый" Длиннорукий. -- А он самозванец, рази ж ты не видишь?
   -- От самозванца слышу, -- не остался в долгу "второй".
   --  Прекратить  базар! --  поднялся  во  весь рост  из-за  стола  князь
Григорий. -- Кто  из вас  самозванец,  а  кто нет, мы еще разберемся. А пока
отправьте их обоих у темницу.
   -- Слушаюсь! -- отчеканил заметно повеселевший барон Альберт.
   -- Этого -- у подвал, а того -- у башню,  -- продолжал князь  Григорий,
-- и глазу не спускать. C обоих.
   --  Как же так!  -- чуть не хором завозмущались оба Длиннорукие.  -- Из
одной темницы да в другую!
   Но дюжие охранники уже тащили их прочь из княжеского кабинета.
   -- Как ты думаешь, кто из  них  настоящий, а кто нет? -- спросил князь,
оставшись вдвоем с бароном Альбертом.
   --  Не знаю,  но  во всем согласен с Вашей  Светлостью, -- дипломатично
уклонился  тот  от  прямого  ответа.  И вдруг  смекнул:  --  А  ну  как  оба
самозванцы?
   -- Здравая мысль,  -- хмыкнул  князь. --  Но если двух Длинноруких  для
одной Белой Пущи будет замного, то что уж говорить о двух самозванцах!


x x x


   За  обедом в королевской трапезной царила  обстановка  самая  мрачная и
отчаянная, хотя  за  окном ярко светило солнышко,  и  разноцветные витражные
стеклышки в окнах еще больше разукрашивали и без того пестрые стены.
   Все  сотрапезники сидели, уткнувшись в тарелки и изредка бросая друг на
друга подозрительные взоры. Один лишь король Александр находился в наилучшем
расположении духа: он  подтрунивал над неловким пажом, то и дело проливавшим
ему вино на одежду, бросал изумрудным перстнем солнечные зайчики на  стены и
потолок и вообще всячески старался  подбодрить  своих друзей, пребывавших  в
состоянии глубокой хандры.
   -- Ну что вы  так  раскисли, господа? -- говорил король. -- Пейте вино,
веселитесь, радуйтесь, пока живы!
   --  Ваше  Величество!  --  сверкая  своими  большими  темными  глазами,
вскочила донна Клара,
   -- Ну, в чем дело, сударыня? -- повернулся к ней Александр.
   --  Ваше  Величество, позвольте обратить  ваше  высочайшее внимание  на
синьора Данте.
   -- Ну и что же? -- пожал плечами король, бросив взор на Данте.
   -- A с чего это он ничего не ест?
   -- Кусок в горло не лезет, -- буркнул Данте.
   -- Вот именно, -- обрадовалась  донна Клара, -- потому  и не лезет, что
вы уже ночью...
   -- Что ночью? -- с вызовом глянул на нее синьор Данте.
   -- Пообедали, вот что! -- выпалила донна Клара.
   -- Вздор вы говорите, сударыня, -- отрезал Данте, однако демонстративно
взял с блюда огурец и откусил половину.
   --  A овощи  хорошо идут  после  мясного, -- не  унималась донна Клара,
однако синьор Данте даже не стал на это ничего отвечать.
   -- Господа, прекратите препираться, -- слегка повысил голос  Александр,
заметив, что донна Клара собирается продолжать  свои обличения. -- И вообще,
для  лучшего  пищеварения ученые  эскулапы  советует за трапезой  говорить о
чем-то приятном. Например, о высокой поэзии.
   Как  заметила  Надя, это предложение не  встретило у сидящих за  столом
особого энтузиазма, однако возражать королю никто не стал.
   --  Иоганн   Вольфгангович,  может  быть  вы  нам  все-таки  что-нибудь
прочтете? -- обратился Александр  к  заморскому  поэту. Иоганн Вольфгангович
словно только этого и  ждал. Выхватив с ловкостью факира из кармана какой-то
свиток, он принялся читать:

   -- Нихтс ист иннен! Нихтс ист ауссен!
   Денн вас иннен -- ист драуссен...


   -- Благодарю вас, -- сказал король, терпеливо выслушав до конца, -- но,
простите, насколько мне известно, никто из нас не владеет языком вашей музы,
да и я знаю его лишь как разговорный...
   --  Нихт проблемен! --  широко улыбнулся Иоганн Вольфгангович  и извлек
еще один мятый листок. -- Вот тут другой мой стихотворение в  переводе. -- И
он, немного запинаясь, торжественно зачитал:

   -- Кто с плачем хлеба не вкушал,
   Кто, плачем проводив светило,
   Его слезами не встречал,
   Тот вас не знал, небесные силы!..


   "Нечто похожее я  уже  где-то  слышала", -- подумала Надя,  пока Иоганн
Вольфгангович  раскланивался  в  ответ  на  сдержанно-вежливые  аплодисменты
сотрапезников,  которых в этот момент  высокая поэзия явно  волновала меньше
всего.
   -- По-моему,  превосходно,  -- высказал свое  суждение Александр. --  A
теперь, господа,  с  вашего позволения, я тоже хотел  бы прочесть  несколько
строчек.
   --   Неужели  и   Ваше   Величество   заразились  неизлечимой  болезнью
сочинительства!  --  удивленно  воскликнула  мадам  Сафо,  всплеснув полными
ручками.
   --   Увы,   --  покачал  головой  Александр,   --  сам  лишенный   дара
сочинительства, я способен лишь  на покровительство... Дело в том, что после
Касьяна остались  четыре или пять стихотворений, на которые людоед,  видимо,
не обратил внимания.
   Король протянул руку,  и Перси подал ему несколько неказистых  листков.
При этом паж тихо, чтобы остальные не услышали, прошептал:
   -- A ведь из этого следует, что людоед, скорее всего, не из поэтов...
   Александр   величественно   кивнул   и,   бегло  просмотрев   рукописи,
остановился  на   стихотворении,  которое  он,  по-видимому,  счел  наиболее
подходящим к случаю:

   -- Я хотел открыть тебе душу,
   Но ты ей предпочла мое тело...


   Во все  время чтения паж  украдкой наблюдал  за  присутствующими --  не
выдаст ли кто-то себя невольным взглядом или жестом.


x x x


   Увидав боярина Василия, Беовульф очень  обрадовался, а когда узнал, что
за причина привела к нему вчерашнего гостя,  то пришел в неописуемый восторг
и в лучших чувствах заключил Дубова в могучие объятия.
   -- Так,  значит, вас пытались заколоть?! -- взревел Беовульф. -- Ну вы,
в природе, даете!.. Да ради бога, живите, сколько хотите, у меня вы будете в
полной  безопасности, ко  мне сюда ни одна сволочь не полезет -- убью! -- И,
несколько успокоившись, добавил: -- Боярин Василий, милости прошу пожаловать
ко  мне  в рыцарскую залу, выпьем по кубку  старого  доброго  винца  за ваше
счастливое спасение!
   -- Не откажусь, -- улыбнулся детектив.
   Рыцарская  зала представляла собою обширное помещение, стены которого в
живописном беспорядке были увешаны старинными портретами, боевыми  доспехами
и охотничьими трофеями.
   -- Прошу!  -- широким жестом указал Беовульф на  огромный стол. Василий
отодвинул  громоздкое кресло, но  непроизвольно вздрогнул:  из-под  стола  с
громким лаем выскочила огромная лохматая собака.
   -- Грегуар, молчи, шельмец!  -- прикрикнул Беовульф. -- Мой любимец, --
пояснил  он,  целуя  пса прямо в морду. --  Я его, знаете ли,  в честь князя
Григория  так  назвал. Чудная псина, только гадит где  попало... -- Беовульф
хлопнул  в  ладоши,  и слуги  внесли в залу  огромный серебряный  жбан и два
позолоченных кубка.
   -- Это мои самые лучшие, --  с гордостью пояснил радушный хозяин, щедро
разливая   вино.  --   Их   за   верную  службу  пожаловал   моему  пращуру,
Гильденкранцу, сам королевич Георг.
   -- Какой королевич Георг? -- отпил Дубов из кубка.
   -- А, ну тот, что основал наше  Мухоморье, сиречь  Новую  Ютландию. Его
ведь выгнали из Ютландии, вот он сюда и перебрался.
   -- А за что его выгнали? -- заинтересовался Василий.
   --  Ну,  он  там  такого  начудил,  просто  любо-дорого!  --  захохотал
Беовульф.  --  Такую  потасовку устроил -- папашку  своей невесты взял да  и
зарезал, понимаешь! Как завопит:  "Крысы!"  -- и шпагой в  занавеску  раз, и
все. А  нечего было стоять за занавеской! Во как... В другой раз заявился на
совещание королевских советников с медведем на цепи... Вот с этим, -- указал
радушный хозяин на изрядно тронутую молью медвежью шкуру, висевшую на стене.
--  A  когда на самого своего дядюшку, на короля то есть, стал наезжать, так
это вообще!  Да уж, славные  были  времена  -- не то что сейчас. -- Беовульф
горестно вздохнул, подлил себе в кубок мутного вина и опрокинул его в горло.
В этом чувствовался опыт и сноровка.  -- Ну  что, боярин Василий, налить вам
еще? -- предложил Беовульф своему гостю.
   --  Можно,  --  чуть  заплетающимся  голосом  ответил  Дубов.  В  своей
Кислоярской  действительности он отнюдь не слыл безупречным трезвенником, но
и к столь обильным возлияниям не привык.
   --  Себе я налью поменьше,  -- как  бы извиняясь, сказал хозяин. -- Мне
ведь на свидание с дамой пора идти. А вы тут продолжайте, сделайте милость.
   -- Дама та самая, что вы давеча говорили?
   -- Ну конечно! Ах, какая женщина, какая  женщина... Мне для  нее